Матери - часть - 2

Большая,  дружная  семья,
Трудом  живущая  на  свете,
Была  за  час  разорена.
В  чём  виноваты  были  дети?!

И  мать  моя  пошла  с  сумой.
Менять  одежду  на  картошку. 
Шла  с  младшею  своей  сестрой,
Держа  в  руке  своё  лукошко.

По  лужам,  где  вода  ледком
От  заморозков  стала  крыться,
Шла  осторожно,  босиком,
Боясь  о  кочки  ушибиться.

И  вдруг  увидела  она,
Как  её  туфли  побежали,
На  чьих-то  девичьих  ногах.
Они  теперь  чужими  стали…


И  тут  заплакала  она
От  яростной,  больной  обиды.
За  что  наказана  была?
И  где  теперь  искать  защиту?

Как  дальше  жить, 
                что  делать  ей
В  жестоком  и  холодном  мире?
Как  прокормить  себя,  детей
В  чужой,  нетопленной  квартире?

Где  мать  её,  в  больном  бреду,
Лежит,  не  выдержав  удара,
Заложницей  в  мирском  аду,
В  котором  правит  кто  попало.

Эх,  слёзы,  слёзы,   дождь   души,
Наверно,  в  горе  не  подмога.
Поплакав,  девочки  пошли.
Звала  вперёд  и  вдаль  дорога.
      
На  рынке,  в  толчее  людей
Упала  мать.  Ни  слёз,  ни  крика.
Как  будто  тысячи  гвоздей
Ей  вбили  в  ноги  за  два  мига.               

Сидела  на  земле  она,
Пытаясь  на  ноги  подняться,
Босые  ноги  под  себя
Тянула,  животом  прижаться,

Чтобы  хоть  как-то  отогреть.
Но  в  сон  девчонку  потянуло.
Осталось  ей  лишь  умереть,
Но  через  час  она  проснулась.

В  каком  - то  доме,  на  печи
Она  под  шубою  лежала,
А  снизу  грели  кирпичи.
Но  мать  от  холода  дрожала.

В  глазах  горящих  -  жизни  свет,
Теплился  искоркой  надежды.
В  день  именин,  в  тринадцать  лет,
Она  вернулась  к  жизни  прежней.

Чужая  бабка  помогла,
Не  христианка  -  мусульманка.
Она с  добром  в  душе  жила,
Не  с  большевистской  пропагандой.

Поила  девочку  чайком  -
Настоем  трав,  лишь  ей  известных,
И,  шерстяным  своим  платком,
Укутывала  грудь  с  компрессом.

И  мать  моя,  в  мирке  чужом,
Лежала,  силы  набиралась,
Слезами  горькими,  тайком,
В  щемящем  горе  умывалась.

        *   *   *

Как  эти  годы  проползли,
Как  дни,  недели  пролетели,
Куда  девчонку  привели,
Как  поломать  её  сумели?
               
Она  рассказывала  мне
О  жизни  злой  и  беспощадной,
Об  обездоленной  судьбе,
Об  этой  власти  распроклятой.

Когда  лишенная  всех  прав,
Она  трудилась,  как  рабыня,
И,  взрослой  девушкою  став,
Была  приравнена  к  скотине.

Считалась  дочкой  кулака  -
Презренной,  жалкой
                поломойкой.
И  этот  статус  навсегда
Был  краской  напечатан  стойкой.

Не  смыть  его  и  не  стереть,
Как  перед  Богом  грех  партийца.
Ей  надо  было  жить  уметь
В  стране,  где  правили  убийцы.

Один  такой  приехал  к  ним  -
В  передовой  колхоз  с
                проверкой.
И  встретился  с  таким  же  злым,
Но  с  местной  сволочью,  на
                сверке.

И  тихо  прошептал  злодей
Приезжей  форменной  чинуше:
"В  конторе,  с  шваброю  своей
Кулачка  разливает  лужи.

А   ну,   как,   если   вдруг   зальёт
Какие  важные  бумаги. . .
У  нас  доверчивый  народ,
Потом     страдают,
                бедолаги".
               
"Кулачка  вечером  одна
В  конторе  вашей  остаётся? -
Спросил  чинуша  мужика,  -
Рассказывай,  тебе  зачтётся".

И  вот  уже  в  конторе  злость
И  ярость  с  матерною  бранью,
Носились  в  воздухе,  насквозь
Хорошим  людям  сердце  раня.

Приказ  директор  подписал,
Уволил  срочно  поломойку,
А  бригадиру  прошептал,
Чтоб  дал  работу  ей  на  стройке.

И,  слава  Богу,  мать  моя
Опять  работала,  старалась,
Чтоб  жить  могла  её  семья.
И  с  этим  девушка  справлялась.

        *    *    *

Всё  можно  в  жизни  пережить,
Перенести  лишенья,  голод
Ради  того,  чтобы  любить,
Любить  всем  сердцем,
                когда  молод.

Мать  полюбила  в  двадцать  лет
Весёлого  и  боевого -
Парнишку,  чей  велосипед
Мелькал  напротив  её  дома.

За  руль,  руками  не  держась,
Он  мчался  лихо  по  дорожке,
И  с  ним  летела  его  страсть
К  девчонке,  чьи  мелькали  ножки

По  этой  самой,  по  траве,
По  подорожнику,  полыни,
По  заплетённой  мураве,
По  чернозёму  и  по  глине.

Вдоль  палисадников,  к  ручью
И  за  околицу,  на  ферму,
Где  на  работу  на  свою
Мать  с  неохотой  шла,  наверно.

Навоз  в  загоне  убирать –
Тяжёлый  труд  и  непосильный.
Но  разве  будешь  выбирать,
Когда  ты  знаешь,  не  простили

Того,  что  ты  от  кулака
На  свет  на  этот  появилась
И,  значит,  проклятой  была,
И,  значит,   с   участью   смирилась.

И  тайну  о  любви  храня,
Она  работала,  старалась,
Боясь  его,  боясь  себя.
Лишь  мимоходом  с  ним
                встречалась.

   
А   он,  здоровый,  молодой,
Окончил  школу  -  семилетку.
Заведующим  стал  избой,
Избой   -  читальней, 
                и   заметным,

Заметным  стал  он  женихом,
Солидным  парнем  - 
                комсомольцем.
И  был  не  нищенским  их  дом.
Он  своей  жизнью  был  доволен.

Работал,   дома  помогал
С  большим  хозяйством
                управляться,
А  вечерами  в  клуб  бежал,
К  друзьям  своим,  «потусоваться».

И  здесь,  на  танцах,  под  гармонь
Плясал  он,  эх,  как  ветер  в  поле,
И  был  он  в  танце,  как  огонь,
Чтоб  обратить  вниманье  Ольги.

Она  смотрела  на  него.
Глаза  её,  любя,  горели
И  говорили  всем  про  то,
О  чём  бы  утаить  хотели.

Любовь  нас  делает  глупей,
Хотя  и  видим,  но  мы  слепы.
И,  в  суматохе  новых  дней,
Любовь  сметает  наши  крепы.

И  так  случилось,  через  год
Кричали   "Горько"   им 
                на  свадьбе,
И  веселился  весь  народ
У  жениха
           в  большой  усадьбе.

Наверно,   так  сама   судьба
Навек  их  вместе  повязала,
И  жизнь  семейная  пошла,
Пока  война 
                не  помешала.

                2004г.   

         (Продолжение под названием "Война")