Вольные каменщики

1

Пыряев проснулся от боли в животе. Встал, посмотрел на часы – 3:22. Подумал: «Рано… Хотя если на раннюю ехать, то можно и собираться – не спеша помолиться, Евангелие почитать, Апостол, записки написать…»
Боль в животе усиливалась.  Подумал: «Нет – на раннюю не поеду… Праздник… Поздняя пышнее, красивее…» Включил чайник.
Навёл чаю со сгущёнкой, попил с постными пряниками… Боль отпускала… Лёг, закрыл глаза… на ум пришло вчерашнее чтение: «…Господи, и Пушкин был масоном…  свобода, братство, равенство… «Мой друг, отчизне посвятим / Души прекрасные порывы…»… Отчизна… семья… брак… Бог… враг… друг… подруга… Развития уж нет, мы топчемся на месте… Господи помилуй… ничего не понимаю…»
- Ты в храм-то поедешь? – услышал сквозь дрёму голос жены.
- Который час?
- Без четверти восемь…
- Поеду. А ты?
- Мне нельзя…

Утро было туманным и сырым. Молился на ходу, в троллейбусе, в метро… И всё не давала покоя эта «лучезарная дельта»… «Вольные каменщики… свобода, братство, равенство… грандиозные проекты… новые технологии… сегодня лучше, чем вчера… Сегодня лучше, чем вчера? А экология, а катастрофы, а кризисы… А может и ничего страшного – ведь ничего толком не знаем…»
Народу в храме было много. Пели хорошо. Все священники были: и настоятель отец Александр, и отец Валентин, и отец Максим, и отец Павел, и отец Феодор, и отец Михаил… и все диаконы были… Но Пыряева опять и опять мучили эти мысли, и живот опять ныл. К тому же, все люди пришли с ветками вербы, а он упустил этот момент – просто забыл…
Настроение совсем испортилось. Он смотрел по сторонам – нет ли кого знакомых, чтобы хоть веточку попросить… Нет – знакомых не было…
- С праздником. Причащались? – спросил отец Максим, подавая для целования крест.
- Нет. – опуская глаза, признался Пыряев.
- Готовьтесь на Пасху.
- Да-да… на Пасху обязательно… - ему хотелось поговорить с батюшкой о масонстве, но было ясно, что сейчас не получится…
Когда стали освящать вербы он протиснулся поближе к святой воде… Сначала всего несколько капель попало на голову, одна на щёку… потом ещё, ещё… потом он подставился прямо под кропило… и тут уж почувствовал обилие благодати…
И на улице теперь было светлее. Солнце не сильно, но пробивалось сквозь пелену, и поддавало теплоты и золота этой серебристой мокрой туманности… И живот перестал ныть. Он выслушал весь трезвон и, улыбаясь, медленно направился к дому.

- Звонил Гена Быков… - с порога обдала новостью жена.
- Что говорит?
- В больнице лежит… операцию перенёс…
- Да ты что?.. Где, у себя?
- Нет, теперь уже здесь, в областной…
- В Мониках?
- Да.
Пыряев схватил телефон.
- Ало! Гена?
- Я, Лёша, я… - голос друга был слабым и хриплым.
- Что же ты сразу-то не сказал?.. Друг называется…
- Ну, а что я тебя буду дёргать своими… у тебя своих полно…
- Да какие-такие «своими-твоими»!.. Ладно, скажи, как самочувствие? Как операция прошла? Что врачи говорят?.. Хотя погоди – я сейчас приеду… Как мне тебя найти?
- Пятнадцатый корпус, седьмой этаж…
- Что привезти? Ну, апельсины там, яблоки… соки… Я же не знаю, что тебе можно, что нельзя…
- Ничего не надо… Мне Женька всего понатащила… сам приедешь, и будет с меня…
- Всё. Еду…
Начал быстро обуваться.
- И не поешь даже? – спросила жена.
- Потом…

И опять всю дорогу молился, но думал теперь уже о друге: «Как же так – почему не сообщил?.. Господи помилуй!.. ведь лучший друг…»
Подходя к означенному корпусу, подумал: «Наверное, надо бахилы брать…» Открыл входную стеклянную дверь и сразу увидел его. Он сидел напротив, на железной, синего цвета, дырчатой лавочке и улыбался ему. Ждал.
«Господи, Гена, что с тобой стало...  – сжавшимся сердцем подумал Пыряев. – Где твои широченные плечи, друг, где мускулистые, сильные руки, где вечно цветущее, кровь с молоком, лицо?.. Боже мой, Боже мой… скелет, обтянутый жёлтым пергаментом…»
- Ну, здравствуй, друг, здравствуй…
Обнялись.
- Как же так, Гена  – почему не сообщил? Может лекарства какие нужны?.. или деньги…
- Всё есть… Как сам-то?
- Да что я… сам видишь, я цел… а вот ты… Ну, рассказывай… по порядку и  сначала…
- Что рассказывать, Лёша… хорошо отгул в тот день взял, а то если бы в электричке прихватило…
- Видишь, как Господь управляет…
- Да, управляет…
- Ты рассказывай, рассказывай…
- Ну, позавтракал я, значит, думаю, пойду прилягу… Женька тоже в отгуле была… мы собирались стены в новом доме штукатурить… думали, за три дня как раз управимся, а то потом объект будем сдавать – выходных не дадут, не то что отгул… Иду, всё нормально… остаётся буквально два шага до кровати, и вдруг бац – ноги отнялись… Я как рухнул… вот такая гиматомища была на заднице… и головой ударился сильно… затылком… до сих пор болит… Кричу, Женя, Женя… это мне кажется, что кричу, а она-то и не слышит… голос куда-то подевался… до сих пор слова еле-еле выхрипываю… слышишь же… Потом уж она, когда посуду помыла, зачем-то в спальню пошла, как увидела меня и давай сразу реветь… Я ей говорю, не кричи, звони, скорую вызывай… Позвонила, приехали, забрали… За сутки у меня ноги во как опухли – столбы а не ноги… тяжеленные, словно якоря… Меня под капельницу, и таблетки, и уколы… Два месяца… Правда опухоль спала, но не совсем… дали направление сюда… здесь как глянули… у нас там такой аппаратуры-то нет… тебя, говорят, голубчик, резать надо немедленно… Смотри, шов какой…
- Ого!..
- А что ты хочешь – надрывался, надрывался, вот и надорвался… Я же до армии ещё пошёл на стройку, каменщиком… кирпич на себе таскали на этажи, цемент, раствор… после армии тоже самое… двадцать семь лет таскотни… а прорабом, думаешь, легко… сплошная нервотрёпка…
Пыряев всё это знал... вместе начинали, потом он ушёл на завод, поступил в институт… а Гена так и остался на стройке…
- Всё, Лёша, я теперь инвалид… Муха вон зиму спала – сухарь сухарём, гербарий, а солнышко припекло, она крылышки расправила и летает… а я уже не полечу… И, главное, дом не достроил… Как мне говорили, не начинай стройку после пятидесяти… нет – начал… вот где бес-то попутал…
Пыряев не знал что сказать.
- Кормят-то хоть нормально?
- Нормально… Только я не отъедаться приехал сюда…
- Телевизор в палате есть?
- Нету…
- А в коридоре?
- Нету. И слава Богу. Ничего не хочется… я и не сплю… Встану среди ночи, в окно гляжу… на церковь гляжу… молюсь… плачу… думаю, Господи, вот и жизнь прошла…
- Да поживём ещё, Гена… что ты себя хоронишь уже…
- Пожить-то, может, и поживём, но как?.. Оно вот случилось и никого рядом… одна Женька… всё – я ей теперь гора на плечи, до самой смерти… А как ведь я её обижал… Господи, как обижал… Бывало приду пьяный, как начну претензии метать… как шваркну ужин об стену, она прибирается… молчит… Хорошо хоть не бил… Стыдно, Лёша, ой как стыдно… Да что там – сам всё знаешь, вместе гусарили… кошмарили… хамили…
- Да-а-а...
- Ты вот пока здоров ещё, подумай… со своей Натальей жизнь-то наладь…
- Да оно вроде и ничего… - Пыряеву неприятен был этот разговор, а куда уйдёшь?
- Я тоже так думал, пока здоров был, а вот прихватило и вижу – ничего хорошего… И ведь у тебя, Лёша, тоже самое… что я не знаю…
Пыряеву хотелось переменить тему.
- Знаешь, Ген, я вчера читал… оказывается и Пушкин масоном был… и Кутузов, и Карамзин… да почти вся элита… и часть духовенства… Представляешь, какова история отечества?.. Никогда не задумывался?.. Лучезарная дельта… грандиозные проекты… души прекрасные порывы… Что скажешь, Ген?..
- Ой, Лёша, да мне теперь по барабану… хоть бы и коммунистами были они все… Ну ладно, иди… устал я…
- Хорошо, я теперь тебя навещать буду… может телевизор, всё-таки, привезти?.. «Культуру» будешь смотреть… «Дискавери»…
- Не надо, и без того тошно… Ты лучше вот что – сходи, купи мне сигарет… две пачки «Winston»…
- Ты же вроде бросал…
- Бросал… а теперь вот поднял…

В дороге, опять молился и думал, но теперь уже о себе: «А ведь действительно, что хорошего – всю жизнь гулял, да концерты закатывал, а она всё терпела… и теперь, если вдруг что, опять ей на шею… Господи помилуй… тоже мне гусары-каменщики… вольные-малохольные…»
Он тихо отпер дверь, тихо вошёл. Она смотрела телевизор. Переоделся, сел рядом.
- Ну, как там Гена? – спросила, не отрываясь от экрана.
- Да ничего вроде… шов во какой… но врачи говорят…
- Есть будешь?
- Не знаю… не хочется что-то…
- Как это, не знаешь?.. посмотри на кого похож – дистрофик желтушный… Сегодня праздник, я котлет рыбных нажарила, рису отварила… вина купила… Надо подкрепиться, а то до Пасхи не дотянешь…
- А в Пасху умереть хорошо – сразу на Небеса…
- Успеем на Небеса… ещё не каялся, а уже собрался…
Выпив вина и поев котлет, он почувствовал себя лучше. Подсел к ней, прижался и стал смотреть кино…


2

Недолго продлилась супружеская идиллия для Пыряева. Минут через пять он вдруг стал всматриваться и вслушиваться в происходящее на экране. Там шла война. Непримиримая война. Мужчины не могли примириться с женщинами, женщины с мужчинами, женщины с женщинами, мужчины с мужчинами, дети с родителями, родители с детьми, дети с детьми, государство с гражданами, граждане с государством, и между государствами не было мира, а было гнетущее перемирие, исполненное шпионажем, политическими провокациями, банковскими операциями, торговлей оружием, наркотиками… При том что экстерьеры, интерьеры и наряды героев самые роскошные…
Тут же на ум пришла странная, страшная мысль: А если наоборот? То есть, если с ней, с Натальей, что-то, не дай Бог, случится, тогда ему, Алексею, придётся положить её себе на плечи и нести до самой смерти. Эта мысль показалась ему неестественной, хотя и вполне возможной. Но он не привык к такому положению вещей… его, такого положения, никогда не было в жизни Алексея Пыряева – сперва мама за ним, потом жена… и никогда он… Ну спину там почесать, пятки помять с устатку, ужин приготовить, но чтобы за лежачей ходить: кормить с ложечки, горшок подсовывать, купать по пятницам… Нет, дорогая – рожать в роддом, болеть в больницу… И потом, женщины живут дольше… за женщиной ухаживает другая женщина… за мамой – сестра или жена, за женой невестка или дочь… Большая семья – это великое благо… как говорится, пенсия пенсией, а любовь родных ничем не заменишь… А если нет родных, и нет друзей? Тогда что? Социальный пакет?...
«Свобода, равенство, братство…» - надо подумать... где тут любовь?.. Сегодня лучше чем вчера… завтра лучше чем сегодня… передовые технологии… То есть, если сегодня я сижу на обычном фаянсовом унитазе, то завтра буду сидеть на карбоновом, с анатомическими регулировками, с электронным сенсорным управлением, да с музыкой, да с телевизором перед глазами… Но в чём тут прогресс? Пищеварение-то не улучшается… качество продуктов питания в прямой зависимости от экологии… здоровье – это уже не здоровье, а симфония медикаментозных приёмов…
Смерть… Смерть… Смерть… Зараза – смерть есть, болезнь есть, а счастья нет… Зарабатывать деньги и покупать всё что хочется и делать всё что заблагорассудится – вот лейтмотив торжественного марша общества потребления… Если заболеет жена или мать, я не буду за ней ухаживать – чего ради мне терпеть неприятности – у меня есть деньги, найму сиделку… не понравится эта – найму другую… Но где счастье, где любовь, где?.. у сиделки, или у гляделки, которые за деньги?..
Неизъяснимое смущение произошло в голове Пыряева от этих мыслей, неизъяснимое. Он осторожно встал и пошёл.
- Ты куда? – спросила потревоженная жена.
- Ванну хочу принять… - пространно ответил озабоченный муж.
- А до завтра потерпеть не можешь? Я только вчера убралась – сейчас развезёшь грязищу…
- Тогда пить хочу…
- Поставь чайник… я тоже попью…

Он прошёл на кухню, набрал в чайник воды, включил. Достал из шкафа банку мёда, сухари, сушки, приготовил две чашки. Сел за стол. Вдруг вскочил, затеплил лампадку под иконами, что-то пошептал, покрестился. Опять сел за стол.
«Зараза чайник – гудит, как ракета на старте… мешает мыслить…» - сжал уши ладонями. Мысли хаотично роились. Он пытался их систематизировать. Не получалось… Всё перемешалось… он даже не мог оценивать и отбирать – столь плотен был этот растущий клубок…
Кино кончилось. Пришла жена.
- Заварил?
- Нет. Не успел. Только что закипел…
- Как это только что, когда он чуть тёплый?
- Быстро нагрелся – быстро остыл… закон физики…
Она нажала на кнопку, чайник опять загудел.
- Представляешь, Наташенька, оказывается, Пушкин был масоном…
- Ну и что… это нисколько не умаляет его поэтический дар…
- Поэтический дар – да, но… Ну хорошо, а что ты думаешь по поводу масонского лозунга «Свобода, равенство, братство»?..
- А что тут думать… совершенно очевидно, их нет: ни свободы, ни равенства, ни братства…
- Браво! И я так думаю… Равенства не может быть априори: один брат старше, другой умнее, и оба горды… Кто в миру борется с гордостью?..
- Ты посмотри, что творится вокруг РПЦ… эти девочки с песнями…
- А я вот что думаю, Натали, при более скрупулёзном анализе обнаруживается, что никто и никогда не угрожал Христианству, ибо это невозможно по причине слабости человеческого разума… даже, коллективного… Все, якобы противники, в той или иной форме, каждый в свою меру, со своей колокольни, ценой жизни, а зачастую и не только собственной, вольно или невольно доказывали незыблемость и вечную актуальность христианских ценностей… Сегодня происходит тоже самое… и странно видеть некоторое смятение среди православных… ведь сказано: Церковь Христову врата адовы не одолеют во век… Это Бог сказал, а не какой-нибудь там мастер ложи… Сила веры и любви снимает и все прочие вопросы… в том числе и вопрос времени… и смерти… - он затих на мгновение заметив как проблема смерти для него решилась сама собой, и уже замаячило счастье. – А как тебе нравится лозунг «Вся власть народу»?.. Разве народу нужна власть?.. Да не нужна она ему… ведь он, мятежный, счастья ищет, а не за властию бежит…
- Неплохо стихарнул, неплохо… Но от себя ли говоришь, или статистику знаешь? – она улыбнулась.
- Попала… ласточка моя… ай, как попала… - он тоже улыбнулся, он любил, когда она активно участвовала в разговоре: возражала, раздражалась, впадала в истерику. – А ты никогда не задумывалась, что есть, по сути, просвещение для простого человека? Я не говорю о точных науках: математика, физика, химия – тут всё ясно – плоды научно-технического прогресса не только зримы, но и осязаемы в быту… А вот, что касается, к примеру, истории – тут только на веру… И кому я должен поверить? Меняются политические строи, меняются и взгляды на историю, переписываются учебники… Я, простой обыватель, ничего не могу проверить… И может быть даже хорошо: начни я копаться во всём этом, результаты могут оказаться самыми плачевными для моего психического здоровья… впрочем, и физического…
- Знаешь, Лёша, меня всегда поражала твоя манера излагать мысли – крутишь, вертишь, путаешь… Скажи прямо и просто – о чём речь?
- Речь о том, что истинная картина исторического полотна, без всяких искажений, находится только у Господа Бога… С этим-то ты, надеюсь, спорить не станешь?
- Нет – с этим не стану – это более чем очевидно.
- Значит, правдивее тот из историков, кто ближе к Богу. А кто ближе к Богу масон Карамзин, или православный Снычев? Тоже вопрос, да?.. Но у меня есть свой путь – я могу, как верующий человек, напрямую обратиться к Богу…
- Уточни…
- Молитвенно… Буду день и ночь молиться, пока Господь не услышит меня и не снизойдёт ко мне, грешному, и не просветит… я то к Нему не могу подняться, по немощи своей… И если это произойдёт, то я испытаю такое счастье в любви, что совершенно забуду о чём спрашивал… Подумай, к чему мне счастливому, умилённому Божьим присутствием, все эти миллиарды исторических подробностей… Если только у меня нет эстетического влечения к этому, или жгучего желания восстановить историческую правду… Улавливаешь, куда я клоню?
- Если честно, то нет.
- Возьми Библию и начни читать с самого начала… Как только дойдёшь до убийства Авеля братом Каином – всё, дальше можешь не читать…
- Почему?
- А разве из этого не ясно как в дальнейшем будут развиваться события? Ну, хорошо, читай дальше… Думаю, столпотворение откроет тебе глаза…
- А если нет?
- Тогда прочитай всё Писание от корки до корки… и Псалтирь, и Евангелие, и Деяния Святых Апостолов, и Апокалипсис…
- И ты думаешь, прочитав всё это, я смогу правильно представить себе ход истории хотя бы от Рождества Христова до наших дней?
- Тогда на колени, и молиться, молиться, молиться… пока ум не просветится… Однако, неплохая рифма получилась… - он улыбнулся, она нет.
- Поняла. Это всё? – она уже сильно тяготилась разговором. Чего-чего, а напрячь он всегда умел.
- Нет – не всё. Скажи мне, ласточка моя, какие у нас с тобой отношения?..
- Брачные… мрачные, но брачные… - вздохнула и улыбнулась. Эта тема явно была ей ближе.
- Отлично… и на чём же основан наш брак?..
- Опять начал крутить… К чему, это ты, Алексей? – опять нахмурила брови.
- Вот, скажем, если со мной что-то случится, не дай Бог, конечно… ну, как с Геной Быковым… или того хуже… будешь за мной ухаживать до смерти?..
- С такими вопросами, Лёша, я раньше тебя помру…
- Уклонилась…
- Да буду, буду!.. после того, что я уже вынесла за тобой…
- Значит, любовь?..
- Выходит что так… А вот ты, друг мой, если вдруг со мной что случись, будешь меня носить до самой смерти?..
- Как раз об этом и размышляю…
- Интересно… и каковы же заключения?..
- Хочешь знать?
- Хочу.
- Изволь. Это неестественно, а потому невыносимо…
- Ух, ты! Ну-ну, продолжай…
- Вот смотри: женщина вынашивает мужчину в утробе своей, потом она его рожает, потом выкармливает и растит, потом женит на себе, и опять, по новой… ну, образно говоря… вот это естественно…
- То есть, ты хочешь сказать, что мужчина – это вечный ребёнок на женских руках?..
- Именно… Думаю, это произошло ещё тогда, когда Адам поддался на уговоры Евы отведать запретного плода… Да – ровно тогда он потерял премудрость, первенство и власть…  и с тех пор так и ведётся… Даже Христос в утробу женщины…
- Не женщины, но Девы…
- Я в принципе говорю… девственность – символ, а в данном случае ещё и признак чистоты… Он вселился в утробу Девы, чтобы весь путь нам показать… и на Кресте говорит ученику: «Се Матерь твоя.» И вообще, всё человечество вышло из утробы женщины, и вскормлено ею, и взращено…
- Почему же вы тогда нас так закабалили, загнобили, занасиловали?..
- Думаю, по недоумению, из гордости и за первородный грех…
- Мстите? – округлила глаза и вскинула брови.
- Нет – чтобы грех не распространялся… или не так быстро… Не надо было тебе змея слушать… Сейчас бы сидели в раю и горя не знали… А теперь неси наказание до скончания века… Дело в том, что отпав от Бога мы сильно повредились умом… Ну что ты не читала, или проповедей не слушала?.. Посмотри, вся духовная литература, и вся серьёзная светская, это констатация факта безумия и методики его исцеления… спасения… И Христос говорит о спасении души, а никак не о благоустройстве мира – этому нас учить не надо: башни строить, и города на болотах воздвигать мы вон с каких времён знаем… а теперь у нас ещё и нанотехнологии в руках – мы теперь таких унитазов наштампуем… А что ты смеёшься?... Только недалёкие развлекатели говорят и пишут, мол, принимай человека таким, каков он есть и живи в своё удовольствие – «Свобода, равенство, братство»… Заманчиво, но на это хорошо сказано: «Пили, ели, веселились – протрезвели, прослезились…»
Пыряева вдруг пронзила мысль, которая ошеломила его. Он вскочил со стула и стал ходить от окна к двери, то волосы теребя, то похрустывая суставами пальцев. Остановился и, пронзительно глядя ей в глаза, стал озвучивать поражение:
- Ты представляешь, что мне сейчас пришло на ум?..
- Интересно…
- Теперь уже все – масоны… по сути… и я масон, и ты масонка…
- А я-то каким боком?..
- Ну, ты же за технический прогресс… тебе же септики на даче подавай, горячую воду, тёплый санузел, стиральную машину, спутниковое телевидение… Интернет…
- А тебе не надо, да?
- И мне надо – я тоже масон… А это всё, вдумайся, мешает нам развиваться в другом направлении… чудес не творим, не исцеляем, не воскрешаем, хотя молимся порой в расшибон… Его, это удобство, этот комфорт, эту роскошь, ведь обслуживать надо и стеречь – усилия прилагать, и мысли, и чувства… деньги зарабатывать надо, и не малые… Посмотри как ты со всем этим цацкаешься: и моешь и протираешь, и меня напрягаешь: то кран течёт, то стену сверли, полку повесь – порошки чистящие ставить некуда, то ещё что-то… и нет этому конца… вот где беспредел… имущество растёт, помещений и шкафов хронически не хватает… когда тут о добродетелях радеть, когда серьёзные книжки читать?.. Да, милая, жизнь свою не растянешь, а вот сократить легко… и прежде всего, суетой… Все технические новшества очень скоро начинают требовать обновления… Да, радость моя – мамона любит покушать… Думаешь, празднословили святые отцы, когда говорили о нищелюбии и нестяжательстве... Счастье – категория внутренняя, поэтому внешнего совсем немного надо… всё необходимое обеспечено Богом через природу…
- Удалось? – она была уязвлена и хотела как-то ответить, она терпеть не могла, когда он обращался к ней «радость моя» - «Тоже мне Серафим Саровский нашёлся».
- Что?
- Чтобы грех не распространялся – удалось?
- Нет… А как это возможно, если оно уже с грехом входит, да в грешное…
- И что будем дальше делать?
- Ничего не будем делать… Мы с тобой точно уже ничего делать не будем… С нас достаточно просто жить-доживать, и Божьи заповеди соблюдать…
- Так просто?
- А что, дети выросли, внуки под их присмотром… Лично я не хочу больше участвовать ни в каких стройках-перестройках, ни в каких реформациях, не хочу ни судить, ни рядить… меня всё устраивает, всего полно…
- Интересно, что же ты хочешь? Не может быть, чтобы все желания извёл…
- Есть желание, есть… Хочу впасть в детство, погулять, как на летних каникулах после седьмого класса, и спокойно умереть… и хорошо бы раньше тебя…
- Ну, это уж как Бог даст… Чай зелёный будешь, или чёрный?
- Всё равно… тут ещё один вопрос есть…
- Нет-нет, меня уволь… - она положила мёду в розетку, взяла свою чашку с чаем и пошла к телевизору.
- Зря… - уже сам с собой, продолжил рассуждать Пыряев. – Женщина-то ведь, по сути, ребро… изъятое из мужской груди… Да буду, буду ходить за тобой!.. – крикнул в её сторону. И, уже глядя на иконы, – Господи помилуй нас, грешных!..


3

Он проснулся от боли в животе. И сердце ныло. Посмотрел на часы – начало второго. Боль в желудке можно устранить двумя способами:
1) навести чаю со сгущёнкой и попить с пряниками или с белым хлебом, можно каши овсяной поесть;
2) перетерпеть – поурчит, порычит, поскулит и перестанет.
А вот с сердцем сложнее.
На Страстной неделе боль в желудке всегда достигала высшей силы. Он решил перетерпеть Христа ради. Корчился, катался по полу, выгибался, прогибался, сжимался весь, растягивался… молился…
Животная стала утихать, а сердечная боль напротив – усиливалась. Прислушался к сердцу – оно ныло от жалости и любви ко всему сущему – от него самого, Алексея Пыряева до Адама Божьего.
Он видел и чувствовал как мучился Адам… ещё бы – такое положение потерять: райское благополучие, свободное созерцание Божьего Промысла, знание тайн мироздания, любовь Бога… Ведь он был абсолютно свободен, когда не думал о себе… А как стыдно было потом от всех: от ангелов, от зверей, от растений, от самой земли, от неба, от Бога, друг от друга… Каждый день ссорились, каждый Божий день душевный покой теряли… а как трудно было начинать эту жизнь… это потом Бог в помощь – книги, пророки… а уж с Евангелием-то совсем красота… А тогда, кто бы что подсказал, помог… всё сам, всё сами… всё с нуля… Рождение Каина… потом Авеля… потом эта трагедия – восстание и убийство… понятно, что сами виноваты, но как вырулить, как пережить… а жить и мучиться пришлось, ни много, ни мало – девятьсот тридцать лет… А мы сегодня думаем как бы до семидесяти дотянуть, дохохотать, доразвлекаться… Мы словно бросаем вызов Богу: Ах, Ты нас так, а мы от Тебя эдак – нам всё ни почём: мы петь будем, и плясать будем, а смерть придёт, умирать будем… Какая-то гламурно-частушечная вакханалия… И мы ещё называем себя сотрудниками Бога, сотворцами… это большой вопрос – кто у кого тут сотрудник…
Нет, что ни говори, Адам больше всех пострадал… и ещё Христос, видя какая бездна лежит между человеками и Богом… Иудеи, мусульмане, буддисты, демократы, масоны, коммунисты… какая разница – все от одной матери… все катимся в одну сторону… всех жалко – всем плохо… а те, кому хорошо – либо остатки ума потеряли, либо под наркозом… либо святые…
«Ну, что тут поделаешь… ну что тут поделаешь… - он стоял на коленях и плакал… Вдруг вспомнил Гену, друга. – Ему наверное ещё хуже… в больничное окно смотрит на церковь и тоже плачет… шов ощупывает…»
Взял телефон, набрал номер. Ответ пришёл со вторым гудком.
- Да, Лёша, это я…
- Не спишь?..
- Нет… не могу…
- И я не могу – так жалко всех… так жалко… мы все так сильно повреждены…
- Давай вместе помолимся за всех?.. – в голосе друга слышалось понимание и участие. Видимо, думал о том же.
- Давай…
- Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас грешных, всех: и живых, и мертвых…
- Аминь.
Они ещё поговорили… обо всех и обо всём… но теперь уже как-то тихо, без осудительного надрыва, с пониманием и сочувствием… На прощание договорились каждую ночь созваниваться и вместе молиться о всех… 

Положив трубку, Пыряев посмотрел на часы, времени до звонка будильника было ещё достаточно. Лёг.
Он испытывал какое-то невыразимо радостное спокойствие. Может быть именно таким ощущением он и представлял себе близость Бога. На душе было ясно и несомненно – была полная уверенность в том, что их молитвы будут услышаны и Бог помилует всех… От переживания этого необъятного счастья он забыл обо всём на свете…
- Лёш, вставай! Проспали… - она потрясывала его за плечо, как некогда мать.
Он по-ребячески отмахивался, и невнятно гундел:
- Ещё чуть-чуть… ну что ты, на самом деле… дай сон досмотреть…
- Ладно смотри, опоздаешь разок – ничего страшного… - она поднялась, накинула халат, пошла умываться и готовить завтрак…


01.05.12
16:20