Римское утро

РИМСКОЕ УТРО




В садах Мецената бугры корневищ дубовых –
жерла вулканов,
откуда взлетело дымом и лавой
и отвердело
время,
и вот –
осыпается и оседает
на песчаных дорожках и лавках,
на белых головках бессмертников,
не пеплом,
но бронзовою листвой, бронзовыми желудями,
бронзовыми тельцами, крыльями, лапками юрких скворцов,
что скачут повсюду в траве.
Чайка важно обходит аллею, будто прежний хозяин
в белой тоге своей.
И, захваченная потоком
превращенья в материю тысячелетий,
пожилая пара, забывши про все на свете,
на каменной, покрытой росою скамье
целуется – как, наверно,
могли б только мы с тобою.
И разлегшаяся средь луга порфировая колонна,
и плита муссолиниевского бетона –
словно две нагие подружки
в ожиданье художников
– Тициана, Пуссена или Мане –
для пасторальной пирушки с мандолиной
или «Завтрака на траве».
Я рукой провожу не дыша
по пышному стану порфира:
малышка и впрямь хороша – 
обхватом в два моих роста. 
И не утратив свой блеск
за два последних тысячелетья,
отражает солнце и воздух, и выси римских небес,
холмы, и сады, и деревья.
Не отражает она только наших лиц,
лишь быстрой ящеркой – тень
ладони моей – коснулась – и соскользнула вниз,
в листву облетающих дней.
Здесь все облетает и вновь зеленО,
и ветви, как стадо овец,
теснятся, и блещет росою руно,
и блеют, что все уже было давно,
отжило, и пало, и вновь ожилО,
гремело, горело, и что все равно
ничему не настанет конец.
Есть время для смерти и час для любви,
в утробе, как в гробе, темно,
рождайся, рождай, умирай и живи,
а день – хоть лови его, хоть не лови –
вспорхнет, и растает, и вновь прилетит
весенним скворцом под окно.


31 марта – 9 апреля 2012