Свет души. Лирика

САХАЛИН

Край мой синеокий
Заронён в меня:
Всё во мне осоки
Шелестят, звеня.

Хлюпают туманы
Моросью дождя,
Да стена бурана
Всё летит, гудя.

Кто чудесно плачет
Так во мне? Не он?
Тоненький прозрачный
Бусинкою звон.
1947


БЕРЁЗКА

Осень… Травы застожены
И видно издалека –
Тонут в реке погожие
Редкие облака.

Воздух вдохнёшь глубоко –
Пахнет утренним снегом,
Берёзка листвой поблёкла,
Я заворожен ею.

О как щемяще светит
Золотистая прядь!
Ударит с Хингана ветер –
И никак не унять…

Останутся на берёзке
Один или два листка,
И душу мне отголоском
Уж полнит её тоска.

И на меня украдкой
Словно глядит она,
И золото её прядки –
Как ранняя седина.
1952



***
Ты первая встречаешь Новый год,
Залиты светом окна в ночи синей,
А может быть метель вовсю метёт
И кружит вихрями на Сахалине.

А я в Свердловске… Очень, очень жаль.
Мне б посидеть с тобою на диване,
Помочь расставить рюмочек хрусталь,
На них, как на окне, морозец ранний.

Да, далеко ты… и опять одна…
Кого сегодня позвала ты в гости?
И снова юмор в стихотворном тосте…
Ты весела, хоть и не пьёшь вина.

А тут у нас студенческий народ.
Сидим в столовке, туго сжаты плечи.
– За Новый год! –
За Новый, мама год!
До скорого свидания, до встречи.
1954

ВЕСЕННЯЯ ФАНТАЗИЯ

По Стромынке всё бегут трамваи…
День принёс так много новостей!
Тоненькая, нежная, живая,
Юркнула ты в тёплую постель
И сомкнула пышные ресницы,
И я мысленно к тебе лечу:
Только бы губами прислониться
К худенькому милому плечу.

Отчего подрагивают грустно
Мотыльки ресниц? Иль я не тот?
Или же моё увяло чувство?
Иль иное что тебя гнетёт?

Знаю, всё сидишь у пианино,
Льются звуки… Ты скажи, о чём?
Может, по распадкам Сахалина
Скачешь ты бубенчиком-ручьём?

Или же буран… Сугроб до крыши,
И дороги замело, и сквер…
Звуки, звуки… И ты ими дышишь
На Стромынке, у себя в Москве.

Засыпай, а я ещё немного
Рядышком побуду и уйду.
Волосы твои щекой потрогать –
Как в весеннем подышать саду.

Ухожу… и пусть тебе приснится,
Что идём мы лесом в блеске рос…
И в ответ чуть дрогнули ресницы,
И качнулось облако волос.
1955


ОСЕНЬ

Летние умчались грозы.
Взгляд куда ни кинь –
Белоногие берёзы
Да густая синь.

Из берёз вот-вот иные
Гибкие, как прут,
Скинут платьица цветные,
К речке побегут.

Смехом девичьим пугливым
Огласят леса,
Им откликнутся пискливо
Птичьи голоса.

Я боюсь в такую пору
По лесу идти:
Вдруг берёзанька с укором
Глянет на пути.

«Как не стыдно, – она скажет
Мне издалека, –
Нет на ветках моих даже
Одного листка».

И сведёт, робея, плечи,
Скажет: «Не гляди.
Видишь, мне укрыться нечем.
Ну-ка, уходи».

И душа моя вздыхает,
Об одном скорблю,
Что берёзка та не знает,
Как её люблю!
1955

***
Я иду походкой быстрой
И пилотка – до бровей,
По росистой шелковистой,
По некошеной траве.

Сапоги мои со скрипом,
Стянут в талии ремень.
Воздух – литый, смотрят липы
На меня, бросая тень.

Подтянись стройней, природа!
Видишь, рубит шаг солдат?
Он идёт от помкомвзвода
И тебе, как песне, рад.

У него в грудном кармане
Задушевные стихи
Про улыбку, что так манит, –
Постоять бы у стрехи, –
Про глаза, что так смеются –
И вприщурку, и вподмиг,
И про косы, что так вьются,
Льются в кольцах золотых.

Далеко моя сторонка.
Ждёт любимая, пождёт…
Эх, девчонка, песня звонка,
Как тебя не достаёт!
1955
Бершеть, военные лагеря

***
Очертания осени юной
Мне напомнили нежность твою…
Прислонюсь я к ограде чугунной
И подолгу у пруда стою.

Ветер воду рябит тихонько,
В глубине копошатся огни:
Над оградою ниткой тоненькой
До рассвета висят они.

Ну а там, где окошки жмурятся,
Прикорнув под навесами крыш,
Полутёмной, безлюдной улицей
Ты с работы домой спешишь.

Городок твой совсем обычный,
И вечерний наряд его прост,
Только небо, как поле пшеничное,
Раскидало колосья звёзд.

Нам бы видеться, пусть бы редко…
Знаю, как тебе там, в глуши, –
Стол да койка, да табуретка,
Да клён за окном шуршит.

Ну а я тут, в живой карусели,
Всё терзаюсь загадкой одной:
Мне б с тобой – и в дожди, и в метели,
Почему ж ты одна, не со мной?
1955

***
Ты помнишь школьную ёлку?
Давно это было, давно…
Но вот и сейчас безумолку
Метель тарабанит в окно.

Куда ей, бездомной, деться?
Штору приподниму –
И мне улыбнётся детство,
И я улыбнусь ему.

Давно мы с тобой повзрослели,
И наши следы замело,
Одни сахалинские ели
Стоят, где белым-бело.

Я знаю, они всё те же,
По сопкам бегут и бегут,
И в школе их запах нежный,
И милый шумливый уют.

И ты, моя близкая, рядом.
Легко мы скользим через зал.
Я пылким мальчишеским взглядом
Тогда тебе всё сказал…

Давно, далеко это было…
Играет в бокалах вино,
Метель с неистовой силой
Ревёт и стучится в окно.

Куда ей, бездомной, деться?
Штору приподниму –
И мне улыбнётся детство,
И я улыбнусь ему.
1955

***
Какою стала ты сейчас?
Наверно, умной и красивой,
И взгляд, хитринкою лучась,
Всё тот же нежный и игривый.

Но хоть у вас и шумно там,
И ночи городские гулки,
Скучаешь по родным местам,
По тихим милым закоулкам.

А может, и забыла ты
Тропинки, где с тобой бродили.
Увы! Наивные мечты, –
Ты скажешь, – глупыми мы были.

Да, глупыми, и он уплыл,
Кораблик трепетного чувства,
Он так раним, кораблик, был,
Но вот уплыл и… стало пусто.
1955

ПОСЛЕ СВИДАНИЯ

Потуже запахнув пальто,
Вахтёр дремал в тот час.
Не видел он твоих цветов
И блеска синих глаз.

Ты возле зеркала чуть-чуть
Замедлила шажки,
И косу кинула на грудь
Движением руки.

Неслышно в комнату вошла,
В ней всё ласкало слух.
Ты свет в потёмках не зажгла,
Чтоб не будить подруг.

Но в пряди тёмные волос
Пролила свет луна,
И долго ты с букетом роз
Стояла у окна.

Цветы дышали на руке,
И, трепетно лучась,
На нежном алом лепестке
Одна слеза зажглась.
1956

***
Мы любили с тобой в январе.
На Урале трещали морозы,
Синий иней блестел на коре
Под луною у старой берёзы.

Руки, губы твои холодны,
Я их грел, но они леденели…
Мы стояли в раю тишины,
В лютой стуже, в сиянье луны,
И глаза твои тихо горели,
И шептала ты еле-еле:
«Слышишь, руки закоченели».

Дни бегут, и теплынь на дворе,
И дожди ту берёзу омыли.
Мы любили с тобой в январе
И такими весенними были!

Всё мне снятся и иней, и снег,
А в садах соловьи зазвенели.
Эти птахи поют о весне…
Только я твоё имя во сне
Всё шепчу и мечусь в карусели,
Всё мне чудится – еле-еле:
«Слышишь, руки закоченели».
1956

ТВОИ ГЛАЗА

Друзья тормошат: «Вставай,
Время… вставай же, ну?»
Эх, тяжела голова –
Не приподнять к окну.

А за окном идёт
Медленный пышный снег,
И слышу: меня зовёт
Твой серебристый смех.

Брезжит рассвета синь –
Вижу – в твоих глазах,
И стёкла смеются: «дзи-инь» –
Вскакиваю второпях.

Ветер бьёт за спиной –
Так летим в институт.
Там сейчас лучезной
Очи твои блеснут.

«Здравствуй» – скажут они
И синим ручьём огня
Хлынут… Взгляни, взгляни
Снова так на меня.

А ночью опять невмочь, –
Господи, хоть бы раз
Выспаться! – всю-то ночь
В сполохах синих глаз.

А утром друзья: «Вставай,
На лекцию… Ну же, ну!..»
Эх, тяжела голова –
Не приподнять к окну.

Но вижу сквозь полусон
Сиянье – это они,
И небо в них – колесом,
И радужные огни.

Взлетаю над койкой. Ух!
Туда, в сияние – к ним!
И вновь летим во весь дух, –
Успеть бы… – летим, летим!
1956


НЕ ЗОВИ

Чайки низко летят над водой,
О скалу ударяет прибой,
И бегут, и бегут буруны,
Загораясь на гребне волны.

Я у моря в раздумье стою,
Будто трогаю руку твою…
Только прежнего нет в ней тепла,
Сохранить ты его не смогла.

Ведь вот эта волна – это я,
Эта галька у ног – тоже я,
Эти сопки и этот лопух
Я не брошу, умчавшись на юг.

Под задумчивый шёпот рябин
Песни тихо поёт Сахалин.
Только ими тебя не согреть…
Ну, и … хватит! Не стоит жалеть.

Ты живи, где теплее, живи.
И меня не зови, не зови.
1958

В ГАГРАХ

Здесь магнолии запах льют,
Пальмы нежно ласкают взор,
И прозрачное море тут
Тихо вяжет у ног узор.

Сколько взглядом его ни мерь –
Ни припая, ни птичьих стай…
Далеко-далеко теперь
От меня ты, родимый край.

Где стоят в серебре снегов
Гряды сопок со всех сторон,
И курится туман с лугов,
И дождей глухой перезвон…

Ну а тут магнолии льют
Липкий запах– густой, как чай…
Только мне не привиться тут,
Я попал сюда невзначай.
1959

НОВОСТРОЙКА

Золотая пудра! Золотая пудра
Солнцем пересыпаны у девчонок кудри.

Русое раздумье  – чистые протоки,
Словно бы прозрачны, словно бы глубоки.

Под рукой любимой как они б взбурлили!..
Но идёт уборка под завесой пыли.

На балконе воздух изнывает лаской.
И туда – девчата, и со ртов – повязки…

Смеха–звона груды сыпанули в утро:
– Ой, девчонки, гляньте – золотая пудра!

Зеркалами окна – все, как есть, блондинки,
В коготках по солнцу у любой пылинки.

И  ресницы прыщут светом золочёным,
Только губы свежи, губы, как пионы.
1961

ВЕЧЕРНЯЯ ШКОЛА

–   Ну, Галя, иди, – обернулся он, –
Живо стягивай комбинезон.

Он –  это  Юрка,  девичий кумир,
Маляр-виртуоз, маляр-ювелир.
Он красок открыл ей волшебный мир,
Он – её бригадир.

О юный романтик, о робкий чудак,
Как он бледнел, приглашая в кино...
А за окном и правда темно,
И надо бежать, но как?

Семь часов белили подъезд,
Семь часов  – как один присест.
И бригада сказала: "Всем
Остаться ещё на семь".

Дом «живой», уже дышит он,
В нём – тепло их усталых рук,
В мир глядит очарован вдруг
Неба вскинутой вышиной.

Птицы, ветры над ним летят...
И решимостью дрогнул взгляд:
–  Не пойду!  – в комбинезон рука, –
Школа пусть подождёт… пока.

А девчата? В глазах укор.
Юрка вспыхнул, как метеор:
– Ну, а мы говорим – шагай!

…Искру высек дугой трамвай.
Едет Галя, к окну припав,
Молча трёт о глаза рукав:
«Я потом... я приду… скажу...
Завтра вам дневник покажу,
Я за всё…» Полыхнул неон
Кинотеатр... как далекий сон.
Улыбнулась:  «Эх, ты, чудной!
Так неловок в тих со мной.
Только я у тебя в плену,
Пригласи меня, слышишь? Ну?»
1961


ТОНЯ

Под облаком белым нейлона
Высоких колен испуг,
И плечи чуть удивлённо
По-детски глядят вокруг.

Не юная ль Афродита
Явилась ко мне тайком?
Ступает – и ножка слита
С тонюсеньким каблуком.

Жеманно ведёт рукою…
Да ты ль это, Тоня, та ль?
Ты не была такою…
И мне почему-то жаль
Былинки той, тонкокосой…
Бывало, так и летит
Чуть ли не под колёса:
«Дяденька, прокати».

И нас по лесной тропинке
Катит велосипед…
Грустно мне: той былинки
Больше на свете нет.
1961

НА ТАНЦПЛОЩАДКЕ

Губы вишнями рдеют
Над ручейком эмалевым,
Из-под ресниц… Но где я
Видел блеск этот палевый?

–  Можно с вами? – и вместе мы
Чудной жизнью живём,
Под журчащими листьями
В вальсе Глинки плывём.

И тону в лунной дали я:
Этот палевый блеск...
Эта чуткая талия
И сиянье небес!

Отведу я – судьбу? – её
На скамью и уйду –
На свою голубую
За туманом звезду.

Но один уголочек
Есть в душе для чудес:
В тихой заводи ночи
Нежный палевый блеск.
1962

У МОГИЛЫ ОБУХОВОЙ*

Могильный  камень меньше валуна,
С арбуз, и в металлической оправе
К нему портрет приставлен. Да,  она.
Она, великая, под стать державе.

Обухова. И... камешек такой,
И в сердце словно бы кольнуло шилом:
Не заработала, не заслужила
            Достойный камень к урне гробовой.
Ну что ж, из века в век художник беден,
Чему тут удивляться, это так,
Не герцогиня же она, не леди,
Чтоб мавзолей стоял, как особняк.

А камень мог бы унести под мышкой
Обычный  человек, не великан.
Всё простенько у нас, к чему излишки, 
И кладбище само не на века.

Всё тлен...   «Не пробуждай воспоминаний, –
Я слышу вечное, – минувших дней,
Не возродишь былых желаний
В душе моей, в душе моей…»

О господи,  и красотой и силой,
Он вновь пленяет, голос неземной:
«Не пробуждай..» – я слышу из могилы,
И властвует, как демон, надо мной.

Чарует, околдовывает душу,
И, потрясённый, я стою в тиши,
Всю жизнь бы так стоял и слушал, слушал,
Пронизанный до донышка души.

Могила эта, знаю, будет сниться.
Ну что ж, такой удел актрисе дан.
Зато какое место у певицы:
Неподалёку Чехов, Левитан!..

А Моцарт с бедняками в общей яме.
Попробуй-ка теперь её найди.
Не осыпали гения цветами,
Их на холодной не было груди.

Расстёгиваю ворот:  что–то тесно,
И не уйти, не скрыться от вины.
Ну что ж, из века в век художник беден,
Чему тут удивляться, это так,
Не герцогиня же она, не леди,
Чтоб мавзолей стоял, как особняк.

А камень мог бы унести под мышкой
Обычный  человек, не великан.
Всё простенько у нас, к чему излишки, 
И кладбище само не на века.

Всё тлен...   «Не пробуждай воспоминаний, –
Я слышу вечное, – минувших дней,
Не возродишь былых желаний
В душе моей, в душе моей…»

О господи,  и красотой и силой,
Он вновь пленяет, голос неземной:
«Не пробуждай..» – я слышу из могилы,
И властвует, как демон, надо мной.

Чарует, околдовывает душу,
И, потрясённый, я стою в тиши,
Всю жизнь бы так стоял и слушал, слушал,
Пронизанный до донышка души.

Могила эта, знаю, будет сниться.
Ну что ж, такой удел актрисе дан.
Зато какое место у певицы:
Неподалёку Чехов. Левитан!..

А Моцарт с бедняками в общей яме.
Попробуй-ка теперь её найди.
Не осыпали гения цветами,
Их на холодной не было груди.

Расстёгиваю ворот:  что–то тесно,
И не уйти, не скрыться от вины.
Спасибо Родине хотя б за место
Вот тут, у Новодевичьей стены.
1974


***
О жизнь! О драгоценный дар! Ты мне –
Как май – деревьям, как цветы – полянам.
Я радостно горю в твоём огне
Тонюсенькою шкуркой берестяной.

Земля родимая, как дорога
В лице твоём мне чёрточка любая!
Я обнимаю сопки и луга,
И всю тебя, планета голубая.
1976


***
Проходят мимо облака
Твоих волос – и в душу веет:
Песок с ракушками, река
И лунный веер, лунный веер…

Мы на песке – к плечу плечо,
На лицах капли, они дышат,
Луна серебряным лучом
Их словно бы чуть-чуть колышет.

И мы – нос к носу… Языком
Ты капельку с губы слизнула
И, смежив веки, глубоко
О чём-то о своём вздохнула.

И волосы твои текли
Ручьями лунными на плечи…
О как они меня влекли!
О чём, о чём они лепечут?

Но чую речи их полны
Такой неутолённой страсти!..
Река… песок… и мы во власти
Её, божественной луны.
1976

***
Ты на камне у моря сидела,
И несла тебя вдаль каравелла:
И фиорды, и рифы, и скалы
Зачарованным взглядом ласкала.

Ты глядела, как льдины в торосах
Нерп и белых медведей проносят…
А по небу всё тянет и тянет
Лёгкий шелест полярных сияний.

Рядом я потихоньку присел, –
Был тогда я удал и не сед, –
И мерцание северных звёзд
На щеке твоей пальцем развёз.

Мне порой – ни шагнуть, ни ступить:
Каравеллу б твою не разбить.
Пусть она всё летит и летит
За полярным сияньем в зенит.
1976

***
Не уйти от тебя никуда:
Ем – и рядом, незримая, ты,
Сплю – и светом плывут города,
Как сиянье твоей красоты.

От восторга мой голос дрожит,
Я зову тебя громко в ночи.
Есть ли ты на Земле? Ну, скажи.
Или нет тебя? Не молчи.

Если нет, почему же тогда
Я сияние вижу во сне,
Почему в синеструйной весне
Нежным светом плывут города?

Если есть, почему не могу
Различить в многоликой толпе?
Иль травинка ты на лугу?
Иль песчинка ты на тропе?

Дай же знак: ну, легонько кивни
Ясным взглядом, я сразу пойму;
Миг – и в сердце взовьются огни,
И душой всю тебя обойму.
1976

АЛИГОТЕ

Твоя певучая рука…–
Невольно замер бы эстет, –
О, как она взяла бокал
С алиготе, с алиготе!

Язык вина пылал, игрист,
Твои он пальцы овевал,
И перстень – камень аметист –
Так ликовал, так ликовал!

В бокале осень, и ясны,
Созвучны с ней твои глаза,
Их дали синие грустны…
Ах он, вокзал, ах он, вокзал!

Волос сиянье над челом…
Прощай, мне долго не остыть,
И взгляда боль, его надлом
Мне не забыть, мне не забыть.

Вот за окном зовёт состав.
Он – как мифический Антей…
О, грусть осеннего листа –
Алиготе, алиготе!
1976

***
Да, были женщины, они со мной
Ручьями глаз так нежно говорили…
Я загорался и звучал струной,
И звуки сердца облаками пыли.

Но ты легко развеивала их
Лучом улыбки, дуновеньем взгляда…
И я – как тополь в пыле листопада,
И наг, и бос в толпе дерев нагих.

Один кивок, один намёк бровей,
Одно руки твоей прикосновенье –
И снова на земле, и снова тень я
Твоя, и нет ни пятнышка на ней.
1976

ТВОЙ СМЕХ

О запах тёплых вьюжных зим!
Никак не надышусь я им.
Он смехом населён твоим,
Что так душой моей таим.

Твой смех во мне, как облака
В разливе солнца, как река, –
Вся в перекатах и, юрка,
Летит, игрива и звонка.

Я, как былинка, перед ним,
Я солнышком его храним,
В его лучах любуюсь им,
И он во мне неугасим.

Не потому ль в тиши ночей
Журчит, звенит его ручей
Игривым лепетом речей
Всё веселей, всё горячей?

Во мне он – как душистый снег…
Я засыпаю – и во сне,
Как под луной соболий мех,
Переливается твой смех.
1976

***
Постой, дай отряхну тебя.
От валенок и до макушки
Ты вся в снегу, и уж, любя,
Мамуля даст тебе, и ушки
Не выдержат её пилы…
За воротник меня? О, боже!
В сугроб? Да ты дерзка, похоже…
Разливы смеха, – но милы
Во влажном блеске эти зубки... –
А, ты сражаться? Ну, держись.
Я в битве выстою, хоть сутки,
А если и умру, то жизнь
Отдам я дорого. Иди же.
Я накажу тебя. И вот
Глаза твои всё ближе, ближе,
Вот ветерком овеял рот,
Вот губ бутон раскрытый, алый,
Лучисто наплывает он…
«Иди же» –тихо ты сказала –
И я, травиночка, сражён.
1978

***
Какая ты! Кусты ресниц
Алмазной пылью шелестят.
Ну, хочешь, я пущу в них птиц?
«Хочу, пусти», – смеётся взгляд.

В изгибах ниточки бровей,
И лёгкий аромат волос.
О этот тонкий запах роз
Среди оснеженных ветвей!

Вот дрогнул иней на «кустах» –
И я тону, тону в луне…
И страшно мне, и сладок страх,
И весь я в колдовском огне.

– Ты напустил мне в сердце птиц,
Они поют на все лады.
В душе моей сады… сады…–
А я – в сиянии ресниц,
В луне твоих лучистых глаз,
В её сиреневом огне…
Ах, годы, годы!.. Грустно мне:
Где ты сейчас?
1978

В ЮЖНО-САХАЛИНСКОМ  ПАРКЕ

Завьюжены аллеи парка,
Бредём мы белой целиной,
И вязнут валенки – нам жарко,
И всё оглушено луной.

В луне сугробы и берёзы,
И сопок синяя волна…
Вон белый пруд – янтарным плёсом
Разлилась по нему луна.

Нам хорошо вдвоём, бредём мы
На стадион. И к нам бегут
Из тишины, из зимней дрёмы
В луне берёзы там и тут.

– Мы подождём их на скамейке, –
Я говорю. – А ты: – «Чудной», –
И вижу золотые змейки
В глазах, напоенных луной.

Пустынен парк. Цветы метели
Увяли, но запомним мы,
Как лунной вязью шелестели
Берёзы в пламени зимы.
1978

БУРАН

Ещё порыв – и ходуном
Пойдут они от ветра, стены.
И опрокинется весь дом,
И разнесёт его, как пену.

Быть может, то не океан
Заговорил матёрой бранью,
А звёздный движется туман,
И космос ледяным дыханьем
Качнул былиночку – Земля
В испуге вся залепетала,
Пощады трепетно моля.
А ветер, словно из металла.

Гляжу в окно на этот ад –
Гудит, летя, стена бурана…
А в детстве вот бы я был рад:
Не надо просыпаться рано,
Бежать, стремглав, через пустырь
По городу, туда, где школа…
Берёзы там, в ограде, голы,
И ёжатся, бедняги, в стынь.

За окнами шальная жуть.
Она знакома с малолетства.
Стою я у окна, гляжу
И грустно улыбаюсь детству.
1978

***
Любимая, ты мне милей
Такая вот, в рассвете зыбком:
Точёным соболем бровей
И чуть растерянной улыбкой
Налюбоваться не могу.
А как пахнёт сиренью мая
Из синих глаз – я в их лугу
Замру, травиночка немая.
1978

СПУСК

Рвануло ветром. Вот она,
Вершина. А вокруг,
Как сахар, снега целина,
Он тут зернист и сух.

«О господи! – взглянул я вниз, –
Помилуй». А у ног
Пылают миллионы линз –
Таких чудесных крох.

Вот сердолик струю огня, –
А пламень его жёлт. –
Пустил, она летит в меня,
И свет её – как шёлк.

Волной всплеснулся изумруд,
Она таит звезду…
Я словно бы не на ветру,
А в розовом саду:

Так ласково меня обнял
Улыбкой аметист…
Но вижу отсвет я,он ал
И грозен, и струист.

Ах, то летит, неотразим,
Кровавый луч – рубин.
Быть может, это им пронзил
Мне сердце Сахалин.

А вот откуда-то упал
Сиянием небес
В глаза сапфир. А вон опал,
Он – как осенний лес.

Пылайте, милые снега,
Вы кровь мою зажгли.
Пошёл! – и радуга-дуга
Взлетела от земли.

Лавиной сопка шелестит,
И я, кристаллик, – вниз!
И пропасть словно бы летит
Со мной и чей-то визг.

Вся в трепете сквозном душа…
И уже там, внизу,
Ударят соловьи в ушах,
И я смахну слезу.
1978

ЛИЛОВЫЙ ЛУГ

Лыжня уводит нас за парк,
Через ручей и дальше, в сопки,
И воздух ельником запах.
А вот и он. Петляют тропки
В нём заячьи. А ну втяни
Полнее струи аромата.
Ты не забыла? Тут, в тени,
Вдыхали мы его когда-то.

Тогда вовсю пылал июль,
И куковала нам кукушка:
«Ку-ку, ку-ку!» А не твою ль,
А не мою ль взяла на мушку
Вещунья жизнь? Давай спугнём.
Вон веточку она качает…
Под ноги остров иван-чая
Лиловым полыхнул огнём.
«О-ёй! – и всплеском милых рук
Восторг души над лесом замер…
Ах, этот возглас твой! И вдруг
Иными я тебя глазами
Увидел. Чуть открытый рот,
И губы свежестью вишнёвой
Дышали близко. И вот-вот
Они опять обронят слово
Восторженно,но не смогли…
И удивлением, и далью
Глаза манили, в той дали

Как бы за голубой вуалью
Лучились искорки, они,
Летя, в глаза мои роняли
Такие длинные огни,
Так сладко душу наполняли!
В лиловом трепете цвело
Твоё голубенькое платье…

Где он, тот луг? Белым-бело…
Но так доверчиво пожатье
Твоей руки. «Ты не забыл
Полянку ту? Она мне снится». –
И тот же блеск, и тот же пыл
Сквозь заинённые ресницы.
Спасибо же тебе, мой друг,
За этот пыл, за эту нежность,
За то, что и в купели снежной
Цветёт тот луг.
1978

***
Ты жива ещё, моя старушка?
С.А. Есенин

Нет, тебе «старушка» не подходит,
Ты иная, не такая ты.
Платья в старом под орех комоде
Поувяли, как в мороз цветы.

А вон то, гляди, ещё со сцены, –
Как играла ты! – с военных лет.
Вижу в нём тебя, и свет бесценный,
Свет души я помню – чудный свет!

Не угас во мне, не отлетел он…
Пусть зима твою открыла дверь,
Только старость подкралась несмело,
Ты прелестна, мама, и теперь.

Как же назову «моя старушка»,
Если весь я в прелести твоей,
Как в лесу, как светлая опушка
Вся в благоухании ветвей?

Я, как в детстве, ткнусь в твои колени,
Свет души, тот чудный свет храня…
Мама, мама…Грустно твоей тени
Улыбаюсь и… прости меня…
1953,
1987

***
Глаза открываю – в оконном
Стекле уже брезжит рассвет,
И вижу я:  ликом иконным
Струится таинственно свет.

О, дева Мария! О боже!
Не чудо ли? Или я сплю?
Но нет, я дышу и до дрожи
Я мир этот грешный люблю.

Я жив! И любовь не угасла.
Я вижу небесный овал
И взор её мудрый и ясный…
И вся она – мой идеал!

Душа откликается сразу,
Берёзкою вся шелестит,
И словно бы с грани алмаза
Полярным сияньем летит.

Гляжу на окно с замираньем.
Я жив! Я дышу, и всё та
Струится из утренней рани
И в душу глядит красота.
1999

***
Что же ты приуныла, мой друг,
И куда-то глядишь в одну точку,
Или взгляд твой увял и потух
Оттого, что, как бабочки, дочки
Упорхнули, и вот мы одни,
И летят, и летят листопадом
Перед взором минувшие дни?
А сегодняшним что ж ты не рада?

То же небо и те же луга,
И берёзы, и улицы те же…
Что же взгляда грустны берега,
Словно весь он метелью заснежен?

Ну-ка вспомни: нам было с тобой
Хорошо – всё куда-то летели
Впопыхах, и пичуге любой
Были рады, неужто метели
Погребли всё и только во сне
Что-нибудь из былого приснится?
Или грусти задумчивый снег
Запушил дорогие нам лица?

Дай же снова прижму я к груди
Твою голову, милые плечи,
Пусть уйдёт и во мне загудит
Твоя боль, дорогой человече.
19.01.04

***
На улице средь городской толпы
Расслабленно они стоят в обнимку,
Целуются, но взгляды их тупы:
Ни блеска глаз, ни упоенья дымки.
И я спокойно мимо прохожу,
Такой интим не всколыхнёт мне душу,
Но в прошлое переступив межу,
Так сладко, затаив дыханье, слушать
Ту музыку: ее в душе взвихрил
Твой поцелуй неопытный и робкий,
И лились трели, и я в них парил,
Как в небесах, и улыбались сопки —
Весь мир переливался подо мной,
И облака, играя, шелестели...
Давным-давно ты стала мне женой,
А всё в душе не умолкают трели.
20.01.04



***
А давай-ка, мой друг, посидим,
Покукуем,   тихонько подышим.
Не заметили, как до седин
Под одной дотянули мы крышей.

Или, хочешь, давай патефон,
То бишь, как его, – центр музыкальный
Заведём, и навеет нам он
Годы давние дымкой хрустальной.

Как по-волчьи взвывала пурга
И как мы у печурки сидели,
А за окнами в адской купели
Полыхали и пели снега...

Что поставим? Свиридова? Или
Пусть Козловский споёт нам романс
И напомнит, как раньше любили,
И немножко в нём будет о нас.

Ну, вот эту: «Средь шумного бала».
И послушаем, веки смежив…
Ты жива. Разве этого мало?
И я рядом с тобою и жив.

И Козловский, как прежде, на сцене,
И мы дышим тихонько во мгле.
Бал шумит... И для нас он бесценен,
Миг дыханья на этой Земле.
20.01.04


***
Всю ночь сидели у пруда
С тобой на парковой скамейке,
Мерцала звёздами вода,
А я глядел, как вились змейки
В твоих глазах: они, лучась,
Словно вьюны, в меня летели,
И света звёздного качели
Несли, несли, какой уж час,
Туда, где дышит окоём,
И я, заворожённый взглядом,
Казалось, таял, таял в нём,
И ты была по–детски рада;
Была со мной – как на духу,
 И змейками во мне резвилась...
Ниспосланная  небом милость.
За что? Понять я не могу.
22.01.04


***
Пропала свежесть чувств? Душа устала?
Где трепет сердца? Удивленье где?
И где полёт к таинственной звезде?
И блеск – не блеск, и алое – не ало.

Лишь изредка на улице, в толпе,
Или в троллейбусе, иль в магазине
Из женских глаз, из черных или синих,
Метнётся блеск, но гаснет он в тебе.

Ах, как бы я вспылал в былые годы!
Как этот блеск ударил бы вином
Мне в голову и сердце б – ходуном,
Как будто бы не пил вина я сроду.

А что сейчас? Едва качнётся зыбко
Там, в памяти, любимое лицо,
Душа откликнется, но вяло, но с ленцой,
И губы тронет грустная улыбка.
29.01.04

Дама в голубом

(К картине К.А.Сомова
«Дама в голубом платье»)

Сижу в трамвае, инеем окно
Опушено, не видно, где мы едем.
Снегов январских белое руно
На улицах, и бегают медведи.
На то он Дальний и на то Восток.
 А дальше-то куда, к чертям собачьим?
Мороз, поди, уж градусов под сто
За окнами дубасит, не иначе.
Ну а серьёзно если, – нет же, нет:
Оснеженный Хабаровск душу греет,
И словно бы кивают, – мол, привет, –
Навстречу улицы, глядят добрее.

Но еду. Остановка. И в трамвай
Средь прочих пассажиров, вижу, входит
Она, и на ресницах, хоть сдувай,
Пушистый иней... Прислонясь в проходе,
К сидению поодаль от меня,
Рукою в варежке из мягкой замши
Взялась за поручень, кондуктор там же
Дает билет ей. Но того огня,
Что весело блестит из-под ресниц,
Вбирая мир свободно и беспечно,
И радостно, как щебетанье птиц,
Уж не было, но доброты сердечной
Дышала искра в синей глубине
Прекрасных глаз, спокойных, как озёра
В безветрии; и я смотрел, и мне
Так сладко было прикасаться взором
К её глазам, но уловил тоску
В наклоне головы, в том, как глядела
Она в окно, и в очертанье скул,
И в росчерке бровей; заиндевела
Словно в душе, как кончики ресниц.
Вот повернула голову – ранимый
Её на фоне простоватых лиц
Стеснённый взгляд: глядит, но мимо, мимо,
Словно не видя. Я её узнал:
Мартынова – в груди заколотилось,
Захолонуло – будто бы весна
Среди снегов... За что такая милость?

И мысленно я снял с неё пальто,
Снял шапку, варежки, – меха морозом
Пахнули в ноздри, – и открылось то
Лицо – её!  – и навернулись слёзы
В душе.  Она!  И благородным лбом
Цвело лицо, изысканностью линий
Текли шелка... В небесном кринолине
Она стояла, Дама в голубом.

Полны бездонной глубины глаза, –
Такая синь... – И так прелестны плечи
Открытые, и талии лоза
Под кружевами словно бы лепечет
О тайне; я гляжу: её рука
Касается груди, другою держит,
Наверно, томик Пушкина, слегка
Полураскрыт он, пальцы её нежно
Лелеют книгу – о стихи!.. Такой
Ко мне словно сошла она с портрета
И опахнула ароматом лета,
Но как он полон, взор её, тоской!
Ей словно жизни черствого куска, –
Какая мишура! – уже не надо,
Метёт, метёт в меня позёмкой взгляда
И душу леденит его тоска.

Она художница, и в ней свиты
И дар небес, и сладость грёз о славе,
В ней словно бы слились в чудесном сплаве
И скорбь души, и прелесть чистоты.
Не оттого ли скорбь, что дар небес
Не так уж щедр, чтоб до тончайшей нотки
Излиться мог души её оркестр,
И сил уж нет, и таяла в чахотке.

Писал её художник Сомов, друг,
Её, Мартынову Елизавету:
«Нет, не уйдёт она, не канет в Лету!..»
И вот портрет, и захватило дух;
Она стояла и, едва дыша,
Глядела на себя, виски сжимая:
О, как исходит мукою, немая,
И  стонет её скорбная душа!

И с дрожью в голосе: – Не продавай. –
И отчего-то хрипло: – Слышишь, Костя?..
Заиндевелый стёклами трамвай,
И в нем она, как сказочная гостья
Через столетье… Всё теперь не так,
Иная жизнь вокруг, иные лица,
Но та же мука взгляда... Что ж, простак,
Я упиваюсь, глядя, небылицей?

Мартынова. О боже! Я встаю:
–  Пожалуйста! – ей говорю неловко.
– Нет-нет, спасибо.  Вот и остановка.
Фиалками повеяло. В раю
Я словно, и... легко сошла она, 
Сошла, а запах всё незабываем...
Какой уж год я всё качу в трамвае,
И всё душа фиалками полна.
4.02.04


***
Глаза лучистые, чернее угля,
Что блеском осыпаете меня?
Не сердца ль стук вам подсказал, не нюх ли,
Что близок вам я, и в ответ огня
Вы ждёте иль хотя б весёлой искры,
Что трепетом вам душу вспламенит
И дальним эхом отзовётся близко,
И вспыхнет алой нежностью ланит.

Ах, очи милые, как много вас вокруг
Агатовых и пепельных, и синих,
И взглядов музыку ещё мой слух
Вбирает, пышной осенью осиян.

Но грустная улыбка шевельнёт
Волну души: всё было, было, было...
Душа жива, она ещё не лёд,
Волна её бежит, но как остыла.
8.02.04


***
Узоры на полу, на стенах вяжет
Луна сквозь тюль, и чувствую: опять
Мне суматохи мыслей не унять,
И на душе да и в затылке тяжесть.

И пальцами я мну затылок, мну,
А душу не помять... Не оттого-то
Её печалят и гнетут заботы?
И я гляжу, как в детстве, на луну.

Ах, детство!.. Я тогда понять не мог,
Ну отчего я, глядя, так волнуюсь
И крапинами лунными любуюсь,
Они и в изголовье, и у ног.

Мне чудилось, что вот крадутся тени
По комнате, и я один в тиши,
И весь объят до кончиков души
Неясным, но чарующим волненьем.

И тайны рисовались впереди,
Душа неслась в неслыханные дали,
Во мне зарницы словно полыхали
И нежно-нежно таяли в груди.

Луна струит сияние в окно.
Любуюсь, но душа полна печали:
А было-то, а было всё вначале,
Но пуст бокал, и выпито вино.
9.02.04

***
Мы шли по городу, и я был горд:
Ты вся лучилась красотой небесной,
Казалось, под руку вела принцесса
Меня, а я какой-нибудь, но лорд.

Теперь ты плохо шевелишь рукой,
На лбу легли — но милые — морщинки,
И в волосах сияют паутинки,
И я не тот, не прежний, не такой.

Но вот спешу с базара, во дворе
Ты ждёшь меня, твои прямые плечи
Мне хочется обнять, и  я навстречу
Бегу, как в том далёком октябре.

И вновь, как и тогда, любуюсь я
И благородным лбом, и милым взором,
И вновь в груди: да я сверну и горы!
И вновь разлита радость бытия.
10.02.04

***
Девочка тринадцати годков,
Бабочке тропической подобна,
В мир явилась ты, и в нём легко,
Весело порхать, и он незлобно,
С умиленьем на тебя глядит,
Словно бы любуясь завитками
Золота волос, и вздох груди
Уж двумя отмечен бугорками.

Вот и ты взглянула на меня,
Взгляд невинен, но я чую, чую,
Как лучатся искорки, маня,
И, заворожённый, к ним лечу я.
Но, одёрнув мысленно себя,
Улыбаюсь: ну куда ты, старый,
Встрепенулся, словно лось, трубя,
А бренчишь рассохшейся гитарой.
12.02.04

***
И вот свисток – вагонов лязг,
И дрожь твоих объятий
Так сладостна! И не разъять их,
Не расцепить, я весь завяз
В их нежности и в их испуге;
Удары сердца твоего, –
Я слышал все до одного, –
Всё – в них, в объятьях... Пламя вьюги
У ног металось, и полна
Душа, словно цветок нектаром,
Одной тобой... Теперь вот старым
Я стал, и нет тебя, жена.
5.10.10

***
Кивни, кивни издалека...
Ты мне ни слова не сказала,
И, словно перышко, легка,
В толкучке актового зала
Ко мне явилась; бал шумел,
Дыша студенческим азартом,
И в пыл разгорячённых тел,
Как пятиклашку из-за парты,
Меня за руку повела
И в волны вальса окунула,
Ты всех прелестнее была
В разливе праздничного гула.
Кружил, кружил тебя и я
Легко, ни капли не робея,
И блеск из-под ресниц струя,
Ты, словно сказочная   фея,
К себе влекла, твоя рука
Дрожала чуть...  В туманной дали, –
Минули годы, – кружим в зале,
И ты, как перышко, легка.
8.04.11

***
Ты ко мне появилась из тьмы,
Твои волосы мятою веют,
И Байкал за ресницами... Мы, –
Словно вкопаны: ноги немеют.
Целый день без тебя – куча дел   –
Зарывался в газетной текучке:
Сорок строчек – в досыл, а глядел
На часы уж… Но солнечный лучик
Жил в душе и пером он водил,
Сорок строчек, а мне – на аллею!..
Наконец-то, – как конь без удил,
Я свободен!.. И мятою веют
Твои пышные волосы, в них
Мягко пальцы мои окунуты...
Жизнь в сравнении с вечностью – миг,
Ради  этой минуты.
8.04.11


***
Если б ты знала, как одному
Пусто на свете!..
Так поднакатит – одел бы суму...
Да не осветит
В поле тропинку звезда, не взблеснёт
Небо ночное:
Сердце как будто попало под гнёт,
Ноет и ноет.
Я по ночам, словно бы наяву,
Всё обнимаю
Плечи твои, и зову, и зову,
Знаю ведь, знаю:
Тяжким молчанием будет ответ,
И я ночами
Слушаю музыку прожитых лет...
Нежит лучами
Голос твой милый:  "Помчали к реке'" –
Слышится в рани...
Годы идут, а следы на песке
Манят и манят.
9.04.11

***
Восходом дышит окоём,
Амур во льду, и чуть светает,
И левый берег, проступая,
Златится розовым огнём.

Висит Венера над Землёй,
Звезда любви, звезда печали.
Ах, как она струит лучами
В морозец позднею зимой!

И, словно ею обогрет,
Хехцир волной гигантской стынет,
Один, один стоит в пустыне
В раздумье миллионы лет.

Я появился тут на миг,
Впорхнул, как мотылёк-подёнка...
Запечатли сиё, мой стих,
Разлейся жаворонком звонко.

Схвати Амур, схвати Хехцир ,
Схвати Венерино сиянье,
Я знаю: сгину этой ранью,
Но ты звени, как бубенцы.
9.04.11

***
Надо мною плывут облака,
Как дымы, размываясь но кромкам,
И мне чудится: нежно, негромко
Льётся музыка свысока.

Это что, облака музыкальны?
Иль их души озвучил апрель, –
Словно падает с крыши капель
И звенит голосочек хрустальный?

Или плыли над тундрой они,
Где метелью снега завывали,
И теперь эти дальние дали
Окликают и ночи, и дни?

Но кому же, кому облака,
Проплывая, несут эти звуки,
Иль печальные ноты разлуки
Над планетой проносят века?

Нет ответа. Гляжу в небеса,
Льётся музыка светлой печали,
Словно в душу из облачной дали
Дорогие звучат голоса.
10.04.11

УТКИ ПРИЛЕТЕЛИ

Мартовские тёплые метели
На Амуре сонно улеглись.
Что там, в небе? Огласилась высь:
Утки, утки! Утки прилетели!

И каким их ветром принесло?
Прилетают к нам они в апреле,
Но сегодня – первое число,
А они – гляди-ка – прилетели!

И вот-вот рванётся ледоход,
И наш Батюшка задышит днями,
И в лиман футбольными полями
Заторопится амурский лёд.

На закрайке льдины сели утки,
Как по ниточке, сидят, а вон
Повалили стаями в обгон,
Словно простригая воздух чуткий
Крыльями… Помашем им рукой.
Люди, что вы нежитесь в постели?
Выходите – утки прилетели!
Праздник на Амуре, да какой!
11.04.11

***
– Поцелуй меня.  Да нет, не так –
Конвульсивно, жадно.
–  Нет, – сказала ты, – хочу прохладно,
Так хочу или совсем никак.
–  Поцелуй, как в памятную ночь.
Ах, как он терзает,
Поцелуй твой! – Да, а я босая
По колючкам убегала прочь
От тебя, а ты меня настиг,
Полонил в объятьях
И понёс, и , боже, моё платье
Заголилось, – не забыл тот  миг?
Я не знаю как, но жало губ
Я в твои вонзила,
Только так тебя остановила...
– Признаю, я был позорно груб,
Но сейчас-то, дорогой палач,
Ну хотя б вполсилы ,
Поцелуй, чтоб душу занозило... –
И, как рысь, ты кинулась: – Не плач!
11.04.11

***
Да, Изабелла Юрьева была
Эстрадною певицей. Её голос
Парил,  как два распахнутых крыла,
Весь изливался, чувствами не холост.

Он струны ваших душ перебирал,
И, откликаясь, ликовали души,
И возносился в небо их хорал,
И слушал бы ты Юрьеву, и слушал...

Но вот перед комиссией стоит, –
О дрожь колен! – любимая певица,
Как девочка, смущённая на вид,
Неужто Юрьева?  Иль это снится?

И голос Барсовой: «Что будем петь?» –
Да, оперная дива – председатель ,
И Юрьева, – о легче умереть,
Как шаг – в трясину, и не видно гати, –
Поёт всем сердцем... И допустят ли, –
Она дороже жизни, – на эстраду?
Туман, туман неведенья вдали...
Но голос жив!  И большего не надо.

Комиссия – раз в год, ну а за год
Вдруг угольком твой божий дар погаснет...
Но голос жив, и это ж праздник, праздник!
Замри, эстрада, Барсова идёт!

А что сейчас? С приёмничком в постель
Ложусь я и сказать «спокойной ночи»
Себе,– желанье душу точит, –
Так хочется под белую метель
Романса; голос горней чистоты
Услышать, и чтобы живое чувство
Стих излучал!.. – Но всё хиты, хиты,
Корёжащее душу лжеискусство.

Убогие бесплотные стихи,
А «звёзды» безголосы, бесталанны,
Бесстыдно падки до небесной манны,
Но ко всему небесному глухи.

А публика взирает благосклонно,
И ночью умиляется, и днём:
Ах, звёзды! Ах, и с ними примадонна!
О Господи, скажи, куда идём?
12.04.11

***
Что со мной? Я опять не усну,
И ладонь под затылком.
Всё весна... Не вали на весну,
Сердце бьётся так пылко!

И рождается из темноты
Лик знакомый, небесный,
И застыл в созерцании ты,
И в груди твоей тесно.

Золотится  теплинка в очах
Ослепительно-синих,
И ты словно сияешь в лучах,
Ими  нежно осиян.

Я лежу и никак не унять
Синих глаз наважденье,
И охота опять и опять
Надышаться сиренью.

Что со мной? Неужели болезнь
Та, что ждут, как награду?
Полно, плюнь ты и в пекло не лезь:
Всё уж было... не надо.
13.04.11

РУЧЕЙ

Выдался серебряный денёк,
Снежной бахромой припорошило
Голые деревья, но потёк, –
Неужели? – Да, ожил, ожил он!

Растопило солнце корку льда,
И  – гляди-ка – прыгает, резвится,
Скачет между кочек:  «Ты куда?»
И светлеют у прохожих лица.

По оврагу он несётся вскачь,
А осины, липы, вербы голы,
Ну а он-то, озорной лихач, 
Мчит вовсю через леса и долы.

Был и я таким же вот лихим
С голосом задиристым и звонким.
Шла война, и я читал стихи,
Словно по фронтам шагал с Твардовским.
13.04.11

***
Облетает черёмуха. Цвет
Белой кипенью пышет под кроной.
Я иду. Ветерок полусонный
Ароматами льётся в рассвет.

И вдыхаю я, словно нектар,
Терпкий запах июньского утра,
Снова юн я, а вовсе не стар:
Как природа устроена мудро!

Был мальчишкой и ветки ломал,
Будто в пену, лицо окуная,
Жизнь прошла, ну а запахи мая
Будоражат – и вновь я удал.

Вновь, как в детстве, влетаю в рассвет,
Где черёмух увядшие лона,
И струит ветерок полусонный
Вереницы безоблачных лет.
3.08.11

***
Заядло мы курили, пацаны,
Война гремела, всё дышало фронтом,
И не был он окраиной страны,
Посёлок сахалинский, – нет, и он там,
В окопах, мёрз, в атаку шёл, горел
В подбитом танке, в канонаде жуткой
Бежал от взрывов, и с бойцами ел,
Ну а поев, варганил самокрутку.

И пацанва крутила ловко так
Тугую папироску, послюнявив
Газетки краешек, и был мастак
Любой из нас курить. В той дальней яви
Себя, мальчишку, вижу я порой,
И так охота снова затянуться
Мне самосадом! Воздух фронтовой
Втянуть всей грудью, в детство окунуться,
Как в речку с драгоценною водой,
До блика всю её окинуть взором...
Вон курят пацаны. – Здоров, Седой!
Разжился самосадиком? Дай сорок.*
4.08.11
*На мальчишеском жаргоне военных лет – «дай докурить»
 

УПАЛО ДЕРЕВО

Упало дерево. Упал
Тот ясень на аллею:
Пожил на свете, старым стал.
И я живу, старею.

Вот так же грохнусь где-нибудь
На пол ли, на асфальт ли,
И не помогут мне вздохнуть
Ни порошки, ни капли.

Обломки веток и ствола...
А был когда-то ясень,
И крона пышная цвела,
И весь он был прекрасен.

И вот лежит замшелый ствол,
Корявый и облезлый.
Неужто жил, дышал и цвёл,
Купался в синей бездне?

Неужто в нежности лучей
Он наслаждался, таял?
Пожил на свете, а зачем?
Убей меня, не знаю.
4.08.11

           Последние защитники страны
                Памяти Владимира Клипеля

Ушёл писатель Клипель. Навсегда.
На фронте был отчаян он и лих,
Но подхватила времени вода,
Как щепочку, и он навек затих.

Закончилась война, но грохотал
Ночами фронт и не смолкал в ушах,
И смертный миг – он всё витал, витал
Над головой, ему бы только шаг
На бруствер, только шаг один, а там...
Теперь ночами всё писал, писал:
Дань отдавал кровавым тем летам,
Краплёный смертью, вечный их вассал.

Командующий округом прочёл
И отзыв дал на рукопись. Матёр
Был генерал, почуял: да, кручён
Войною автор, гвардии майор.

А было у майора орденов –
Цепляй на грудь и весь светись в лучах,
А он в рубашке, не нажил обнов,
Да и рубашка на крутых плечах
От ветхости истлела. Что ж, семья...
Постромки рвались от напряга сил:
Страна тащила воз, мечту тая, –
Разруху бы прикончить... Что носил
Под сердцем на фронтах, где воевал,
Теперь живёт – вот, вот он, во плоти,
Его роман, его «Медвежий вал»,
Он издан, наконец, как ни верти!

Лета минули, есть немало книг
С фамилией его на стеллажах,
И страшная война грохочет в них,
Крестами мессершмиттными кружа.

…Стучит о крышку гроба, как набат,
Комками глина, и в могите той
Всё ждёт его Мария, лейтенант,
Жена, комвзвод разведки полковой.

Туда, где нет ни званий, ни наград,
В Отечество всем сердцем влюблены,
Они уходят, – стисни зубы, брат! –
Последние защитники страны.
7.08.2011


ВЬЮНКИ

Так неожиданно. Они? Они!
Те самые вьюнки, еще в штанишках
Детсадовских, – ах, золотые дни! –
На них глядел я, удивляясь: ишь как
По изгороди лезут они вверх
И не боятся… А цветки на ножках,
Как граммофончики, и льётся смех, –
Мне чудится, – о-ёй, такая крошка,
И так смеётся, думаю, и мне
Легко и радостно, и мир окружный
Цветист и ярок в милой стороне,
Обнять её бы всю и уж не нужно
Мне больше ничего!.. А ну взгляни,
Неужто граммофончики из детства?
Конечно же, они! Они, они!..
А жизнь прошла и никуда не деться.
9.08.11

ХОТЕЛ ЛИ ТЫ?

Ты в душу загляни свою – бог мои!
Чего там только нет – и ложь, и лесть,
И зависть, и тщеславие там есть,
И алчность, и любовь – с такой сумой
Тащиться по земле несладко; но
Богач ты или, горемыка,  сир,
Но ты попал в жестокий этот мир,
Теперь вертись, хотя и мудрено
Вертеться в нём, иль зелен ты, иль сед;
Ты – словно в джунглях, продирайся сам:
То крокодил в засаде, то оса
Нацеливает жало, а то след
Берёт удав...  И ты порой без сил,
Измотанный, бредёшь – и так года...
Ну говори, хотел ли ты сюда?
Хотел ли я? А кто меня спросил?
10.08.11

***
Тебя увидел я – о день! –
И словно в сад ступил,
В озоном бьющую сирень –
Так был он сердцу мил,
Весь облик твой! Сияньем глаз,
Сквозною синевой
Пронизан я, – но только раз
С улыбкою живой
Ты вскользь взглянула на меня
И мимо проплыла,
Игривой талией маня,
Беспечна и мила.
А я – увы!  – был юн и глуп,
Боялся красоты:
Изгиб бровей и очерк губ,
И локоны круты,
И взгляд открытый и живой
Глубоких синих глаз... –
Обдал, как жаром, облик твой,
Я в нём завяз, завяз!
Пошевелюсь во сне – и он
Наплыл, заполонил...
То ли он – явь, то ли он – сон?
Но мил, но мил, но мил!
14.08.11

* * *   
Мне б снова пальцы окунуть
В волну твоих волос...
Вдохни их свежесть, даже чуть, –
И уж понёс, понёс
Тебя, лаская, ветерок,
Как семечко ольхи,
В страну просёлочных дорог,
Где пишутся стихи.
И там весёлый, молодой,
В душе – словно колосс,
Летишь в метели золотой
Льняных твоих волос.
Струит их тонкий аромат
Благоуханье ив,
И под тобой леса шумят,
А ветерок, игрив,
Несёт тебя уж над рекой,
Над россыпями кос...
Вот сон навеяла какой
Волна твоих волос.
15.08.11

***
Стихи мои, вы, как этюды
Шопена, лейтесь в тишине,
Их звуки дивные оттуда,
С небес, и душу полнят мне.
Я вас насильем не обижу,
Я по наитию пою,
Пою о том, что сердцу ближе,
Что в душу тянет колею,
Кого с дрожащими устами
Обнял бы и прижал к груди...
Стихи мои, в могильной яме –
И там, – да Бог меня суди, –
Я буду знать, что перед вами
Я чист, как стёклышко, и вы
Перед обидными словами
Не преклоняйте головы.
16.08.11
.

+ + +
Запечатлён во мне твой облик милый,
И годы не сотрут его, поверь.
Не надо знать, какая ты теперь,
Тебя я буду помнить до могилы –
Ту, волоокую, с теплинкой в ямках
У края губ, с улыбкой озорной
Во взоре, – как в кошачьих лапках,
Был мышкой в нём, – но, словно бы луной
Освеченный,  он над моим лицом
Летел, как отблеск магниевой вспышки,
Его и там, под гробовою крышкой,
И пылких уст, и жадных рук кольцо
Мне не забыть… И вот твой голос зыбкий
Сквозь толщу лет, завесу немоты...
Нет, не хочу, чтобы явилась ты
С потухшею и жалкою улыбкой.
16.08.11

ДАВАЙ УВИДИМСЯ

Давай увидимся с тобой,
Пускай окутает нас вьюга
Тех давних лет, почуем друга
И ты, и я, и с головой
Уйдем в воспоминанья лет,
Когда невинными мы были,
И как без памяти любили,
Не зная ревности и бед.
Сознайся же, ты не нашла
Родной души, а променяла
Меня – любил тебя он вяло,
И ваших чувств остывший шлак –
Куда теперь он?.. Посидим
За чашкой кофе, потолкуем.
Тебя, нескладную такую,
Любил я и тобой любим
Был, знаю…Ну давай, и нас
Свиданье это не обяжет
Уж ни к чему, не дрогнет даже
Струна души: огонь угас.
17.08.11

ТЫ МНЕ МИЛА

Минули годы, я листаю
Страницы отзвучавших лет…
Они летят во мне, как стая,
Гусиным клином, и вослед
Я им гляжу и ясно вижу
Твоё лицо и осень глаз,
Они меня всё нижут, нижут
И через годы, и сейчас.
Но нет, и всё-таки не ты
Мою заполонила душу,
Мы небесами не свиты,
А потому всё глуше, глуше
Звучали чувств колокола
И, наконец, замолкли... Всё же,
Хоть не любил тебя до дрожи,
Ты мне мила, ты мне мила.
18-08.11

***
Гляжу в твои усталые глаза.
Сжимаюсь весь: они полны печали.
Я знаю, застилает их слеза,
Когда ты в одиночестве ночами
Глядишь в осенней ночи черноту
Так отрешённо, так окаменело,
Как будто роковую ту черту
Переступив; оно белее мела,
Твоё лицо, и напряженье лба,
И складки меж бровей у переносья...
А что в душе? Призыв или мольба?
И словно бы незваная ты гостья
Тут, на Земле, и видится закат
Постылой жизни – тусклой, одинокой,
И всё одна... Ну капельку услад,
Пока ещё игриво вьётся локон,
Пошли, о небо!  Слышишь, я молю,
Хоть капельку, одну, умру иначе,
Ну дай, её с тобою разделю...
О небо, дай!.. А я гляжу и плачу.
18.08.11

***
Ну что тут скажешь, ты красива,
Зелёным блеском плещет взгляд,
И норовит меня игриво
Поддеть, но на таких наяд
Я нагляделся, и не в силах
Их чары душу вспламенить.
Мне снится облик, облик милый,
И чувств серебряную нить
Струю к израненному сердцу
Пожившей женщины, она
С грустинкою: хватила перца
Любви и уж не влюблена.
Осенней стужей облик тронут,
Плывут во взгляде облака
Куда-то вдаль, куда-то в омут...
А ты блистательна пока.
19.08.11

БЫЛ МИГ

Был миг, когда из загса вышли,
Я вдруг почувствовал: лечу
Я к облакам и выше, выше –
В зенит и к звёздам, и – о чу! –
Срываюсь вниз – и на Земле я,
Но так тоскливо, так душа
Щемит! И я себя жалею,
Я, словно рыба, что, дыша, –
Хватает воздух ртом, и тяжко,
Так тяжко на душе, хоть вой!
Рвануть бы на груди рубашку –
И в омут, в омут с головой…
Потом, перебирая годы,
Я понял, и, моя краса,
Скажу тебе: вот так свобода
Уходит к звёздам, в небеса.
21.08.11


***
То утро, – будто бы сейчас
Его я вижу, – всё светилось
Лазурью нам с тобой – о милость! –
Оно благословляло нас.
И куковала нам .кукушка,
Но годы не считали мы:
Подальше от такой кумы,
А то возьмёт тебя на мушку
И вправду в неурочный час
Ты спотыкнешься – я ли, ты ли...
В то утро мы с тобой бродили
По нашей стёжке, где не раз
Я поджидал тебя под сенью
Берёз, и перышком ко мне
Летела ты... Теперь во сне
То утро вижу, иль весенним
"Ку-ку, ку-ку" мне ветерок,
Как дар, на блюдечке подносит:
Рванусь к тебе… – да только осень
Дождит, и пуст наш уголок.
21.08.11

* * *
Ну и кисель: в душе туманно
И в голове, куда идти?
Где те дороженьки-пути
Или живительная ванна
В потоке дней, в их кутерьме,
Чтоб, окунувшись, мог покруче
Себя месить, пирог пахучий
Стихов испечь, а не во тьме
Блуждать… Чего залез во мглу,
И в ней нащупываешь дырку?
А ну бери себя за шкирку
И – марш к рабочему столу.
29.08.11

ДЕРЕВНЯ

Синий полдень. А выйди во двор –
Тишина, только курица квохчет,
Да вдали очертания гор:
Всё глядят, как и издревле, молча.
И на улице нет ни души,
Весь народ на покосе и в поле,
Там скрипят от натуги гужи,
И рубахи на спинах в рассоле.
Там до крови терзает мошка,
А народец в запале привычном:
«Ну-к» – и шуткой тебя за бока,
И со смехом – обкатанным, зычным:
«Мать твою!»… А теперь где она,
Та деревня? Лишь окна пустые
Да свечой поминальной луна
Над околицей стынет.
29.08.11

ФОНТАНЫ

Пылят в лицо алмазные дымы.
Пиры фонтанов тут, в Динамо-парке,
И, словно опахалом, полдень жаркий
Овеивает свежестью зимы.

Феерию я вижу наяву:
Прозрачных струй сверкающие груды
Летят метелью белою над прудом,
Как лезвием, взрезая синеву.

Летит, светясь, прозрачная струя,
Вся в солнце, вся жемчужно-золотая,
Летит, переливаясь, как живая;
И, затаив дыханье, вижу я,
Как на мгновенье в вышине застыв,
Срывается и мнёт иные струи,
И дымом у подножия густым
Клубит, не угасая и чаруя.

И будто слышу я метели вой,
И чудится буран над Сахалином,
И кликом окликая лебединым,
Незримо детство кружит надо мной.
30.08.11


БАГУЛЬНИК

Пламя диких таёжных цветков,
Словно маленьких розовых взрывов,
Как оно полыхает легко,
Убегая к реке до обрыва!

Затопил он, сиреневый цвет,
Всю округу, и ты улыбалась,
Уходя с головой в эту алость,
И опять выплывала на свет.

Ах, багульник!  Он душу пьянил,
И твой взгляд, такой мглистый и вязкий,
Как туман, обволакивал лаской
И призывно манил и манил.

Нет спасенья от власти твоей.
Я в тенётах тягучих призывов
Погибаю средь розовых взрывов
На корявых ладонях ветвей.
7.09.11

СКАЖИТЕ, ЗВЕЗДЫ

Подвядший лист упал к моим ногам,
Дыханье осени колеблет воздух.
Да,  осень... А потом пойдут снега,
Покроют землю, и заблещут звёзды,
Сияя фосфорическим огнём,
И будет нежно он царапать душу.
Но отчего? Иль грусть разлита в нём?
Иль ею тишина звучит, и слушать.
Так сладостно душе звучанье то?
Или сиянье звёзд полно печали
О том, что жизни на один глоток
Земле осталось, и оно лучами
Её ласкает нежно, как дитя?
Ты погляди на звёзды и послушай
Те звуки тишины – они летят
И нежностью овеивают душу,,
И плакать хочется, не оттого ль
Рождаются и моцарты, и глинки?
Ах, звёзды! Ну скажите без заминки,
Откуда грусть в душе, откуда боль?
11.09.11

ТОПОЛЬ В ФЕВРАЛЕ

                1
Со мной, мальчишкой, – или в полусне? –
Откуда она вдруг возникла рядом,
Та женщина с чуть удивлённым взглядом,
Подобная сияющей весне?
И прямо в душу полыхнул мне блеск
Чуть только дрогнули её ресницы, –
Бежать, бежать в болото, в поле, в лес,
В овраг, или сквозь землю провалиться!
Я трепетал, а в голове текли,
И колыхаясь, и дымя, туманы,
Но лёгкое покачиванье стана
Я уловил, как шум дождя вдали.
 Я чуял её, чуял её всю:
Как ветер волосы бурлил и грудил,
И как светились маленькие груди
Призывно и тепло сквозь кисею.
Я чуял рта полураскрытый зов
И губ бутон, его живую алость,
Так ласково щеки моей касалось
Её дыханье! Свежестью лесов
Тянуло от него… О чудный миг!
И, осмелев, взглянул в глаза ей жадно,
И пальцы рук моих в ручей прохладный
Её волос вошли; лаская их,
Бежал он, бурный, по локтям и вниз
Срывался, распыляя ароматы
Кедровой хвои и лугов, и мяты,
И осени, когда сгорает лист.
Как свет звезды, как небо и вода
Чисты прикосновенья были эти,
Она ко мне прильнула – в звёздном свете
Струился я куда-то в никуда,
И воздух, как пушинку, меня нёс...
Но тут, – словно вдали рвануло толом:
«Вставай, Игруша, опоздаешь в школу», –
И рухнуло  очарованье грёз.

                2
Ты наклонила голову, и лес
Твоих волос обдал меня цветеньем,
Из-под ресниц, что трепыхнули тенью,
Как небо знойное, струится блеск.

В разрезе глаз, в полуовале век
Неуловимое, но что-то от японки,
И веет у меня на голове
Дыханье пальцев, ласковых и тонких.

И чувствую, как облако плывёт...
Ах, мама, ты навеяла мне детство,
Мой Сахалин!.. И он зовёт, зовёт,
И никуда мне от него не деться.

Где б ни был я, куда бы ни ступил,
В пустыне взгляда сопок караваны,
Озёра, тростники, осоки, ил...
И водоросли белые тумана.

А как мы забирались в лопухи,
Ты помнишь, мама? Под зелёной крышей
Я замирал, чтобы волненье слышать,
А ты читала новые стихи.

...В овальной рамке, но не на столе,
Вот он, передо мною, облик милый.
Твой, мама, твой... У краешка могилы
Стою я, словно тополь в феврале.

                3
По кольцам лет давно минуло лето,
Но не хочу я памятью прилечь,
Иду но городу в плаще и без берета,
Десяток лет соринкой сдунув с плеч.
О мой Хабаровск! Я к тебе привык,
Но как в жене, давно такой понятной,
В её нечаянном наклоне головы
Вдруг прозвучит пронзительно и внятно
Вскрик красоты, – так и в тебе, мой друг:
Взгляну иной раз, – и узреть не чаял, –
Как чудный звук улавливает слух,
Так новые оттенки различаю
Я в облике твоём; а есть, как ульи,
Иные города, тебя ж – окинь:
Через бульвары понавесил улиц, –
Все в ясенях и ильмах, – гамаки.
Они так бережно меня качают...
И длинный-длинный распускает лён
Задумчивыми лунными ночами
Тоскующий, как женщина, неон.

И вот сейчас, когда звенит над ухом
Зеленокрылым оводом весна,
И облака густым лебяжьим пухом
Взрываются лениво, не до сна
Когда ни бабочкам, ни муравьям, ни осам,
И почка от натуги вся дрожит,
Чтоб лесом вырваться, – тягуче так, так остро
До обморока хочется мне жить;
Втянуть весну, обнять любимый, город,
С Амуром и с Хехциром... Боже мой,
Что делает весна!  Свернул бы горы!
Да только знаю: бездна подо мной.
1976,
20.09.11

***
Ночь. И спит непробудно бивак.
Ты откинула полог палатки –
Прямо в душу насмоленный, сладкий
Льётся воздух, и ты им никак
Надышаться не можешь: он терпок,
Как в поленнице, свеж и душист,
Так дыши им, дыши от души,
Словно ковшиком, лёгкими черпай.

Под навесами сосен наш лагерь...
А взгляни-ка на небо – о Бог!  –
Рати звёзд, – от гигантов до   крох, –
Они в ветре трепещут, как флаги.
Вспомни ту, нашу первую, ночь...
В небесах та же звёздная роздымь.
Как знакомым, кивают нам звёзды,
Или те, иль такие ж точь-в-точь.

Нам с тобой хорошо... Только ты
Ничего мне ответить не в силах:
Нет, не память свечу погасила
На распутьях мирской суеты.
Просто нет тебя рядом. Идут,
Всё идут невозвратные годы.
И кому это только в угоду,
Что в душе ты моей, а не тут?
28.09.11


***
Вот наконец-то и май.
Снова палатка, маршруты,
Ноги в ботинки обуты,
Вышел – и мир обнимай.

Снова в берёзовый снег,
В лепет зелёных разливов,
В полымя зорек игривых,
В трепет звезды на сосне.

Да, не прогулка маршрут,
Всё в нём не так, как по нотам,
Тяжкая будет работа:
Ты доберись-ка до руд.

В поле! И щёк твоих мак
Так полыхает!  Ты рада.
Лучшей судьбы нам не надо.
Собран походный рюкзак.
29.09.11

ГУСИ

Ах вы, гуси, – ни так и ни сяк,
А по ниточке, строем.
Растянулся он в небе, косяк,
Вон плывёт над горою.

Полетели к озёрам, к теплу,
Где заморские страны,
Оставляя рассветную мглу
И родимые станы.

Мне бы с ними вот так кочевать:
Словно ветер уносит...
Проложи через небо мне гать
Во Вселенную,  осень.

Может там отыщу среди звёзд
Я такую планету,
Где ни лжи, ни обиды, ни слёз
И ни алчности нету.
3.10.11


ЛИСТЬЯ

                1
Жёлтый свет на поникшей траве.
Это ясеней палые листья.
А когда-то в родной синеве
Ликовали, обласканы высью.
Отцвели и увяли, но свет
Излучают, в глаза мои глядя,
Улыбнусь ли им взглядом в ответ,
Ведь когда-то светились их пряди
На ветвях золотым ручейком,
А сейчас они – тлен под ногами...
Улыбнусь иль пройду, незнаком,
«Иль забыл, как пленялся он нами»,–
Видно, думают...  Как же могу
Я пройти мимо вас равнодушно,
Мои милые? Я берегу
Вашу нежную ласковость – душно
Без неё, наполняет она
И сейчас мою душу сияньем,
Как бокал золотого вина
Вашей нежности утренней ранью.
И я снова, я снова в плену
Ваших ласковых мордочек лисьих,
Всей душою растроганно льну...
И в ответ так и светятся листья.

                2
Тлеет лист под ногами, и я
Запах тлена тяну всею грудью,
Путь с горчинкою будто струя
Пробегает в ней... Целые груды
Листьев ясеней, клёнов, осин
Навалила метель листопада,
Но зовёт их родимая синь,
И взлететь они были бы рады,
Да бессильны... Кому же, кому
Пригодиться бы им напоследок?
Или ветру – ему одному,
Ведь зачем-то срывал он их с веток?
Иль кузнечик укроется в них
На зимовку, иль божья коровка:
Юркнул в ворох и сладко затих,
То-то тёплая будет зимовка.
Под моими ногами цветист, –
И кому он так щедро дарован?
Уж не мне ли? – с прожилками лист,
И гляжу, и молчу, очарован.
5.10.11

***
Амур не виден: тьма легла
На воду плотным одеялом,
И небо затянула мгла,
Лишь где-то шевельнётся вяло.
Иду и на Амур глядеть
Мне тягостно в ночной пустыне.
Луны расплавленная медь
На переливах волн не стынет,
Звезда Венера не лучит
Сомов и щук в амурских плёсах,
Не запалит она свечи
И в полонивших травы росах.

Но вот мигает, чуть дрожа,
Толкается, как будто тесно
Ему во тьме, – идёт баржа, –
То огонёк, но не небесный,
Мигает: он даёт сигнал,
Мол, не наткнись, иду я с грузом...
Он будто тучи разогнал
В душе и в небесах – о Муза!
Воспой, как славная река
Даёт прибыток человеку,
Она живёт, живёт пока,
Как Волга-матушка, в калеку
Не превращен Амур, живёт!
Пока... И боль не утихает,
Саднит в душе и, словно лёд
В глубоком погребе, не тает.
6.10.11

ЧТО ТЕБЕ Я?

Отчего ты глядишь на меня
                так призывно и жадно?
И зачем говоришь,
                что бессмысленна жизнь без меня?
Я сегодня
                как будто казак безлошадный,
На колдобинах лет
                соскользнувший под ноги коня.
Что тебе я? Зачем?
                Кипяток твой остынет, я знаю,
Наважденье пройдёт,
                и устало потупится взгляд,
Не окатит меня он
                сиреневым облаком мая,
И на ветки души
                соловьи твоих грёз не слетят.
Всё пройдёт, и давай
                прислонимся поближе друг к другу,
И вот так посидим
                напоследок, чуть слышно дыша,
Будто рядом идём
                по цветущему летнему лугу,
И сияет нам даль,
                и созвучны с душою душа.
16.10.11

***
Облетели берёзы, облетели осины,
И дворцы тополей облетели,
И маньчжурский орех, – и куда делись силы? –
В золотой откупался метели.

И у лиственниц вся порыжела игла,
 И вот-вот она грянет под ноги,
И листва старой липы тихонько легла
На проселки: зима на пороге.

Мерзнут руки, и я по тропинке иду,
Озираюсь, и эта в природе остуда
По душе мне, и небо сияет в пруду,
Словно детство смеётся из пруда.

Улыбаюсь в ответ: я и сам облетел,
И с грустинкою вижу, как ива,
Вся прозрачная, дрогнет: такой ей удел –
На проселке стоять сиротливо.

Но взгляни-ка на ильмы, покуда они
Всё ещё полыхают лимонным пожаром,
Драгоценны последние осени дни,
Видно, лето прожили недаром.

На пожухлом листочке мышонок замрёт
В своей норке, на мягкой постели...
Я – как ильм, но и мой наступает черёд,
Золотые деньки облетели.
18.10.11

ВИОЛОНЧЕЛЬ

Я растекаюсь, словно дым,
В голубизне твоих очей...
О как звучанием густым
Влечёт меня виолончель!
В объятиях твоих колен
Она сияет под смычком,
И душу всю впивает в плен:
Так бы и бросился ничком
Перед тобой, к твоим ногам,
И слушал, слушал без конца...
И плыли бы в глазах снега
Открытых плеч твоих, лица
Овал в мерцании свечей
И тень ресниц...  Она – магнит,
О как она к себе манит,
Виолончель, виолончель!

Мелькают пальцы чутких рук.
А в звуках – то накатит зной.
То гейзеры ударят вдруг,
То даль вспылает синевой,
То настежь распахнётся гладь
Озёрная; она луной
Тебя ласкает – не унять, –
О Господи, да что со мной! –
Всё слышу: словно бы в ночи...
Осока где-то шелестит,
И в душу тоненько лучи
Звезда небесная цедит.

И в нежности её лучей
Я таю, замираю весь,..
Но что за новый голос? Чей? –
Тоской наполненная песнь. –
Иль стонет человек? Она
Мне душу комкает и мнёт,
И не моя ли в том вина,
И не моё ли сердце – лёд.?
Зачем так много в мире лжи?
Чьё там страданье? Голос чей?
Шопена, Бога ли, скажи,
Виолончель, виолончель.
29.10.11

***
Ну что поникла ты, глаза грустны.
Тебя обидел я? Но ради бога,
Прости. Погорячился я немного...
Ты погляди: дыхание весны
За окнами так веет, потемнел
Амурский лёд и тает на закрайках,
Береговая оголилась галька,
И под обрывом снег давно не бел.

А в полдень с крыш затренькает капель,
С утра морозец, и она в затишке,
А глянет солнышко – и воробьишки
Под стрехами заварят канитель.
А ты обиделась, я виноват.
Прости, на реплику ответил грубо,
Ну дай тебя я поцелую в губы,
Как в юности, как много лет назад.
23.10.11

***
Ивы плещут под ветром,
                как волосы милой,
То взблеснут они оловом,
                то серебром,
Вся трепещет листва,
                а вдали, что есть силы,
Словно скалы ворочая,
                грохает гром.
И промокли, как платье твоё,
                босоножки.
Ну снимай их,
                бежим через скошенный луг.
А он мокрый и колкий,
                и где они, стёжки,
Тут их нет и впомине.
                Но тёпл он и сух,
Как для нас приготовлен,
                окладистый, ладный, –
Добежали, вдохни-ка,
                вдохни, – этот стог,
Припадаем к нему
                и порывисто, жадно
Дышим скошенным лугом,,
                хмелея от запахов, – ох!
Гром замолк и гроза улеглась,
                и счастливо
Выжимала ты платье,
                а солнце рвало облака,
И вдали улыбались
                умытыми листьями ивы,
И в просветах стволов
                синевою сверкала река.
24.10.11

В ГАРНИЗОННОМ КЛУБЕ

Политсостав... А что это такое?..
Но шли мы, школьная бригада, в клуб.
И, третьеклассник, выходил легко я
На сцену, словно под звучанье труб.
По стойке смирно, хоть не знал устава,
Читал стихи я звонко,  с огоньком –
«Рассказ танкиста» для политсостава,
Как к танку в рубашонке, босиком
Бежал мальчишка: – Дядя, там их пушка.
Разведал я.  Она вон там, в саду...
– Влезай на  танк, – и газ на всю катушку –
И пушка вмята в землю... В том аду
В рядах бойцов, душой высок и истов,
Шагал поэт Твардовский по фронтам,
А я читал его «Рассказ танкиста»,
Как будто с ним, рука в руке, был там.
…Мне гарнизонный клуб порою снится,
Как по-отечески по голове
Погладил командир – ремни, петлицы...
А шпал в петлице, помню, было две.
25.10.11

***
Туман, как облако, на землю лёг,
Накрыл он и Амур, словно былинку,
Иду по берегу, шуршит у ног,
А самого, как Тимку-невидимку,
Не вижу. А за ним застыл Хехцир –
Последний выплеск Сихотэ-Алиня,
Застыл волной, как будто под уздцы
Её схватили... Но сейчас в долине
Туман, туман... И он стоит, как дым
В безветрие, но рысьими глазами, –
Пятном размытым бледно-золотым, –
Лучится порт, и в ожиданье замер
Буксир – идти нельзя: туман, туман,
Разлёгся, как король, по всей долине,
Он обложил и город, и лиман,
Так веточку опушивает иней.
Иду и думаю: а Сахалин?
Стоит, небось, словно буксир в тумане,
Погоды ждёт, и всё один, один,
И всё зовёт меня, и манит, манит...
27.10.11

ДРУЖИЩЕ, ХУДО БЕЗ ТЕБЯ

                Памяти Евгения Бугаенко

Хабаровск – город рыбаков.
Ты с набережной Невельского
Взгляни: вот так спокон веков
Сидит он, словно бы прикован
Навеки к берегу, рыбак,
Душа у бедного клокочет:
Вот-вот, ну... Клюнуло, никак?
Или теченье... Дни и ночи
Сидел бы он, нацелив глаз,
На кончик спиннинга в надежде:
Вот-вот… Вот долбанёт сейчас...
Азарт пылает, как и прежде,
Во взоре – и на берегу
Сазан жар-птицею сверкает...
А я без грусти не могу
Пройти – один и неприкаян.

Нет друга,  нет: ушел во мглу,
И спиннинги мои годами
Пылятся где-то там, в углу...
Не проползала между нами
Змея предательства, и мог
Отдать мне душу он, я знаю,
Иль за грехи мои, о Бог,
Ты наказал меня? Я таю,
Как льдинка, без него, а нас
Всё ждут амурские протоки...
И не могу поднять я глаз,
Чтоб без туманца поволоки.

Дружище, худо без тебя
Тут спотыкаться в одиночку...
Иду, стеная и скорбя,
Коль дал Всевышний мне отсрочку.
Тащусь один, ты подожди,
Мой дорогой, к тебе я скоро.
Пройдут туманы и дожди –
И мы махнём с тобой за город
К протокам. Хочешь – на Талгу,
На Пензу или на Шершиху...
…Сидит рыбак на берегу,
Весь день сидит без передыха.
28.10.11

ДЕРБИНСКОЕ

Нет, я не в туманной вижу дымке,
А словно оглянулся – и свело
В груди от нежности: моё село,
Тут,  на Тыми оно и Малотымке.
Звалось когда-то Дербинским, а ныне
Посёлок Тымовское, Чехов в нём,
Когда трудился он на Сахалине
В великом путешествии своём,
Ходил из дома в дом, переписал
Всех поселенцев, ночевал в амбаре
И слушал, как по крыше дождь плясал,
И каторжане удивлялись: барин,
А вот поди ж ты, во дворе тюрьмы
В амбаре лёг... И где тюрьма стояла,
Был рыночек в два-три стола, и мы,
Когда из школы мимо шли бывало,
Частенько говорили о тюрьме:
Жила тогда молва о ней в народе.
Не знаю почему, но в душу мне
Она запала, незаметно, вроде,
Но глубоко; и вот на склоне дней, –
С мальчишества в душе теплилась немо, –
Я написал трилогию, поэму,
О сахалинской каторге, о ней.
О том, как добирался на край света
К страдальцам Чехов, в муках и один.
Назвал её: «Бегу на Сахалин» –
Так Чехов говорил в Сибири где-то…
29.10.11

***
Осенний ледоход долями льда
Утёс обходит и шипит, как кошки,
О берег трётся льдинами вода,
Выбрасывая ледяные крошки.

Шуршит Амур.  Он словно говорит:
Иду в лиман, со мною осторожней,
А за утёсом уж рыбак торчит
На ледоставе с рюкзаком порожним.

Добычи нет пока, но как легко
Пешня берёт ледок – одним ударом.
Сезон открыт, улов недалеко,
А вышел – знает – он на лёд недаром.

А я гляжу, как льдины мнут бока
Друг другу и торопятся к лиману,
Счастливо, но вот только далека
Дороженька, удастся ль каравану
До моря дотянуть? Скуёт в пути.
Встречают севера дыханьем грозным.
И всё-таки желаю вам дойти,
Счастливо, льдины, и – дороги звёздной.
18.11.11

***
Всю ночь сидим у костерка,
Подбрасывая хворостинки,
И тёплая твоя щека
Нежнее, чутче паутинки
Касается моей, и я,
Чтоб не спугнуть прикосновенье,
Гляжу, дыханье затая,
На язычки огня; и в пенье, –
Оно в душе моей, поют
На зорьке словно бы синицы, –
Я вслушиваюсь, и уют
Такой, что и во сне не снится.

Вот так бы и сидел с тобой
На пепел хворостинок глядя,
И пусть бы наших душ гобой
Звучал, звучал... Ну Бога ради
Не уходи, люблю тебя,
Давай вот так всю жизнь пробудем,
И восхищаясь, и скорбя,
Но вместе, рядом. Пусть он труден
Маршрут наш будет, но вдвоём
С тобой, любовь моя святая,
Мы одолеем всё. И тает
Твой взор, и небо плещет в нём.
18.11.11

***
Одной рукою на подножке
Держусь за поручень, другой
Машу тебе, ну хоть немножко,
Ну хоть мельком, – и гнусь другой, –
Чтобы увидеть напоследок,
Твоё лицо, твои глаза...
А ты всё за вагоном следом, –
Через моря, через леса, –
Бежишь ко мне, а на перроне
Толпятся люди – пруд пруди,
Я рвусь душой к тебе,  но тонет
Твой лик в толпе. Ах, погоди,
Постой, вагон, но скорый поезд
Привычно набирает ход       
Он, боль разлук заткнув за пояс,               
Туда, где солнце на восход,
Спешит; и я глушу с подножки
Округу именем твоим,
А поезд мчит, вот меньше мошки
Ты на перроне, и незрим
Твой облик, и теперь осталось
Лишь мысленно прижать к груди
И пить до дна живую алость
Любимых губ – не уходи.
19.11.11

***
Здравствуй, дай я тебя обниму.
Ждал я этой минуты, моя дорогая,
Не сказать никому, не пойти ни к кому,
Не заменит другая.

Сколько лет пролетело с тех пор,
Как простились с тобой, не надеясь на встречу,
За штормами морей, за вершинами гор
Я сжимал твои плечи.

Отпустить их не мог, и душой
Ты была моей все эти долгие годы.
Оглянись: как нам было вдвоём хорошо!
Отпадали невзгоды.

Ну же, здравствуй, с тобою опять
Мы пройдём по знакомым и новым маршрутам,
Дай же плечи твои... ну хоть в мыслях обнять –
Наважденье минуты.
20. 11.11

***
Холодом жарит мороз.
Как ему там, под стрехою?
Видно, бедняжка, замёрз,
Выпало время лихое.

Как бы ему пережить?
Зёрнышек в поле негусто.
Всё от межи до межи
Он облетал его – пусто.

Как дотянуть до весны?
Худо ему, воробьишке,
Веки от слёзок красны,
Да, незавидны делишки.

Тут на дорожку с крыльца
Спрыгнул вихрастый мальчишка,
И из мешочка пшенца
Высыпал он воробьишке.

Выскочил вмиг – чик-чирик:
Оповестил своих братцев.
«Чик» – воробьиный язык:
В кучку быстрее слетаться.

И, как один, из-под стрех
«Братцы» летят на дорожку.
«Чик» – да тут хватит на всех,
«Чик» – ну спасибо, Серёжка.
21.11.11

Тымовское милое

Тымовское – милое село,
Ты во мне нетронуто, нетленно,
И снегами лет не замело
Улочки твои поры военной.

Шла война. Ну, немчура, погодь...
В третьем «А» горбатенький был Жуков,
Не курил: не лезет, мол. – Ты хоть
Затянись разочек. Ну-ка, ну-ка, –
Тормошили мы. – Не твой ли, Жук,
Батька под Москвой шурует немца?
– Мой! – Ура! Ну всё, теперь каюк
Вшивому Адольфу: даст им перца!

Мы-то знали: вовсе не отец
Генерал горбатенькому Жуку,
Но хотелось верить. Был он спец
По вранью, Витёк, и жали руку
От души ему: поди-ка ты,
Витька – сын такого полководца!
Подчиняются ему фронты,
Вот уж он дерётся, так дерётся!

Только мы от фронта далеки.
Сколько дней пылит к нему дорога!
Стали приходить фронтовики,
Вновь они у отчего порога.
Кто на костылях, а кто и так,
На своих, поди, тряслись колени.
А оденет фронтовик пиджак,
Да ещё с нашивками ранений, –
Мы: – А глянь-ка – дядя Михаил...
Красная нашивка.  Ох и рана!
– Лётчик он, фашиста в небе бил
И из пулемёта, и тараном…

Детство и районное село,
До последней крапинки родное.
Лето ли или белым-бело
На дворе, но так порой заноет
По нему душа! И фронтовой
Воздух словно я вдыхаю снова...
Тымовское милое, я твой,
И на свете нет роднее крова.
24.11.11

***
Ноябрь. Двадцать девятое число,
А он всё тащит льдины к океану,
Шумит, шуршит, скрежещет неустанно,
Зиме, – она-то рядышком, – назло.

Вот эта необузданная сила
И точет, и срезает берега.
Просунься в ледяную щель нога –
И глазом не моргнул, а раздробило.

Да что нога – сомнёт и теплоход, –
Откуда, мол, какая-то скорлупка, –
И только хрустнет и уйдёт под лёд,
Ищи-свищи, где там корма, где рубка.

Словно на спячку зимнюю в пустыне,
Ползёт змея из караванов льдин,
Ползёт в лиман, а за лиманом стынет
Продубленный ветрами Сахалин.

Ползёт и сбоку на прибрежных тундрах
Пушистый снег окутал  мерзлоту,
А брызнет солнышко морозным утром –
Словно накинет брачную фату.

И лось пройдёт таёжною ложбиной,
Прислушиваясь, как шуршит шуга,
И солнышку погреть подставит спину,
И улыбнётся хмурая тайга.
25.11.11



***
Кто мне ладошками закрыл
 Глаза, за изголовьем стоя?
Иль ангел кончиками крыл
И прядью шёлковой густою
Коснулся шеи, лбом приник
К затылку ласково и нежно?
Конечно, ты, твой милый лик,
Остуженный метелью, снежной.

Ну говори, откуда ты,
Хоть позвонила бы, я встретил,
А брови в бисере, круты.
Снежинками набил их ветер,
Глаза серющие и как
Посверкивают!... Всё ж чертовски
Прелестна ты. Вон пышет мак
Во всю щеку, и в зимнем лоске,
Как роза,ты, я и не чаял…
– У розы лепестки сухи.
Вот я пришла... Налей мне чаю.
И, знаешь, почитай стихи.
25.11.11

***
–  Взгляни-ка в зеркало. Что видишь в нём?
–  Своё лицо и за плечами ты. –
Да, в зеркало гляделись мы вдвоём,
И на комоде ваза и цветы.

–  А что ещё? – Ну, за моей спиной
Ко мне ты наклонился, дышишь в ухо.
–  Нет, всё не то. Любуюсь я тобой,
И даже в горле от восторга сухо.

Гляди, как светлая волна волос
Открыла лоб, и он сияет нежно,
И манят так к себе иконный нос
И шея, что белей метели снежной.

Щека пылает утренней зарёй,
И так же мочка уха пышет жаром,
И весь объят я голубым пожаром
Огромных глаз твоих – ой-ёй-ёй-ёй!

Кто ж сотворил такую красоту,
Что боязно дотронуться губами,
Хотя б до шеи? Тронь – и на лету
Сгоришь, как метеор, извергнув пламя.

Чем заслужил я, не пойму, но Бог
Благословил, чтобы тебя я встретил,
И любоваться, как сейчас, бы мог
Единственной такой на белом свете.
4.01.12

***
Ну что, наденем рюкзаки
И вновь – тропою до распадка,
А там – к излучине реки...
Закинем удочки, палатку
Поставим рядышком, со мной
Те колышки, что мы строгали
В то лето, помнишь? Под луной.
Тогда вовсю златились дали.

Они манили нас к себе,
Как будто там страна иная, –
«Сюда, сюда, к иной судьбе», –
Звала, в блаженство окуная.

Но нам иная не нужна,
Мы и своей судьбой довольны,
Есть Родина и воздух вольный,
Какого ж нам ещё рожна?

Пойдём к излучине, и там
Навеют  те златые дали,
Как под луной они сияли,
Подобные чудесным снам.
5.01.12

***
Ты где-то там, за дымкой синей
Осталась той же молодой,
И на ресницах тот же иней,
И светишься улыбкой той.

Ты где-то там, в заморской дали...
А я вот обликом иной,
Но всё с тобою кружим в зале,
Как той, студенческой, весной.

Всё в том же вальсе, ты на ухо
Мурлычешь потихоньку мне,
Мы лёгким тополиным пухом
Плывём в серебряной луне.

На белой шее змейка бусин,
Как солнышком, оживлена...
Мгновенья пили мы до дна.
Ах, Муся, Муся! Где ты, Муся?
6.01.12

***
Чёрная, как смоль, коса
Улеглась змеёй
На макушке, а глаза –
Ой-ёй-ёй-ёй-ёй!

Я тону, тону в сини,
В ласковых волнах,
Душу сводят мне они,
Помогите – ах!

Не дыхнуть и не взглянуть,
Не ступить ногой...
Изловчусь и как-нибудь
Пробегу – о-ёй!
8. 01.12


ПРУДЫ

Ветерок бежит, прохладой
Веет от воды.
Я сижу и сердце радо
Созерцать пруды.

Радужно дымят фонтаны
Пылью водяной,
Словно облачки тумана
Ходят предо мной.

А когда-то приходили
Мы вдвоём сюда,
Но фонтаны не дымили
Посреди пруда.

Тут их не было и вовсе,
Был крутой овраг...
Приходили слушать осень,
Её тихий шаг.

Шелестенье листопада,
Цвеньканье синиц...
Чуял я улыбку взгляда
В шорохе ресниц
Твоих длинных изогнутых,
И, сглотнув, молчал...
И как таяли минуты,
Нет, не замечал.
10.01.12

***
Делаю шалаш за огородом
Под навесом шепчущих берёз,
Словно бы иду знакомым бродом,
Закатив штанины, худ к бос.

Вот уж и каркас связал бечевкой:
Не годится нынче лыко драть,
Ветками накрыл – о, в нём с ночёвкой
Можно оставаться: тишь и гладь.

Только бы никто, – ну ради Бога,
Слышите, не буцьте же глухи, –
Только бы никто тебя не трогал,
И сосулькой капали стихи.

Тем апрельским ручейком-капелью,
Чтобы лился строчек перезвон...
Скрыться бы, а потому и келью
Строю средь берёзовых колонн.

Не спасёт она, но всё же, всё же
Пусть бы знали люди,.что нужна
Человеку, – вон, мол, пишет, лёжа, –
Как глоток озона, тишина.
10.01.12


ТЕТЯ ВАРЯ

Стадо по дороге вдоль села идёт,
Тётя Варя Марту у калитки ждёт.
Окликать не надо, та спешит сама:
Отворяй ворота, да не задарма,
Вымя моё полно, тяжело нести,
Потому, хозяйка, поскорей впусти.

Тётя Варя в стайку бурую ведёт,
И горбушку хлеба в губы ей суёт.
Ты ж, моя красава, – гладит ей бока, –
Счас возьму подойник, ты погодь пока.
И сияет взглядом тётя Варя вся,
Дорогой красаве всю себя неся.
И в подойник, звякнув, брызнула струя,
И довольна Марта, хлебушек жуя.

Всё идет в согласье, как во все века.
На крыльце Васютка с кружкой молока.
Набирайся силы, подрастай, сынок,
Молочко парное да послужит впрок.
Не сломить Россию в мире никому,
Испокон в деревне было поуму.
Было так и будет, ты позорче зри,
Вон растут васютки, вишь, богатыри.
Не гляди, что нынче тут ворьё да пьянь,
В душу той деревне ты позорче глянь.
Извели отравой либеральных брызг,
Всю замордовали, растоптали вдрызг
Ловкачи, пройдохи, недруги страны,
Не узнать сегодня милой стороны.

Говорят: зачем, мол, дохлый сей уклад,
Мол, нельзя Россию повернуть назад.
И стоят заводы, мёртвые цеха,
И ржавеет трактор, и гниёт соха.
Иль не жаль, Россия, стариков, старух,
Иль уснул навеки твой бессмертный дух?
И у тёти Вари её Марты нет,
Волос тёти Вари поредел и сед.
А Васютка вырос и раздался вширь,
Крутит он баранку, чем не богатырь.
Привезёт дровишек и накормит мать,
В нём её сноровка и былая стать.

Нет раздолья краше, чем в родном краю,
Береги, Васюта, Родину свою.
Отряхнёт отребье русская земля,
Задымят заводы, расцветут поля.
Сохрани деревню, береги её,
Пусть в свою загранку катит сволочьё,
Пусть отребье катит, понабив карман,
В те края, где миром правит чистоган.
Ну а нам с тобою – и тебе, и мне
Милы занавески на родном окне.
Мы окно откроем в утреннюю рань,
И повеет в ноздри на окне герань.
Тётя Варя сзади тихо подойдёт
И, с улыбкой глядя, головой кивнёт.
11.01.12


***
Вот пришёл я усталым с работы домой,
Твои тёплые руки меня обовьют,
И такой от них в душу повеет уют,
Словно к печке приник я морозной зимой.

Иль сижу я печальною вестью разбит,
Они лягут на плечи, тихонько сожмут –
И в душе высыхает распутица смут,
И на сердце легко, и в груди не щемит.

И теперь, когда тягостных мыслей рои
В голове неотвязно гудят и гудят,
Где они, эти нежные руки твои?
Нету их, и туманом колышется взгляд.
12.01.12

ПРИУССУРЬЕ

Ну и жарит он, мороз крещенский,
Жарит так, что только треск идёт
По тайге – такой он молодецкий,
Рвёт стволы, сшибает птицу влёт.
–  А давай, Корнеич, поглядим,
Как он там? – Сворачиваем к дубу.
Из дупла парок. – Порядок с им,
Рази просадить такую шубу? –
Да, медведю нипочем мороз,
Спит себе в берлоге гималаец...
Но синиц и поползней из гнёзд
Гонит голод. И маньчжурский заяц, –
Вон следы, – прыжками поскакал
На кормёжку, и следов мьшшных
Под кустами – тьма; а вон бока
Об ольху чесал кабан, плешина
Той ольхи – стара – и тут, и там
Выщерблена. Чья это работа?
Ясно, дятлова. Понятны нам
Птичьи и звериные заботы.
Наберём воды, попьём чайку...
–  Глянь, Корнеич, прилетела сойка…
Жмёт мороз, но Приуссурье стойко,
Нюх и глаз, и ухо начеку.
12.01.12


ВЫХОДНОЙ

Пойдём-ка взглянем на Амур,
Чем дышит он, во льды закован,
Здоров ли, весел иль понур,
И как сидят на нём обновы
После метели; замело,
Наверно, острова и косы,
Равниной лёг – белым-бело,
И не топорщатся торосы.

Они оплавятся к весне,
Под мартовским сияя солнцем.
Сейчас январь, мороз и снег,
И лунок стылые оконца, –
Произведенья рыбаков, –
Небес вбирают отраженья...
Прозрачен день, и далеко
Вдали виднеются селенья.

Пойдём подышим, милый друг,
Давай-ка застегну я шубу
Тебе, и воспарит твой дух,
А с ним и ты, моя голуба;
Пойдём, сегодня выходной,
Гляди, уж я напялил сбрую…
Как хорошо с такой женой!
Ну дай тебя я поцелую.
13.01.12



ТЫМЬ

Речка моя, реченька,
Студёная Тымь,
Всё-то свои реченьки
Мне лепечешь ты.

Ну а я всё слушаю,
В грёзах и в ночи,
И ласкают душу мне
Нежные лучи
Детства босоногого
Тех военных лет,
Когда немца в логово
Гнали после бед.

Гнали по Россиюшке,
Чтоб, подлюга, знал, –
Обломали крылышки, –
Не на тех напал.

Речка детства тощего,
Ласковая Тымь,
Ты нас, безотцовщину,
Согревала в стынь.

В стынь-пору военную,
В тот смертельный час,
Ты ли, незабвенная,
Не хранила нас?

Ты ль не привечала нас
Бережком крутым,
Где кусты курчавились
Листиком литым.

Щедрые шиповником,
Крупным, как орех,
Мы карманы полнили
Ягодкой утех.

На рыбалку с удочкой, –
Тут рыбак – любой, –
Мы прохладным утричком
Бегали гурьбой.

Каменка ли, мальма ли,
Сядут на крючок,
Лещик ли… – да мало ли,
Рад им рыбачок.

Во дворе поджарит он
Рыбку на воде.
Отыщи-ка жарева
Повкуснее где.

Тымь моя, кормилица,
Реченька моя,
Нам бы снова свидеться,
Да уж старый я.

Вряд ли повстречаемся,
Однова живём,
Вижу вот ночами я
Всю тебя живьём.

Вижу, словно стёклышко
У себя в горсти,
Дорогой осколышек
Моего пути.
14.01.12

***
На второй этаж взлетал я пулей,
Пылом клокоча: вот-вот сейчас
Светку Виноградову, чистюлю,
Я увижу. Искорками глаз
Остановит: «Покажи-ка руки.
А, ты кляксу так и не отмыл».
Санитарка. Умер бы от скуки
От такой нагрузки, но мой пыл
От её упрёка, – стыдно всё же, –
Поугас: ну чем ответить ей?
Так и двинул бы себя по роже,
По дурацкой роже, по своей.
Где ты и задиристый, и резвый,
И отвага хлещет из груди,
Нет отдраить эту кляксу пемзой,
На, мол, Светка, руки, погляди.
И в душе себя казнил за то я,
Дел-то было  – кляксу оттереть.
Мне на Светку с нежной теплотою
Всё глядеть хотелось, всё глядеть...
Вон идёт! – а было в первом классе, –
Светка! – Я мышонком замирал...
И до пассий было ли, до пассий?
А пылал, о боже, как пылал!
14.01.12



МАЛОТЫМКА

О Тымь, студёная река,
Родимая моя, одна такая,
С отрогов гор ты струйкой ручейка
Слетела и, долиной протекая,
Несёшься к морю, как слеза, чиста,
И вальсом кружатся водовороты,
Только зевни, – и угодишь на дно ты
В бессилии осеннего листа.
И в поддень – словно не вода, а лёд,
Но озерки рассыпаны в округе –
И тут, и там, и пацанва идёт
Купаться в озерки, словно на юге,
Тепло в них, но вот тина под ногой,
Да и цепляют стеблями кувшинки.
Не то.   «Айда, братва, на Малотымку»,
А там-то – знали – коленкор другой.
И вот идём за мост на Малотымку,
Приток Тыми, она впадает тут.
И в памяти, как розовая дымка,
Перед глазами те деньки текут.

Мы все умели плавать, малолетки,
Не только «по собачьи», на боку,
«На спинке», – что мы, маменькины детки? –
Вразмашку плавали – как моряку,
Положено по штату, – наших знай!  –
Быстрее бы на фронт... И руку туго
Сжимал я в локте: «Погляди, Юрнай,
Во мускулы!» Да только и у друга –
Будь спок, ещё покрепче. На песке
Лежим и греемся, а фронт грохочет
Там, где-то далеко, и дни, и ночи
В окопах, в блиндажах или в броске
Встают на бруствер в штыковой атаке,
Наводят переправу под огнём,
Бросаются с гранатами под танки
Отцы и братья, ну а мы тут ждём,
Когда вернутся...  «Как ты вырос, сынка», –
Обнимет батя к прижмёт к груди...
Ну а пока песок и Малотымка,
До фронта не дорос, покуда жди.
18.01.12

***
Глаза закрою и передо мной
Мой Сахалин, он весь – как на ладони,
С туманами, с буранами зимой,
И Южно-Сахалинск в сугробах тонет...
А осенью – стеклянные деньки,
Пушистые бегут но сопкам ели,
И лиственницы пышны и легки,
Пока иголками не облетели.
И в сумрачных чащобах пихтачей,
Как в тёмном царстве, каркают вороны,
Но радостно мурлыкает ручей
Берёзок у подножий и по склонам
Покатых сопок, ножки балерин
Перебегают словно на поляны...
Люблю тебя, мой снежньй Сахалин!
Какие экзотические  страны
С их бархатом тропических ночей,
С их обезьяно-крокодильим раем
Заменят твои сопки? Облик чей
Цветёт в душе моей, неумираем?
Твой, только твой. А тёплые моря –
Они лишь рай для ощущений плотских,
А у меня глаза души горят,
Когда стою на берегу Охотском.
Вон катит белопенная волна,
Шипит, как тигр, бурун,  срываясь с кручи,
Такая вот подхватит и слона,
Умчит, как щепочку,; в рывке могучем.
На горизонте точки сейнеров,
И чайки там снуют над ними с писком...
И я на перепутии ветров,
И всё тут, до слезинки, сердцу близко.
22.01.12

***
Не дичись, я зову от души,
Отчего же во взгляде прохлада
И мольба: мол, не надо, не надо,
И ослабленно: мол, не спеши?

Не спеши – и мотала меня,
Привязав к себе, месяцы, годы...
Как в реке, я искал к тебе броды,
И тонул, всё на свете кляня.

Чем же ты зацепила меня?
Поселилась в душе, как в квартире,
И единственной женщиной в мире
Стала, всех на земле заслоня.

Что увидел в тебе? Или взгляд, –
Он, как тень, овевает прохладой, –
Или то, что на угольях взгляда
Головешки печали дымят?

Годы минули, ты всё одна.
И уже ничего мне не надо,
Ни прохлады печального взгляда,
Ни мольбы золотого вина.
26.01.12

***
Ситцевое платьице в цветочках
Так к лицу под алость губ твоих,
И серёжки, как росинки, в мочках
Искорками скачут каждый миг.

Платьице сиреневого цвета,
И свежа ты в нём, как после сна,
И из глаз твоих струится светом,
Льётся колокольчиком весна.

Но гляжу я на тебя с опаской,
Не спугнуть бы милый идеал,
Не погасли, не увяли б краски,
Лепестком бы цвет их не опал.

В суматохе жизни – лица, лица
Всё мелькают в суете сует,
Но вот это платьице из ситца,
Алость губ и изумрудный свет,
Свет из глаз я сохраню навеки,
Пусть уносит он меня туда,
Где зенит, – лишь чуть прикрою веки, –
Голубые тянет невода.
31.01.12

+ + +
Что ты глядишь? Глаза твои, как угли,
Я вынести их взгляда не могу,
Глаза твои блестят, мои потухли,
Душа твоя в огне, моя – в снегу.

Мы разошлись во времени с тобою.
Я тоже ведь горел в былые дни.
И чувства многоликою толпою
В груди теснились так, что хоть стони.

Я ждал тебя, но ты не приходила,
Влюблённость, но не страсть, дарил иным,
Они влекли, они смеялись мило,
Но смех их таял, как туманный дым.

Моей струны в нём не было, я чуял,
А ты, наверно, бегала в детсад.
Теперь вот мыслями к тебе лечу я,
И рад, но горестно, но грустно рад.

Глаза твои пылают чёрным блеском,
Как антрацит, но взгляд я отвожу,
Струна поёт, летит высоким всплеском,
Но мне уж не переступить межу.
3.02.12


ВСТРЕЧА С ПАРТОЙ

Сижу на кресле я с поджатыми ногами,
И на коленке в клеточку тетрадь,
В душе волнение, она полна стихами,
И в голове одно: писать, писать…
И вот пишу, и на губах улыбка,
Так хорошо вернуть мгновенья прошлых лет,
Одни, как наяву, другие в дрёме зыбкой
Плывут, плывут, в душе оставив след.
Как хорошо взбежать на школьный мне этаж
И сесть за ту, откинув крышку, парту!
За ту, мою, она заулыбалась аж,
И радостно воскликнула: – Азартом
Глаза твои блестят, как в давние года,
Ты помнишь ли себя, мальчишку заводного?
Куда запропастился-то, куда?!
Но вот и свиделись с тобою снова.
Ну дай взгляну. Да ты седой, мой мальчик,
Но вижу блеск в глазах и тот же пыл.
Тебя мне жаль, но было бы и жальче,
Когда бы обо мне ты вовсе позабыл.
Садись, садись, давай-ка мы вспомянем
Те светлые деньки – седьмой... десятый класс…
Или в задворках памяти, в бурьяне
Минувших лет, не отыскать сейчас?

– Да что ты, все они со мною в этом классе.
На переменах – вспомни – пыль столбом,
Вертелись, как волчки, входила Люся-Вася
И все мы – словно бы о стенку лбом.
Но Люся-Вася к нам была добра,
Вела она литературу, русский...
И модница: меняла часто блузки...
А Колька Краев, – помню, как вчера, –
На географии: мол, нету в Африке зимы,
И водятся слоны, жирафы, тигры, обезьяны,
Другие насекомые... – и грянул
Весь класс, и в горло хохотали мы.
Да, было, было... А ты помнишь Светку
Старунскую? На первой парте, вон на той,
Сидела с Томкой Савиной, кокеткой,
Кудрявенькою, словно   завитой.
А Светка с длинной русою косой,
Зелёные глаза её бывали строги,
И вся она, – ресницы, брови, нос и лоб, и ноги, –
Влекла меня. И словно бы босой
Стоял я перед ней в пальтишке драном:
Так недоступна и строга она была...
Разъехались мы все, но как ни странно,
Живёт во мне она... Такие вот дела.
И ты, старушка, в душу мне запала,
Я не забыл тебя, и ты меня прости:
Под крышкой – вот они – её инициалы.
Когда-то вырезал и разошлись пути.
3.02.12.

***
Давай-ка сходим на каток,
Я наточил коньки, гляди-ка,
Не подведут, да и ледок,
Как стёклышко, сияет ликом.
Февраль и солнышко теплей,
Но и морозец знает дело;
Кусается, дерёт – ей-ей! –
И нос, и щёки. Ты глядела
На градусник? Сегодня двадцать.
То, что и надо, в самый раз.
Давай быстрее одеваться,
Каток уже заждался нас.
Туда, где музыка и лица,
Сиянье глаз и алость щёк,
Туда – и будем мы кружиться,
Как в юности, – ещё, ещё,
Ещё – и всё нам будет мало,
Крутись ,покуда не устал...
Быстрее в гущу карнавала,
Коньки наточены – на бал!
4.02.12

***
Ведь мы же в Южно-Сахалинске,
И лыжи тут – особый шик.
Идём за парк, и путь неблизкий
Туда, где ельники в глуши
Стоят, окутанные снегом,
В оплечьях белых, словно рать
Отважных русичей, и с негой
И восхищением взирать
На них мы будем. Ели, ели,
Вы хмуры, но зелёный блеск
Летит с хвоинок, как метели,
И нежно осветляет лес.
И эту ласковую нежность
Во взгляде вижу я твоём.
И мы с тобой в пустыне снежной,
В дремучем ельнике вдвоем.
Поляны солнышком залиты,
Искрят пушистые снега,
И ты… О как же дорога
Ты мне моя мадонна Литта!
5.02.12


***
Душа молчит, но карандаш
Ты машинально взял, и что ж?
Ты хочешь выдавить мираж,
И на бумаге эту ложь
Запечатлеть? Но, милый мой,
Ты истину простую зри:
Стихи не пишут головой,
И день, и ночь, хоть до зари
Сиди – тык-мык, туда-сюда,
Хоть морщи лоб, верти глазами,
Но не стихи идут, а заумь,
Итог один: белиберда.
Душа молчит, она пуста,
Вот тут собака и зарыта.
Замкнуты намертво уста,
Хоть и рука твоя набита.
Бросай писать, иди пройдись
До парка или по бульвару,
Взгляни, чем отливает высь,
Как по аллеям бродят пары,
К Амуру выйди. Что за вид!
Весь небосклон залит пожаром...
А вдруг душа заговорит?
Тогда ты мучился недаром.
6.02.12

***
Как голос твой изобразить
Карандашом и на бумаге?
Метафоры немы и наги,
И душу голоса излить
Бессилен я, но только чую
Я в нём журчание ручья,
И всей душой к нему лечу я,
А он бежит, бежит, журча,
Бежит, но я его не вижу,
А он, как стёклышки, звенит
Коленцами – то ближе, ближе,
То смолкнет, словно бы в тени,
То снова сыплется стеклянно,
И весь лучится, серебрист,
Будто из зарослей, струист,
Выныривает на поляну.

Тебя не видел бы я пусть,
Совсем не знал, но я б услышал,
Как зов, как наважденье свыше,
Твой голос, смех его и грусть,
Ему сияющим венцом, –
Как мне – волнующие звуки, –
Твои глаза, твоё лицо
И волосы твои, и руки.
Но я не в силах донести
Его дыханье на бумаге.
И умолкает робко стих,
Стыдливо свёртывая флаги.
 6.02.12

***
Отполыхали лютые морозы,
Февраль обмяк, повеяло теплом.
У воробьишек будто бы занозу
Кто вытащил, зачивкали гуртом,
Рябину под окошком облепили,
Поют во всю ивановскую, ну:
–  «Я жив! Я жив!» – они щебечут, или
Так радостно почуяли весну?
Я с ними тоже щебечу по-птичьи,
Взлетев на ветку мысленно, и им,
Пичугам милым, их приняв обличье,
«Я жив! Я жив!», – кричу. И я храним
Перстом Всевышнего в жестоком мире,
Я тоже жив, я зиму пережил,
Как будто старости свалились гири,
И божею коровкою ожил.
Живём, родные братцы и сестрицы,
«Чив-чив-чив-чив!», – и на душе теплей.
Мне милы ваши крохотные лица,
Как хорошо у вас, в кругу ветвей!
7.08.12


***
Иди ко мне, дай поглядеть
В глаза твои, не закрывай их.
Люблю, как, словно светом, медь
Струится в них, медово-карих.

Глядел бы и глядел бы в них.
Ясны: ни облачка, ни тени,
И нет желаннее мгновений,
Не разлучался б и на миг.

Они мне говорят: спеши
Насытить ласковостью душу.
И я люблю их голос слушать –
Бальзам души, бальзам души.
7.02.12

***
Так необычно всё. Вот я студент.
И мы открыто курим в коридоре,
Кучкуемся, о чём-то живо спорим,
И с нами, как со взрослыми, доцент
Закуривает... Надо ж, ну и ну!
Полгода не прошло, как в школе мы
Летели из ребячьей кутерьмы
Во двор на перемене: «Эх, курну», –
Стучало в голове, – желанный миг...
Однажды – в пятом – нас накрыл физрук,
Все врассыпную – кто куда вокруг,
Мы с Вовкой не успели, нас двоих
Привёл в учительскую: – Вот курцы, –
Ко мне подходит немка: – ну-ка, дай
Взглянуть на твои пальцы – ай-яй-яй!
Все в никотине, и куда отцы
Глядят? А вот мои, смотри, –
Ни пятнышка. – А вот мои, –
Подходит историчка, – как твои,
Все жёлтые – курю я. Три не три –
Не ототрёшь... – Семь бед – один ответ...
Теперь не то. Студенты мы, и тут
Уж не накинут на тебя хомут,
Тут мы на равных: университет!
Родная школа где-то далеко...
И ты свободен, ты раскрепощён,
Со мной друзья, и на душе легко.
А пальцы... Ну и ну!  Курнём ещё...
10.02.12

***
– Я бы понравилась, я знаю,
Твоим родителям, – ты – мне.
А я всё руки окунаю
В волнистом золотом руне
Твоих волос, они мне милы,
Вот эти пряди и глаза, 
Низал бы взглядом их, низал
И убаюкивал и пил их.
Но еду я один... Прощай,
Студенчество, диплом в кармане,
И сердце бьётся, трепеща,
И Сахалин туманный манит.
– Нет, Галка, еду я один,
Тебе ещё пилить два года,
Тут, на химфаке... Ну гляди
Повеселей, а то погода
Такая мглистая в глазах.
Нам было хорошо с тобою,
Ты всех прелестнее, не скрою,
Нацеловались вволю – ах!
И ты – в душе моей, и всё ж
Я не созрел ещё, пожалуй,
Чтоб чувство – вынь да положь, –
От нетерпения дрожало.
Не тронул я тебя и чист
Перед тобой, давай присядем...
Ну что так взгляд понур и мглист?
Ну улыбнись же, Бога ради.
11.02.12

***
– Ноги в третьей позиции. Так.
И-и-и, пошли, – наш учитель галантный,
Пожилой, но поджарый и ладный,
Отбивает ладонями такт.

Неуклюже партнёршу кружу,
И так сладостно чувствую кожей
Близко-близко тепло её ножек,
И в душе от восторга дрожу.

Ах, как чист и безоблачен мир!
Как в нём ярко и пышно, и мило!
Муки, слёзы, стенания – мимо,
Слышу только звучание лир.

Да, её я узнаю потом,
Волчью хватку зловещего мира,
А пока златострунная лира
Навевает совсем не о том.

А пока я, наивный поэт,
В танцевальном студенческом зале
Весь в сиянии ножек и талий,
И ни мук, ни терзаний, ни бед.
12.02.12

***
Расстаться нам хватило сил
На долгие года.
Ты улыбнулась, как всегда,
И газик укатил.
И  вот весна, и вот зима,
И осень, и опять
Идут дожди, – сойти с ума,
Но думы не унять.
Не отпускаешь и во сне
Ты, видимо, меня,
И памяти пушистый снег,
Всю душу полоня,
Идёт, притягивая взгляд,
Зовёт к себе, искрист;
Твои глаза в мои глядят,
И я свечусь, как лист,
Осенним светом, и в ночи
Я вижу той звезды
Зелёный блеск – её лучи
Трепещут из воды.
А мы с тобою у пруда,
И в нём цветёт звезда...
И мы не думали тогда,
Куда идём, куда.
Сиянье глаз и пылкий стук
В груди, и не разнять
Объятья судорожных рук,
И сердца не унять.
Да что там!.. Годы, как река,
Текут, но и сейчас,
Как те лучи, издалека,
Летит сиянье глаз.
Оно забыть мне не даёт
Тепло твоей души,
И пью я, пью в ночной тиши
Воспоминаний мёд.
25.02.12

ВЕСНА ЗА КАМЫШЕВЫМ

Ивы, ивы до сопок крутых,
Где, блаженствуя, царствуют ели,
И они от весны онемели,
И, казалось, застыли на миг
От восторга: так веет теплом.
А Охотское море не шутит,
Леденит и буранами крутит...
Но Амур уже бьёт напролом
Ледоходом, и море скрипит.
За хребтом, за Камышевым, ивы
Замерцали листвою игриво:
Так её ветерок серебрит.
Май онежил просторы долин,
Тымь летит под обрез с берегами,
И цветёт, улыбаясь лугами,
Опахнутый теплом Сахалин.
27.02.12

АДО-ТЫМОВСКИЕ ДЫМЫ

Распушилась зима по елям,
Все тропинки перемело,
И нарядно, огнём метели
Оплеснувшись, глядит село.
И вхожу я в него с пригорка,
Чуть светает, дома немы,
Где-то мыши притихли в норках...
И – о чудо!  – стоят дымы
Над домами, словно бы кошки
Собрались, распушив хвосты,
Словно ждут молока из плошки,
А несёшь эту плошку ты.
Сколько их!.. Я гляжу и нежат
Душу мне посреди зимы
Над домами в купели снежной
Адо-Тымовские дымы.
27.02.12

ИРКИР

Улица, домишки с двух сторон.
Вот и весь Иркир, сельцо такое.
А в конце той улицы – уклон,
А за ним поля – подать рукою.
Тётя Паша кормит нас ухой,
Хлёбова и рыбы – до отвала.
Повариха знает: никакой
Натощак работник, да вот мало
Хлеба, а ведь он-то – голова,
Он – по карточкам, мы – иждивенцы.
Ну, насытились? Тогда айда, братва,
Под уклон выделывай коленца.

Географиня с нами, наш пастух,
Но школа – дома, а сейчас – на воле,
Тут – фронт для нас, и пыл наш не потух,
У нас плацдарм – картофельное пале.
Вон по нему ни шатко и ни валко
Колёсный трактор, как жучок, бежит,
И СКГ – картофелекопалку,
Он тянет за собой, и мы спешим
Туда.  Ну а картошка тут,  в Иркире,
Разваристая, аж мундиры рвёт,
Одна к одной – держи карман пошире,
Она у тёти Паши – будто мёд.
Вот и для нас расщедрился колхоз:
Кета идёт, и налегай на рыбу,
А дома больше нажимай на морс
Да на картошку, сыворотку либо.

Тут отъедайся, а вот там, в тылу,
На Западе, голодные детишки,
Деревни превращённые в золу...
Да и у нас излишки – не излишки.
Но радостно из дома мы несли
Штаны, рубашки, майки, рукавицы...
Всё – в школу, чтобы поскорей везли
Теплом души согретые вещицы
Для деток разорённых деревень
Туда, на материк... Теперь вот в поле
Копаем клубни, отгоняя лень,
Иль не бойцы, иль маленькие, что ли?
Мы, пятиклашки, как на фронте, тут,
И нет страны сильнее нашей в мире.
Идёт война... И облака плывут...
И мы на поле в крохотном Иркире.
28.02.12



***
Ну, прощальное утро зимы,
Завтра март, а сегодня, сегодня...
По каким же сошли они сходням
К нам, серебряные дымы?

Февраля ослепительный всплеск.
Боже мой, да ведь это же ильмы,
Словно бы опустились, умильны,
Одуванчиками, с небес.

Или белые облака
На упругих ветвях отдыхали,
И уплыли в небесные дали,
Расставаясь с землёй на века?

От восторга я весь без ума,
И в груди неуёмная сила:
Так мне сладостно душу пронзила,
Уходя на рассвете, зима.

Словно молвила, мол, не грусти,
Одарила серебряным пледом...
Ах, и мне бы, пленив напоследок
Чью-то душу, незримо уйти!
29.02,12

КУРАНТЫ СПАССКОЙ

Дымя трубою, паровоз летит
По Забайкалью, за окном мелькают
То сосны на горах – о дивный вид! –
То вдруг береза, ясная такая,
На фоне сосен вынырнет, то склон
Скалы, и стрелочника будка,
Как собачонка, льнёт к нему, а вон
И полустанок; соревнуясь будто,
Бегут тропинки две с крутой горы,
А на горе село,, но мимо, мимо
Летит наш поезд, как один порыв;
Гляжу – и милы мне, и так любимы
И сосны и берёзы, и кусты,
И будка, и весёлые тропинки, –
По ним, словно мальчишкой, бегал ты, –
Всё мило, всё любимо до травинки.
 
И как огромна Родина моя!
Вот поезд уже катит по Сибири,
И мчится под колёса колея,
И нет такой необозримой шири
На всей планете; и в душе я горд,
Что русский я, что получил в наследство, –
Не принц, не герцог, не маркиз, не лорд, –
Великую страну, и моё детство
Прошло на самом краешке земли,
Где я под завывание буранов, –
Опять они все окна замели,
Опять дубасят, – просыпался рано
Под бой курантов – о чудесный звук! –
А до Москвы, до стен её кремлёвских, –
За окнами такой ветрище хлёсткий, –
Попробуй доберись; не хватит рук
Пересчитать – туда, на материк,
До башни той, по пальцам километры,
Куранты бьют, и несказанный лик
Москвы в глазах, и никакие ветры
Видение не в силах заслонить...

И вот сейчас качу я по равнине,
Дрожит души серебряная нить,
Дрожит, как в детстве, – там, на Сахалине,
Когда взахлёб Москвою грезил я,
А знал-то я о ней по кинофильмам
Ивана Пырьева и жил, в душе тая
Мечту, и улыбался так умильно,
Мечтая: вот поехать бы, взглянуть
На те куранты... И мечта сбывалась,
Не ускользала, как под пальцем ртуть,
Урал уж за окном, осталось малость:
Два дня пути – и вот она, Москва,
Увижу те часы на Спасской башне,
Когда-то на косе я из песка
Лепил её, но то уж день вчерашний...
Гудит гудок, и паровоз летит,
Чуть гарью тянет сквозь просветы окон,
И во-он он, коршун, в небе синеоком
Качнул крылом: «Счастливого пути!»
12.03 12

МАРТ

Амур разлёгся, молчалив,
Равниной белой под луной,
Она над ним и надо мной
Стоит, сиянием залив,
Округу всю, и горизонт
Покуда тёмен, но вот-вот
Сиреневый раскроет зонт
Рассвет; ну а пока-то льёт
Сиянье полная луна,
И лунным светом дышит снег,
И словно бы нежнее нег
Нет для него. Идет весна!

Сосульки понавесил март
На кромках крыш, они висят
Брильянтами, и тает взгляд
Пенсионера: рад он, рад,
Что жив, что зиму пережил
И что по-стариковски мудр,
И снова юн с весной... Амур
Вот-вот взломает лёд,  стрижи
Обсыпят небо... Я иду
По набережной в ранний час,
Иду душой, как снег, лучась,
И замираю на ходу:
Ах, то дыхание, весны
В морозном воздухе, оно
Пьянит, как лёгкое вино,
Как смолка на коре сосны.
13.03.12



СОДЕРЖАНИЕ

Сахалин
Берёзка
Ты первая встречаешь Новый год
Весенняя фантазия
Осень
Я иду походкой быстрой
Очертания осени юной
Ты помнишь школьную ёлку?
Какою стала ты сейчас?
После свидания
Мы любили с тобой в январе
Твои глаза
Не зови
В Гаграх
Новостройка
Вечерняя школа
Тоня
На танцплощадке
У могилы Обуховой
О жизнь! О драгоценный дар!  Ты мне
Проходят мимо облака
Ты на камне у моря сидела
Не уйти от тебя никуда
Алиготе
Да, были женщины, они со мной
Твой смех
Постой, дай отряхну тебя
Какая ты!  Кусты, ресниц
В Южно-Сахалинском парке
Буран
Любимая, ты мне милей
Спуск
Лиловый луг
Нет, тебе «старушка» не подходит
Глаза открываю – в оконном
Что же ты приуныла, мой друг
На улице средь городской толпы
А давай-ка, мой друг, посидим
Всю ночь сидели у пруда
Пропала свежесть чувств? Душа устала?
Дама в голубом
Глаза лучистые, чернее угля
Узоры на полу,  на стенах вяжет
Мы шли по городу, и я был горд


Девочка тринадцати годков
И вот свисток – вагонов лязг
Кивни, кивни издалека
Ты ко мне появилась из тьмы
Если б ты знала, как одному
Восходом дышит окоём
Надо мною плывут облака
Утки прилетели
Поцелуй меня. Да нет, не так
Да, Изабелла Юрьева была
Что со мной? Я опять не усну
Ручей
Облетает черёмуха
Заядло мы курили, пацаны
Упало дерево
Последние защитники страны
Вьюнки
Хотел ли ты?
Тебя увидел я – о день!
Мне б снова пальцы окунуть
Стихи мои, вы, как этюды
Запечатлён во мне твой облик милый
Давай увидимся с тобой
Ты мне мила
Гляжу в твои усталые глаза
Ну что тут скажешь, ты красива
Был миг



То утро – будто бы сейчас
Ну и кисель: в душе туманно
Деревня
Фонтаны
Багульник
Скажите, звёзды
Тополь в феврале
Ночь. И спит непробудно бивак
Вот наконец-то и май
Гуси
Листья
Амур не виден: тьма легла
Что тебе я?
Облетели берёзы,  облетели осины
Виолончель
Ну что поникла ты, глаза грустны
Ивы плещут под ветром, как волосы милой
В гарнизонном клубе
Туман, как облако, на землю лёг
Дружище, худо без тебя
Дербинское
Осений ледоход полями льда
Всю ночь сидим у костерка
Одной рукою на подножке
Здравствуй, дай я тебя обниму
Холодом жарит мороз
Тымовское милое
Ноябрь. Двадцать девятое число
Кто мне ладошками закрыл
Взгляни-ка в зеркало. Что видишь в нём?
Ну что, наденем рюкзаки
Ты где-то там, за дымкой синей
Чёрная, как смоль, коса
Пруды
Делаю шалаш за огородом
Тетя Варя
Вот пришёл я усталым с работы домой
Приуссурье
Выходной
Тымь
На второй этаж взлетал я пулей
Малотымка
Глаза закрою и передо мной
Не дичись, я зову от души
Ситцевое платьице в цветочках
Что ты глядишь? Глаза твои, как угли
Встреча с партой
Давай-ка сходим на каток
Ведь мы же в Южно-Сахалинске
Душа молчит, но карандаш
Как голос твой изобразить
Отполыхали лютые морозы
Иди ко мне, дай поглядеть
Так необычно всё. Вот я студент
Я бы понравилась, я знаю
Ноги в третьей позиции. Так
Расстаться нам хватило сил
Весна за Камышевым
Адо-Тымовские дымы
Иркир
Ну, прощальное утро зимы
Куранты Спасской
Март