Доисторическое слово Сизифа о Сосноре

На фото: Виктор Александрович Соснора


      Говорить о Сосноре в рамках какого бы то ни было дискурса – все равно что вить веревки из песка. Творчество этого кудесника слова семантически необозримо, каждый его слог чреват прорывом в иное, запредельное всяким рационализмам.
      Отдавая дань рутине рассудочных построений, конечно, можно было бы заняться описанием совершенно особой рифмы поэта, ритмикой его фраз, мелизмами ассоциаций, порождаемых его семантическими софизмами, лексикографической структурой его текстов и пр., пр. Но все это не будет иметь никакого отношения к тому неизъяснимому, что превосходит все вербализмы и улавливается только интуицией. А ведь именно оно – неизъяснимое и несказанное – угадывается за всеми писаниями столь редкостного художника.
      Безусловно, Соснора – тончайший лирик, ибо лира его звенит и будит самые потаенные движения души. Вместе с тем он также ироник и мастер парадоксов. Его юмор – это золото высочайшей пробы! Он может говорить, казалось бы, о пустяках, но с такой проникновенностью, что сказанное им с неизбежностью воздействует завораживающе и повергает в изумленье, открывая внутреннему взору читателя нечто близкое, до боли родное и в то же время исполненное дыхания иных миров.
     Соснора лапидарен, равно как и предельно выразителен в своем редукционизме звуков. Потому что он знает, что атомизмы звуков – это всего лишь репрезентация безначальной немоты и животворящей пустоты. И то, и другое суть лишь ипостаси Смыслового Универсума.
     Соснора чужд всякой схоластики. Его мысль спонтанна, стремительна и легка, как поступь молодой красивой девушки. Более того, любая мысль художника эстетически самоценна ввиду ее неисчерпаемой образной содержательности. Иначе говоря, его вербализмы семантически бесконечны и образны, а образы – практически невербализуемы в той мере, как этого хотелось бы.
     Шествуя недосягаемо впереди для великой армии бытописателей, Соснора каждым своим вздохом, каждым взмахом чудодейственного пера возвещает о самом сокровенном, о том, на чем зиждется все устройство мира видимого и невидимого. В этом смысле он самый авангардный авангардист. И одновременно он же – авторитетнейший и маститый классик, кровно связанный с великим многообразием традиций мирового искусства. Читать его – ни с чем не сравнимое наслаждение! Потому что в его текстах голоса минувших эпох эхом отзываются в настоящем и оживают в нем, а само настоящее воспринимается как пролог к будущему, как великая арена еще только угадываемых и не свершившихся событий. Собственно, это и есть главнейшая черта подлинного художника: культивировать само время. Отдавая дань уважения этому римскому ликтору, хочу воскликнуть шепотом: а мир – весь сев Рима!