Легко мне дышится на улицах Тольятти

Легко мне дышится на улицах Тольятти.
Проспектов ширь жонглирует мажором.
Домов ансамбли – каменные пяльцы –
Вплетают город в разноцветный шорох.

Я с высоты шестнадцатиэтажки
Люблю дивиться геометрии кварталов...

Но так бывает муторно и тяжко,
Когда подумаю:
                что с ними стало б
После бомбёжки?..

Поостынь немножко –
Прошу
                растревоженное
                воображенье.
Да где там?..
Оно анархично.
                Оно непослушно.
И –
        как вендетта –
Подобно тяге                старушечьей,
                к сплетням
Оно искажает изображение,
Мешая реальное
                с несуществующим.

...При свете ярче,
Чем в конце туннеля,
Увидел я:
Тысячеокие дома
Заплакали глазами окон,
Вскипал бетон,
Как будто сатанея,
Потом
Кипел,
                как если бы сошёл с ума,
Пустыней пожирая слёзы стёкол.

Домов-красавцев безобразные скелеты,
Казалось, покраснели от стыда
За что-то недоступное им «это»,
За что-то, что в день страшного суда
И сам всевышний бы не смог назвать
(Но им на это было наплевать),
Себя, казалось, им хотелось наказать
И век стыдливыми уродцами стоять.

Увы! Не все желанья исполнимы.

В позорном раскалённом облаченье
Стоять им было суждено одно мгновенье.
И тут же их чудовищная сила
Повергла наземь,
                стыд сочтя за лицемерье
Иль просто поглумившись над стыдом.

За мёртвым домом падал мёртвый дом.
И землю оглушил дрожащий стон.

Земля от стона встала на дыбы,
Над мертвецами чёрной тучей распласталась,
Картину мерзкую закрыв от солнца,
И нежно опустила покрывало
Своё на них,
                как бы
Тем говоря:
                «Никто здесь не проснётся»...

И против этого кладбищенского вздора
Всё восстаёт во мне.

Спешу топтать асфальт
И убеждаться в том, что это здорово –
Не от тоски и страха каменеть,
А слушать уличный задорный гвалт
И греться красками родного города.

Я б растерзал своё воображенье
И бросил
                на съеденье воронам,
Когда бы знал:
                с его уничтоженьем
Блокада              миражей –
                ада
                прорвана.

Я б выколол свои глаза
По убежденью, а не сдури,
Когда сумел бы доказать
Виновность их в архитектуре,
В которой явна
                тайна смысла –
Волос
               теряет
                меньше
                лысый.

Но не проведёшь меня, не надуешь.
За                пароксизмами
       представлений таких
Я вижу чаянья милитаризма(!)
И ему
               показываю
                кукиш.

(Ты хочешь,
                чтоб город я свой ненавидел?
А такую «фигуру» ты видел?)

Перед тобой не спасую, не сникну
И,
      самым клянусь сокровенным,
Сделаю всё,
                чтоб ты был выкинут
Вон с Земли
                и из всей Вселенной.

Сделаю всё(!),
                повелю: «Не смерди
И
      перестань изгаляться,
Как
         наимерзнейший садист,
Над живым,
                над планетою,
                над Тольятти!»

(Сентябрь 1983-го, Тольятти)