Коснуться небес

           Дмитрий Владимировия Попов (8.02.1970 - 9.01.2012).




«Откуда Вы, Лена?» – спрашиваю хозяйку, наливающую мне чай.
 «С Сырдарьи», – улыбается на какой-то миг она.

 Стройная молодая женщина, в брючном костюме в коричневую  полоску. На этот цвет я обратила внимание, ещё шагая по  городу, по улице  Дзержинского. Легкая женская  фигурка обогнала меня. И я шла и шла за ней следом, разглядывая коричнево-сиреневые тонкие  полоски, пока совсем не потеряла из вида. Внимание мое  переключилось на вылетевших в солнечном свете бабочек.

  Двадцатое апреля. Середина весны.  Пара  невесть откуда взявшихся  пятнистых махаонов кружилась в танце, не замечая никого, словно радуясь собственной встрече.
 И я торопилась на встречу.

 Нечасто мне удаётся находить время на   личные дела. Обычно жизненные обстоятельства заставляют забывать о своих планах.
 А тут совпало все: и срочный  отъезд из дома,  и приглашение от коллег по ЛитО в  село Матигоры на вечер памяти Дмитрия Попова.
 Дмитрия я знала только по его стихам и рассказам тех, кто общался с ним. Внезапная смерть в январе нынешнего високосного года  словно высветила человека, жившего рядом, творившего…
 При жизни мы многого не замечаем. И нужно обязательно остановить мгновение, чтоб увидеть главное. И мгновение останавливается. Тогда  мы стоим  растерянные и спрашиваем: почему?

 Почему молодому, сильному, беспокойному, любящему жизнь человеку нужно уйти из неё в сорок с небольшим лет….
 И перечитываем строки его стихов, заново осознавая их…
 «Чистой строкой похоронена
 В желтых тетрадных листах
 Родина, милая  Родина,
 где я тебя ни искал…».
 Холмогорская земля стала последней обителью для Дмитрия, урождённого северодвинца.
 Давно, ровно тридцать лет назад   здесь, в холмогорских краях, жила и я. Это и моя Родина тоже.
 «Не подскажете, как мне дойти до Дома Культуры?» – спрашиваю  у выходящей на этой же остановке девушки.   «Пойдемте, я  Вас провожу».  Иду следом.
 Вот они –  в коричневую полоску брючки, за которыми я так торопилась, шагая на автовокзал по улице Дзержинского.
 Сообщаю доброй попутчице, что еду на вечер памяти их земляка Дмитрия Попова. «Откуда едете?» – интересуется она.
 «С Пинежья, из Сосновки».
 «Далеко», –  продолжает она. – До пяти ещё целых полтора часа. Пойдёмте к нам».
 « Удобно ли?...»
 «Удобно…»

 Мы тихо беседуем за столом за чашкой чая. В тонких чертах лица, разговоре угадывается   что-то нездешнее, не северное. Потому и задаю извечный вопрос сельчан: «Откуда?»

 Лена отвечает тихо, не спеша.   После Сырдарьи («Муж иногда в шутку называл  «моя узбечка») – Новгородская область. Учеба в Пушкинском сельскохозяйственном институте. Работа  в  селе Хаврогоры по специальности… Но нет, не её это дело, сельское хозяйство. И сейчас она – музыкальный работник в детском саду. Без педагогического образования – нельзя, вот и учится, с лёгкостью сдавая зачёты по детской литературе, музыке, сложнее – по изо.
 Прозрачные тонкие шторы  на окнах с  солнечными пятнами цветов  – это тоже художественный вкус хозяйки и светлое отношение к жизни. Прямо перед окном в большом количестве зеленеет рассада. «Я – цветочница», –  объясняет она… А за окном снова порхают две бабочки, словно заглядывают в дом. Откуда они  в середине весны? … Рассказываю, что второй раз вижу  за сегодняшний день первых весенних бабочек.
 Делюсь тем, что  приехала на вечер памяти по приглашению нашего литературного сообщества. Называю имена…   И,  продолжая тему своего визита, говорю о том, что поэтическое наследие Дмитрия Попова, знаю,  передано Галине Рудаковой. «Да, я всё передала ей», – негромко говорит хозяйка дома. «Как? Вы – жена Димы?»  «Да».  От неожиданности я слегка привстаю со стула…  Ну, надо же такому случиться, что Господь привел меня именно сюда! В дом Дмитрия, в его семью.
 Беседа наша становится откровеннее, и горше, и теплее одновременно.  И мне уже кажется, будто я знаю эту семью много лет.  «Дима торопился жить. Он доделывал и успел завершить все важные дела. Достроил баню. Исполнилась  его мечта о создании вокальной группы «Почерк». Он всё делал «очень»…  Если чистил снег, то до земли…  Если закручивал гайку, то до самого-самого… –  Лена улыбнулась, –  Словно готов был сломать её…
 Он не был лёгким человеком. А как иначе? Объединять всех в одном порыве, в любом деле – это его конёк.  И дома – строг ко всем! А сердцем – отходчив.  Усядется потом на диван и сидит довольный: «Теперь вы говорите всё, что думаете обо мне…» Мы и говорим всё, что накипело. А потом хохочем, вспоминая мультик, где перед большим, даже огромным медведем, прыгает маленький зайчишка и  выкрикивает всё, что о нём думает…»
 Лена принесла любимую семейную фотографию. «Музыкальная семья» – иначе не скажешь. В центре – за пианино мама Лена, слева – средний сын Гриша с  баяном, справа  старший сын с гитарой необычного белого цвета. Вверху, на пианино, посиживает самый младший сыночек Тимка.  На стуле отдельно (может быть, именно для него?)  стоит ещё один музыкальный инструмент, как у отца.  Он,  Дмитрий, глава семьи,  справа, словно чуть выше всех, с гармонью в руках. И прямо над ним льёт свет лик Богородицы.  Спрашиваю у Лены об иконе, о православии. Лена оказывается истинно верующей православной христианкой. И если бы не вера, не знает, как бы она смогла пережить случившееся. «Это Димка привёл меня к вере», – говорит Лена. Она всегда мечтала о большой и сильной любви. И Господь дал ей Диму. Они были двумя половинками друг друга. Окончив сельскохозяйственный институт в Пушкине, поработав по специальности в Хаврогорах, они вместе потом  много лет работали в  Холмогорском , а позднее Матигорском  Домах культуры. «Прошлой осенью сидим, перебираем бруснику. Я говорю, давай, Дим, споем…» Он сначала шутя, чуть притворяясь, а потом  просто запел…  Я тогда ему сказала, что он никому не показывает своего истинного голоса. Он очень часто выступал, пел и один, и в разных дуэтах (с ним очень многие любили петь в дуэтах), и в группах и хорах. Он вообще любил петь везде. Но тут он пел так искренне и задушевно, как я никогда не слышала его на сцене. То есть получается при всей своей публичности, он никогда не раскрывал полностью свою душу и свой голос.  А стихи?.. Однажды его стихи раскритиковали в какой-то газете. Потом, правда, тут же хвалили…  Но как он больно переживал.  С этим он так и не смог справиться. И я не могла помочь ему. ..  А вот песни  мы пели всегда… Почему-то говорят, что с годами в семьях любовь уходит. У нас же было наоборот…  И сейчас. Он не ушёл, он – рядом».
 Я слушала, радуясь и печалясь. Настоящая  редкость – встретить на земле свою вторую половинку. И как же принять и пережить такую потерю?
 Лена сказала, что не сможет пойти на вечер памяти. Не время. Хоть и на светлой неделе проходит, но даже внутренне она не готова к  публичным событиям… Время траура… Волнение порой охватывает  нас до слёз.
 Оказалось, что Лена поёт на клиросе. Когда умер Дима, те самые женщины, оставив все свои дела, два дня без остановки читали над ним псалтирь… В местном храме отпевали раба Божьего Дмитрия. Там же и прощались с ним все, кто хотел попрощаться. Народу было очень много. Невольно возвращаясь к моменту трагедии, она  вспоминает, как прокручивала в голове: «А если бы… А если бы…» Но какая-то внутренняя сила  подсказывает, что Дима сделал на земле всё, что обязан был сделать. И очень, очень устал…
 А вот ей нужно жить, жить, во что бы то ни стало.  «Я знаю, – говорит Лена, – мне нельзя впадать в уныние. У нас три сына. И самому маленькому нужна сейчас я больше всех. Здоровая. Энергичная».  У отца с младшим сыном  была необыкновенно сильная связь.  Буквально вчера малыш звал меня к папе. Но был уже вечер, и мы перенесли на другой день. А ночью мне снился Дима и обижался, почему я не отпустила Тимку. Он же очень по нему соскучился».  Когда мне снится Дима, я очень-очень долго прихожу в себя, возвращаясь в реальность, понимая, что это был только сон».

 Лена провожает меня до клуба. Мы останавливаемся возле цветочных клумб во дворе дома Поповых. Под землей проходит теплотрасса. А на земле отцветает длинная гряда  жёлтых крокусов. На смену им распускаются сиреневые ирисы. И открывают глазки синие крапчатые пролески, те самые подснежники, которые, как я всегда думала, не растут в наших северных краях.
 Двадцатое апреля….

 Всё, что далее происходит на сцене, воспринимаю сквозь призму разговора с Леной. Слева на стене фотография Дмитрия. Вглядываюсь и понимаю, как средний сын Григорий, присутствовавший при нашем разговоре какое-то время, по его же просьбе, похож на отца. Памяти друга посвящают песню участники  группы Марина Прохорова и Владимир Черноудов. Со слезами на глазах. Красиво, душевно. Даже название группы символично «Почерк». Это и есть почерк Дмитрия Попова: его дом, семья, дело…
 В момент проигрыша в песне  «По Северной Двине»  солистка  обращается в зал: «А вот здесь вступала гармонь Димы…  Всегда по особому, с новой изюминкой….»
 По особому звучат сегодня и стихи. Друзья- поэты читают свои посвящения Дмитрию. Сергей Шубный исполняет под гитару свою песню на его стихи. Готовя проект, Наталья Бутакова, методист Холмогорской районной библиотеки, не оговаривала репертуар.  Для  вечера  «Памяти друга» каждый  участник сам выбрал номер о Диме или для Димы… Пронзительные по своей сути и звучанию сильного голоса Александра Хаймусова,   в  каждый уголок  зала Матигорского дома культуры и в каждую душу  проникают слова песни  «Без хозяина изба».
 Наталья Бутакова исполняет авторскую песню «Холмогорская  земля», музыкальное сопровождение которой записывал Дмитрий.
 Звучат стихи Дмитрия Попова. Словно выпущенные на волю птицы, летят со сцены строки:
 «…Родина, милая родина! Где же ты, если не здесь?...»

 «…Тлеет занавес дня электрическим цветом.
 Он прозрачен, как тень, и как тень, невесом.
 Очень редко слепцу суждено быть поэтом,
 А меня признают безнадёжным слепцом.»

 "Тлеет занавес дня..."
 Возвращаюсь из поездки. До холмогорской развилки меня подбрасывают емчане. Неуютно на  полупустом разъезде. Стоят угрюмые «дальнобои».  Даже в придорожной кафешке пусто и одиноко.  Хорошо, что долго не темнеет. Один за другим небо прошивают самолеты, оставляя  многополосный след. Только через час оказываюсь дома.
 Читаю стихи Дмитрия – и перед глазами вечернее огромное небо над холмогорской развилкой со следами пролетающих самолетов, касающихся небес.

 Ты веришь, что сердце не скоро остынет?
 И думать не смей!
 А жизнь незаметно идёт к середине,
 к вершине своей.

 Неспешно и тихо. И сколько осталось
 до той высоты?
 И что-то успеть в эту самую малость
 пытаешься ты.
 А там, на вершине, всего лишь мгновенье –
 ломается путь.
 Так хочется перед началом паденья
 его растянуть!
 Но мира законы, увы, нерушимы.
 Ужели конец?
 А может, попробовать с этой вершины
 коснуться небес?

 В сорок лет Дмитрий действительно достиг вершины. И коснулся небес.

 Читаю дальше, словно ищу что-то. Наконец, нахожу пророческие строки зимнего вечера, девятого января две тысячи двенадцатого года:

 Ни печалью, ни лютой злобой
 и ни едкой усмешкой вслед...
 Что ж ты медлишь, родная, трогай
 белым облаком по земле,

 по уснувшей зиме, по вьюгам,
 по заснеженной тишине.
 Будет звон бубенцов баюкать,
 будет мягким и тёплым снег.

 И желанней, и откровенней,
 словно вылитой изо льда
 будет чистая даль забвенья,
 самой дальней из дальних даль,

 превзойдённое совершенство!
 Как тут, милая, не посметь
 ощутить полноту блаженства,
 как мечту, как награду, смерть.

 «Самая дальняя из дальних далей»  открылась для самобытного поэта Дмитрия Попова.