Изнанка лабиринтов
1.
Когда грозе несмело внемля
Тонула роща в толще грез,
Морфей в своей шкатулке нес
Желанья тайные деревьев,
И тьмы густой кустарник рос,
В себе растягивая время,
Тянула ночь луну за стремя,
Как Менгель тощего еврея
За шкирку в знойный Холокост,
Тогда безусый лейтенант
Вдруг отложил в сторонку рапорт,
Как шлюпку опускают за борт
В минуты бедствия. Стена
Хранила лика его дрожь,
Игнат пустил колечко дыма,
Подумал – жизнь проходит мимо
Рябым придурковатым мимом,
А за спиною прячет нож.
Вот гром раскатами грозит,
И слышно, как поют Наяды
У озера, а он в наряде –
Сидит и молвит: «Паразит
Проклятый Чичиков Илья,
Меня молил он о подмене,
Мол, у сынишки воспаленье…
А сам у шурина в портвейне
Три дня купается, свинья!»
Но только скрипнет сзади дверь,
И лейтенант подскочит с кресла,
И возопит: «Стоять! Ни с места!
Будь ты Арес иль злобный зверь,
Повиноваться заклинаю!»
Но в отделенье тишина,
Стоит, движенья лишена,
Геката – Ээта жена.
И муха жирная летает.
Уже часы пробили полночь,
Остыл в стакане черный чай,
Тоска такая, хоть включай
Коллекцию Привата порно,
Но нет компьютера, увы,
Лишь телевизор черно-белый.
Усталость наклоняет тело
К столу, и сон стучится смело
В фуражку с тыльной стороны.
2.
По черным мраморным ступеням,
Спиралью уходящих вниз,
Мой лейтенант ступает. Из
Утробы страшной подземелья
Несутся стоны голосов
Нечеловеческих. «Быть может,
Кому-нибудь разбили рожу? -
Гадает лейтенант. – Похоже,
Сегодня будет движ в СИЗО…»
Но, не успев достать браслеты,
На чресла падает Игнат,
Летит по горке пулей; над
Его фуражкою воздетой
Кружится стаей воронье.
Зачем он здесь? Куда? И сколько
Ему познать гонений горьких
Предрешено на этой горке?
В конце равнина иль каньон?
Ах, сколько дум сквозящих вдруг
Его сознанье посетило;
Он вспомнил, как теплом сквозило
От тех простых, но нежных рук,
Которые его держали,
Затем бросали в небосвод,
Где плыл ручей воздушных вод,
И ангелы по тучам вброд
Несли небесные скрижали.
Как руки те чрез десять лет
Ремень хватали с табуретки
И жгли по заду за отметки
И школе причиненный вред
Стеклом разбитым. Как однажды
Они остыли навсегда…
А он милиции тогда
Решил отдать свои года,
Газету выписав «На страже».
И как в студенческий отряд
Поехал он на стройку века –
Сегодня там библиотека
Сияет тысячью карат.
И как июльская страда
Дышала клевером душистым,
А он пахал под небом чистым
На поле, чтоб его Отчизна
Беды не знала никогда.
3.
Такими думами терзаем
Влетел Игнат в богатый зал,
Не веря собственным глазам,
Красы неведомой розарий
Увидел он среди колонн.
Был пол гибискусами устлан,
На стенах плющ сплетался в узел,
А посредине зала грузен
Молчал прекрасный Аполлон.
Здесь были статуи иные:
Гемера, Хронос, Адонис;
И с пьедестала грозно вниз
Взирал сам Зевс. О да, поныне
Бесспорно властелин богов!
Но, впрочем, нашему Игнату
Отцы Платона и Сократа
Чужими были, как кастрату
Яйцо, как вымя для быков.
Игнат другим был увлечен:
Вдоль колоннады, мимо статуй
Шел человек, как куст, усатый,
С хоккейной клюшкой за плечом.
Был на сантехника похож он –
Кулак с тарелку, крупный нос,
На полбашки седой зачес,
Глаза свиные. И еще
Торчал железный вантуз в ножнах.
– Ужели ты презрел закон? –
Нежданный гость сказал Игнату,
И тотчас свет, как чиж пернатый,
Впорхнул проворно из окон.
- О чем глаголешь ты, старик? –
Сжал пистолета рукоятку
Игнат. – Служу всегда порядку,
Люблю закон, как пахарь грядку.
Ты кто такой?
И в этом миг
Усач вонзил в живот Игната
Железный вантуз глубоко:
- Терпи, служивый, нелегко
Тебе приходится – так надо…
- Что сделал ты? – Игнат завыл.
- Законы ты Вселенной предал,
Ты сам того, мой друг, не ведал,
Когда приказов заповедных
Святую истину забыл.
- О чем ты? Долг я знаю свой!
В профилактических беседах
Вся жизнь… К соседу от соседа…
Хищенья, жалобы, разбой,
Денатуратный алкоголь –
За все в ответе участковый!
Мой путь поистине рискован,
Один умрет, но смерть из комы
Вернется, бродит за тобой…
Но щурится усач треклятый,
Буравя вантузом живот:
- Всё верно, парень, только вот
Нарушил Януса ты клятву –
Заснув сегодня на посту!
Взметнулся лейтенант – опорник.
Луной забрызган подоконник,
И больше ничего не помня,
Услышал резвый сердца стук.
4.
Как хорошо ночной порой
В воспоминанья погрузиться,
Когда в лесу ночная птица
Поет о звездах над горой,
И дремлет зверь в своей берлоге.
Тогда, отринув будней сор,
Мечта несется в унисон,
Как на «Арго» храбрец Ясон
Морские покорял дороги.
«Есть ветер – значит, нужно гнать
Сквозь голод, морок, непогоду,
Тогда зажжется на погонах
Звезда», – подумал мой Игнат.
Он сигаретой задымил
И вспомнил вдруг родимый город,
Где он бродил дворами, молод,
И опускал на гвозди молот,
Когда скворечник мастерил.
О, Ивье, в мире места нет
Тебя прекрасней и милее,
Ты жизни ясная аллея
И смерти огненный сонет.
По узким улочкам твоим –
Старинным, мудрым, двухэтажным –
Мне суждено было однажды
Бродить то в золоте, то в саже,
Но знать, что я тобой любим.
Любовь прекрасней всех чудес,
Она зимой дарует пламя,
А в старости лелеет память
Биеньем родственных сердец.
Когда бывало в час ненастный
Забарабанит в дом беда,
Любви нетленная звезда
Взойдет, и тусклые цвета
Испепеляет огнем страстным.
Так город дарит нам любовь,
И даже если мы не просим,
Из туч тугих прорвется просинь,
И удивит земных рабов.
И вновь дугой смеется бровь –
Толпа несет любовь и греет,
Как Зевса жертвенная Рея
От Кроноса, спасая семя,
Дарует жизнь, являет новь.
О, Ивье – чудная страна
Моих несбыточных желаний!
Ужели в Риме иль Милане
Любовь такая же дана
Жандармам, копам, полицаям?
Но нет – на Западе застой,
Там родину продаст за сто
Зеленых каждый постовой,
Там мир наполнен подлецами.
5.
Но отчего опять застонет
В опорнике стальная дверь?
Там кто-то прячется за ней?
Иль, может, это просто Тоня,
Уборщица глубоких лет,
Пришла с поломанною шваброй?
Но почему у Тони жабры
На шее? Морда, как у жабы,
Под плотью светится скелет
Люминесцентной лампой? Боже…
Создание на трех ногах,
Киша в мохнатых пауках
На пакостной зеленой коже,
Ползет к Игнатовым стопам.
Шипит и раздувает щёки,
Как белый парус одинокий
В тумане моря… И трещотка
Гремит зловещего хвоста.
Мой лейтенант за пистолетом
Ползет, но вместо кобуры
Висит на поясе коры
Кусок осиновой. И нету
Дубинки верной за спиной,
Вместо нее, о, рок, как странно –
Большая гроздь висит бананов,
Несется магия тамтамов
Из рации его родной.
Игнат свои кусает руки,
Проснуться силясь, но, увы,
Нет рук, как нет и головы.
- Харон, Эмпуса, Гидра, суки! –
Кричит Игнат, но звуков нет,
Лишь девочка несет гитару
И говорит: – Сыграй Ротару,
Червону руту. Я летала
Сегодня ласточкой в говне.
6.
В цветущем зале среди статуй
Молчит прекрасный Аполлон,
А к лейтенанту на поклон
Идет плешивый и усатый
С хоккейной клюшкой за плечом –
То обратится волком серым,
То грациозной мчится зеброй,
Надменно усмехнется Герой,
Или прокатится ручьем.
- О, что со мной, скажи, товарищ? –
Взмолился бледный лейтенант.
– Пусть грешен я! Не всех команд
Соблюл! Но время не исправишь!
Чем вызвал я таких обид
Богов?
Усатый поклонился
Игнату в пояс: – Вам приснился
- Кошмар, властитель тьмы Аид.
Свидетельство о публикации №112050808810
Валентина Карлстрём 18.10.2012 01:50 Заявить о нарушении