Куда идет мировая экономика?

(Лекция, прочитанная по-русски в Мельбурне 5 марта 2012 года в память о моём отце)


"Мой взгляд на социалистическую экономику долгие годы оставался неверным, поскольку я исходил из возможности её совершенствования на основе рыночных отношений…  Вот что я тогда ещё не понимал до конца, как понимаю теперь (и уже давно), что настоящий социализм возможен только при развитом капитализме…  Со временем я понял, что мои взгляды близки к программам не лево-, а праволиберальных партий в странах с капиталистической рыночной экономикой."   
Давид Казакевич (1925-2012)
Из интервью газете "Горизонт"(Сидней)


Куда идёт мировая экономика? Этот вопрос можно рассматривать,  по крайней мере, с трех точек зрения: как будут меняться экономические системы и их соотношение в мире; как будет меняться соотношение размеров экономик, влияние различных стран на мировые политические и экономические процессы и  международное разделение труда; и каковы перспективы мирового экономического роста?

Ну что ж, начнём. 
 
Как будут меняться экономические системы и их соотношение в мире?

Этот вопрос особенно волнует нас, людей среднего и старшего поколения говорящих по-русски, переживших распад мировой коммунистической системы; наблюдающих со стороны, что происходит сейчас в странах бывшего СССР, Восточной и Центральной Европы, Китае, Вьетнаме; и накопивших опыт жизни в демократических странах c развитой рыночной экономикой.

Когда начались горбачевские реформы и, особенно, в первые годы после развала советской системы, многие из нас представляли себе будущее довольно просто и оптимистично.  Стартовая точка – развалины системы централизованного планирования.  Конечная точка, цель – богатая демократическая страна с рыночной экономикой.   

При этом многие забывали, что как в исторической ретроспективе, так и с точки зрения сравнения экономических систем, двух одинаковых стран нет.

Кроме профессионалов, мало кто задавал себе вопрос, а на кого, мы хотим быть похожими?  На Австралию и США – страны с очень либеральной рыночной экономикой и сравнительно ограниченными социальными гарантиями?  На социальный капитализм в Германии?  На страны Северной Европы, воплотившие в жизнь программу правой социал-демократии?   

А профессионалы  сначала думали, что можно развивать рыночные отношения, не меняя политической системы.  И продолжали так думать до тех пор, пока сама система не стала трещать по всем швам.   Тогда некоторые стали поглядывать на шведский социализм со смешанной экономикой и высочайшими социальными гарантиями.  Но тут выступила профессор Людмила Пияшева из Института Мировой Экономики и Международных отношений и сказала, что «нельзя быть немножко беременной» и что шведская смешанная экономика уже некоторое время стагнирует, проигрывая по многим показателям более либеральным рыночным системам.   

Другие стали ставить в пример  Китай, в котором глубокие рыночные реформы сумели провести, не меняя  основ системы, без всякой приватизации и социальных потрясений.  Теперь уже ясно, что в Китае осталась без изменения только диктатура коммунистической партии.  А вот экономическая система поменялась радикально.  Сегодня в Китае построен капитализм с более низкой долей государственного сектора, чем в любой развитой стране запада, с высочайшей степенью социального расслоения, с жестокой эксплуатацией определённой части населения, с пенсионным обеспечением, доступным только для государственных служащих, с платным здравоохранением и высшим образованием.    

Теперь мы знаем, что альтернативы рынку нет.  Все пост-коммунистические и развивающиеся страны так или иначе либо строят, либо совершенствуют  у себя капиталистические отношения.  Но в мире существует много разных рыночных систем.  И кто сказал, что, начав реформы, бывшие коммунистические страны быстро или не очень быстро приблизят modus operandi к американской, европейской или австралийской системе?  А почему не к латиноамериканской, нигерийской, корейской, сингапурской, китайской? 

Рыночные системы были и останутся разными.  А вот доля различных систем в мировой экономике будет зависеть от того, какая из них окажется наиболее успешной в средне- и долгосрочной перспективе. 

И здесь мы подходим ко второму вопросу.


Как будет меняться соотношение размеров экономик, влияние различных стран на мировые политические и экономические процессы и  международное разделение труда?

Сегодня на этот вопрос нужно отвечать в контексте продолжающегося экономического кризиса, затронувшего большинство развитых капиталистических стран. 

До сих пор, как в научной литературе, так и в средствах массовой информации преобладают довольно упрощенные объяснения причин начала кризиса в 2008 году.  Наиболее поверхностное из них – объявление массовых неплатежей по займам на покупку домов в США главным катализатором падения мировой экономики.   

Другое весьма популярное объяснение – недостаточное  регулирование банковских систем в западных странах, которое, по существу, поощряло разрушительно рискованные операции крупнейших финансовых организаций.  А они, эти рискованные операции, усилили кризисные явления в фазе снижения обычного экономического цикла, когда инвестиции в новые производственные возможности превышают рост платежеспособного спроса.

Все эти объяснения самим по себе верны.   Но они игнорируют еще одну причину – возникший в последние десятилетия дисбаланс в международном разделении труда, и – вследствие этого – быстро растущий внутренний и внешний долг западных стран.

В действительности, за удобным эвфемизмом «мировой экономический кризис» скрывается общеизвестный факт: рецессия затронула не все страны, существенно влияющие на мировой экономический климат.

С одной стороны, мы видим страны, находящиеся в постиндустриальной стадии экономического развития.  Среди них – США, Канада, Австралия, Япония и государства, входящие в Европейский Союз.   В этих странах доля промышленного производства падает, в то время как доля «постиндустриальных» услуг, таких как фундаментальная наука, прикладные научно-технические разработки и образование, - растет.  В то же время, в этих странах (за исключением Японии) растёт дефицит платежного баланса, а также совокупный внутренний и внешний долг.    К несчастью, именно эти страны оказались генератором нынешнего кризиса, выразившегося в абсолютном сокращении совокупного мирового производства.

С другой стороны, это - быстро развивающиеся страны, в первую очередь - Азии, и прежде всего – Китай.  Там стремительно наращивается доля промышленного производства, и в частности, абсорбируются те производственные мощности, от которых освобождаются постиндустриальные часть мировой экономики. Эти развивающиеся страны достигли устойчивого положительного платежного баланса, накопили внушительные резервы в иностранных платежных инструментах и оказались одним из источников заемных средств для западных стран.   Более того, они выдержали удар от резкого сокращения экспорта, вызванного нынешним кризисом в западных странах, сохранив здоровые, хотя и существенно снизившиеся темпы роста.   

Таким образом, возникает вопрос, а не является ли структурный и финансовый дисбаланс между постиндустриальными и развивающимися странами главной фундаментальной причиной нынешнего кризиса?   

Вообще говоря, ничего плохого в международном разделении труд нет.   Нет ничего плохого в том, что страны с избыточной трудолюбивой рабочей силой берут на себя всё большую долю мирового трудоемкого промышленного производства.    Нет ничего плохого и в том, что самые образованные (до поры – до времени) страны берут на себя разработку новых трудосберегающих и сохраняющих окружающую среду технологий, медико-биологические и фармацевтические исследования, передовое международное высшее образование.     Однако такое разделение труда может выдержать испытание временем, только если обе стороны сохраняют свои сравнительные преимущества и живут по средствам.   

Между тем, рост совокупного долга развитых стран означает, что они живут «на кредитную карточку».  А нынешний кризис, среди прочего, говорит о том, что лимит кредита исчерпан, и бесконтрольные траты следует остановить.   Вот почему, лечение от финансового кризиса с помощью стимулирующих пакетов государственных расходов и субсидий означает дополнительные заемные средства, дальнейшее накопление долгов, и не может быть более эффективным, чем лечение от алкоголизма – водкой.    

В тоже время успешно развивающиеся страны сумели создать не только работающую на экспорт промышленность, но и свой растущий средний класс, который наращивает внутреннее потребление, но не имеет привычки тратить больше, чем зарабатывает.   Более того, эти страны увеличивают инвестиции в собственную науку и образование и уже выпускают больше новых ученых и инженеров, чем страны Запада.   А это означает, что не за горами время, когда успешно развивающиеся страны станут в основном самодостаточными и в смысле платежеспособного спроса на свою продукцию, и в смысле обеспечения постиндустриальными услугами.   

Означает ли это также, что западные страны окажутся не у дел, утратив собственное промышленное производство, потеряв конкурентоспособность в сфере постиндустриальных услуг и платежеспособность на рынках импортируемых товаров? А если это так, то не является ли «постиндустриальное экономическое развитие» в том виде, в котором оно теперь наблюдается, мифом или дорогой в никуда для стран Запада?

Выход из кризиса следует искать не только в краткосрочном улучшении ситуации в финансовой сфере и повышении оптимизма потребителей и предпринимателей, но - прежде всего - а пересмотре долговременных целей и стратегий.             

А пока что мы можем говорить о начале долгосрочного процесса - закате очередной великой римской империи – развитых стран Запада, и подъеме новой глобальной силы – Азии.    Именно Азия, и в первую очередь – Китай, становится центром экономического роста.   Но поскольку этот быстро растущий регион это – население численностью более 3 миллиардов человек, большая часть которого в данном момент находится на гораздо более низком уровне жизни, чем развитые страны, то мы подходим к последнему вопросу.


Каковы перспективы мирового экономического роста?

200 лет назад Томас Мальтус, англиканский священник и учёный, впервые предположил, что у роста населения ест неизбежный предел,  связанный с ограниченностью пахотной земли - ресурса, который тогда считали главным.  А значит рост населения будет остановлен вследствие нехватки продуктов питания.

Этот весьма пессимистический прогноз немедленно вызвал поток критики, продолжающейся до сих пор.   Ведь промышленная революция, которая тогда как раз начиналась, должна была повысить производительность труда как в промышленности, так и в сельском хозяйстве и таким образом компенсировать ограниченность естественного сельскохозяйственного ресурса.   

Продолжающийся и ускоряющийся научно-технический прогресс создаёт впечатление, что в наше время теория Мальтуса окончательно потеряла смысл.  Ведь продуктивность земли увеличивается за счёт удобрений и новых выведенных сортов растений.  Синтезируются новые материалы, находятся новые источники энергии и появляются энергосберегающие технологии.

В то же время, современные мальтузианцы считают, что при нынешнем беспрецедентном росте населения земли, даже при современных технологиях, ресурсов перестанет хватать.   И поэтому, со временем  станет необходимым контроль населения в планетарном масштабе. 

Современная экономическая мысль стремится объединить парадигму «ресурсы-население» с концепцией устойчивого экономического роста, при котором цель человечества – достижение определённого уровня  благосостояния и поддержание этого уровня в течение возможно более длительного времени.  А для этого часть произведённого продукта нужно тратить не на потребление, а на развитие новых технологий, заменяющих и сберегающих традиционные ресурсы. 

Алюминий, пластмассы, искусственные волокна – прошлые примеры такого замещения.  Нефть, газ, а позднее - био-топливо, ядерная, солнечная энергия, энергия ветра и приливов постепенно включались в энергетический баланс как альтернативы древесному топливу и углю.   Химические удобрения и генетически изменённые растения стали альтернативой расширению посевных площадей.

Однако, понятно, что новые ресурсы будет всё труднее и труднее изобретать, и они будут становиться всё дороже и дороже.  А значит всё большую часть труда придётся отвлекать от производства предметов потребления – для увеличения объёма доступных ресурсов.  И устойчивого роста можно добиться только если замещающие ресурсы будут вводиться в оборот по крайней мере с той же скоростью, с которой традиционные ресурсы расходуются.  Мы не знаем, можно ли этого достигнуть только с помощью рыночных механизмов.  А не-рыночных регулирующих инструментов в планетарном масштабе пока  никто не придумал.
 
Таким образом, мы не знаем, какой уровень благосостояния окажется предельным.  Во всяком случае, теперь уже понятно, что при существующем балансе природных и энергетических ресурсов, быстро растущие экономики Азии не смогут достигнуть нынешнего уровня потребления в экономически развитых странах Запада, а странам Запада придётся смириться со снижением жизненного уровня.