Пасха в Москве

Спят в Кадашах столетий черепки,
под солнцем снедь пасхальная обильна,
то рыбы-церкви просятся в силки,
в садки любви, где подрезают крылья.

Глазеет с крыши стадо изразцов,
и купола в лазури колосятся,
а в золотой осанне – тень отцов
который век тревожит наши святцы.

С бахчи ли сорван купол с медным лбом –
арбузно круглый, доблестный и сладкий?
Мой Белый город – русский Лиссабон
из-за высоток выглянет украдкой,

подносит гостю дольку кулича,
кагор пригубит – разговор без края
(пусть болтовня в крови у москвича,
но иногда в молчанку поиграем).

Весна – и камень за душу берёт!
Здесь заводских гудков забыли гомон,
но колокольной медью пахнет мёд
заутрени. Так стоит дорогого

иной рассвет (где звуки, чуть дыша,
по галерее крадучись…) что ситец
процеживает Кремль, зубцов ушат
плеснув с размаху в сытый сумрак Сити –

чтоб лавой лопнул, злобой полыхнул,
рассыпался над Царскими вратами.
Окончен пост, и выдворенный гнёт
уже гниёт. А раны – залатали.

Замоскворечье в латах тишины.
Синица чистит перья перед клиром.
Все грозы мира вновь отражены,
и воскресает сущее всем миром.

Носили ночью радость в решете, -
а расплескать легко, как воск пропащий! –
и забирали мысль о теплоте
в дворцы, пустыни, хижины и чащи.
2012