***

Я сама виновата, Господи, — сердце крошится на куски.
Настрадалась уже я до сыта от безумия и тоски.
Все, кто мог меня бросить, — бросили, отвернулись, сошли на нет.
Хватит прямо на стопку повестей и ещё на десяток лет.
Не прошу ничего, не ратую, не бунтую, не бьюсь в окно.
Я холодная, словно статуя, и прокисшая, как вино.
Я растерзана вся, распорота, обездушена — нету сил,
я отравлена этим городом захмелевшей святой Руси.
Как же встать-то мне, истекающей кровью, — с этим ножом в спине?
Как раскапывать эти залежи необузданных прошлых дней?
Как учиться всему и заново, коль не хочется ничего?
У меня не хватает главного — только в сущности одного:
этой жёсткой стальной решимости, этой действенности, оси.
Я же хрупкая, словно жимолость, — у меня не хватает сил
сделать выбор и взять ответственность на себя за свою же жизнь.
Где найти мне азарт и средства, технологии, чертежи? 
Научи меня — слышишь, Господи? — быть отточенной, словно сталь,
сильной быть — и любви, и жёсткости, чтобы сердце собрать и встать,
и пойти, и сложить всё сызнова, всё по-новому возвести.

Я созрела уже и вызрела — чешуированный тротил.