Снежная обида
Из цикла рассказов:
«Спросите, пока они живы»
Мама сегодня хмурая.
- Не крутись в кухне, иди поиграй! - прогоняет она меня.
Нехотя скольжу войлочными подошвами синих тапочек по широким крашеным половицам через сумрак комнаты в угол к ящику с игрушками: давно надоевшими потёртыми деревянными кубиками, с пластмассовыми коровками и собачками, похожими больше на статуэток... Над ними сквозь самодельную картонную букву «Я» торчит нога тряпичной куклы, а рядом, как украшение, блестит большая металлическая юла с яркими зелёными и малиновыми полосами. Я ставлю её на пол и пытаюсь завести, но она соскальзывает и с грохотом валится набок. Я снова пытаюсь, а она не поддаётся и снова грохочет. Наконец удалось! Юла выпрямилась поплыла,запела, цветные полоски слились заиграли красками... Не туда! - кричу я шёпотом, а она, натыкается на ножку стула - и …!
- Ты можешь не шуметь?! – Раздражается мама.
Я могла бы выбрать из коробки маленькие кирпичики и строить дом, или читать сказку под картинками в большой книжке-раскладушке, но мне тоскливо играть одной.
Хоть бы папа скорей пришёл.
Иду к окну, умащиваюсь с ногами на подоконнике и сквозь морозный узор на стекле смотрю вниз на белые шапки кустов, на придавленные снегом еловые ветки, на высокое каменное крыльцо. Сейчас услышу гул мотора, из-за ёлок покажется папа, помашет мне на ходу и быстро через ступеньку вбежит в дом. А я с радостным криком - «Папа пришел!», помчусь через кухню, с разбега упрусь в перила, отгораживающие её от лестницы.
…Но вот уже мохнатые тени от еловых лап подобрались к моему окну. В нежно фиолетовом воздухе заискрился падающий снег. Постепенно округлились, сгладились очертания крыльца.
…Над входом под ржавым колпачком, похожим на китайскую панамку, засветилась лампочка, в мгновение погрузив в темноту весь мир вокруг, оставив только рой пляшущих снежинок под собой и высвеченный в желтоватый цвет снег на ступеньках.
Я озябла. Замёрзли руки, сцарапывая со стекла завитушки изморози.
Почему так долго не идет папа?
Слажу с подоконника. Я хочу к маме и с опаской поглядываю в сторону кухни. А оттуда – ни суеты, ни запахов…. Неприкаянно тычу пальцем в чернильное пятнышко на стене и медленно веду им к двери, оставляя гладкий след на шероховатой побелке. Осторожно заглядываю. Мама сидит с поникшей головой, с безвольно лежащими на коленях руками. На скрип двери обернулась и так виновато посмотрела, что у меня комок подступил к горлу. Я потянулась к ней, но она отмахнулась: «Иди, иди!».
От жалости и обиды ненужности, от тревожной неизвестности и непривычно долгого ожидания маминого «идите кушать!» - свернуться бы калачиком в постели под толстым ватным одеялом. Там в полной темноте можно представить, что мама лежит рядом, уткнуться в нее, угреться и уснуть.Направляюсь к большой высокой кровати, но за шаг останавливаюсь - белоснежное кружевное покрывало и кисейная накидка на пирамиде из подушек - неприкосновенны. Трогаю прутья блестящих былец, кручу на них зеркальные шарики, вглядываюсь в искажённые отражения, и слушаю, как за стеной тикают соседские часы. Неожиданно один шарик оказался в моей руке. Сломала! Скорее прикрутить! А он выскальзывает и катится по полу, я - на коленки и за ним! Но шарик быстро скрывается под кроватью между большими тяжёлыми чемоданами.
Когда же папа придёт?
…Внизу неуверенно хлопнула дверь. Я срываюсь и теперь смело распахиваю кухню, замираю в ожидании на пороге. А мама не подскочила, как обычно…. Снизу доносятся притопывания, шуршание веника, обметающего с обуви снег, тяжёлые неторопливые шаги по деревянным ступеням…. Пять, шесть, семь, ...ещё две ступеньки и покажется папа, быстро скинет холодный тулуп, поцелует маму и подхватит на руки меня! И всё станет, как всегда - хорошо.
Но папа, не раздевается, прямо в бурках втаскивает заснеженный мешок, нервно пытается развязать его, замерзшие пальцы не слушаются, он помогает им зубами. Почему он молчит и не смотрит на меня, будто прячется от моего нетерпеливого взгляда? И на маму не смотрит…. Мешок вдруг оживает и скрипуче вскрикивает! От неожиданности я вздрагиваю, но с любопытством подаюсь вперёд. А мама, как не видит и не слышит, даже головы не поворачивает в его сторону, сидит ровно держа спину, на втиснутом между столом и стеной стуле, угрюмо уставившись в пол. Я физически ощущаю напряжённость между ними, она передается мне и пугает... Я в чём-то виновата, раз они оба избегают меня!
Развязал! Вынимает поочерёдно двух белых, как снег, гусей со связанными лапами. Они кричат и шумно хлопочут крыльями. Я сжимаюсь и на шаг отступаю. На пустом столе появляется небольшой раскрытый мешочек с лущеной кукурузой. Папа хватает гуся за голову, разжимает ему клюв, засыпает в него жменями жёлтые зёрна и пальцами проталкивает птице в горло. «Не нужно!» - в ужасе кричу я. Но папа упрямо не обращает внимания. Почему он не раздевается? Собирается уйти?! Нарастающая тревога сейчас взорвётся во мне. Сердце стучит так громко, что я прикрываю его ладошкой. По длинной гусиной шее медленно движется бугристая шишка. Только бы не заплакать!.. Но подбородок предательски дрожит, и я убегаю в комнату, бросаюсь на постель, комкая белое кружевное покрывало и кисею с рухнувшей башни подушек.
Спустя полвека...
Что произошло в нашей семье в тот красивый зимний вечер? Почему я помню только одну детскую кроватку в единственной комнате? Где была моя сестра двойняшка? Сейчас она не помнит ничего об этом. По сколько лет было нам? Почему мы остались без еды, при том, что папа был одет по теперешним понятиям добротно?
Некому теперь задать эти и многие другие так поздно проснувшиеся вопросы.
Январь 2012г.
Свидетельство о публикации №112050104209