Осыпан поцелуями до гроба

Осыпан поцелуями до гроба.
Ушла в туман сердечная зазноба.
На канделябрах – пыль,
в латунном свете
паук скользит, готовит мухам сети.

Чернильница.
Стол крытый, с дермантина.
Белеет с этажерки балерина.
- Ну что, паук, по описанью схоже?
- Да, юный друг, желтее, правда, кожа.

Выходят за полночь с подполья тени.
Бьют новый день,
тот плачет, - на колени! –
велят ему, и день покорно встанет,
кто время остановит, тот – воспрянет.

Во мраке мы:
кукушка, стрелки, гири.
Невольны мы, как узники – в квартире,
а выйти из квартиры нам на волю,
готовят нам не по хотенью долю.

Всё стерпится,
и я – привязан к сети.
Так есть хочу, ждут паучиха, дети.
Гроб узок, во гробу легла гвоздика,
и плачет кто-то на морозе тихо.

Звенят сосульки, тополя качает.
Старик с лопатой, закурив, скучает.
Бьёт свежий ветер, юный март на взводе,
а лишнее
не надобно природе.

И всё же грустно, до щемящей сути:
так человек,
который на распутьи,
глядит на незнакомую дорогу,
и копит до безумия тревогу.

Решится наконец, посмотрит дико.
Гроб узок, друг,
в гробу лежит гвоздика.
Паук? Паук, он тоже связан нитью,
навеки обречён к кровопролитью.



8 мая 2012 г.
С-Петербург