Летопись мутного времени

1

На склоне лет немалый пройден путь,
Есть основания присесть и отдохнуть,
Собраться с мыслями и оценить неспешно,
Что прожито зазря, а что успешно.

Что доброго мы в жизни совершили?
В чем правы иль неправы были?
Припомнить тех, что рядом с нами шли,
И тех, с кем наши разошлись пути.

Какие почести и радости изведали
Кто нас или кого мы сами предали?
Я думаю: таких не наберётся много,
А коли есть – пусть не осудят строго.

И так нам суждено по памяти проплыть,
Раскручивая Ариадны нить.

Пока мы под столы пешком ходили,
Нас домочадцы на руках носили.
Мы были равными средь равных
И не делились на простых и главных.

Поздней мы стали Родине нужны,
И нас отдали в детские сады.

Здесь под присмотром толстых, глупых нянек
Над нами властвовали кнут и пряник.
Под их присмотром мы хитрить учились
И все таланты наши обнажились.

Одни постигли на горшках читать,
Другие приловчились отнимать
Всё то, что приходилось им по нраву,
Они считали собственным по праву
Сильнейшего, и эта правота
Их приведёт на самые верха.

А третьи заполняли свой досуг
Бесцельным ковырянием в носу.

Поздней унылая учеба в школе
Нас расслоила ещё более.
У нас – у книжников – усилилась охота
Корпеть над фолиантами до пота,
До всяких мелочей в учебе доходить,
Чтоб умным и начитанным прослыть.
Мы знания копили – и не зря,
Нас ставили в пример учителя.

Другие наш пример воспринимали,
Охотно копии с контрольных рисовали,
С кем выгодно – компании водили,
Но, помнится, не больно нас любили.

Они не очень-то учебой утруждались,
Всё больше в комитетах подвизались.
Они поймут – трудов больших не стоит,
Чтоб истину несложную усвоить:
Всегда будь на виду у тех, кто близок к власти,
И будешь вечно сыт и пьян, и счастлив.

Но среди первых двух преобладали третьи,
Те были без каких-либо отметин;
Их не тянуло ровно ни к чему,
Их путь лежал из школы в ПТУ.
А после ПТУ за пазухой с дипломом
Им было суждено сродниться с «гегемоном».

Их позднюю судьбу теперь не проследить,
Осталось помянуть и позабыть,
И позавидовать соклассниками несчастным.
В отличие от нас они поближе к массам;
Их массы приняли, как кровно своего,
Впитали, не оставив ничего.

2

Последний класс. Избавившись от пут,
Нам впереди забрезжил институт.
Иные приняты в него по знаниям, не более,
Другие – по путёвкам комсомола.

Пока мы все науки проходили
И для карьеры землю носом рыли,
Они у нас на дружеских попойках
Выклянчивали знания на тройки.

Мы на слова тогда скупыми были,
Они словами воздух молотили.
В читальни мы; они по разнарядке
Поближе к массам, чтоб блюли порядки.

Нам в институтах – честь большая:
На кафедры в науки приглашали.
Мы перед ними – красным петухом,
Гордясь в избытку серым веществом.
По холлам наши ФИО золотыми
Скрижалями на память выводили,
Мы твёрдо верили, что справедливость есть,
И нам оказана большая честь.
Что худшее осталось позади,
И ждут одни победы впереди.

Они же, как бывало раньше в школе,
Скромнёхонько осели в комсомоле.
Кто в факультетском, кто шустрей – повыше;
Отстали те, кто рожею не вышел,
Но и без них уже не обойдутся,
Им тоже тёплые места найдутся.

Мы и они – две параллели;
Два разных мира, взгляда, цели.
Оружье наше – знанья и кураж;
Их – лицемерье и подхалимаж.
Нам к истине всё ближе, ближе надо,
Но за неё они сорвут награды.

3

Пока мы над заявками корпели,
Они уже во многом преуспели,
Карабкались всё выше, выше,
Ан глядь! – они уже на самой крыше.

А мы внизу скребли по пыльным папкам
Ключи к давно загаданным загадкам.

Они ещё потом – кто знает?
По-дружески всех нас охомутают,
И по заведенной давным-давно привычке,
Наладятся на нас возить водичку.

По дружески: – Ну, ну, не упирайся,
А коли хлеба с маслом – постарайся,
А коль ещё и с колбасой внакладку –
Пади к ногам, дружище, для порядку.

Мы накопили множество извилин,
И кандидатскую вот-вот осилим,
А там – смотри – и докторская светит,
А кто шустрей – и в профессуру метит.

За сорок мы чуть-чуть отяжелеем,
Обзаведёмся множеством статеек,
С благоговеньем кафедры займём.
Займём и успокоимся на том.

С утра пораньше каждый день до дрожи
Нам суждено общаться с молодёжью.
За это, если крупно повезёт,
Нам сунут в зубы ровно по пятьсот.

Зарплата, ничего себе, – большая,
Почти как у водителя трамвая.
Теперь не жарко нам, не холодно, не дует,
К тому же справедливость торжествует:

За умственный и обезьяний труд
Всем под гребёнку поровну дают.

Решаются проблемы актуально,
Нас к массам приравняли социально,
И мы теперь свои среди своих,
И никуда не денешься от них.
 
Так, социальный статус обретя,
Мы стали вдруг прослойкой пирога.

4

Они меж тем в другом поднаторели,
Упорно двигаясь к заветной цели,
Через барьеры все переваля,
Преодолели всё, нашли себя.

У них теперь осанка стала строже,
Пожесче взгляд, и в рассужденьях тоже
Стальные ноточки преобладают,
С законодательством себя отождествляют.

Но не утрачены и школьные привычки:
Быть к каждой дырочке затычкой,
Об отклонениях от «линии» сигналить,
Где выгодно – там на друзей фискалить.

Поздней придут умение и опыт
Вышестоящим в меру громко хлопать,
Поздравить без надрыва с днём рождения,
При случае подметить с умилением,

Что шеф лишен неправильных чудачеств,
Но наделён набором личных качеств
Для новой – если по большому счёту –
Высокой и ответственной работы.

Где надо критикнёт не горячась и в меру,
Воспримет критику от сильного на веру,
С достоинством воспримет поощрение,
А если нужно – грянет на колени.

За дело шефа – в доску расшибётся,
Но стоит ошибиться – отвернётся.
Сравненья эти взяты для примера,
Как краткое досье функционера.
Как видно в нём не в моде слово честь;
Всё остальное в нём в избытке есть.

5

Вооружившись сводкой этих правил,
Да затвердивши несколько заглавий
Из классиков, которых нет в помине,
Да несколько из тех, что правят ныне,
Они успешно продолжают путь
И на карачках наверх заползут.

Что ни ступенька – вещая примета.
Потомки благодарные за это
Им полной мерой по заслугам воздадут,
А современники – при жизни проклянут.

Но это их нисколько не волнует.
Пока попутный ветер в спину дует,
Успехами надуты паруса,
И с ними происходят чудеса.

Они, как говорится, на подъёме,
Партком, райком и вот уже в обкоме,
А там – смотри – уже в пределах края
Им тесно, им масштабов не хватает.

Их надо бы куда нибудь в Сибири,
Да где уж там – держи карман пошире.

Хозяйство развалив, они повыше метят,
А там – вакансия и им удача светит.
Теперь у них в ногах страна распята,
И не грозит за воровство расплата.
Их калачом не выманишь оттуда,
Живут на себе ни холодно, ни худо,
Зарплата с виду несколько скромнее,
Зато приварком всю страну имеют.
На молочишко детушкам хватает,
Через ремень достаток нависает.

Но что такое, что за эпидемия?
Им распахнула двери Академия.
Они теперь и в ней определяют,
Кому, каких регалий не хватает.

Туда теперь приём не по заслугам,
Кто с искрой в голове, тому придётся туго,
Но тем, что наверху, да с головой убогой,
Для них туда широкая дорога.

Творцы туда давно не попадали,
Им для тщеславия «Заслуженного» дали,
А с ним различных благ без края,
Вплоть до бесплатного проезда на трамвае.

Они теперь утешатся, поскачут,
Отдавши голову, по волосам не плачут.
Им старость доживать в советском мире:
Рот на замок – глаза пошире.

А те, другие, им теперь вольготно,
Самоустроившись на «правильных» работах,
Законодатели, какие им препоны,
Стригут себе без устали купоны.

У них архиважнейшая забота,
Упариваясь до седьмого пота,
Они гадают на кофейной гуще,
Что коммунизму главное присуще?
 
Какой социализм: реальный иль простой,
Казарменный, военный, развитой?
Какие были и какие будут,
Кто усомнится, враз того осудят.

Придумают ещё одну новацию.
«Гуманный» и устроят ей овацию,
В экстазе отобьют себе ладони
В угоду новоявленного Лёнин.

6

Очередной барьер взят приступом. И что же?
Поверивши в себя, сановные вельможи
С ученым видом курс определяют
И по нему взашей народ толкают.

Набравшись звонких слов, и не боясь огласки,
Начнут строптивым загибать салазки.
Летит щепа, – когда деревья рубят,
Дурные головы – живые души губят.

Родная сторона, от глубины веков
Везло тебе на царственных ослов.
Романов, Гришин, Брежнев и опричь,
Дремучий костоправ, Егор Кузьмич,

Они и прочие по разнарядке
Нам Сталинские навели порядки.
Тот хоть стрелял, а эти?
А эти плюнуть в души людям метят!

Угодным ордена на бархатных подушках,
А неугодных под замки в психушках.
Всем остальным навыдуманы блага:
В пустые брюха до отказа браги.

Хлещи народ отраву до отвала,
Чтоб никогда душа не просыхала,
Чтоб в розовом дурманящем чаду
Не видеть, что творится наверху.
А там давно вовсю идёт пирушка,
Им вся страна – бездонная кормушка.
Пока низы копаются в дерме
Они гребли, гребут и будут гресть к себе.
Гребли, гребут, никак не нагребутся,
Но верю: им людские слёзы отольются.

Пока низы до ниток обнищали,
А на верхах штаны по швам трещали,
Нам медоносным голосом вещали:
«Мы в совокупности ещё счастливей стали».

Доверившись тупицам и плакату,
Мы всем Союзом бодро шли к закату.

Дурман рассеялся, и вдруг все удивились:
Да сколько ж наверху мерзавцев расплодилось.
Чиновные мерзавцы тем страшны,
Что растлевают общество они.

И сколько тут не прячься в затишке,
Дурной пример не утаишь в мешке.

Их ценный опыт принят был на веру,
И все последовали «доброму» примеру,
Все занялись повальным грабежом,
На радость оппонентам за бугром.

Мы помогли им истину усвоить:
Такое общество никто не станет строить.
Нам, затянувшим пояс, – расцветать,
А им, заплывшим жиром, – загнивать.

Мы много лет решаем: – Кто ж в итоге:
Они иль мы скорей протянем ноги?
Но опыт говорит: удача с сытым дружит,
И с сытым натощак едва ли тощий сдюжит.

7

Кончался век... От праведных трудов
Ильич* перетрудился, сдал и слёг,
А окруженье, хилый морща лоб,
Гадало, кого бы вместо Лёни выбрать, чтоб
Он, безболезненно перехватив правило,
Повёл страну туда, куда она и прежде плыла.
Чтоб гладко было всё, чтоб не штормило
Чтоб всё осталось так, как было.

Но было некого такого, и безропотно
Подняли дружно руки за Андропова**.
За ним водился небольшой грешок;
Он был немного суховат, не в меру строг,
Но это ничего – в Политбюро,
Способных перенять правило – никого.

И он решительно перехватил правило,
И гайки закрутил, да так, что взвыло,
Отвыкшее трудиться  большинство
Товарищей по партии его.

И, может быть, дожал бы, выжал соки,
Да только не хватило ему срока
Для дела этого, и как итог:
Покинул он до времени земной чертог.

...За ним Черненко*** перенял правило,
И снова стало всё, как раньше было.
Правитель вялый, больной и хилый,
Он был уж на пути к своей могиле.

Страну трясло, она по швам трещала,
А немощный правитель у штурвала,
Напрягши силы и хрипя от боли,
Рулил поближе к неземной юдоли.

...И он ушел. Штурвал в руках у Горбачёва****,
Как быть теперь нам с делом Ильичёвым?

Правитель новый, не искушенный властью,
Он был наивен, он со страстью
Неведомой доселе возвестил:
– Долой трепачество,
Отныне курс на честный труд, на качество.
Возьмёмся сообща за «перестройку»,
Чтобы добиться перелома, будем стойкими.
Мотался по стране, хрипел, увещевая
На подвиги, смотрел в глаза, запоминая,
Как в самой потаённой глубине
В них возникали искорки надежды,
Но, вспыхнув, погасали в темноте.

И не зажёг! Довёл страну до ручки!
Устав от пустословия, ему сказали:
– Да за такие штучки
Ступай на пенсию, да в кулуары,
Пиши там, как Никита,***** мемуары».

8

Отправить то отправили, да начался
                раздрай.
Вновь вольница неслась из края в край.

Пришла опять весна, и митинги запоем,
И оттепель вовсю шагала по стране.
Мы вновь почистим двор и окна вновь
                отмоем,
И снова обваляемся в дерме.

Теперь все те, что были партократами,
Перерядившись, стали «дерьмократами».

Они теперь в народной гуще самой
Вещали  медоносными устами:
«Друзья! Сплотимся, порознь пропанем,
А вместе будем – только крепче станем».

Что тут раздумывать? – поверили,
Судьбу свою пройдохам вверили.

Водитель их, Ельцин Борис******,
Он в драбаган напился,
Упал с моста в Москву-реку
И чуть не утопился.
«Ах! Ах! Какой отчаянный, –
Кричали все взахлёб, –
Нырнул с моста в Москву-реку
И даже не утоп».

Другому море по колен,
А этому по хрен,
Сидит себе в кремле пока,
Валяет дурака.

Народ ему доверил власть,
Вложил во длань правило:
«Рули, Борис, чтоб не пропасть,
Чтоб с корабля не смыло».

Он, в общем-то, совсем не плох –
Осанистая стать;
России нужен царь Горох,
И лапоть – щи хлебать.

Всё остальное – плюнь – сотри,
Несложная работа,
Тут лишь команду подбери
Из тех, кому охото.

Команда быстро набралась.
Все словно на подбор:
Чубайс, Купцов, Немцов... Гайдар
По имени Егор.

Решили: дальше так нельзя –
Народ терпеть не может,
Дадим им ваучеры друзья
Пусть с голодухи гложут.

Народ не глуп, сообразил, –
Толкнул тот ваучер и пропил.

Да только зря так поступили.
Егорки ваучеры скупили,
Собрались в кодлу, побазарили,
На собственность бумажки отоварили.

Теперь в руках у них и газ, и нефть, и злато.
Вот только боязно – мерещится расплата.
Народ проснулся, зол и матерится,
На рельсы с опохмелки лечь грозится.

И мостик опустел, корабль дал крена,
Крича: «Держи штурвал! Какого хрена...»,
Егорки первыми его покинули,
Смешались с массами – и сгинули.

А Вождь остался, только вот – капут ему,
Теперь штурвал достался в руки Путину.
Нельзя сказать – по щучьему велению,
Скорее по Борискову хотению.

Но Боже ж мой! кто он такой, откуда?
С чего бы взяться этакому чуду?

Пополз слушок про этакое что-то,
Что он из КГБешного помёта.
По внешности сомненьям нет причин:
Бесцветен, сер, в толпе неразличим,

В общении ровён, но хватка ещё та
Служителя кинжала и плаща.
Зовёт на подвиги, но коли кто не схочет
В сортире враз того замочит.

Везунчик. Стоило перехватить правило,
Как сразу же в три раза подскочила
Цена на нефть, не говоря о газе,
И сразу все захлопали в экстазе:

«Ура!.. Ура! Нам, право, подфартило,
Нам этакого счастья привалило.
Теперь-то уж на славу заживём
С  такими ценами, с таким Вождём.

А что же Вождь? Он, как и все до ныне,
Вскарабкавшись по спинам на Вершину,
Засел в Кремле, стал наводить порядки,
Пропалывать запущенные грядки

В дремучих головах своих сограждан.
Сортировать, выискивая в каждом
Инакомыслия заразное зерно, делить
На «Наших!» и «Ненаших». «Ненаших» отлучать,
А «Наших» приручать. Формировать
Из них послушное единство
И довести до скотства и до свинства,
До хрюкания в унисон:
Он Свой, он наш Гарант, мы с Ним не пропадём!

Теперь он, ставши во главе «Вперёд идущих»,
Подкинул от щедрот малоимущим,
Чуть-чуть, чтоб не роптали, подкормил,
И в том же духе дальше порулил...

Но неспокойно всё ж, как-то нечестно:
Всем «Нашим» вольно, а «Ненашим» тесно.
Возроптали бедные: – Нет демократии!
Везде бесправие и бюрократия.

Дошли до ручки – суши портянки,
Везде засилие людей с Лубянки.
Всё пообрыдло, всё поопостылило,
Хотим по-честному, чтоб дальше было.
Пойдём на митинги, взовём к народу,
Чтоб всем на площади, да за свободу.

Народ не внял, сказал себе в угоду:–
Не зная броду, не полезу в воду.
Я погожу, покуль не накричитесь,
А там – остынете и угомонитесь.

Гарант меж тем, метнув орлянку,
Призвал к себе свою братву с Лубянки
И дал ЦУ: – Под видом демократии   
Немедленно покончить с этой братией.

А те кумекали, решали до апатии,
Как бы ловчей наречь ту демократию,
И вдруг нечаянно явилась мысль отменная:–
Пусть будет просто «суверенная».

Гарант, подумав, сказал: – Смотри ты,
И овцы целые и волки сыты.
Нам не нужна их демократия продажная,
Она у нас теперь своя – сермяжная.

Теперь они попляшут и поскачут,
Отдавать голову, по волосам не плачут.
А мы пойдём иным путём, с запросами,
И назовём себя Единороссами.

В ней губернаторы... сенаторы, есть и пониже,
Но в доску все «Свои», они нам ближе.
Мы с ними всеми славно заживём,
Куда нам схочется Россию поведём.

И повели… Плыла удача в руки,
Нефть дорожала, рупь крепчал, со скуки
Вдруг вспомнили и о народном здравии,
О демографии... и по пути восславили
Гаранта, что печётся о народе,
Оберегая конституционные свободы.

Гарант меж тем народу ни «гу-гу»,
Что посадил на нефтеносную иглу.
Ему со скуки вдруг приспичило,   
Заговорить о государственном величии.
Россия, дескать, в грязь погружена,
Пора нам поднимать её со дна.

Взялись за дело, как всегда, с халявы,
Вдруг стали позарез нужны «Булавы»,
Чтоб буржуинские ракеты отдубасить,
И всех врагов России заколбасить.

Закончив с этим делом, посмотрели
На рубежи. Давно там обнаглели
Разнузданные Ющенки с Саакошвилли.
Давно видать их не лупили.

Пора б уже ; и принялись за дело.
По части Ющенки не стали суетиться.
Он всё же свой, как говорится,
Хоть и придурок, но родной.

Поэтому легонько пожурили,
В знак наказания от газа отлучили.
Что называется – отшлёпали рублём.
Отшлёпали и кончили на том.

С грузинами вопрос принципиальный;
Он, можно так сказать, фекальный.
Гарант, наморщив лоб, сказал: – Постой,
От их вина вовсю несёт мочой.
Пускай уж сами в драбаган напьются
И в собственном дерьме до смерти
                захлебнутся.

К тому ж то нам подгадить не преминут,
То осетинам шиш в мешке подкинут,
То энтим, как их там, гунгузам,
Предложат автономию кургузую.
Не в мочь терпеть такое безобразие.
К тому ж пора нам защитить Абхазию.

Решили: – С уговорами беда,
Нужна победоносная война.
Она им назиданием послужит
А нам наш авторитет подпружит.

Решили – сделали, собрали в ночь
Кулак армейский и погнали прочь
Безостановочно до самих Гори.
Ещё б чуть-чуть и утопили б в море...

Победа полная, враг побежал, он
                отступает!
– Гарант во всеуслышание вещает.
– Мы победили их, повергли в тлен,
Россия поднимается с колен.

Подняться-то поднялась было,
Да только до карачек сил хватило. 
Нет дальше мочи, все везде болит.
Скоклюжилась – опять радикулит.

Продуло бедную нечаянно ветрами,
Повеявшими из-за океана.
Опять Америка, чтоб ей неладно было,
Какую-то там хрень нагородила.

Ползут оттуда слухи: ипотеки, кризис...
Когда еще их тут у нас увидишь?
И проморгал Гарант, пришла беда.
Теперь уж нам самим писец, труба.

Подешевели газ и нефть – доходов пшик,
И поскучнел Гарант, ведь он привык
Дудеть нам в уши про любовь к народу,
И про старания ему в угоду.

Теперь, как подудишь? народ-то стал с
                запросами,
Чуть что не так – и пристаёт с вопросами:
– Где был Гарант? что делал? как рулил?
Пошто на мель Рассею посадил?

Но он не глуп, Гарант наш, рассудил:
– Преемник нужен – чтоб во власть вступил.
И будет он тогда один  в ответе
За Рассею, за народ и за всё на свете.
 
А мы же незаметно в тень уйдем,
Дождёмся лучших дней – и вновь всплывём...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 

А что же я? Со мною всё в порядке. Я жил,
Женился, родил детей, воспитывал, любил,
Учился, работал и творил, вошел во вкус:
Бывать на митингах, смотреть и слушать,
                мотать на ус.

И вот теперь назад – в тот мир оборотясь,
Я твёрдо знаю: нынче, как и встарь,
Юродствуя и плача, и смеясь,
В нём вечно будет править кнут и царь.
А мы лишь пешки в их игрищах,
А наши души – пепел в пепелищах.

1985 – 2008,
Казань – Берлин


*Брежнев Л. И. С 1965 по 1983г. Генеральный секретарь КПСС.
**Андропов Ю. В. С февраля 1983 по ноябрь 1984г. Генеральный секретарь КПСС.
***Черненко К.У. С ноября 1985 по март 1985г. Генеральный секретарь КПСС.
****Горбачев М. С. С апреля 1985г. Генеральный секретарь КПСС; с 1991 – Президент СССР.
***** Ельцин Б. Н. С 1993 по 1999г. Первый Президент России.
******Хрущев Н. С. С весны 1955 по лето 1965г. Первый секретарь К