Записки сумасшедшего

С тяжёлого облака спрыгнул Лукавый
И дёрнул хвостом с тёмной кистью огня,
Оставив свой след безнадёжно-кровавый
На белой подушке в гостях у меня.
Я плакал и бился в припадке о стены
И лбом расшибал каменистую кладь,
Не больно! И кровь не течёт уж по венам,
Внутри безмятежная сырость и гладь.
Фонарь возле корпуса каплями неба
Рыдал, но мой демон был чёрств и суров,
Он раньше один в моей комнате не был
И часто со мной обращался без слов.
Теперь он сидит на скрипучей кровати
И давит улыбку из огненных губ,
Когтями длиннющими лапает платье,
На нём оставляя глубокий заруб.
Морозная ночь огоньками играет
В его смехотливых, но пресных глазах
И тихо, безмолвно навеки сгорает
Мой жалкий, придуманный бабками страх.
И снова не страшен мой гость-полуночник,
Оплеванный сетью людских языков,
Он вовсе не изверг, не злобный источник
И так же прийти на подмогу готов.
Не бойтесь! Не плачьте! Он редко ужасен,
Но смайлики ставить, увы, не привык,
И может, порой над собой он не властен,
Зато весельчак и отрадный шутник.
Иди же назад, твоё время немеет,
Мой гость неизведанных книгами мест,
Я болен, никто приближаться не смеет.
Никто от груди не отнимет мой крест.

***
В глаза заглянуло навязчиво солнце,
И я показал их, стесняясь, ему.
За стенкой в палате храпят два эстонца,
Но их не выводят давно ни к кому.
Они нелюдимы и редко послушны
Кнутом их и пряником надо лечить,
Но им в помещении тухлом и душном
Приходится жизнь понемногу влачить.
Неловким движением тапочек правый
Я криво на левую ногу надел -
Попутал опять приставучий Лукавый,
Испугом моим овладеть захотел.

***
Нас выгнали кушать старушечью кашу
Пинком, как преступный потерянный люд.
Вообще, в примитивном питании нашем
Полезных и вкусных не может быть блюд.
Я бантиком кашу мазнул по тарелке,
По БЕЛОЙ тарелке на БЕЛОМ столе,
Вокруг огляделся, повсюду ПОБЕЛКА,
И БЕЛАЯ каша туга, как желе.
Ну как ты подкрался, таинственный дружка
И впрыгнул в меня, разорвавши покров?
Я вскрикнул, разбил пожелтевшую кружку,
Наверное, где-то тридцатых годов.
Мой рот извергал всевозможные звуки
Я крякал! Урчал! Бесновался! Галдел!
Кричал: «Вы безмозглые рваные суки!
Я жив! Я здоров! Я вообще не болел!»
Безумное, мягкое, слабое тело
Само вдруг скрутилось и обняло пол,
Но что-то рвалось из меня и хотело
Бежать, совершать.
Мне всадили укол.
***
Медсёстры привыкли к буянам психоза,
Уже не шугаются наших проказ,
У них всё решенье – уколы, наркозы,
И действует это, признаюсь, на нас.
Мы лечим истоки своих поведений,
Но где их искать - и не знают врачи,
Поэтому ходим здесь как приведенья,
Едим, засыпаем и вечно молчим.
Разумную речь схоронили в могиле,
А жизни продали в загробную тишь,
Но все мы людьми до недавнего были
Лелеяли Лондон, Джорджтаун, Париж.
Я нет, не больной.
И не брежу в постели,
Я страхом гонимый, съедаемый им,
Он нагло живёт в моём слабеньком теле
И шепчет: «Смеялись? А нынче скорбим»…

***
Луна прикатилась на пару с прохладой
В наш маленький тихий ночной городок.
В окно застучало орудие града,
Сливая ручьи в непрозрачный поток.
Зловещая птица в глуши завывает
И камни черствеют под грязной водой,
Собаки испуганно-сдержанно лают,
И слышится шелест листвы молодой.
Я силюсь заснуть.
Дуновение шторы
Лишь миг – тот летящий, пространственный миг,
И ОН уже рядом, уже за забором,
Устами уже к изголовью приник.
Шутник! Мой изящный породистый гений!
Уйди, ты не нужен мне в этой ночи
С твоей чередой неземных откровений,
Заглохни, проклятый! Проклятый, молчи!