06 08 2010

Она совсем молода: ей двадцать один.
Ему пятьдесят три, в его аптечке валокордин,
Энап, корвалол, а впрочем, номенклатура не так важна.
А до него она почему-то все время была одна.

Он ей твердит, мол, девочка, ты же знаешь, время на твоей стороне,
Будет жестоко и ложно говорить то же самое обо мне.
Ты пятном ослепительно-красочным ворвалась в мой спокойный мир,
Как ни странно, мудра и опытна, и об этом je veux ecrire.

У меня ведь ни миллиарда нет, я к пятидесяти трем годам
Разве что миллионы стихов собрал, да и те тебе не отдам.
Все, что ты от меня увидела - пыль прокуренных библиотек,
Но, к несчастью, все время раньше я почему-то встречал не тех.

Может, кто-то в администрации, отвечающий за всех нас,
Так был занят, так загнал в угол был, что ошибся один лишь раз:
Замотался, устал, и вследствие, например, перепутал стол.
Может быть, именно поэтому я так рано сюда пришел?

Или глупая секретарша там не пришла или напилась,
Документы забыла, испортила, и так поздно ты родилась?
Может, в этом причина кроется. Или так было суждено?
Да и что обсуждать, это глупо так, и теперь уже все равно.

Есть слова, что бывают лишними. Они словно опошлены.
Мы в кунсткамере под Всевышними. Из-за всей этой пелены:
Рассуждений, событий, безумия потеряли мы будто суть:
Ничего в этой жизни дороже нет, чем банально с тобой уснуть.