Мой дирижёрский дебют
Мы, конечно, психуем. Мы предвидим, как посмотрит на нас Василий Алексеевич Гамоцкий, наш препод, как красноречиво он подёргает усом и саркастически вопросит: «Ну? Что на этот раз?» Как будто мы только и делаем, что специально опаздываем на его пары!.. К тому же сегодня – просмотр этюдов, и если Коше бояться нечего – она наделена актёрскими способностями, то для меня это катастрофа: я даже мяукнуть убедительно не могу.
Да и не готовы мы к этюдам! Как-то ничего в голову не пришло, а заставлять себя было лень. Вот и представьте наше настроение: мало того, что не сделали домашнего задания, так ещё и опаздываем безбожно! Как тут не злиться? Мы и злимся – на шофёра. Тем более что ему надо было водителем кобылы работать, а не людей по городу возить!
Но и совесть нас тоже угрызает. Тем сильнее, чем ближе мы к своему «кульку».
— Кош, а Кош? Ты придумала что-нибудь? Убьёт же Гамоня…
— Да думаю…
— Давай думай быстрее, а то уже подъезжаем!– говорю я вне всякой связи с предыдущим неудовольствием от скорости передвижения.
Шура замолкает сосредоточенно, пытаясь, видно, за нас двоих родить хоть какую-нибудь идею – в мои прозрения она не верит. А зря. Я вообще в условиях стресса быстрее соображаю, поэтому на меня снизошло озарение: а почему бы не изобразить... дирижёра? Мне? Шура – та изобразит хоть кого. Ей и бояться-то нечего, с её-то даром перевоплощения!..
Да, я не сказала, что эти самые этюды были на профессию: т.е. надо было убедительно и внятно представить мини-спектакль на тему «Я (ну, допустим) доярка». Или там космонавт. Или ещё какую-нибудь дичь. Вот я и решила, что легче дирижёрского образа ничего и нет. А что? Машет себе руками, и все дела! Что тут репетировать? Я даже приободрилась на время – я вообще оптимистка.
…Когда мы просочились в класс, показы уже шли вовсю, поэтому Василь Сеич сидел мрачнее тучи: ну не повезло с набором, ёлки-палки! На лице у него было написано всё: и про кучу бездарей, и про то, что работать не с кем, а на нём прорва мероприятий областного значения, и про то, что Андреева с Дубцовой – это мы с Шуркой, если кто не понял, – совсем обнаглели…
Но я улыбалась так лучезарно, что он д о п у с т и л мысль о нашей реабилитации. Он спросил – ядовито, но со смутной надеждой: «Неужели готовы? Ну, давайте… Кто первая?»
Вызвалась, разумеется, я, уверенная, что уж дирижёром-то я его порадую! Надо сказать, я старалась. Я энергично размахивала руками во всех плоскостях, я пристукивала ногой, я трясла головой как бы в приливе вдохновения и, как по-уголовному выражался приятель моего брата Славка Чернышов, вовсю «корчила умняк». И была собой совершенно довольна.
Поэтому реакция Василия Алексеевича меня удивила. Он почему-то побелел, потом покраснел, потом осведомился, встопорщив усы так, что мог бы уже и не говорить ничего – всё и без того понятно: «И какое же п р о и з в е д е н и е, с позволения сказать, Вы и с п о л н я л и?»
…Здрасьте! Что, я и об этом должна была подумать? Ну чё попало!..
Оставшуюся часть урока Василий Алексеевич бушевал. И, хоть и был слегка похож на моего дирижёра: тоже потрясал руками, крутил башкой и перекатывался с пяток на носки, – он был в своём праве. А все радовались: пронесло! Уже никого не вызовет…
…Ну и Шурка спаслась.
А я расстроилась не слишком: к этому времени я никаких иллюзий по поводу своих актёрских данных не питала, а тогда что же и расстраиваться? На нет и суда нет. Да и Василий Алексеевич всё равно бы меня не выгнал ни при каких обстоятельствах! Я же лучше всех на курсе писала сценарии! А в артистах у него ходил Баранов Сашка. Да ещё и Шурка. И Зорина. И Алла Полякова. Да почти все, кроме меня! Не зря же несколько человек из нашей группы подались на профессиональную сцену! А лепить из меня Ермолову себе дороже.
Свидетельство о публикации №112042903373