Мой Харон

Я учусь на смертях - на двойки и на нули,
Иногда на четвёрки - это гораздо реже,
Мой Харон у плеча - незрим, но чеканнолик.
Беззаботная старость лук обручально режет.

Я смотрю на неё, слепая от седины,
Понимая, что не скажу ей: "Привет!" и, кстати,
Нам заранее все маразмы отведены,
Потому что не до знакомств и рукопожатий.

Я учусь на войне, которой в газетах нет,
Заряжать автомат и души терять чужие.
Прочерти мне ожог с прищёлками кастаньет
На холодной руке захваченного Йоркшира,

Как испанский солдат, свернувший туман в спираль,
Спёртый воздух неся в зубах натурально честно.
Вор - он любит усыновлять, ставить копирайт,
Мол, я сам это всё рожал, называл Франческой.

Да какая мне, в общем, разница, хоть Кирилл,
Кислорода не больше, даже преступно мало.
Помнишь, ты мне веке в пятнадцатом говорил,
Как есть суши и как я всё же тебя достала?

Да, я помню, как мы, собачась по мелочам,
Бились в стены и как вживую фальшивил Моцарт,
Как обмётывал рот суровой, уча молчать,
И к торчащим ниткам привязывал колокольцы.

Мой Харон - это ты. Смеёшься и шепчешь, мол,
Подавившись оболом, я доберусь быстрее.
Нас встречает Аид. Аид накрывает стол,
Принимает экзамен, ставит в зачёт расстрелы.

Я учусь на смертях. На жизнях - совсем чуть-чуть,
Говоря, мол, оно в финале решится, что ли.
Мой Харон не ушёл. Со мной палачом к плечу.
Мы с ним оба прошли убийственно-злую школу.