Золото
ляли на меня документы по-лагерному — «ксивы». И подошел ко мне
один знакомый «зек», по имени Степан, и вот что предложил мне:
— Мишаня,— сказал он,— мой срок, ты знаешь, восемнадцать
лет. Я отбыл восемь — Указ 2—2, т. е. статья 2-я указа от 1949 г.— пря-
мое хищение золота на ленском прииске. «Рыжье» я спрятал хорошо,
но оно меня не дождётся, я здесь без подпитки загнусь. Ты — правиль-
ный был «бугор», другого такого мужика я не встречал в жизни… Я на-
рисую тебе, где «рыжье». Одна треть — твоя, одна — моей сестре
в Донбасе, одна треть моему кенту-шоферюге из Новосибирска, он ез-
дит к нам в рабочую зону…
Там 30 килограмм, Мишаня. Твоих — десять. На 100 грамм такого
золота можно купить новый дом-пятистенок!
… Не-а… — сказал я. Прости, Стёпа, я не возьму твой рисунок.
Зона мне и так собрала мешок мятых денег… Да и сам я на воле зарабо-
таю… Там ведь ловить по дороге будут, да и сбыт — дело гиблое, пой-
мают — опять срок… Нет, Стёпа, прости. А дом-пятистенок мне про-
сто ни к чему, даже даром…
И я уехал. В Москве, в Центральном Доме Литераторов встретил-
ся с поэтами, кои освободили меня из тюрьмы, устроил два—три бан-
кета в Дубовом зале. То, сё… Москва, девушки…
Короче, денег хватило месяца на два. И я послал «маляву»
в зону…
…Городишка этот стоял на правом берегу Лены и назывался и на-
зывается, наверное, и сейчас — Сангар. Это в четырехстах, примерно,
километрах от Якутска. Тысяч так на сорок было населения.
Долго рассказывать, как я по «рисунку» нашел заброшенный
бывший молокозавод, и железную трубу в котельной, а внутри трубы
на самом верху привязанный тяжелый мешок, наподобие инкассатор-
ской сумки.
Я ведь залез туда по стальным скобам ночью, дело было где-то
в октябре,— ветер трубу раскачивал вверху, наверно, на метр! Да и мо-
роз уже был, и темнота. Но которые хотят жить на земле комфортно
и хорошо, не должны страшиться чего бы-то ни было. Сила — в пре-
одолении. А отнюдь не в правде!
Очень долгим и тяжелым был мой путь в Москву, — пешком по
тайге, почти двое суток, потом до самого Якутска на барже по реке, по-
том — на нескольких товарняках и электричках, и так далее. И все это
с рюкзаком, который был так тяжел, что просто выламывал мне плечи.
Но я знал, за что стараюсь. Я добрался домой за 11 дней.
Золото оказалось в прямоугольных пластинах толщиной милли-
метров пять,— самой, как оказалось, высочайшей пробы. В виде неких
рулончиков.
Только через год нашел я возможность и решился продать часть
золотых пластин. К тому времени я уже водил теплоходы в качестве
помощника капитана по Днепру, Припяти, Днепро-Бугскому кана-
лу — возил руду из Запорожья в Брест. А в моей каюте под койкой ле-
жал мешок с золотом и деньгами, на которые я мог бы купить пять та-
ких теплоходов вместе с их убогим пароходством.
Килограмм восемь пластин я продал на границе с Польшей неким
евреям-стоматологам, соблюдая не просто конспирацию, а застрахо-
вавшись четырехступенчато, так, что посредники меня даже не видели.
Понадобилось еще полгода, чтобы отвезти сестре Степана в Донецк её
долю в пластинах.А еще за одной третью пластин приезжал ко мне шо-
ферюга из Новосибирска в Москву, когда я в свой отпуск приехал
к матери и сёстрам. Оплаченный отпуск у водников — сто два дня.
Всю жизнь мою, начиная лет с двадцати, у меня было очень много
денег, или их не было вовсе, — и плевал я на оба этих обстоятельства.
Тот, кто хочет иметь очень много денег, должен научиться очень
много их отдавать.
И — чем легче ты с ними расстаёшься, тем быстрее они придут
к тебе снова.
Как сказала мне, одиннадцатилетнему мальчику, моя мудрая тётя
Сима: — «Деньги не Бог, но пол-Бога».
Свидетельство о публикации №112042005249