Ночь. Кое-что о Маяковском

«Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают —
значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — кто-то хочет, чтобы они были?»

Владимир Маяковский. «Послушайте!» 1914 г.




Рыжее
холёным жирным блином
солнце
развалилося повсюду.
Сорока-
этажная перина
разбросала глаз
цветную
груду.

Фонарей беззубых полотно – на
нём
иглою нежности,
узрев ночь,
отсидевший ветер
приблатнённо
вы-
та-
ту-
ировал бесконечность.

Высь пришпорил безголовый всадник
выжженной пятой
по будню быта.
На постель пустую
чёрный ад ник,
и рыдал в платочек-землю:
«Вы – та!»

А на самом крайнем этаже – там,
где паскуда-время,
у развалин
пирамиды света –
даже в этом
звёздочки архангела узнали.

За руки взялись.
Пыхтя, настали.
И чернилом высморкавшись,
гений
взял перо и выскоблил на стали
полное
собранье
сочинений.

Знать, кому-то так необходимо
это было.
Было всё в апреле –
Маяковский ВладимИр ВладИмир-
ович
с глазу на глаз с револьвером.

Сладкий яд с сосца стального вымени
залпом принял,
самолюбьем греемый.
Не твоё ль
тогда
мерцало
имя
в памяти «Есенину Сергею»?

Сам теперь – гляди –
холодный,
в зале –
вон –
лежишь
спокойненьким
товарищем.
Из щелей клопы
по-
вы-
пол-
зали,
ели труп, вопили матом: «Тварь, ишь!»

А в глазах газет с багровым лоском
Жизнь поэта критиком измерится.               
Значит, нужно
было
так
Полонской –
месяцем-серпом
по горлу
сердца.

Не ушла б, легла б, ручьём бы вылилась –
И глядишь, уж вышло б всё
раскаянно.
Но глаза, и нос, и рот – не Лилины –
Каина.

Моряку вселенной плыть да плыть бы
дальше,
в атлантические
воды.
Но легко весной забыться глыбе
вот и...

Хорошо, что был тогда один там –
айсберги уходят в одиночку.
От любви растроганная льдина
рухнула,
рассыпавшись
на точки.

А чуть позже
старенькая мать и
две сестры на шарике
убогом
плакали так громко,
что стигматы
звёзд
закровоточили
у Бога.

И взрвалось изъезженное тело
мостовой души и перламутром!
Знать, кому-то
видеть
захотелось
пулей дня
застреленное
утро...


27-29 декабря 2011 года