Замок Сатаны. Глава 3. Христианин до Христа

                «И если восстанет среди тебя пророк или
                сновидец…  и  представит   тебе   знамения
                или чудо, и сбудется то знамение или чудo
                …,  и  скажет при этом: «Пойдём вслед бо-
                гов  иных,  которых ты не знаешь, и будем
                служить им, то не слушай слов пророка се-
                го,  …а  пророка  того…  должно   предать
                смерти».
                Втор. 13.

Позволь мне, читатель, начать с отступленья
Сей новой главы разговор.
И пусть не покажется странным сравненье,
На чём бы я сделал упор.
Однако поможет нам это сравненье
Понятнее тему раскрыть,
Что я в заголовке даю без сомненья,
Как с этою темой мне быть.
Коснусь я загадочной личности грека,
Что две с лишним тысячи лет
К себе возбуждал интерес человека –
А всё объяснения нет.
И грека того называли Сократом.
И был он за долгий свой век
Ваятелем, каменщиком и солдатом,
Философом, странный тот грек.
Да, странностей в личности этой не мало.
Но, кроме тех странностей, что
К судьбе его мой интерес возбуждало
В гаданиях: «Кто же есть кто?»
Во-первых, на мой взгляд, есть сходство большое
(О том – не один документ)
С другой удивительной в жизни судьбою,
Создавшей другой прецедент.
Толпа Иисусу внимала с волненьем:
Чудес столько дал чародей!
Так что ж натолкнуло на мысль о сравненье
Двух судеб столь разных людей?
Простое сравненье их жизненных фактов
Даёт аналогий нам ряд –
Какие и как у них были контакты,
Как книги о них говорят.
Герои те оба на свет появились,
От женщин родившись «простых».
И смолоду оба росли и учились
Сперва у отцов у своих.
Потом, повзрослев, учат Истине оба,
Пример своей жизнью нам дав.
И Истине учат лишь словом, до гроба
Ни строчки нам не написав.
Наверно, затем, что они – не пророки,
Что жадно ловили «слова»,
Чтоб после стило превратило бы в строки,
Чья память до селе жива.
Писали затем, чтоб потом, на досуге
Обдумать слова не спеша,
Что боги-учители им без натуги
«Диктуют», событья верша.
Нет! Оба они есть Учители сами,
Им скучно всё это писать,
Поскольку ту Истину знают на память.
Зачем же им время терять?
Ведь слово – секунды. А пишешь – часами.
А мысль – и подавно быстрей.
К тому же нужны им, смекаете сами,
Пергамент и перья гусей.
А это всё – деньги. Они же – из нищих.
А книги самим не нужны.
К тому ж – не получишь ни славы, ни пищи
За них от богатой страны.
Боялись ошибок они не понявших,
Но очень усердных людей.
И оба сердились они на писавших
За ними в тетрадке своей.
Обоих мы знаем по воспоминаньям,
Писали что ученики.
Сократа «портрет» дали люди со знаньем,
Писали Христа – мужики.
Но главное, что их совсем «породнило»,
Так это – что оба пошли
На смерть от людей ради Истины милой,
От славы и блеска вдали.
И оба они испытали измену,
Предательство учеников.
Такие частенько выходят на сцену,
Кто в верности клясться готов.
Но только фортуна к Учителю задом
Невежливо встанет порой –
Как вмиг отвернётся с испуганным взглядом
«Бесстрашный» вчерашний герой.
И оба они через смерть преступили,
Познавши бессмертья устав
И чашу ту горькую оба испили,
Но «смертью своей смерть поправ».
Обоих философов власть обвиняла
В подрыве ученья богов,
Что «чувства, мол, верующих оскорбляло»,
Ему наживая врагов.
А так же обоих жрецы обвиняли
В ученье о ложных богах
И в том, что они «молодёжь развращали,
Мораль повергая во прах».
И Истина, что излагали устами
В собраньях людей там и сям,
Была проклинаема всеми жрецами
(А значит – противна властям).
И не было слушателей равнодушных,
А были друзья иль враги:
Иль спорщики, или клевреты послушны,
Иль те, кто прощают долги.
Но казус с врагами у них интересный:
Врагами у них были те,
Кому они были ПО СЛУХАМ известны,
Избегшие встреч в суете.
Когда же встречался их враг с их беседой –
Любого могли убеждать
В своей правоте. Так что были их беды
От тех, НЕ ЖЕЛАЛ кто их знать.
Но были враги, что хоть лично не знали,
Но всё ж не могли не понять,
Какие вершины они занимали
И им их – никак не достать.
И мстили за недосягаемость эту,
Желая, чтоб не было их,
Чтоб не нарушали вопросы-ответы
Покоя героев таких.

Теперь – во-вторых. Я не первый на свете
На мысль натыкаюсь о том,
Что в чём-то похожи философы эти,
Что смысл есть в сравненье таком.
Давно эту мысль уж сказали когда-то
Не чьи-нибудь – церкви уста,
Что если с вниманьем изучим Сократа,
То он – «христьянин до Христа».
Но если такое нам вслух утверждают,
То значит духовный сей труд,
Что противоречия не замечают
И нам катахрезу дают.
И если Европы духовное братство
Считается с первенством тем,
То значит, должно называться «Сократство»,
А не «Христианство» совсем.

Но если меж ними есть сходства не мало,
То есть и различье одно.
Различие то образует НАЧАЛО,
В характере это дано.
Во-первых, различно у них содержанье
Ученья: по разному «Что?».
Сократа по жизни «вёл Демон познанья»,
В чём рядом не мог встать никто.
Он – бог мудрецов, что природу пытая,
Всё знаний хотят от богов.
«Я ЗНАЮ уже: ничего я не знаю» –
Вот символ Ученья его.
Напротив, имел Иисус атрибуты
Другие: «Любовь и Добро».
И тратить решил этот бог почему-то
На них своих слов серебро.
Он бог был униженных, нищих и бедных
И книжник Исусу был враг.
И в МЕТОДАХ их обучения – бездны,
А значит – учил он «НЕ ТАК».
А те атрибуты «выносят решенье».
Чтоб «символы» выстроить в ряд:
«Ах, Отче! Ты детям прости прегрешенья:
Не ведают, что и творят!»
Но мы не выводим на сём основанье,
Что выше Сократ, чем Исус:
Любовь – потрудней и повыше, чем знанье
И я утверждать то берусь.
Ведь с развитым, умным, с мышленьем логичным
Попроще Учителю быть,
Чем с глупым, неразвитым, эгоистичным,
Привыкшим эмоцией жить.
Ведь этот бедняга не может расстаться
С мечтою о лишнем куске.
«И он не способен над мыслью подняться
О лишнем в руке медяке».

А вывод какой из такого сравненья
Устроим? Зачем нам оно?
Исус признаётся общественным мненьем
За бога (и Бога!) давно.
И вовсе не за чудеса исцеленья:
Доступны они и другим,
Чьи головы так же венчает свеченье
(Сам видел!) под мраком ночным.
Он бог для нас за СОДЕРЖАНЬЕ Ученья,
За Слово, что нам он принёс,
За что заплатил он смертельным мученьем
И вечный поставил вопрос.
Но коль за четыреста лет до Христоса
То ж Слово Сократ-человек
Сказал и поставил такие ж вопросы,
Таинственно-сказочный грек,
И сам сформулировал Истину ту же,
Для-ради которой Христа
Послали на смерть, то зачем он был нужен? –
Ответьте-ка пожалуйста.
Зачем же Голгофа и эти мученья?
Ответьте на старый вопрос:
«Раз людям такое уж дали Ученье,
Напрасно что ль умер Христос?»
Так вот для чего нам сравнение было:
Дилемма у нас, так сказать
(Что та катахреза нам и породила!).
И надо нам здесь выбирать:
- Нам либо Исус никакой и не боже
(Про что Магомет и прорек),
Раз лет за четыреста сказано то же
Сократом, кто есть человек;
- Иль либо Сократа нам так же за бога,
Подумав, придётся признать,
Раз Слово такое же, прямо и строго,
Смог до Иисуса  сказать.
Ошибка считать (я настаивать буду
И в мненье таком не один),
Что «греческого ПОРОЖДЕНЬЕ он чуда» –
Он сам есть ОДНА ИЗ ПРИЧИН.

Так кто ж он, Сократ, что «насмешник был вечный»,
Что был «беспощаден, но добр»,
Что числился, как «человек бессердечный»,
А в битвах – «силён и хоробр»?
О, характеристики так совпадают
С проворным героем моим,
Что вовсе сомнения не возникает,
Здесь встреча с героем каким.
«Он был совершенно, видать, бессердечный» –
Напишет Рудольф про него.
Любитель «экзамен» устраивать вечный,
В чьей власти и Тьма и Огонь.
И он не случайно родился в Афинах,
Что городом был мудрецов:
Здесь необходимо познать было сыну
Все знанья и мудрость отцов.
Здесь методы он изучал ИЗЛОЖЕНЬЯ
Тех истин, что знал отродясь,
На уровне знаний того окруженья,
Что местной элитой звалась.
Освоить он должен был уровень знаний,
Что был для него нулевым,
Чтоб базу освоить своих начинаний,
Что дать он был должен другим.
Чтоб не оказаться смешным за ученья,
Что людям известны давно,
Чтоб не было пройденного повтореньем
Из знаний его ни одно.
Но чтоб и непонятым не оказаться,
Умчавшись в понятьях вперёд
Настолько, что людям за ним не угнаться –
И даром запал пропадёт.
Ведь он диалектику им излагает.
Наука ж сия говорит,
Что лишь постепенно всё ум постигает,
А «прыгать» она не велит.
Но он изучает не только науки,
В теории что нам даны –
Риторика, этика, музыка. Руки
Умелые так же нужны.
И он постигает земные ремёсла,
Припомнив старинную прыть:
Ваятеля, зодчего, каменотёса,
Что, может, успел подзабыть…

Так что же заставило там Иегову,
Ответьте, пожалуйста, мне,
Связаться с опаснейшим делом рисковым:
Явиться людям не во сне,
Как он к Аврааму похаживал было,
Не в огненном страшном столпе,
Когда Моисея потом посетил он,
Средь туч представая толпе,
А в образе сына представши людского?
И сын тот был вооружен
Лишь мудрости силой и Истины Словом,
Но не был бронёй защищён.
Причины, конечно, для этого были
И были серьёзны они.
«Защиту диплома» они проводили,
На это потративши дни.
Геннадий отчёт написал, как посредник
Пустынею сорок лет вёл
Евреев, чтоб «умер в них раб тот последний
И «плач по Египту» прошёл».
Прочтя свой доклад и послушавши пренья,
Сказал Демиург-без-пяти:
«Внимательно выслушал я ваши мненья.
Михайла Андреич, прости,
На равных хочу говорить я упрямо
С людьми, уважаю хоть вас.
Ведь вот наш Всевышний сказал про Адама:
«Адам как один стал из нас!»
И раз уважать его надо, как бога,
То значит, как с бога и спрос!
Ведь праведну знает уже он дорогу,
Уже до Завета дорос!
И коль человек не живёт так, как надо,
То значит, не хочет так жить.
За что ж ему милость моя и награда,
Коль вечно он хочет грешить?
Зачем же тогда тратить время впустую,
Греша там лишь из года в год,
Копя отрицательный опыт свой в суе?
Пусть лучше совсем не живёт!
- Геннадий, какой же ты, право… горячий,
Ну прямо спортсмен-экстремал!
Хотел бы желать я тебе в том удачи,
Да шанс твой здесь слишком уж мал.
А помнится, сам выступал здесь когда-то
За вечную жизнь для людей,
Мол, опыт и знанья накопят ребята,
Что дал бы им ты, чародей.
Но люди в «Лесу» просто не понимают,
Чего же от них мы хотим.
Лишь то, что понятно, того и желают.
Так кто ж объяснять будет им?
Ведь нету наставника у человека,
Который бы выше был их.
Один лишь властитель, такой же калека,
Учить чтоб походке других.
Учитель лишь с верхнего уровня может
Людей до себя ПОДТЯНУТЬ,
А тот, кто такой же, не сможет, похоже,
Их ВЫШЕ СЕБЯ ПОДТОЛКНУТЬ.
Нет, так не бывает. Вот ты не считаешь
Смерть злом: мол, бессмертна душа.
Но это лишь ты и лишь здесь это знаешь,
А людям-то жизнь хороша!
И что он бессмертен – об этом не знает:
«Оттуда» ни кто не пришёл
И не рассказал, что за гробом бывает,
От нас не доходит глагол.
И смерть для него – это ужас, страданье.
Зачем же детишек пугать –
Мол, «смертью умрёшь!» А людям ВОСПИТАНЬЕ –
Так долго нам надо давать!
Он должен ПРИВЫКНУТЬ жить, по крайней мере,
Лет за сорок новым житьём.
Наставник же должен на ЛИЧНОМ ПРИМЕРЕ
Урок преподать им живьём.
Ведь он – человек, а совсем не компьютер.
Им сказано: «В поте трудись!»
А он-то мечтал о безделье в уюте,
Вот это – «счастливая жисть».
И жизнь-то реальная много сложнее,
Чем заповедей этих свет.
И сам разобраться он в ней не умеет,
Поскольку ни опыта нет,
Ни знаний. А ты думал: дал «Откровенье»,
Как в память программу вложил,
Явившись ему над «Ковчегом» в мгновенье –
И хочешь, безгрешным чтоб жил.
Увы, бесполезно. Он не выполняет
Заветы совсем не из зла,
А лишь потому, что он НЕ ПОНИМАЕТ,
В чём польза от них бы была.
- Хм… «Нету наставников»… Это идея!
Действительно, так далеко
Ушли мы от них, что не чуем людей, и
Поэтому нам не легко.
Уже не умеем мы с ними общаться,
Не то, чтоб средь них долго жить.
На уровень их нам придётся спускаться
И вновь человеками быть.
И как вы заметили, личным примером
Должны преподать им урок.
Да, это – задачка: таким вот манером
Прожить человеческий срок!»

Итак, завершилась диплома защита
И стал он теперь Демиург.
Ну, правда, был не «терапевт знаменитый»,
А лишь «костоправ и хирург».
Пока же давал он Закон Моисею,
С подачи Наины как раз
Андрюхин подал д’Юмадону идею,
Чтоб вер было много у нас.
И Гений немедленно подсуетился:
Он так не хотел допускать,
Чтоб «первенец» вновь от него отступился
И стал многобожник опять!
И срочно опять к Моисею явился
Он способом старым – во сне.
И вот, когда утром пророк пробудился,
Сказал он: «Пергамента мне!»
И в двадцать шестую главу он «Левита»
Добавку ещё написал –
Ужасный от бога Завет знаменитый,
Как богоотступник страдал.
И «Второзаконие» так же он пишет,
Где, в частности», он говорит,
Что если пророка Израиль услышит,
И будет пророк знаменит,
И будет знаменья давать он и чудо,
И будут сбываться они,
И много народу излечены будут,
Как с ними проводит он дни,
«Но будет при этом вас звать за богами,
Которых не знаете вы, –
Не слушайте вы ясновидца, а сами
Лишите его головы.»

И вот, в соответствии с личным стремленьем
Быть первым во всём и всегда,
Выходит к Директору он с предложеньем,
Что не назовёшь «ерунда»:
Он хочет участье принять во внедренье
Одной новой веры как раз.
И выступит он с христианским ученьем,
Но в центре Европы сейчас
(Решил отвести сей «удар» от народа
От «избранного» своего).
И просит послать, испытать чтоб методу,
В Европу его самого.
И довод его был естественен, вроде:
Где ж новую веру внедрять,
Как не в развитом и богатом народе,
Дать новый им шаг, так сказать.
Причём, ключевой пункт той новой Программы,
Что тезис особый имел,
И что защищал там Юркольцин упрямо,
Был ярок, эффектен и смел:
«Насильственно бог должен жизни лишиться.
Что смерть от людей даст тому,
Кто Истину людям открыть так стремится,
Что жизни не жалко ему?
И стоит убить им того, кто глаголет
Им Истину, сразу же их
Охватит к нему любопытство, тем боле,
Когда не бежит он от них.
И распространится к нему любопытство
На веру его и слова.
И будут узнать о ней больше стремится:
За что же слетела глава?
И нет притягательнее и прочнее
Того, за что пролита кровь,
И людям та Истина будет милее,
И в сердце их вспыхнет любовь…»
И нам о Сократе напишет историк,
Развеяв сомнения дым,
Что та ситуация смерти и горя
Была создана им самим.
Хотя и с трудом, д’Юмадон согласился,
Что в образе Сына пойдёт
Юркольцин, чтоб в Греции Гений родился,
И к вере народ пусть ведёт.
Ну что ж, не напрасно Гефест суетился,
Не зря Демиургом он стал.
И в Греции Гений Сократом родился,
Стал «христианин до Христа».

И вот вам в финале известная драма:
Сократ, побывав и в бою,
Закончил в тюрьме ту Христоса Программу
И принял он чашу свою.
Когда же вернулся в свой мир после смерти,
То был там «полётов разбор».
И встретил его не триумф там, поверьте,
А очень крутой разговор.
И шеф его (бывший: он стал Демиургом!)
Сказал ему мягко слова,
Слегка попеняв на счёт «дранга унд штурма»,
Что кругом у них голова.
Что он – увлекающаяся натура,
И что он – рисковый спортсмен,
Что шёл он в страну с высочайшей культурой,
А вёл себя – как супермен.
«…Нам подвигов этих военных Сократа
Хватило, Геннадий, с лихвой.
Ещё не хватало Христоса-соддата!
Хоть крови не пролил чужой.
И ты истрепал нам, Геннадий, все нервы,
Всё время всё на волоске!...
- Отправьте меня ещё в школу манер вы, –
Бурчал он в своём уголке. –
Ведь я человек был! Ни что человечье
Не чуждо, поверьте, и мне.
Зачем мне напяливать шкуру овечью,
Когда моё сердце в огне!
Зачем мне жить жизнью спокойной и пресной,
Когда я живу средь людей?
Пример хотел жизни я дать интересной,
В кипенье страстей и идей!»
Печально качая своей головою,
Ответил ему «старший брат»:
«Эх, экий ты! Прямо беда нам с тобою,
Не слушаешь, что говорят.
Ведь ты-то умрёшь. Но останутся ж люди,
Что рядом идут по судьбе,
Друзья же твои! Им как горько-то будет!
А ты – только всё о себе…»
И выслушав пренья сторон на «разборе
Полётов», Директор сказал:
«Юркольцин горяч был себе же на горе,
Оценку я б строгую дал.
Поэтому я отменяю решенье.
И вместо тебя Михаил
Пойдёт, чтоб евреям твоим дать Ученье,
Что сам же ты и сочинил…
Да! Да! К тем евреям! Ведь ты напророчил,
Что надо пророка убить?
Вот там и убьют. По Ученью, меж прочим,
Что смог ты в Совете пробить.»

Вот так на Земле, вместо Емануила,
Пророком что был наречён,
Пришёл Иисус. Дальше знаем, что было
Под сенью минувших времён.