Здраствуй, любимая

     Вагон был плацкартным, отливающим никелированными подножками и ручками, полированными полками, серыми стеклами окошек, на которых темнели пятна от высохших дождевых капель, полосатыми матрацами, свернувшимися рулетами под потолком. Поезд уже тронулся, набирая скорость, и пассажиры засуетились, оборудуя себе временный ночлег. Где-то звякали ложечки, где-то знакомились, где-то вели исповеди за человеческое житьё-бытьё.

     Он вышел в тамбур, чтобы не мешать соседям укладываться спать. Мелькали темные слегка подсвечиваемые пролетавшими за окном фонарями станций покидаемые места. Такие же картины открывались здесь и сто, и пятьдесят лет назад. Мало что менялось на богом забытой земле. Куда-то они ехали, торопились, откуда-то возвращались, пока не пришёл этот последний миг, и все твои мысли, дела, желания оказались стертым файлом в мировой информационной системе.

     К его возвращению в купе попутчики уже устроились, мирно прикорнув на выданных железнодорожных постелях. Он тоже разложил полку, устроил спальное место, снял кое-что из одежды, и занял свое место в вагоне.

     Монотонность звуков стерлась ночными видениями. В тишине к нему подошли двое: он и она. Подогнули свесившийся уголок простыни, поправили одеяло, легким дуновением пригладили волосы. Во сне он подумал – это хороший знак, пусть даже он не понимал всех этих сонников, что там к чему снится, он надеялся только на интуицию, знать, свои собственные образы и фантомы. Хорошо, что он выехал сегодня, а не подождал еще сколько в надежде, что ехать не придётся. Она ждала его там. Он был уверен, но до последнего тянул с этим отъездом. Чего он так опасался? Она единственная кто ему нужен в этом мире, да и кому, по сути, нужен он. Она ему иногда снилась в каком-то странном белом платье, умеющей ходить по воздуху и по воде. Она никогда с ним не заговаривала, но сомневаться не приходилось: кому кроме неё являться  в снах?

      Он давно понял, что по каким-то причинам нужен ей, но это только радовало и пугало одновременно. В конце концов, ему неожиданно предложили эту поездку, и он не стал отказываться: пусть будет перст судьбы.
 
      Ночь прерывалась бормотанием и храпом пассажиров, суетой входивших и выходивших на промежуточных станциях, продолжением этого дивного сна с внимательными руками, заботливо ухаживающими за ним и отгоняющими плохие мысли. Так хорошо, как сейчас ему уже не было давно. Какие-то волны как в колыбели качали сознание. Может быть нас действительно  любят, но за этой суетой и постоянной жизненной нервотрёпкой это трудно заметить? 

      Вдруг на одной из ночных станций по проходу прошли врачи. Стало плохо какой-то пассажирке в соседнем купе. «Пульс почти не прощупывается»  – слышал он. Её сняли с поезда. И теперь поезд летел несколько быстрее, дабы наверстать упущенное время, благо ночные магистрали заполнены слабо, да и в последние годы всё отчетливее было видно, что столько путей сообщений здесь не нужно, некому в принципе так уж сообщаться.

     Он снова задремал, и видел как кто-то в белом халате, вероятно врач, нащупывает ему пульс на сонной артерии. «Пульс почти не прощупывается»  – слышал он. «А с чего мы начинали, помнишь.» И вагон качало на стрелках и гнало в ночь за Киев*. Опущенное, чтобы не задувало сквозняком  в неплотно прилегающее окно, жалюзи слегка парусило. Казалось прошла целая жизнь в этом вагоне. К счастью боковое место на одной из станций покинул дородный седой господин, который всю ночь видно промучился на своем лежаке, потому как место было ограничено двумя стенками соседних купе в размер явно не соответствующий его росту. «Прокрустово ложе какое-то» - сказал выходящий, собирая сумки и подмигнув внимательно наблюдавшему за его сборами герою. Потом знаком поинтересовался: не поднять ли слегка кожаное забрало на окошке? И получив кивок в виде согласия,  щелкнул металлическим крепежом. Стало видно, что ночь нежно сменяли ранние сумерки.

      Глядя на наступающую зарю, молодой человек снова вздремнул. Под моноритм стыком всплывали строчки: «Трясясь в прокуренном вагоне, он полуплакал, полуспал».

      Остальное произошло мгновенно. Вагон совершил какой-то странный манёвр, накренившись на бок, сначала послышался звон падающих стеклянных стаканов, потом бьющихся стёкол, потом всё переросло в один нескончаемый грохот. Вдруг стали слышны какие-то нечеловеческие крики, скрежет металла, лязг, почему-то показалось, что кто-то то ли звонит в колокол, то ли монотонно бьёт в рельс.

      Он открыл глаза, тело заходилось от боли, смущал какой-то скрежещущий звук в ушах. Только спустя мгновение он понял, что это его зубы больно били в ушные перегородки эхом рвущихся металлических струн. Пахло гарью, мазутом, землей и травой. Вдруг, все голоса и шумы для него смолкли. Он увидел её. Она как обычно шла не касаясь земли, а белое платье легко парусило вслед движению. Ему хотелось крикнуть, позвать на помощь – ведь она могла не рассмотреть его в этой груде тел и железа с пластиком. Но в горле чувствовалась какая-то теплая влажность и слегка гнилостный запах. Голоса не было. Почти теряя сознание он заметил, как легко её платье касается горящих предметов, но остается всё таким же кипенно-белым. Краем уходящего струёй жизненного наполнения, отчего тело внутри делалось пустой болванкой,  с чёрным безжизненным пространством, он уловил её взгляд. Сомнения не осталось. С долгами покончено. Он ехал именно к ней.

      Здравствуй, любимая.

****

Крушение поезда «Невский экспресс» в 2009 году — крушение скоростного фирменного поезда «Невский Экспресс» № 166, следовавшего из Москвы в Санкт-Петербург (РЖД-20), приведшее к гибели 28 и ранениям не менее 132 человек[3]. Среди погибших — государственные чиновники высшего ранга, известные бизнесмены и две беременные женщины. Произошло 27 ноября 2009 года в 21 час 30 минут по московскому времени на 285 км (перегон Угловка — Алёшинка, на границе Тверской и Новгородской областей) линии Санкт-Петербург — Москва, недалеко от деревни Лыкошино.

Описываемое событие происходит на "зализницы" УЗ-22 ("за лизка")

© Copyright: Волна Поль Домби, 2011
 Свидетельство о публикации №21110160786