Они могли писать о другом
Они могли писать о другом....
Не о боли утрат,не о разрушениях и ужасов войны.
Но и их жизни было то о чём не возможно было молчать
То о чём молчала моя мама.
Когда я познакомилась с их творчеством я видела эту боль нанесённую на белые страницы.
Черный шрифт печати,слова растекшиеся по листам и идущие к нам детям послевоенного поколения. Детям, чьим родителям трудно было говорить о пережившем...
О них мало знают их земляки.О них вообще мало знают.
Аврум (Абрахам) Суцкевер, еврейский поэт и прозаик, родился в 1913 году в Сморгони, Беларусь.35 км от Ошмян, места где родилась я.
В 1920 году после смерти отца мать перевезла детей в Вильно, где А. Суцкевер учился в хедере, затем – в еврейско-польской гимназии и был вольнослушателем Виленского университета. Суцкевер c 1934 года регулярно печатался в еврейских литературных журналах Вильно и Варшавы.
Вполне возможно он знал маминого старшего брата Лейба Лапидуса.
Лейбл рос одарённым ребёнком и несмотря на финансовые затруднения в семье было решено что он обязан получить образование в Виленском университете, куда он был зачислен успешно сдав экзамены.
В 1941 году оказался узником вильнюсского гетто.
Был членом боевой организации сопротивления.
В невероятных условиях продолжал писать.
Так, в 1941 году им был написан цикл стихов “Пенимер ин зумпн”“Лица в трясине”, а в 1942 году драматическая поэма “Дос кейверкинд”- Дитя могил.
Всего А. Суцкевер написал в гетто более 80 стихов и поэм, которые сумел передать на волю.
Незадолго до ликвидации вильнюсского гетто ему удалось бежать и добраться до партизан в нарочанских лесах, где он вступил в отряд им. К. Е. Ворошилова.
В 1947 году уехал в Палестину. А. Суцкевер – лауреат премии им. И. Мангера 1969 годa за лучшее произведение на идиш, а также многих других премий.
В 1983г. ему присвоено звание почетного гражданина Тель-Авива.
* * *
Игрушки
Дитя мое, ты дорожи игрушкой,
И ночью, когда спать уходит свет,
Деревья пусть склонят свои верхушки
И звездами укроют вас от бед.
Пасется пусть лошадка золотая
Во сне на сладком облаке, и пусть,
В цветные платья кукол одевая,
Ты позабудешь и печаль, и грусть.
И куклы горе пусть забудут тоже.
Ты не сердись на них и не ворчи.
Ведь материнской ласки нет дороже -
О ней их слезы и мольбы в ночи.
Я помню день – семь переулков мертвых,
И нет в живых ни мамы, ни отца.
Лишь в красных лужах – пятна листьев желтых,
Да брошенные куклы у крыльца.
Я помню pядом с домом, где мы жили, находился фундамент разобранного дома, красно -коричневого цвета кирпичи, полу-разбитые, с отломанными кусочками валялись рядом. Непонятное, странное чувство я испытывала на развалинах дома, обходила их со всех сторон, и осторожно входила внутрь.
Там я выстроила себе из разбитых кирпичей печь, стол. Большой лист лопухa стал скатертью, ягоды рябины и цветочки одуванчиков украшали моё жилище...
На ночь я закрывала свой детский, построенный мной мир картонной коробкой.
Однажды я увидела крестьянина пчеловода, идущего по направлению к нашему дому. Он приносил нам мёд, и я пригласила его в гости, в моё царство сказав по-польски:
- Проше барзе, Пан, до моей хаты...
Он постоял минуту и неожиданно заплакал, потом быстро утёр слёзы и вышел из моего воображаемого царства. Мне было тогда пять лет, я смотрела ему вслед, в его спину, согнутую под тяжестью металлического бидона, наполненного мёдом, и сама заплакала. Затем быстро накрыла коробкой своё богатство и пошла домой.
Дома пахло свежим душистым мёдом, перелитым в стеклянные банки.
- Ну, ты подумай только, даже дом разобрали по кирпичам... Эх, а какой дом был. А Нохем, какой человек был! В первые дни, сволочи, убили его, и двух сыновей, молодые красавцы парни. Вся семья красивая была… Эх Зося, нет ни дома, ни Нохема, ни сыновей. Нет и хозяйки дома, Хавы, добрая женщина была она.
- Ты знаешь, а дитя так и пошло в их породу…
Я вошла в комнату и разговор оборвался.
Сколько раз мне приходилось слышать отрывки разговоров о людях, которых я не знала, о времени, в котором было много горя, о том, что скрывалось от меня по той или иной причине…
* * *
Города нашего вовсе не стало.
Нет ни гостиницы и ни вокзала.
Нет ни домов, ни балконов, ни башен.
Город без адреса – лик его страшен.
Бродят вперед и назад почтальоны:
Красный конвертик, конвертик зеленый,
Видно, уже не найдут адресатов…
Здесь Оперный театр возвышался когда-то,
Сегодня же в черном обличье своем
На сцене разбитой кричит воронье.
Город-мираж или фата-моргана
Виден лишь в зеркале, разве не странно?
Слезы из зеркала капают гулко:
Плачут в нем скверы, дворы, переулки.
Плачут в жару они, плачут в мороз,
И нет адресов у горючих тех слез.
Город без адресов. Cтихи написаны после войны, передают всю неизмеримую глубину переживаний прошедшего через ужасы войны человека. Я коснулась этих чувств,слёз...
Они мои земляки. Я их понимаю,чувствую, люблю.
Они oписывали природу реки, деревья среди которых я росла.
Они созвучны мне ещё той нежностью и теплотой присущей людям выросшим в маленьких селениях городках,штетл. Люди там наблюдательны к самым казалось бы незначительным явлениям. Ведь нет там больших театров,музеев дворцов с хрусталём и мрамором….
А по сему люди находят её в красоте звездной ночи ,находя в свете луны очарование архитектура маленьких деревянных жилищ, худого плетня, огородов , заборов и колодцев и покосившегося сарая.
* * *
Придерживает удочку рука
Её туда, в глубины опускаю
Слегка.
Величья нашего и бытия,
И на глаза мои, на взгляда острия
Стекают капли вечности, сверкая,
C улова, что вытаскиваю я.
Д.Гофштейн
Пер. Ю.Нейман
* * *
Ватага ветерков
С высоких гор
Крадётся тихо
В тёмный дол…
Но неширок простор,
Не всякий место в рощице нашёл,
И начинается игра:
У друга всяк отбить готов
Сучок,Листок…
А я стою, молчу.
Мой ум заполнен лишь одной –
Той хлопотливой тишиной .
Пер. А.Старостина
Они вдыхая запах весны,распустившейся черёмухи несут её своим любимым ,сочиняя при этом свои первуе стихи о признании в любви где столько искренности и простоты что признанный любой поэт променял бы свою музу на свежесть чувств молодого пишущего о молодости и радости бытия.
Его лирические стихотворения - это тончайшая поэзия, сотканная из человеческого тепла, нежности и доброты. Стихи звучат как музыка, наполненная любовью, трепетным восторгом перед красотой мира, благодарностью к его Создателю:
* * *
Я ее увидал
У реки под ветвями.
Под зеленым, в небесных заплатах шатром.
На обрыве крутом
Молчаливо сутулился камень,
Как осколок упрямый
Издревле разбросанных скал...
И увидел я вдруг, как, нагая, прекрасна она
В ореоле распущенных влажных волос.
И из глуби веков чей-то голос до слуха донес:
"Се - жена!"
(Перевод с идиш Б.Левмана)
Так начинали своё творчество мои забытые писатели,родившееся в начале уже прошедшего двадцатого века.Они знали хорошо людей живших рядом с ними ,их нравы, взаимоотношения.
Среди слов их поэзии есть то что понятно мне жившей в одном из таких местечек,впитавшей в себя её колорит и темп жизни.
Eсть то от чего щемит сердце.
Размеренность цикла времён года,недели...
Поход в баню,на базар,уборка квартиры, стирка....
Летов местечке черезвычайно насыщенно и трудовое. Заготовака продуктов,дров,варка варенья,соления грибов,консервирование всего растительного.
За то зима с её длинными морозными вечерами они для чтения , для мечтателей и с чаепитеем , а для тех у кого есть желание и талант прекрасное время изложить накопленные впечатления в стихах,рассказах.
* * *
Снег примять ногою жалко в этот день.
Кажется, не смеет лечь на землю тень.
Ты опять о том же? Ты опять про снег -
Первый снег, который потревожить грех.
До сих пор не мог ты, видно, передать,
Как чиста, безгрешна утренняя гладь.
Но опять ты счастья попытать готов -
Повторить словами чистоту снегов.
Для начала только веточку сосны
Нарисуй под тонким слоем белизны.
На развилках вишни снег лежит гнездом,
На дрожащих прутьях держится с трудом.
Да на грустных гроздьях, на ветвях рябин
Башенки построил кто-то в миг один.
Только поселилась в башенках зима,
Тишина приходит, радостно нема.
Тишину без слова передать умей.
Как она нисходит, разглашать не смей.
Разве только думай, что тебе опять
Тишина дается, словно благодать.
Думай: "Слава жизни!"
Помни, что дана
Нам с тобой недаром эта тишина.
* * *
В местечке зима.
И заснежена тропка,
И лунному я улыбаюсь лучу.
И собственной тени, чернеющей робко,
Приветливо «шолом алейхем» шепчу “
Бродил, зачарован сияньем луны.
И, кажется, ярче луна не блестела,
И хоть собирайте иголки – светло.
Лицо запрокинув, я чувствую – тело
Само лучезарность в луче обрело.
И вдруг, замирая от внутренней дрожи,
Затерянным в мире себя сознаю...
Кто эту молитву услышит?..
И всё же
Я должен закончить молитву мою.
Но смыслом она наполняется новым,
И сами собой произносят уста:
«Родные мне люди, пусть будет
Спросите меня – объяснил бы едва ли
Те слезы, когда поздравлял с полнотой
Луну, и приветствие губы шептали
А нынче июль – околдовано лето,
И тонет в сияньи – куда ни взгляну,
И каждая ветка к сиянью воздета.
Я вновь с полнотой поздравляю луну.
Хоть те же слова в полнолунье воскресли,
Молитва иной на устах предстает –
И как не заметить отличия, если
Иголки уже собирает не тот.
Но я не хочу поступиться ни словом,
И к небу молитвенно взор подниму:
«Родные мне люди, пусть будет светло вам!
Вам – “шолом алейхем” и миру всему!»
1958
Перевод Валерия Слуцкого
Богат фольклор местечек пословицы, поговорки, песни .В них отражена народная смекалка в них отражена и история и встреча несколких религий, культур .
Рыночная площадь где в основном и происходило общение ....... Многие местечки располагались вдоль торговых путей или на их пересечении.
Многие местечки располагались вдоль торговых путей или на их пересечении.
Так и ряд Молодечно ,Сморгонь Ошмяны находились на траке между Витебском , Минском и Вильнюсом.
Вот там в Ошмянах моя бабушка держала небольшой постоялый двор
Старший сын имел пекарню которую получил как приданное жены. В детстве он потерял руку найдя снаряд оставшийся с первой мировой войны в Свентинах местечке в Литве где жила семья.....
Я недавно прочла замечательный рассказ Бруны Беркович.Она родилась в Херсоне в хассидской семье, увлекалась революционными идеями, получила образование в Питербурге, дружила с Tроцким.....
Жизнь привела её в Канаду, Монреаль.
Больная, с тремя детьми и мужем художником она уехала с голодной Украины спасать детей. Брат хассид устроил её преподовать в женской религиозной школе. Она публиковалась в местной монреальской газете, долгое время не меняла своих убеждений.
Свой последний рассказ написанный в стенах больничной палаты окрашен красными красками революционной крови и желтым божественным светом любви между её родителями. В рассказе нет ни одного черного штриха.
"Доченька, все что ты говоришь хорошо, но посмотри вокруг, с кем ты строишь свой новый мир?"спрашивает мать ухаживая за дочерью, приехавшей домой после ранения.
Рассказ великолепно написан. Я как раз собиралась описать мамино детство, но за меня это сделала Бруны Беркович.
Я прочла его маме.
"Да, это описано мое детство.” сказала она.
Mы жили в Литве, в Свентиянах. Помню как была голодна и кроме хлеба в доме ничего не было. Я спросила маму с чем мне кушать хлеб. " Она ответила "с языком"и тут же добавила "Cейчас согрею чай доченька и почитаю тебе книгу."
Вот помню всё это как сегодня, и ты сейчас читаешь мне a я вижу в тебе свою маму, тебе на долгие годы.
Ты знаешь она была образованная женщина, училась в Вильнюсе, знала много языков.
У неё был жених, они были заручены.
Они собирались создавать семью на новой земле в Америке.
Денег хватило только на один билет, решили что он уедит один и заработает ей на билет."
Я внимательно слушаю, мама ведь никогда не рассказывала мне о моей бабушке Рaхель, имя которой живёт во мне.
"Да вот беда случилась", продолжает мама, "неожиданно умерла её сестра, остались осиротевшие трое маленьких детей, трое мальчиков и абсолютно потерянный в горе их отец".
"Она вышла за него замуж?" догадываюсь я.
"Да, доченька, она вышла за него замуж.
У неё было доброе сердце, а детям нужна была мать."
Мы сидели в молчании некоторое время, у меня отпало желание продолжать читать.
Я взволнованно перебирала страницы книги, осозновая что мамe давно уже прочитала свой роман её не легкая жизнь.
Этим теплым сентябрским вечером я узнала что моя бабушка родила ещё троих детей, что когда мaмe было три годика она потеряла отца.
"Мы переехали в Ошмяны когда старший брат женился, в приданное он получил пекарню
.У мамы неплохо пошли дела, у нас был постоялый двор, ну типа гостиницы....." продолжала мама.
Ей было уже трудно говорить и я предложила пойти домой
"Ну, дочка не печалься жизнь у меня сложилась хорошо хотя много пережила да каких детей выростила!
А внуки у меня какие!
Да славу Б-гу и от правнуков радость имею"
B доме построенным Бней Бритом где жила мама находилась синагога,напротив дома через дорогу расположен большой красивый парк я часто навещая маму прогуливалась с ней по красивым аллеям парка .
Когда-то на этой территории находился элитный клуб .Евреем вход был запрещён.
Как много изменилось сo временем.
Сегодня здесь поставлен огромный обелиск жертвам Холокаста.Большая обгоревшая свеча ,тянется высоко в небо над платами с названием концлагерей.
Рядом большая детская площадка куда я привожу внуков.
Чуть дальше летний театр где часто звучит наши песни .
Mама в синагогу не ходила, хотя соблюдала праздники даже в России. Я как то спросила её "Почему? " Она ответила
"С детства, не любила ходить,бабушка твоя там всегда плакала.
Как она плакала, никогда незабуду."
Моей маме вопросы надо задавать осторожно ,я знала это ещё в детстве.
Мы всегда хорошо чувствовали друг друга, вот и сейчас глядя на моё вытянутое лицо мама добавила
"А вот ты зато с радостью ходишь. Радуйся доченька жизни."
В День памяти маму всегда просили зажечь свечу в здании синагоги её дома.
Я помню как она собиралась к этому дню .
Одевала нарядное платье и так торжественно зажигала свечу.
Её походка и вес образ был образ победителя этой войны.Война не сломала её.
Она шла рядом с папой и я с гордостью смотрела на них.
Продолжение следует
Свидетельство о публикации №112042004103
Батья-Надежда 21.04.2012 23:03 Заявить о нарушении