Печальный поворот

КРАСНЕЯ

Мой город окутан туманом,
в осенней купается лжи.
Чиновничьим славен обманом.
Огнями висят миражи.
Всё схвачено в городе этом
и мэром, и зятем, сынком.
Здесь нищие бродят Поэты
и катится нищенства ком
по улицам грязи, колдобин,
на площади спят у костра.
Тот город неряхе подобен,
им правят давно фраера.
Надеть бы браслетики мэру,
отправить к Макару, туда
не пас где скотину, а веру
размыла, краснея, вода.


ПОКУПАЯСЬ

В этом Мире, как и прежде
продаются. Только мы
покупаемся всё реже,
на задворках у зимы
опечаленно смеёмся
над собою в тишине,
покупаясь, долго мнёмся...
Не сминаясь на волне
устремляемся в куда-то –
за печальный поворот,
где, стоящий клен кудлатый
охраняет огород,
нераспаханного счастья,
унавоженный – под снег,
где опять стихи сучатся,
и стучится человек
в Душу зимнего безволья
с завыванием в трубе.
И кукует грусть в заполье
на оснеженном столбе.


ЛОМАЮТ  КРЫЛА

Метельными днями шагаю
сугробами прожитых лет.
Меня журналюги ругают,
ругает властителей свет –
бомонд оголтелых невежеств,
не знающих удержу зла.
И слышится подлости скрежет –
ломают Поэту крыла.


ЗЛОНАДМЕННОСТЬ

Под навесом невезенья,
под карнизом торжества
рассыпается на звенья
беспардонная молва
на крыльце неуваженья,
на приступке у дверей
в своевольность окруженья
злонадменных егерей,
опрокинувших по литру
не на брата, на двоих
под осенний яркий свитер
необдуманно лихих
своенравных оправданий
в состоятельности злой,
ожидавших указаний,
и кричавших, мол, долой
самозванца невезенья,
тунеядца торжества
наступившего прозренья
без причины хвастовства
не о том, что было в прошлом,
а о том, что впереди
при свечах зажжённых мною
в честь не взятой высоты –
босиком пройтись степною
мне б тропиночкой мечты.


БЕЗЫМЯННЫЙ  ВОЗГЛАС

Неужели в мире этом
всё напрасно? И звезда
вновь зажженная Поэтом
вдруг погаснет навсегда.
И померкнут небосклоны,
все окрестности села,
где гуляли с ними клёны,
расправлявшие крыла,
чтобы взмыть, и в поднебесье
покружиться до утра,
полетать по-над безлесьем,
вспоминая вечера
не застывшего веселья
за туманами тоски.
Неужели, в самом деле
звёзд посыплются куски
на дорогу неудачи,
на тропинку неуспех,
где безрадостный оплачен
непредвиденности смех
над моей персоной грусти
в переменчивости злой
мой двойник нахально трусит,
пролетая над Землёй
неприкрытой одеяньем,
как на паперти степной
рад бывает подаяньям
безымянный возглас мой.


В  ИСТОМЕ

Мне помнится грусть невезенья
в осеннем лесу торжества,
звенели где странные звенья,
и сыпалась в поле листва
на золото, в лёгком испуге
ложились листы на стерню,
и слышались песни в округе,
и сохли они на корню...
В истоме печального буйства
кричали закаты опять,
будили красивые чувства,
себя заставляя искать
на склоне осенней тревоги,
под склоном забытых зарниц
раскисшие выли дороги
в безумстве пустых колесниц.


В  АККОРДАХ

И всё начиналось с начала,
в аккордах звучал листопад
И осень, как будто кричала,
и осени был я не рад.
Хотелось вернуться мне в лето,
пройтись босиком по росе,
умыться зарею с рассветом,
и снова гулять по красе
зелёных лугов со цветами,
со звоном летящих стрекоз
по небу пронзая стихами,
лаская безмолвье берёз.


БЕЗНАДЁГОЮ  ЗВЕНИТ

На ветру осенних песен
мы гуляли до утра...
Мир печально интересен
был надеждами вчера.
А сегодня – грусть повсюду
безнадёгою звенит.
Ожидали все мы чуда:
вот, мол, стану знаменит
и пойду кружить по жизни,
по известности гулять,
на халяву в коммунизме.
Но теперь уж не понять,
почему мечты в тумане
растворились до утра?
Оказалось – жизнь в обмане
провели мы на ура.
Ну и вот – живём и можем
то, что было нелегко
с беспечальностью итожим,
словно с песнями Садко
выплываем в волнах рынка
на простор осенних вод.
Опустела с маслом крынка,
не исчез набор невзгод.


НА  УГЛУ

На углу осенней стужи
я стоял, как будто столб,
зарабатывал на ужин,
пообедать завтра чтоб
в ресторане за Марайкой
на лугу сухих невзгод
и, укрывшись за сарайкой,
наблюдать как ночью свод
опускается на землю
длинной шерстью облаков.
Я свою печаль приемлю,
обхожусь без дураков
на отвесе беспредела
в ранне утренней росе,
где заря опять зардела,
словно плёсо на косе
в тишине осенней вьюги
и в пурге осенних дней,
где выделывали трюки
люди в касках без коней.