Маша. Часть2

                МАША
                Часть 2
               

          Наутро после свадьбы Маша проснулась рано. В комнате  было совсем темно и холодно. Вылезать из тёплой постели очень не хотелось. Маша лежала с закрытыми глазами и вспоминала весь суматошный день свадьбы. Вот они с Толиком нарядные садятся в старенький «Москвич» и едут в соседнее село, где их  должны расписать в сельсовете. Сначала они долго ждут в коридоре, пока зовут председателя. Маша вся красная от волнения, а Толик,  как всегда, молчалив и спокоен. Даже не заметно, что он тоже волнуется. Толина сестра Таня сидит рядом с Машей и успокаивает её:
- Всё будет хорошо, не волнуйся! Сейчас придёт председатель, и вас быстро распишут.
 
   Наконец, появляется невысокий,  но видный председатель в дублёнке и кепке, здоровается с ними и проходит в кабинет. Через несколько минут из двери выглядывает женщина-секретарь и зовёт:
- Заходите, молодые, со свидетелями.
Они входят, где-то расписываются. Председатель поздравляет, вручает Толику свидетельство о браке, говорит какие-то напутственные слова, но Маша почти ничего не слышит от волнения.  Потом они едут домой к Толиным родителям.

  Тётя Оля -  Толина мама, высокая полная женщина, которую Маша теперь должна называть мамой, обнимает их, наскоро поздравляет и возвращается к плите. Там всё кипит и жарится. Дальше всё, как в тумане: приезд мамы, гости, застолье. Все смотрят на них, кричат «горько». Толик целует её, а она улыбается всем и ждёт, когда уже всё закончится, и им с Толиком можно будет уехать в свой дом.
 
  Когда Римма Григорьевна и Владимир Петрович засобирались домой, Маша сказала:
- Толик, давай мы тоже поедем и маму заберём.
Толин брат Лёня отвёз их на своей машине. Толик легко поднял Машу на руки и внёс в дом. Правда, перед входом ему пришлось согнуться, проходя через низкую дверь.

   Матрёна Михайловна забрала Машину маму к себе в комнату, а молодые остались, наконец, одни. Анатолий широко открыл дверь в большую комнату и сказал торжественно:
- Входи, жена! Это наш дом!
И вот уже утро, первый день их новой семейной жизни.      
 
   Маша на ощупь  нашла свой байковый халатик и вышла в кухню. Там на табуретке около стола уже сидела её мама, держа на коленях небольшой тёмный узелок с вещами.
- Маруся, - сказала она по-болгарски, - я уже поеду домой, мне пора. Можно опоздать на автобус. А дома собака голодная, куры закрыты.
- Что же ты даже не позавтракаешь?
- Об этом не беспокойся, сваха дала мне вчера еду, - она показала на свой узелок.

  - Подожди, мама, сейчас я Толика разбужу, и мы тебя посадим на автобус до Болграда, - Маша напилась воды, зачерпнув её из ведра, стоящего на полу у двери, и пошла будить мужа. При этом она проговаривала про себя это непривычное пока для неё слово «муж» и счастливо улыбалась.
 
   Через несколько минут они втроём уже шагали по улице к автобусной остановке. Впереди размашистыми шагами шёл Анатолий, за ним семенила старая женщина.  А Маша шла сзади. Её немного знобило то ли от волнения, то ли от пронизывающего ветра с моря.

  Только начинало светать, было очень сыро и холодно.  Остановились на обочине дороги, напротив деревянной будки, обозначавшей остановку. Анатолий достал из-под куртки картонку, на которой большими буквами было написано слово «Болград». Завидев приближающиеся  огни фар, он поднял руку с  картонкой, но оказалось, что  это проехал грузовик.

  Маша подошла вплотную к мужу и стала впереди него. Он заботливо обнял её одной рукой:
- Замёрзла?
Маша только молча прижалась к Анатолию и сразу почувствовала себя уютно.
За  его широкой спиной теперь ей не страшен был ноябрьский  холод, и вообще казалось, что любые трудности теперь нипочём.       
 
    Из-за поворота далеко впереди показались новые огни.
- Давай прощаться, - отчего-то вдруг охрипшим голосом сказала Маша, обнимая маму и целуя в морщинистые щёки, мокрые от слёз, - не плачь, всё будет хорошо.
Автобус на Болград затормозил около них, двери сложились гармошкой. Анатолий подхватил тёщу под мышки, легко подсадил на верхнюю ступеньку и бодро пообещал:
- Мы с Машей скоро приедем и заберём Вас к себе!
Двери захлопнулись, и автобус тронулся. А Маша и Анатолий ещё не сразу ушли, молча провожая автобус глазами, пока он не скрылся внизу.

  - Пойдём домой, там бабушка Мотя уже давно ждёт, - сказал Анатолий. Они перешли через шоссе и свернули в пустынную улицу. Справа белели за  заборами невысокие хаты-землянки. За ними внизу чуть слышно шумело море.
А слева от дороги высились кирпичные стены строящихся пятиэтажных зданий будущих общежитий и застывшие  стрелы подъёмных кранов. Казалось, что дома и краны, и вся улица ещё крепко спит. Но вдруг сзади затрещал двигатель мотоцикла.
Анатолий оглянулся и махнул рукой:
- Это Вася Байда, сейчас подъедем.
- А, молодожёны! Садитесь, подвезу! Вам куда? К бабе Моте?

  Толик сел сзади, а Маша ловко забралась в коляску мотоцикла и заёрзала, не зная, куда поместить ноги.
- Ничего, -  сказал, улыбаясь сквозь усы, чернявый и худощавый Василий, - ставь ноги, куда хочешь, там у меня в мешке рыба, наловили ночью.

  Когда они подъехали к дому, Толик помог Маше выбраться из коляски, а Василий обошёл мотоцикл, достал из мешка за жабры огромную круглую камбалу и протянул Толику:
- Бери, у меня ещё есть такие, нам хватит.
- Спасибо, что подвёз и особенно за рыбу, - поблагодарил Анатолий, а Маша негромко добавила:
- Спасибо Вам и до свидания.
 
   Бабушка Мотя действительно давно уже не спала, успела затопить плиту, вскипятить чайник.
-Доброе утро, бабушка. Вот возьми камбалу. Ты очень вкусно готовишь рыбу в томатном соусе, никто так не умеет,  - сказал Анатолий и добавил, - Мы сейчас, -  вслед за Машей проходя в свою комнату.
 
  Когда любят по-настоящему, то не задумываются чаще всего, за что и почему любят. А Толика не полюбить было просто невозможно. Высокий, широкоплечий, с волнистыми темно-русыми волосами, с доброй улыбкой, он казался Маше самым настоящим принцем из сказки. Правда, дом его совершенно не был похож на царский дворец.
   Это была обычная сельская хата-землянка с глиняными полами, поверх которых настелен тонкий линолеум и узкие домотканые половики. Маша хорошо знала эти низкие сени с дверью, открывающейся внутрь при нажатии на самодельную «клямку». В этой хате она прожила более полугода вместе с Риммой Григорьевной и Димочкой, когда они здесь жили на квартире у Матрёны Михайловны в свой первый год  работы в интернате.

  Разве можно было забыть ту снежную зиму, когда за одну ночь намело сугробы до самой крыши, и им пришлось пробиваться во двор через белую толщу снега, орудуя совком для угля и кочергой. А потом добираться на работу по снежному тоннелю, проделанному трактором  посередине улицы.
 
   В комнате теперь почти не было мебели: в одном углу старый платяной шкаф, в другом, ближе к печке, – полуторная кровать с металлическими спинками, да ещё справа от двери  маленький столик с  трёхстворчатым зеркалом – подарок к свадьбе от Риммы Григорьевны и Владимира Петровича.
Маша быстро застелила постель, накрыла одеяло  новым марселевым покрывалом голубого цвета, которое подарила Толику его мама,  плюхнулась на кровать и весело сказала:
- Садись, Толик! Представляешь, каким будет наш дом совсем скоро? Сделаем ремонт, поклеим обои на стены, купим новые шторы на окна и дверь, а здесь, у окна, у нас будет книжный шкаф и много книг, я очень люблю читать.
 
  Толик молча кивал и думал о том, что в комнате холодно, хоть печка горит, а скоро уже морозы и пора думать об электрическом отоплении, и  ещё хорошо, что он летом заказал и вставил новые, двойные оконные рамы. А вслух сказал:
- Заработаем деньги и  всё купим – и книги, и  новую широкую двуспальную кровать, а то эта ужасно скрипит.

  - Да, мне завтра уже на работу, - чуть помолчав,  с сожалением протянула Маша, - А так не хочется от тебя уезжать!
 В дверь тихонько постучали, и бабушка Мотя позвала:
- Толя, Маша, идите завтракать.
На столе в кухне стояла большая тарелка с пирожками, которые очень любил Толик.

  А Матрёна Михайловна из всех своих внучатых племянников больше всего любила Толика. Поэтому, несмотря на боль в пояснице, встала пораньше и испекла свои фирменные пирожки из дрожжевого теста с картошкой и с творогом. Она поставила на стол  графинчик с вином и три маленьких гранёных стаканчика
- Наливай, Толя! Выпьем за ваше счастье! Главное – любите и берегите друг друга!
- Так и будет, бабушка! – уверенно сказал Толик и обнял Машу, а Маша покраснела от смущения, хоть обычно была боевой и никогда за словом в карман не лезла. Это как раз Толик был всегда молчаливым и застенчивым, особенно при чужих. Но бабушка Мотя была для него ближе, чем мама. А теперь для него роднее и лучше Маши никого не было. Это для неё он находил ночью и шептал самые нежные, тёплые и красивые слова, которые знал.    
 
  После завтрака Маша предложила сходить к Римме Григорьевне за вещами.
Римма Григорьевна позвала их в дом, обняла и расцеловала  Машу:
- Ещё раз поздравляю Вас! Будьте очень-очень счастливы!
Все Машины вещи уместились в небольшом коричневом чемодане, который ей подарили Римма Григорьевна и Владимир Петрович. Чемодан был давно собран и ждал Машу за дверью маленькой комнаты. Анатолий легко подхватил его, они попрощались и вернулись домой.
 
  На следующее утро Маша уже спешила на дизель-поезд. Она работала в Одессе, на железной дороге, в отделе перевозки почты. Нужно было успеть на самый первый дизель, к шести часам утра. Но пробежав через двор и огород, Маша всё же остановилась над спуском, чтобы посмотреть на море. В этот ранний час море сливалось с небом, но сюда доносился его вечный шум.
 
   В вагоне поезда было тепло и тихо. Почти все пассажиры спали сидя. Было утро понедельника, и в поезде ехали в основном студенты на занятия в город, а также железнодорожники – на работу. Рыженькая девушка в клетчатом пальто убрала со скамейки свою увесистую сумку с продуктами на целую неделю и приветливо сказала:
- Садись, подруга, подвезём!
- Спасибо, - благодарно улыбнулась Маша. Вскоре она тоже задремала. Ей снилось лето, море, они с Толиком идут босиком по песку у самой воды, взявшись за руки.
 
  Когда она через полтора часа подходила к первой платформе, там уже стоял почтовый вагон московского поезда, а к  раскрытым дверям вагона  подъезжал короткий поезд из вагонеток, нагруженных почтой. Маша юркнула в вагон и включилась в погрузку. Мешки с письмами, упаковки газет, фанерные ящики всех размеров, мягкие посылки, обшитые белым полотном, так и мелькали в руках девушек. Наконец, погрузка закончилась, вагонетки отъехали, двери вагона закрылись. И девушки смогли передохнуть. Все они набросились на Машу с поздравлениями и расспросами о свадьбе:
- Как всё было?
- А белое платье и фата были?
- А какая музыка была?
- Покажи обручальное колечко!
- Ладно, девчата,  вы её уже совсем замучили своими вопросами, -сказала бригадир, круглолицая Тамара, - пора за работу, пока поезд отправится, надо всю почту разложить по полкам и при этом «с толком».

  Маша сразу вспомнила стихи Маршака, которые она с удовольствием читала маленькому Димочке:
                Пакеты по полкам
                Разложены с толком,
                В дороге разборка идёт,
                И два почтальона
                На лавках вагона
                Качаются ночь  напролёт.

  Все включились в привычную работу – сортировку почты. Уже на ближайшей станции им предстояло выгружать часть почты. И так всю смену: выгружать и загружать – до самой Москвы и обратно. Зато все предвкушали всегда волнующую встречу с Москвой, где можно было целый день погулять, поездить на метро, даже успеть в Третьяковку или в другой музей.
 
   Маша думала о Толике, а он  в это время сидел на станции в синем рабочем комбинезоне и разбирал сгоревший электродвигатель. Он работал на железной дороге электриком. Над ним стоял седой мастер Рябчук с колодочками медалей на пиджаке и говорил:
- Толик, у тебя же золотые руки. Давай, учись, поступай в техникум, пока не поздно, кроме рук ещё и бумажка нужна. Пойдут дети – некогда будет учиться.
- Да, я понимаю, отвечал ему Анатолий, -  вот увидите, я обязательно поступлю в железнодорожный техникум, будем вместе с Машей заниматься.
 
  Так получилось, что в свои двадцать восемь лет он успел закончить только семилетку. А потом сразу пошёл работать – семья большая, надо было помогать родителям.