Избранное 1988-1990г. г

***
Когда уходит тихо от меня
Последний луч оранжевого солнца,
Царапнув ногтем по моим губам,
Как будто поцелуем всепрощальным, –
Я остаюсь, повергнутый в печаль.
И надо мной сгущается тоска,
Готовая на землю выпасть ливнем.
И я бреду в былинной синеве
По тихим переулкам незнакомым,
И там опять ищу одно окно,
Которое мне никогда не светит,
Которое зашторено давно
И, как провал, в лицо мне бездной дышит.
Зачем все это нужно мне теперь,
Когда вопросов больше, чем ответов,
Когда слабо – пером и топором,
Когда в душе невиданный погром?..
Зачем?

***
Любимая, давай когда-нибудь
С тобою встретимся мы где-нибудь,
Присядем поболтать куда-нибудь
О чем-нибудь и как-нибудь.
Любимая, скажи мне что-нибудь:
Хотя бы “да-нибудь”,
Хотя бы “нет-нибудь”.
Я так хочу определенности –
Чего-нибудь!..

***
Мне тридцать лет…
Статистика считает,
что половина жизни позади.
Свеча горит и безвозвратно тает.
Помилосердствуй, время, пощади!
Дай мне успеть все то, что я задумал,
дай песню спеть, чтоб в памяти жила.
Дай часть пути, чтобы в лицо не дуло,
и воскреси любовь, что умерла.
Другой такой не будет – это ясно.
Другой такой вовеки не найти.
Верни любовь, чтоб жил я не напрасно,
и с ней прошел вторую часть пути…
2.04.1988.


 ***
Дождь упал, как занавес в театре.
Мы – актеры – спрятались за ним.
И любовь в последнем третьем акте
медленно рассеялась, как дым.
Осветитель выключил приборы,
в зале пусто, на душе – темно.
В гардеробе шум и разговоры,
и в июль распахнуто окно.
Это жизнь подбросила сценарий,
каждому подсказывая роль.
Дождь упал, как занавес, – меж нами,
недовольный нашею игрой…
27.08.1988.


 ***
Я видел тьму, когда вокруг смеялись,
но видел свет, когда вокруг темно:
когда мечты нелепо развенчались,
когда луна не жалует окно,
когда дожди стучат по зябкой крыше,
когда свистит над головою плеть,
когда любовь, ниспосланная свыше,
беспомощна все зло преодолеть,
когда от скверны не очистить душу,
когда удачи не было и нет, –
я знаю: не сверну в пути, не струшу –
я видел Свет!
7.04.1990.


 ***
У любви земной и любви воздушной
есть одно различие.
небольшой нюанс:
у любви земной – простыня, подушка,
у любви воздушной –
облачный альянс.
Там, за облаками,
родственные души
кружатся в восторге,
как бы в полусне.
И сколько б ни мечтал я
о любви воздушной –
знаю: все сведется
к смятой простыне…
1.05.1990.



 ***
Когда ты падаешь и знаешь,
что это – сон,
что это – бред,
когда ты точно понимаешь,
что никакого страха нет,
когда лишь серое предгрозье
лелеет мысль о торжестве,
и дождевых порывов гроздья
размечет ветер по траве,
когда закружит цепь событий,
и сердце входит в резонанс,
когда оборваны все нити,
и не спасет последний шанс,
когда невидимые токи
выдавливают кровь из жил, –
тогда к тебе приходят строки,
с которыми ты жизнь прожил.
4.05.1990.


 ***
Моей судьбы поношенный пиджак:
задерганный, залатанный, протертый.
Порой я в нем герой, порой – чужак,
иду навстречу Богу или чёрту.
В карманах – ветер,
в рукавах – мороз,
и пуговиц щиты на поле брани
я оставлял,
когда от женских слез
или угроз
бывал смертельно ранен.
Но я привязан к стареньким вещам:
они служили и еще послужат.
…Опять дожди.
Опять хожу по лужам.
Опять курю,
и снова – натощак…
Моей судьбы поношенный пиджак,
ты много слышал
и еще услышишь.
…Опять луна.
Опять брожу по крышам.
Опять влюблен.
Да будет вечно так!
6.05.1990.

***
Луна светила вполнакала, в пол-окна,
и серебрилась половина занавески.
Поговори,
поговори со мной, луна.
Поговори со мной, печальная невеста.
Пожалуйся, как горько быть одной
и подбери для жалоб слог высокий.
И расскажи, как трудно быть луной…
А я пойму:
я тоже одинокий.
Поговори,
поговори со мной, луна.
Я выплесну тоску на чашу ночи.
Куда же ты уходишь от окна,
не услыхав моих последних строчек?
Твой образ исказили облака,
и ты исчезла в матовой лавине.
…Легла на стол усталая рука.
И умерли стихи – на половине…
9.05.1990.


 ***
Втянулось солнце в коридор заката,
и лезвиями – тени по траве.
Навязчивые мысли в голове:
чужие песни, стершиеся даты.
Заканчивалась майская гастроль
дождя и ветра,
скрипача и сердца:
смычок в чехле, в кармане канифоль,
и скорбное анданте после скерцо.
И вот уже вечерняя вуаль
раскрытого окна едва коснулась,
и сердце встрепенулось, покачнулось,
и выдохлось,
и замерло –
а жаль…
10.05.1990.

***
Эта темная ночь,
эта странная, вязкая повесть
поглотила мой город,
заползла в переулки души.
Эта темная ночь,
эта зла и пророчества помесь,
дай исход моим снам,
а потом уходить не спеши.
Не спеши уходить,
превращаясь в рассветную серость,
не спеши уходить,
ибо я не успею сложить
три-четыре строки –
и мое остановится сердце…
Ах, как хочется жить!
Ах, как все-таки хочется жить!..
15.05.1990.
***
Свалялся тополиный пух,
прибитый городом к бордюрам,
веселый майский день потух,
дразня закатным маникюром.
И вечер матовым крылом
акаций терпкий дух развеял,
а я уселся за столом
и чистый лист строкой измерил.
19.05.1990.

 ***
В этом мире,
который был создан, как мастерская,
испытания все мы проходим –
как ученики:
кто – любовью,
кто – славой,
кто – властью,
а кто – раскаянием,
кто – стреляет в поэтов,
а кто – сочиняет стихи.
Я пришел в этот мир,
чтоб испробовать всё понемногу:
но отдался любви –
для раскаянья или конца.
В этой жизни,
в которой мы все подчиняемся Богу,
так непросто
остаться душою – достойным Творца…
25.05.1990.


***
Я метался,
я сбросил подушку,
задыхаясь в ночных миражах.
Но холодные мертвые души
молча дрались со мной на ножах.
Я кусал пересохшие губы,
я хрипел,
а казалось – кричал.
Но тяжелые медные трубы
добавляли кураж палачам.
И текло,
как из дырок в бидоне –
по локтям,
по плечам,
по спине…
Я проснулся –
и кровь на ладонях.
И два ржавых гвоздя на стене…
16.07.1990.

 ***
Когда над домом вспыхнет Орион,
когда душа сама с собой в разладе,
когда тревога – с четырех сторон –
я открываю старые тетради.
В них миражи и юношеский пыл,
чужое сердце, взятое с наскока.
Но пыл иссяк,
а может – поостыл
и тихо тлеет между строк
до срока…
И сердце, разоренное тогда,
другому было отдано навеки…
Менялись рифмы, даты, города,
но вспять не поворачивали реки.
Они текли, как жизнь,
и утекли,
и в эту воду не вступают дважды.
Ушли стихи.
Да и друзья ушли,
меня оставив умирать от жажды.
И вот, когда над крышей Орион,
когда душа сама с собой в разладе, –
отодвигая дату похорон,
я открываю старые тетради.
23.07.1990.

 


 ***
А закат-стеклодув выдувает кувшин
круглобокий и длинногорлый.
Все задачи насущные за день решив,
окунается в сумерки город.
А над ним –
как всегда, на своей высоте
появляется та же звезда,
и каленые стрелы трамвайных путей
устремляются в никуда.
Затихает проспекта скользкий раскат,
и в стремительных струях огня
золотистые окна выпивают закат
из кувшина зимнего дня.
4.12.1990.

 ***
Что там,
куда мы сходим понемногу:
цветущий сад?
бескрайняя дорога?
Что там,
где ожидает неизвестность:
вечность?
Что там
за устрашающим порогом?
Что там,
куда назначено природой?
Где через Лету
не стоять мостам –
что там?..
4.01.1989.


 ***
Луна на ломти делит черный хлеб
июньской ночи.
А позади осталось столько лет
и многоточий.
А за спиной – стремительный разбег
и к черту сроки!
А за спиной – нагроможденье бед
и строки, строки…
Они вспахали чистые листы
сплошным парадом.
В них были мы с тобой…
Теперь не ты
со мною рядом.
Теперь другая мнет мою постель
и дышит в спину…
И волосы покрасила метель
наполовину.
Я знаю: всадник времени летит
и пыль клубится.
Но кто, скажите,
кто мне запретит
опять влюбиться?!
И голову по плечи окунуть,
и захлебнуться!
Раздать долги,
с дороги не свернуть.
И не вернуться…
17.04.1989.


 ***
Еще не прожита минута,
когда меня осилит зло.
Но всё кончается как будто,
когда ломается весло.
Еще тот час вдали маячит,
когда не захочу я жить.
Но дни бегут, а это значит –
развязка ближе, может быть.
Живу, не зная послабленья,
и задыхаюсь, но дышу.
И каждое стихотворенье
я, как последнее, пишу.
3.08.1989.


 ***
Не ускользай, Надежда, от меня,
когда в плену безжалостного дня
я вдруг остановлюсь в немой тревоге,
и на развилке пыльной, кочевой
я не сумею выбрать ни одной,
хотя бы длинной, но прямой дороги.
Святая Вера, горечь одолей,
терпенья чашу на душу пролей,
когда молчит язык, упали руки.
Или когда за тучами звезда,
и нет путей в чужие города,
сообщниками ставшими разлуки.
И ты, Любовь, навеки не покинь,
и черные пророчества отринь,
и помоги мне на ноги подняться.
И свет далекий различить во мгле,
не затеряться на своей земле,
и с женщиной дождавшейся обняться.
16.06.1989.


 ***
Я вложен в жизнь,
как письмецо в конверт:
вначале – "Здравствуй",
пара фраз убогих,
потом вопрос – ответ,
вопрос – ответ,
но чаще –
лишь пустые монологи.
Я вложен в жизнь,
как лист между страниц –
разлапистый, колючий,
но – опавший,
наслушавшийся всяких небылиц,
но ни одной строки не прочитавший.
Я вложен в жизнь,
как деньги в портмоне:
вначале – пухлый,
постепенно стаял
и растерял себя по госцене,
в душе полушки
даже не оставив.
Я вложен в жизнь
на свой предельный срок,
романтик
и поэт из захолустья.
Я позабыл,
откуда мой исток,
но очень скоро
доберусь до устья,
где навсегда,
увы, погаснет свет,
где правят бал
муссоны и пассаты.
Я вложен в жизнь –
как письмецо в конверт
без отправителя и адресата…
20.12.1989.

 ***
Прорвало!
Наконец, прорвало!
С глаз долой пелена,
с сердца – камень.
Повезло,
наконец, повезло!
Соломинку хватаю руками.
Намело,
в этот год намело
на асфальт, на поля
и на душу.
Понесло,
и меня понесло:
всё дремавшее рвется наружу.
Отлегло,
наконец, отлегло:
я рифмую строку за строкой.
Прорвало,
наконец, прорвало!
Словно дырку в мешке с мукой.
20.12.1989.


 ***
Пустое – взывать к небесам.
Пустое – рвать горло в пустыне.
Ты все выбирал себе сам,
как хлеб в угловом магазине.
Ты выбрал стезю и жену,
нашел и друзей полуверных,
порой опускался ко дну,
но вновь выплывал на поверхность.
Стезя затерялась в пыли,
с женою не вышло романа,
друзья постепенно ушли,
почуяв недоброе рано.
Ты всё выбирал себе сам
и всё, наконец, подытожишь.
Пустое – взывать к небесами.
Придется платить – если сможешь…
21.12.1989.

***
Опять в окне,
мне душу бередя, –
холодный пот туманного рассвета.
И вновь дрожит
от липкого дождя
промокшая и скользкая планета.
Как будто прохудились небеса
под натиском осеннего ненастья.
Погребены в тумане адреса,
где были встречи, промахи и…счастье.
Я все пойму:
и этот белый сон,
и ностальгию города по звездам,
и смену настроений и времен,
и то, что поправлять еще не поздно.
Я все пойму.
И на исходе дня,
как одержимый, встану на колени,
и выдохну тетрадь стихотворений…
Но город снова
не поймет меня…
28.12.1989.


***
Улыбка Джоконды – не что иное,
как воплощенное Всё Земное.
Музыка Баха – Музыка Сфер.
И я, как вечный жид Агасфер,
плетусь по жизни – как по дороге:
глаза глядят и носят ноги,
и пытаюсь постичь не что иное,
как Музыку Сфер и Всё Земное.
6.01.1990.


 ***
Я по рождению – не бог,
а по призванию – поэт.
Я в жизни многого не смог
за тридцать восемь долгих лет.
Не останавливал мгновений
и с неба звезды не хватал,
не уходил от откровений –
и просто-напросто устал.
Устал зависеть от порядка,
который мне не изменить.
Стихов заветная тетрадка –
меж богом и поэтом нить.
6.01.1990.

***
Есть то, что порождает неприязнь,
есть то, что заставляет улыбаться.
Но есть одна загадочная связь,
что помогает над собой подняться.
Но есть один невидимый пучок,
составленный из символов и веры,
в который попадая, как в сачок,
и применяя экстренные меры, –
мы сами рвем протянутую нить,
отправленную через расстоянья:
Закон Вселенной – ближнего любить.
Вот почему кругом непониманье.
А я хочу в любой земной глуши
соединить концы ее навеки,
чтобы открылась в каждом человеке
вся глубина заложенной души.
А я хочу стихами в полный рост
сердец холодных бережно коснуться,
чтоб каждому, в конце концов, проснуться
и слышать зов, струящийся от звезд.