21 июня получили аттестаты... Аты-баты!
21 июня получили аттестаты...
Получили аттестаты...
Аты-баты!
А назавтра - бьют в набат
И с друзьями в Ленинград
Аты-баты!
Восемнадцать - в сентябре,
Лейтенанты - в октябре.
Аты-баты!
* * *
«21 июня 1941 года в Омской школе №37 был наш выпускной вечер...
А 30 июня с тремя моими товарищами я уже ехал в Ленинградское Военно-инженерное училище, по окончании которого 24 октября 41-го в звании лейтенантов мы были направлены под Москву.
Мальчишками мы проводили много времени в гимнастическом зале и на спортивных площадках, это воспитывало в нас силу воли, характер, выносливость и ловкость".
И правда, помню рассказы отца, как в школьные годы они друг перед другом демонстрировали свои достижения на перекладине, стойку на одной руке или финты с футбольным мячом, отрабатывая свои номера тайком и без посторонней помощи. Однажды на краю крыши высокого сарая он демонстрировал стойку на руках прямо на бабушкиных глазах. Батя был единственным сыном, и нетрудно представить бабушкино состояние при этом действе. Зато его тренированность не раз помогала ему потом на фронте. Был случай, когда он ехал в открытом кузове грузовика, и на одной из кочек его так покинуло вверх, что он, сделав в воздухе сальто, удачно приземлился на ноги и пустился догонять транспортное средство.
"Меня назначили командиром сапёрного взвода, в котором все солдаты годились мне в отцы или в деды... Под моим командованием было 48 человек, а мой заместитель был участником Первой Мировой и Гражданской войн. Для них я был 18-летним мальчишкой, но все мои приказы выполнялись беспрекословно. Мы строили окопы, блиндажи, артиллерийские позиции до февраля 1942 года.
В сентябре 1942 года по прибытии начальником инженерной службы 357 отдельного пулемётно-артиллерийского батальона я услышал о себе: «Третий смертник явился»... Как потом мне стало известно - два моих предшественника подорвались на минах...
Изо всех мне особенно запомнились три минных поля: в 300, 200 и 72 мины. Особенно последнее - 71 мину мы обезвредили, а 72-ю обнаружить не удавалось... И вдруг, услышав металлический режет прямо у себя под ногой, я заорал: «Ребята! В рассыпную!». Осторожно сошел с мины, и она... не взорвалась! Кличка «Третий смертник» не подтвердилась.
В течение многих месяцев мы ставили мины, ночами проверяли состояние гранат и снарядов, установленных на растяжках. При переводе мин на зимние установки, когда приходилось работать голыми руками в замерзшей земле, подрывались даже самые опытные сапёры. При работе в «нейтралке» порой попадали по обстрел и чужих, и даже своих.
Помню, мы ставили минное поле на 385-том рубеже, дежурный пулеметчик на переднем крае дивизии должен был смениться, и я предупредил его, что в «нейтралке» работают сапёры, велел передать об этом сменщику. По окончании работы мы ползком начали двигаться обратно, замирая при пуске противником осветительных ракет. И вдруг ни с того ни с сего наш пулеметчик дал очередь в нашу сторону, немецкий - свою очередь опять же в нас... Чудом выползли.
Весной сорок третьего под Вязьмой - новый рубеж. Дороги раскисли, питания нет: неделю нам давали по полсухаря в день. Работы много. Выспаться нет времени. Два часа ползти и ползти. Но ничего, нужно терпеть, и терпели... Молодежи было много. Мне присвоили звание капитана в 20 лет. Состояние постоянной готовности выполнить задачу – вот точное определение нашей жизни на войне. Что бы ни случилось, все держались стойко. На снегу, на холоде никто не раскисал. Ни гриппа, ни простуды. Просто «вселенский иммунитет ко всем болезням». Были только раненные. Да и те оказывались на редкость живучими. Один солдат три раза подрывался на минах и остался жив.
Когда получаешь задание, нужно точно оценить обстановку, распределить обязанности и донести до каждого его задачу. Строишь ли мост, ставишь ли мины, мелкие детали имеют огромное значение. Если бояться - завалишь задание.
Весной 43-его немцы отступали. Мы шли по Белоруссии с наступающими войсками. Пришлось повозиться с минами. А в октябре мы сменили пехотную часть, заняли позиции. Ночью мы нашли пустую хату и расположились на отдых. Я сидел на лавке, прислонившись спиной к стене, а мой друг Серёга Терёхин спал, положив голову ко мне на колени. И тут артналёт! В потолке разорвался снаряд. Осколок вонзился мне в ногу, а Сергея смертельно ранило в голову...- его смерть спасла мне жизнь... Кроме меня в доме погибли все. Ранение моё было легким, и через неделю-другую я уже был в строю.
Однажды получили приказ утром форсировать реку Проня в Белоруссии. Я предложил командиру батальона такой вариант: сапёрное отделение со связистом в ночь перед наступлением переправится на берег противника на трех весловых лодках и затаится в густом кустарнике, что и было сделано. Но... утром в 10 часов после слабого артобстрела советский отряд пулеметчиков строем в 30-40 человек пошел к берегу реки, до которой было 800 метров. Нам с немецкого берега реки было видно, как немецким артобстрелом был разорван этот строй, и как уцелевшие бежали обратно. Я же получил по полевому телефону приказ следующей ночью вернуться в часть. Больше такой несуразицы на фронте я не встречал.
Мне было приказано построить трехпролетный мост в указанной на карте точке. Мы разобрали бревенчатую мельницу и за 5 часов ночью, общими усилиями, ротой в 85 человек, соорудили мост. Работали как одна семья. Когда, докладывая о выполнении задания, я представил чертёж моста, в штабе удивились чертежу больше, чем построенному мосту.
В 1944 году переправлялись через Вислу южнее Данцига. При впадении в Балтийское море реку называли «мёртвой», таким медленным было ее течение. Данциг капитулировал и, входя в него, мы видели стоящие прямо на стапелях секции подводных лодок. Дальше мы двигались на Одер. Между Ост-Одером и Вест-Одером находились дамбы. Ночью вся пехота залегла на берегу. Одер казался шириной метров 100. На этой дамбе началась самая настоящая заваруха. Мы попали под обстрел со шрапнельными снарядами. Бог миловал - уцелели. А вот на Западном Одере погибло много нашего брата. 65-ой Армии удалось форсировать Одер и продвинуться вперед так, что на нашем участке немцы отошли. Наши войска форсировали реку 2 мая 1945 года.
Мы занимали города, а в окнах уже колыхались наволочки и полотенца, любое белое полотно. Бесчинств с нашей стороны никаких не было".
* * *
Мой отец - Блохин Виктор Александрович – кавалер двух орденов «Красной Звезды» и восьми боевых медалей - с сентября 1942 года по 9 мая 1945 года участвовал в Великой Отечественной войне сначала в качестве начальника инженерной службы 357 ОПУЛАБ, затем – командира инженерно-сапёрной роты 149 ИСАПБ 11ИСБР 49 армии и 33 армии на Западном и Втором Белорусском фронтах. Принимал участие в боевых действиях при освобождении городов Юхнов, Рославль, Орша, Могилев, Ломжа, а также взятии городов Бишофсбург, Алленштейен, Остфорс, Аллау, Данциг, Штеттин, Гамбург.
В 1948 году уволен в запас из рядов Советской Армии в звании капитана.
В 1952 году окончил СИБАДИ. После института под руководством академиков Курчатова и Сахарова строил ядерный щит страны - ПО «МАЯК». Был ликвидатором аварии на «МАЯКЕ» в 1957 году. Об этом - http://www.proza.ru/2013/04/21/1780. Затем возводил город в пустыне - Уч-Кудук.
* * *
Помню встречу отца с одним человеком.
Он долго искал моего отца... И однажды, уже в шестидесятых нашел ...
Они сидели на кухоньке и говорили, говорили ...
Вспоминали.
Потом он ушел.
Это был медбрат ... он искал отца чтобы рассказать, как его любили солдаты ...
Да отец и сам знал и чувствовал это ... кто-то сшил ему сапоги - чудненькие, удобные. А матери с фронта слали какие-то посылки тайком от бати.
А этот медбрат нашёл отца, чтобы сказать:
- Капитан, у тебя было мало потерь ...
* * *
На фронте и при работе на объектах военного строительства отец привык и к боевой и технологической дисциплине, к ответственности, и ему трудно ему было мириться с входящей, точнее, вползающей в гражданское строительство расхлябанности. Будучи главным инженером СУ, он не мирился с попытками руководителя оприходовать на строну пило- и другие стройматериалы. За что и был уволен за два года до пенсии и долго потом не мог устроиться на соответствующую его знаниям и опыту работу. Советский застой, где телефонное право и вездесущий блат решали больше, чем квалификация и честность, вступал в свои права...
* * *
Звоню родителям.
- Как дела?
Батя - оптимистично:
- Дела есть, и знаем, где взять.
Последние месяцы...
- Как дела?
– Как вчера... .
... Как вчера... Ясно. И не ныл, и душой не кривил... .
* * *
Вспоминаю, свой первый вступительный экзамен. За батей приехала машина. Из Нефтяников доехали до центра, и я вспомнила, что экзаменационный лист остался дома. Батя высаживает нас с подругой из машины и едет безо всяких сомнений дальше. Работа есть работа. А мы с Людой на автобусе – домой, на автобусе – в институт. Опоздали совсем чуть-чуть. Ничего, справились. Поступили.
И никаких претензий – ведь мог на машине сгонять за документом для такого важного дела? Нет, не мог... Фронтовик. Ликвидатор. Никогда ни за чью спину не прятался. И нас не прятал. Это сейчас над детьми трясутся. А зачем?..
* * *
Отцовское письмо... Заботливой рукою написано давно... А где оно?
Но память сохранила...
"Ч А Х О Х Б И Л И
(рассказ о том, как правильно и вкусно изобразить название этого рассказа)
Во-первых, подработать аппетит.
Второе – подходящая кастрюля.
Затем - пожарить полуфабрикат из мяса птицы ( можно и барана)
и перед тем, как корочкой румяной
оно покрыться только лишь захочет,
свалить его в холодную кастрюлю.
Потом – туда лучок, пожаренный до «перед тем» (см. пункт предыдущий),
и следом - залить бульоном, смешанным с вином сухим и специями с солью.
Тушить, разогревая аппетит. Огонь пусть будет слабый.
Ну вот и все. Целую. Твой батяня.»
Когда-то давным-давно я тосковала по отчему дому и по отчей кухне... Письма спасали!!! Мама, папа, сестра - все писали!!! Это было такое счастье - письмо!!!
А это письмо - особенное. Я вклеила его в тетрадку рецептов и перечитывала с упоением не один раз. У отца был необыкновенный дар письма - легкий, лаконичный...
Как же хорошо, что батяня откликнулся тогда на мою тоску и выписал мне этот рецепт! Он так здоровско готовил. Как забыть эту нашпигованную чесноком запечённую в духовке баранью ножку!
А мясные пирожки с горячим бульоном!!! А бигус, который только он называл бигОс! А пироги и куличи!
* * *
У МЕНЯ БЫЛА ТАРЕЛКА.
У меня была тарелка, на тарелке – сказка.
А кружку разбил отец.
На ней тоже была сказка.
И я, девчонка лет пяти, потери не смогла снести без слёз.
Папа обещал купить такую же точно.
Ждала, ждала – почти что год.
А папа с кружкой не идёт – приходит каждый день без кружки.
Устала ждать - подошла и спросила прямо:
- Папа, а когда ты кружку купишь?
- Какую?
- А помнишь, ты мою кружку разбил, и обещал купить новую…
- Обещал, обещаю и буду обещать...
В свои почти шесть лет я уловила юмор в его ответе, и мне стало понятно, что этот юмор важнее кружки.
Много лет спустя, читаю у Ивана Ильина: «Если хочешь счастья, не думай о лишениях; учись обходиться без лишнего». Соглашаюсь безоговорочно.
* * *
ДИАЛОГ.
Собираюсь к стоматологу. Батя:
- Ты куда?
- К стоматологу... Удалять...
- Хромать начнёшь!
- ???
- Центр тяжести-то изменится.
С батей всё – веселей.
* * *
Когда придумали отмечать 1 октября День пожилых людей, он назвал его – День полуживых людей. Батяня, батяня...
Хорошо, что у Бога все живы!
День памяти - 17 августа 2008 года.
Батяня, батяня – открытая рана. Хоть есть уже силы, чтоб слёзы не лить.
Батяня, батяня... И дочь твоя Таня всю жизнь о тебе будет Бога молить...
P.s. И вот на сайте Минобороны "ПОДВИГ НАРОДА" мы нашли наградные листы отца - фото одного из них с описанием подвига - http://www.stihi.ru/2015/01/27/10561.
Свидетельство о публикации №112051008472
Валентина Тен 18.07.2018 18:02 Заявить о нарушении
Татьяна Вика 18.07.2018 18:16 Заявить о нарушении