Мусульманка

МУСУЛЬМАНКА
В новой рдакции

 «Души начинают видеть»
Марина Цветаева

Кто же ты
Кто же ты? Какого древа?
Как тебя мне величать?
Не Булгарии ли дева,
Что делила с ханом власть?
Не монголки ль профиль лунный
Отчеканен на челе?
Может, ты из диких гуннов
С аметистами в колье?
Может, скифов кровь густая
Руку нежную крепит,
Под которой лед не тает,
Но сотрется в пыль гранит?
Дым костров и свежесть ветра
Стать с росою вобрала.
На лицо лазурь рассвета
Вместе с яхонтом легла.
Но российского раздолья
Больше, чем иных ветров
Бирюзовой вольной волей
Разошлось и в глаз, и в бровь.
На губах твоих упрямых
И в короне смоляной
Я ловлю знакомый, пряный,
Аромат ловлю лесной.
И не зря с тобою встреча,
Вещим мне запавшим сном
На одном прошла наречье,
Как на вздохе на одном.

Мин сине яратам
Ну, послушай, шальная татарка!
Без лукавства в глаза посмотри.
Мы сегодня с тобой не под Калкой,
Ты в бессилье меня не кори.
Нас Россия сравняла любовью
К её чистым и светлым полям.
И по-русски вещаю я вольно:
Мин сине яратам, яратам.
Я сегодня рязанским упорством
Твою вольную душу смутил.
Но ты в удали мне не потворствуй,
Не дразни перезвоном удил.
Говорю на гортанном наречье.
Ну, почти что татарин я сам.
Вот уж с ветел слетел теплый вечер…
Мин сине яратам, яратам.
Куликового поля не славы,
Не пайцзы ни хочу и ни плеть.
Мне с тобою весеннею явью
Лучше песни веселые петь.
Домом нам и шатром станет небо,
А всевышний един для нас там.
И клянусь по-российски я хлебом:
Мин сине яратам, яратам.

Тропа Тамерлана
Мы пойдем тропою Тамерлана.
И на камни сядем под курган.
По-кипчакски в зарослях бурьяна
Закричит таинственный Холзан.
Над курганом тень орла витает,
В нем Тимура гордые черты.
Но никто, наверное, не знает,
Что бессмертны тоже я и ты.
Не в тебе ли пламя азиатки?
Не во мне ли Новгорода твердь?
Не смотри так странно и украдкой,
В искренность российскую поверь.
Расскажу тебе лесную сказку.
Ты же мне о том, как степь цветет.
И на камне выщербленном маска
Не без черной зависти вздохнет.
Я напьюсь с тобой степного ветра.
Ты со мной – берез весенних сок.
И цветов лесных мои букеты
Обогреют камень и песок.
Я в глазах твои прочел молитвы,
Те, что и в душе моей живут.
Мы в одном как будто камне слиты,
В том, что Тамерлан оставил тут.

Жаркие губы
Ищу твои жаркие губы.
И вместе с мольбой и слезами
Тебе про любовь шепчу трудно
Своими сухими губами.
И сколько ещё мне осталось
Прожить в этом мире не прочном…
Любви мне, ну, самую малость
Прошу тебя, дай этой ночью.
В порыве, как в светлом изьяне,
Узнаешь меня ты, наверно.
Да, я лишь от глаз твоих пьяный
Сегодня содрал с себя скверну.
Да, я лишь из рук твоих нежных,
Доверчиво легших на плечи,
Поймал, как жар-птицу, надежду,
Чтоб в бездну свалиться навечно.
Не твой полумесяц под вечер,
А смуглая грудь меня греет.
И я за себя не в ответе,
Когда на губах моих зреет
Вопрос самый милый на свете.

Розовое небо
Качает розовое небо
Из пены белой облака.
Лежит на мне весенней вербой
Твоя горячая рука.
Отныне и навеки легче
На небо мне с тобой смотреть,
Где наших гордых предков плечи
Несут поныне боль и честь.
Любовь и мне, как в назиданье
Дает ликующий  покой.
В степи веселым изваянье
Тебе откроюсь я душой.
Чтоб сердцем ты меня признала,
Смогла свое сполна излить.
И, как былинное кресало,
Мне в одиночестве светить.

Полумесяц
Не ношу я креста.
У тебя полумесяц.
Из червонного золота
Вылитый он.
И загадочным зноем
Востока он светит.
И мерцает сиянием лунным,
Как сон.
В танце плыть мне с тобой,
Словно быть в поднебесье.
Но не вижу я звезд,
Лишь высокая грудь.
Из червонного золота
Твой полумесяц…
Христианин я, знаешь,
О том не забудь.
Я повешу себе
Тоже маленький крестик.
И ты будешь смотреть,
Как он жарко горит.
Из червонного золота
Твой полумесяц,
Пусть восточный свой зной,
Пусть ему подарит.
Что-то светлое мне
В день сегодняшний грезит.
Я взываю к Аллаху
И молюсь на Христа.
Из червонного золота
Твой полумесяц
Будет очень мне дорог,
Как святость креста.

Лампа Алладина
А не отблеск далеких костров
Я в глазах твоих жарких отметил.
И тетивой не выгнула бровь,
Как в набеге лихом на рассвете.
Не от зноя сыпучих степей
На щеках твой румянец алеет.
И твой стан от плеча до ступней
Азиатским коварством не веет.
Как с мечети намаз муэдзин
Совершить мусульманам прикажет,
Так пойдут я под буйство долин,
Про любовь, где мне робко расскажешь.
Серебром, где вечерних лучей
В твоих бусах рассыплется солнце.
А хрустальный со звоном ручей
В день отцветший закроет оконце.
Полумесяц на смуглой груди 
Целовать я никак не устану.
И меня ты слезой наградишь
С ароматом степного бурьяна.
Нам от звездного храма ключи
Принесут всемогущие джины.
И счастливым сияньем в ночи
Лампа будет светить Алладина.

Близнецы
Мы с тобой близнецы-горемыки.
И не нами ли плачется Русь.
По-татарски душой мне откликнись.
Я по-русски ответить берусь.
На одном мы с тобою наречье
С болью будем любить до конца.
И созвездье сиянием вечным
Нам подаст два терновых венца.
Все мы ходим под Господом Богом,
Магомет и Христос в нем един.
Полумесяц и крест нам в дорогу
Вместе с пылью российских равнин.
Дорогая, безумною верой
Ни в Христа, ни в Аллаха – в любовь.
Моя жизнь первозданною вербой
Расцвела над созвездием вновь.
Пусть я скоро уйду в бесконечность
С бирюзовой, но горькой слезой.
Близнецов поминальные свечи
Над землей вспыхнут новой звездой.

В степи
Мы с тобою там, где отдыхали
Всадники Батыевой орды,
Где его наложницы вздыхали,
Чуя в россиянках знак беды.
Мы с тобою там, где пехотинцев
Вел железной поступью Тимур,
Где любимым женам со сторицей
Раздавал он злато и пурпур.
Мы с тобою там, где сталь казаков
Кочевой разбой пересекла,
Для девицы, где любовным знаком
Удаль молодецкая была.
После битв их трепетные души
В мир иной уплыли навсегда.
Ты меня, пожалуйста, послушай,
А потом скажи с надеждой: «Да!».
Буду я с упорством Тамерлана
Собирать цветы тебе весь год.
А Батый коня мне утром рано
В поезд подвенечный подведет.
Блеск казачьей сабли на рассвете
Позовет нас в степь глухую вновь.
Мы – её стареющие дети,
Ищущие волю и любовь.

Ты уйдешь
Природа-мать нас породнила,
Как два зеленых лепестка.
Её простор, дыханье, сила –
Любви волшебная рука.
Страна, открывшая просторы,
Для всех народов и племен,
Сумела сжечь в себе раздоры
Под вещий плач и светлый стон.
Но ты уйдешь дорогой пыльной
Обратно, может быть, в орду,
Где над курганом сфинкс могильный
Пророчит зло всем и беду.
Где у костра тебе в молчанье
Взамен вина кумыс нальют.
И, как другим в кругу, из чана
Конину с кровью подадут.
Где темник – верный страж порядка,
С узорами морщин в висках,
Не сняв с седин баранью шапку,
Сомнет камчу в больших руках.
Где ты с кровавою мольбою,
В ладонях чувствуя мозоль,
Одна ночами с волчьим воем
Слезами выстрадаешь боль.

     *     *     *
Века неслись на колеснице,
Но только, только лишь сейчас
Я вижу снова власяницу,
Недобрый, хитрый вижу глаз.
Смотри же, степь опять восстала.
Дымится с посвистом ковыль.
И мирный люд бредет устало,
Втоптав цветы в седую пыль.
Опять кочевье возродилось.
И в новом качестве оно
Имеет больше зла и силы,
Чем то, что спит могильным сном.
Кто ниспослал нам наказанье?
Какая тень из тьмы веков,
Перечеркнув устои, грани,
Связала крепче нас оков?
И отчего, как в Вавилоне,
Смешалось все в тебе одной.
Не по тебе ли пленник стонет,
Не ты ль чаруешь наготой.
     *     *     *
Двадцатый век. Орда, кочевье,
Ракеты. танки, тягачи.
Творят намаз, ведут вечерню,
И пляшут все под свет лучин.
Не кони руки гривой хлещут.
Сгорел степной ковыль. Зато
Взамен поводьев сталью блещут
Здесь заграничные авто.
И мириадами огниво,
Рассыпав по земле узор,
Кричит бесстыдно и игриво,
Бесславье славя и позор.
Что век пришедший нам готовит?
И что унес минувший век?
Разрушив прежние устои,
В тебя уверил ль человек?
Тебе, наверное, придется
Не раны братьям врачевать.
И в жаркий полдень из колодца
Живой воды не воровать.
Ты не в кибитке будешь тряской
Ночами мерзнуть под луной.
И со степным мустангом в связке
Искать не будешь бродом дно.
Они тебя же и осудят
Цивилизации дитя.
И сердце женское остудят,
И слепят то, что захотят.
     *     *     *
…Не уходи, нужна ты прежней,
Тебя одну я буду ждать.
И эта светлая надежда
Не даст врагам торжествовать.