Корабелы и негатив

Последний штрих для плавания - Гена вырубает весло.


     Работали мы  в Карелии уже более месяца. Поначалу, пока втягивались в непривычный ритм (12 часов упорного повседневного труда, да еще почти при двадцатичетырехчасовом световом дне), то очень уставали. В отряде в основном были городские жители, для которых работа с землей, а, тем более, с бетоном была непривычна. А уж плотницкая работа располагалась за уровнем повседневного понимания горожанина.
 
     Но у нас был Гена Леонтьев, мой закадычный дружек, который с детства помогал отцу рубить дома. На нем-то и держалась вся стройотрядовская уверенность в успешном выполнении нашей жилищной миссии. Вот и учились мы мастерству и сноровке у него, да еще у немногих ветеранов, к которым я относил и себя, прошедшего к этому времени школу четырех стройотрядов. А потому и был я у Геннадия за помощника, и мне в первую очередь, по-свойски, доставалось за наших неумех. Но, срубив пару домов, мы пообвыклись, пообтерлись, работа уже стала в охотку, и радовала душу. Не омрачил ее даже случившийся пожар (1).

     И если поначалу мы вечерами валились с ног, вырубаясь до утра в беспокойных снах, то через месяц у нас стало находиться время не только для сна, но и для досуга. Стал чаще и допоздна костер, и песни под гитару. А когда с пилорамы пришла партия шпунтованной доски  для отделочных работ в уже построенных домах, то зародился у Генки, заядлого рыболова, почти утопический план – а не построить ли нам лодку? Тем более, как оказалось, у него и такой опыт был, правда, небольшой, но ведь не боги горшки …
 
     А была эта мысль интересна еще тем, что близ Хиитола, поселка, где проводилось наше строительство, и совсем рядом с нашей стройплощадкой располагалось чудесное озеро Райватталанлампи, заросшее по берегам тальником и наполненное до краев рыбой. Рыбалка, требующая изрядного терпения и времени, нам не грозила, а вот поплавать по озеру на лодке, погрести и понырять с нее – было заманчиво.

     Поскольку вечерами, которые были почти так же светлы, как дни, у нас появился досуг, то работа закипела. Нас было всего двое, поскольку сначала ребята отнеслись к этой идее скептически – судоверфь на базе нашей стройплощадки представить было трудно. Но мы сделали киль, который оброс форштевнем и шпангоутами, и на этот скелет начали наращивать «мясо» - вымоченные шпунтованные доски. Вот тут и возник интерес к затее, реально и на глазах воплощающейся в жизнь. Появились многочисленные помощники и советчики, которые, по их мнению, лучше знали - как надо было ставить банки, и как делать уключины, и какие весла будут лучше. Мы принимали советы с благодарностью, но от помощников отказались – мы заразились уверенностью, что справимся с постройкой вдвоем, и не хотели ни с кем делить звание «корабелов».

     Шпангоуты обшили доской, сделали борта и уключины, носовые и кормовые сиденья и банки, и вытесали два великолепных, по нашему мнению, весла. Затем подбили мохом швы и просмолили их – судно можно было принимать. Получилось оно слегка неказистое и довольно тяжелое, но для нас оно было лучше всех.

     На утренней линейке командир наш, Толик Югай, сказал несколько теплых слов о конструкции, пожелал успешного плавания и семь футов под килем. При наличии сухого закона и отсутствии шампанского бутылку о борт разбивать не стали – может быть и зря!

     Лодку строили вечерами, а днем ее скрывали под брезентом от досужливых взглядов местного начальства, которому могло не понравиться такое «разбазаривание» строительных материалов. И все же, как мы не береглись, уже ближе к окончанию строительства наша затея раскрылась.
 
     Кому-то из местных партийных бонз захотелось посмотреть, как же проводят свой досуг эти «упертые студентики». Они и днем приходили, и убедились, что работаем мы на совесть – быстро и качественно. А как мы отдыхаем? Вот и пожаловали на огонек костра и песни задушевные. Тут и оказалось, что отдыхают культурно не все – двое упертых фанатиков все еще работают, что-то сооружая с помощью топора и молотка. Справедливости ради надо сказать, что большого скандала не получилось. К чести начальства, оно прониклось нашим искренним желанием изучить их почти заповедные места и поплавать на лодке по их прекрасному озеру. Теперь лодку можно было уже не скрывать, и она подсыхала на солнышке, готовясь к первому плаванию.

     Настал день, когда наше судно решено было испытать на плавучесть. Лодка хоть и подсохла, но была еще тяжела. Но для шести неслабых мужичков, накачавших бицепсы работой с топором, это проблемы не составило. Лодку перевернули килем вверх, подняли на вытянутые руки – так и шагали под ней до самого озера. Генке, крепенькому, но самому низкорослому, пришлось нести оба весла.

     Говорят, что у семи нянек дитя без глазу, но мы наше дитя донесли и спустили на воду в полной сохранности. Плюхнулось оно в воду, подняв волну, а потом устойчиво закачалось с боку на бок. В лодку садились осторожно, боясь, что перевернется, но она показала хорошую остойчивость. В движении, правда, была она тяжела, но это и не удивительно, принимая во внимание ее далеко не идеальные формы и семь пассажиров. К тому же, она слегка подтекала, но это были уже мелочи – разбухнет на воде и течь прекратится. В общем, не считая тихоходности и неуклюжести, лодка вполне удалась. В лагерь возвращались триумфаторами – теперь у нас было свое плавучее средство.

     На следующий день мы пригласили поплавать командира, но лодки на месте не оказалось. Накануне, у нас не было чем ее привязать, и мы просто вытащили нос на берег. По всей видимости, наше успешное плавание не осталось незамеченным, и лодку просто вульгарно стащили. Но это не тот предмет, который можно просто так взять и унести. Да и прятать-то ее на другом конце озера местным было не с руки – значит она где-то рядом. Действительно, лодку нашли в кустах неподалеку, но без весел. Вскоре неподалеку нашлись и весла. Мы поплавали, а потом лодку перегнали поближе к лагерю и полностью вытащили на берег. Да и весла на этот раз унесли с собой.

     Однако, на следующий вечер лодки на месте опять не оказалось. Нашлась она, хорошо замаскированная, в кустах еще дальше от лагеря, чем в первый раз. Ясно стало, что действует не одиночка, и действуют ночами, когда мы отсыпаемся от тяжелой работы. Обидно стало за такое отношение. Ведь ясно, что лодку мы с собой не повезем, оставим местным, как подарок. Да и днем она нам ни к чему – бери, пользуйся, но возвращай. Здесь же чувствовалось явное желание именно украсть. И когда в очередной раз лодки не оказалось на месте, и нашли мы ее уже очень далеко от лагеря, то решили твердо, что никаких подарков местным не будет. И в решении этом мы только утвердились, когда привязанную лодку нашли у причала полузатопленной. Не сумев отковать, в днище ее просто пробили дыру.

     Мы, конечно, дыру залатали и еще поплавали по озеру, но за день до отъезда в столицу мы нагрузили наше кораблестроительное детище камнями, вывели его на середину озера и прорубили дно. А потом, как и легендарный китежский ваятель, топор выбросили в озеро, а сами добрались до берега вплавь. Жаль было топить наше детище и оставлять о себе такой негатив, но уж больно наглыми и злыми оказались местные жители, и оставлять им такие подарки не хотелось. Надеюсь, что пять больших бревенчатых жилых домов, срубленных нами для посельчан, перевесили весь корабельный негатив.

Смотри рассказ «Когда рубашки не жалко»: http://www.stihi.ru/2012/04/18/2405