Над Бэкингемским дворцом

*    *    *

Над Бэкингемским дворцом — Марс в пылающем доме.
Дом этот очень обширен — так, что даже перемещаясь в пространстве —
переплывая Атлантику, или скользя по просторам Сибири,
каждый из нас созерцает его в постоянстве цвета и формы.

Марс восходит в зенит. Его бессонное око
пепельно-розовым, мёртвым, и всё же немеркнущим светом
жалит рассеянный взор, проходя бесконечный ряд умозрительных окон,
светит попеременно на каждую точку земной параллели.

Против дворца — длинный извилистый пруд, уходящий почти к горизонту.
Белая маска Луны, вся в круглых ранках от метеоритов,
катится прямо туда, где неоновый свет колеса в луна-парке
держит её до утра в плену голубого холодного нимба.

Лебеди дремлют под полукружьями ивовых веток,
у островов, где в британских угольных фраках вороны
клюют изумрудный газон, пока и его, и ворон, и лебединые спины
вместе с Луной не сольёт в чёрно-белую гамму внезапная ночь.

Стоя у этих ворот, ты сказала мне что-то наивно-смешное.
Наивность нельзя обрести, она — как нежность младенческой кожи.
(Я бы хотел предложить собору седых патриархов
причислить смешную наивность к свойствам безгрешных и праведных душ.)

Бывшее с нами тогда, как созвездие крупных алмазов,
стоит в моих мыслях и снах в полусфере полночного свода.
Каждый предмет пейзажа бросает в разные стороны ночи
длинные тени от каждой из звёзд моего пантеона.

Нет ничего на Земле, что нам не принадлежало
в длинные ночи и утра наших бессонных прогулок.
Даже незримая смерть как будто сулила начало
того, что ждало нас у полога смутным пока силуэтом.

Всё, что сказала мне ты, разлетелось, как клочья порванных писем.
Карты земных городов — дневники наших чувств на полях у Истории.
Марс совершенно бесстрастен, он тает в разводах космической нефти.
Скоро настанет новое лето, и он станет едва различимым.