Ощущение счастья

Переживать вероятность возникновения счастья так же сложно, как его отсутствие. —
Об этом думал каждый, наверно, но каждый ли чувствовал, что его патроны
закончились, ему нечем больше стрелять, и вот в этот самый миг — свобода! —
долгожданная свобода — отпустить себя и целиком положиться на судьбу.
Та роскошь, которую не можем себе позволить, бесконечно суетясь, выворачиваясь
изнанкой души в стихи и в то малое, что удается из себя извергнуть.
И вместе с тем, та роскошь, которая позволена верующим — «на тя уповаю, Господи!».

Нет, сегодня не о пророке речь и не о душевнобольном,
не о калеке физическом — о самом обычном человеке — вес которого не велик,
да и мало кто взвешивать станет. Жил и рос он в том далеком месте,
которое посещаемо часто, но все же от счастья далеко. И все там ему было славно,
потому как подумать ему было некогда. Но раз как-то случилось ему попасть
на вынужденный отдых — в больницу. И там по весне стал он себя взвешивать —
чем знаменит и чем богат, кто его навестит. Пролежав так с неделю и без визитеров,
вышел он из больницы вовсе иным, нервы его вконец расшатались,
на службе его не узнавали. Стал он растерян и глуп, всем нехорош, —
так что речь зашла об его увольнении и поиске ему подмены.
И вот тут-то и началось...

Должность его была не то чтобы сильно значима, но требовала определенных знаний
и особенностей характера, и такого вот симбиоза в огромном городе
никак невозможно было сыскать. Человек, потерявший себя, обрел как-то вдруг
свою ценность и единственность. Нет, произошло это не сразу. Поначалу
известие об увольнении совсем огорчило его и даже довело до отчаяния,
ненужность стала для него теперь уже не случайностью. Но постепенно он видел,
что дело с увольнением затягивается, дела копятся, и стал потихоньку выправляться.
Так, из элемента, в котором имелась потребность, он снова стал постепенно ненужным,
невидимым, вошедшим в ритм. Но одно показалось ему странным во всем, что выбило его
из колеи в тот месяц, — в какой-то момент то ли крайнего отчаяния, то ли самого
начала выхода из него, ему так захотелось, чтобы кончились, наконец,
и самые последние патроны, — чтобы "свобода!", чтобы без ощущения вероятности
 счастья...