Чужой

                СЛОБОЖАНСКАЯ ПРИТЧА

     Шёл странник, человек божий, поклониться святым местам и заглянул на хутор, а хозяин, человек зажиточный и богобоязненный, с радостью к столу его пригласил время как раз к обеду приближалось. Кликнул хозяин батрачку, и тут же возникла молодая статная девка с вышитым рушныком через плечо и повела гостя умыться с дороги.
        Долго и тщательно мылся странник, не жалея ни мыла, ни воды, но дорожная пыль за долгие дни пути так в тело въелась, что при вытирании на белоснежную ткань рушныка всё равно перетекли тёмные пятна. Не понравилось это батрачке, нахмурила тоненькие стрелочки чёрных бровей и подумала:
               - А стоило ли  хозяину моему такого рваного и грязного к столу приглашать. Напоил бы водой из криницы, бросил бы в торбу паляныцю и достаточно, а теперь и мне лишние хлопоты со стиркой нового рушныка и хозяйке за столом заботушка следить, как бы со стола  чего не умыкнул. А это вполне возможно, места глухие дикие. Жандармы далече.
Начни звать, не докличешься. Может он только прикидывается божьим
человеком, а на деле, беглый из острога.
Чуток до чужих мыслей был странник. Ни слова батрачка не обронила, а  мысли её калёным железом до сердца прожгли. Вздохнул глубоко он и к её мыслям свои приложил, чтобы до неё дошли, а хозяин и не догадался даже:
    - Не там, красавица, тёмные пятна ищешь. Не на рушныке они страшны а в душе неправедной.  Гостя же, хоть и неказисто одетого, не суди опрометчиво, а прежде приглядись к нему хорошенько, да поспрошай, и не забудь при этом в очи ему заглянуть, уж они тебе всю подноготную о нём помимо воли его и выдадут. Да не стыдись ты так и алым румянцем не заливайся, я человек Божий и зла ни на кого не держу, и все слова мои  только в поучение. Повзрослеешь, ума наберёшься и признаешь мою правоту, а в Святых местах, куда  путь держу, я за тебя обязательно помолюсь, и жизнь твоя непременно изменится к лучшему.
Ни слова не промолвила батрачка, а только раздула  тонко очерченные ноздри крохотного носика и поплыла к хате, а хозяин и странник заспешили  за нею.
Во многих землях за долгие годы жизни странник побывал, но такого великолепия, как в хате хозяина хутора ещё не встречал.
И образа в золотых и серебряных окладах святыми ликами поблескивали, и мебель вдоль стен в ситцевых обоях вся заказная тонкими лаками так и сияла. и стол, накрытый вышитой скатертью, весь ломился от яств, а приборы на нём не саморобные деревянные, а заграничные сплошь серебряные были. Хозяйка дородная и румяная встретила гостя радушно поясным поклоном, а хозяин усадил его по правую руку от себя на почётном месте. Страннику от всего этого даже неловко стало, но ни словечка не слетело с его уст, деликатный, он боялся хоть и невольно досадить людям, приютившим его.
Перед трапезой все помолились, перекрестились троекратно и уселись на широкие лавки, накрытые толстыми заморскими коврами.  Хозяйка налила гостю полную до краёв миску густого наваристого исходящего паром горячего борща с  большими кусками мяса и пододвинула блюдо с разрезанной на толстые ломти белой ещё горячей и вкусно пахнущей поляныцей.  Взял странник горячий ломоть в левую руку, серебряную ложку в правую и хотел уже зачерпнуть ею борща, как вдруг в горницу ворвался дерзкий десятилетний мальчишка, хозяйский сын, и закричал пронзительно:
- Тату! Мамо! А откуда у нас этот грязный и оборванный взялся и почему он на моём месте сидит?
  Сдвинул хуторянин густые чёрные брови, сжал пудовые кулаки, и
не сдобровать бы невоспитанному дитяте, но за него заступилась мать:
            - Не серчай на него, милый. Он с ребятами на лугу играл, устал,  упарился, себя не помнит, а уж проголодался как бедненький, ведь с самого утра, как выбежал из хаты, так и маковой росинке во рту у него не было. А что до места, на котором дорогой гость сидит, наш сынуля где-то и прав. Оно всегда ему  принадлежало. Он к нему привык, на другом месте ему несподручно будет, и я думаю, гость не обидится, если чуть-чуть подвинется. Странник в смущении замотал головой и подвинулся, освобождая место избалованному хозяйскому сынку, а тот тут же принялся с такой скоростью хлебать борщ, что горячие  брызги полетели в левую щеку страннику. Ничего не сказал Божий человек, а только положил на стол ещё неоткушенный ломоть поляныци и прикрыл щеку    левой
    ладонью
  Через какое-то время вновь прицелился странник ложкой к миске с борщом, но и на этот раз преждевременно, потому что как раз в этот момент подкатила к крыльцу рессорная коляска, запряжённая тройкой горячих вороных коней, и из неё вышла молодая пара - дочь хозяев  с мужем и младенцем на руках. Увидев их в дверях дерзкий мальчишка
     Мгновенно забыл про борщ и завопил радостно:
            Сестричка, родненькая моя, приехала!  Иди сюда, садись рядом со
  мной, а этот грязный, и он указал  скрюченным пальчиком в сторону
   странника: - пусть подвинется ещё!
Странник, смущаясь всё сильнее, задвигался, стал переставлять
    миску и неловким движением перевернул солонку. 
- А вот соль опрокидывать как раз и не нужно – плохая примета –
уставясь немигающими   глазами на странника, изрёк мальчишка, - нам
  несчастья в хате ни к чему!

Отец погрозил сынку пальцем и тот замолк, но наглого взгляда так
и не отвёл.
      Закрыл глаза странник, унял невольную дрожь и вновь потянулся ложкой к миске уже успевшего остыть борща, да не тут-то было – скрипнула дверь и на пороге появилась маленькая, сухонькая,        очень аккуратная старушка с корзинкой в руке. Мальчишка выпрыгнул
   из-за стола и подбежал к ней:
          - Бабуленька! Дорогая моя! Как я по тебе соскучился! А ты молодчинка      полную корзинку гостинцев мне принесла. Поставь её пока в уголок и  садись со мной рядышком, а этот грязный пускай подвинется. 
Странник бы и рад подвинуться был, да некуда – стол закончился.  Тогда он встал с лавки взял миску с уже холодным борщом в левую руку и вновь потянулся ложкой к миске, но и на этот раз ему не повезло – любопытная кошка, открыв дверь лапой, проникла в горницу, и подойдя к страннику, стала тереться выгнутой спиной об его ноги. От неожиданности тот вздрогнул, выронил миску и она разбилась на множество мелких черепков, а борщ разлился по крашеному полу красноватой лужицей с кусками мяса посередине. Кошка ловко прицелилась, подцепила самый большой кусок и, довольно урча, потащила его в дальний тёмный угол.
      А что же странник? Ничего не сказал он занятым оживлённой беседой хозяевам, подхватил с пола пустую свою торбу и выскользнул за дверь.
Его исчезновение заметил один лишь хозяин и заёрзал, так неловко
 стало ему:
- Пригласили, усадили с собой за стол, а он, так ни к чему и не
притронушись,  покинул хату… Не по-хрстиански всё это как-то, грешно!
Но на помощь ему тут же пришла жена:
            - Милый да Господь с тобой! В кои-то веки съехались все свои! Здесь разве до гостя, тем более, что вид у него совсем непочтенный и неизвестно какого он звания! Не думаю, что с его стороны обиды могут быть… А ты возьми поляныцю, догони его и кинь её ему в торбу и слово
ласковое молви, вот и по-христански всё будет…
          Хозяин всегда, прислушивавшийся к советам жены, выскочил с
поляныцей из хаты. Странника он догнал уже у плетня и закричал:
 - Эй, остановись, погоди, мил человек!
            Странник оглянулся и остановился. Хозяин подбежал к нему и
одним ловким движением забросил ему в торбу огромную белую ароматно пахнущую паляныцю. От этого запаха у голодного странника даже слюнки потекли, но он сдержался и не потянулся к хлебу. А хозяин
продолжал говорить безумолку:
             - Ты на нас, не серчай! Сам видишь, все свои съехались, а ты один
  серед нас чужой оказался, До тебя ли в такой-то миг.
  Ничего не сказал на это странник, а только поклонился низко,
  приложил руку к сердцу и пошёл с хутора в дикую степь.
Дорогой бездомный пёс за ним увязался.  Трётся облезлым
  пустым брюхом об ноги, забегая вперёд, в глаза заглядывает, а уж
  закрученным хвостом, как только не виляет. Не выдержал голодного         взгляда пса странник, развязал торбу, извлёк поляныцю, и разломил её пополам, большую половину псу бросил, а меньшую в торбу опять положил. Голодный пёс, довольно порыкивая, тут же всё и умял, после чего заполз в самые густые бурьяны и уснул в блаженстве. А странник к хлебу даже не притронулся – знал, что впереди ещё много дней человеческого жилья не будет, а потому оставшуюся половину поляныци растянуть нужно будет надолго.
Он шёл и на всё поглядывал с любовью. Каждую тварь
божью, каждую былинку он своими считал, и ничего и никого чужого у него не было. Только родные близкие и желанные. Всех он жалел и за всех истово молился. И грозный  безжалостный ко многим земной мир был к страннику добр, всегда оберегал, всегда выводил на единственную верную дорогу.    
Вот так бы и нам. Да где там. Гордыня и невнимание к
ближним часто оказываются сильней нас. И мы не замечаем голодных глаз, протянутых рук, вздохов обиженных, стонов страдающих.  Бездумно и одиноко мчимся мы по жизни, стремясь урвать у неё побольше благ для себя. И как же тяжело бывает остановиться, поделиться с кем-то последним куском, а кого-то приободрить ласковым словом. Но давайте всё-таки  совершать добрые поступки, и я уверен   мир станет добрее к нам.

1995-2008