***

                "Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
                перешел на шепот..."
                И. Бродский, "Я входил вместо дикого зверя в клетку..."

Я поднимал глаза и над глазами — веки,
и упирал взгляд в нагло-тупую ряху,
чтобы сказать, что страх — худшее в человеке,
даже когда сам уже умирал со страху.

Я пил самогон с попОм, судил и ругался матом,
доказывая, что Бог духовен в своей плоти,
что не хочу быть рабом Христу, но хочу — братом
и просто — собой быть, а не "за" или "против".

Я верил точке в конце доказанной теоремы,
но никогда не верил авторам этих точек;
чтоб доказать своё, я сочинял темы,
которые мне отвечали очередями строчек,

сизифовой каторгой поиска истинных импликаций
и пирровыми значениями полученных результатов,
и не хотел быть причисленным ни к одной из творческих наций:
ни к точным, ни к словоблудам, ни к малярам по плакатам.

Я никогда не верил в раскаянье Магдалины,
покольку голодному трудно не есть и каяться в гладе,
я видел женщин, которые гнули над шпалами спины,
пока их мужья и братья сидели в пивной засаде...

Я сам отдавал за то, что было моим по праву
(но не всегда — в морду, взятками было — тише)
мечтал о любви к себе, выискивал деньги и славу,
и каменный постамент... Теперь бы — найти нишу...

Из всех земных обращений, взывающих к "благородию",
но истинно вызывающих ненависть и недоверие,
я выбрал не изыск родства, а на него пародию,
я вывел бы из подкорки "ваше высокомерие"!..

За всё, что не получилось, я благодарю Небо
и, как говорят наши ставшие тюрками греки,
"а также в лице каждого" — за каждый кусок хлеба,
которым не подавился,
                за зрение.
                И за веки.