Откровения Сергия Радонежского

рис. Ю. Чистякова 


                К 600-летию битвы на Куликовом поле

                ОТКРОВЕНИЯ СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО
               
               
                ...Мы обязаны монахам нашей историею,
                следовательно, и просвещением...
                А. С. Пушкин
                ...Есть в этих формах, так глубоко исторических,
                в этом мире византийско-русском, где жизнь и   
                верослужение составляют одно,— в этом  мире 
                столь древнем, что даже Рим, в сравнении с ним,   
                пахнет новизною, есть во всем  этом для
                человека, снабженного чутьём для подобных явлений,
                величие поэзии необычайное…
                Ф. И. Тютчев

* * *               
               
Тополиный край, стай вороньих грай, колокольный град,
Тщись бежать из Руси, да пощад не проси,
Всяк тут рекрут, солдат, по могиле собрат,
Мать, коня расти! Конь, дитя уноси! Ворог, пленных коси!
Жжёно хатам на Руси, вольно гадам, слепо пахарям от зарев,
Мать, пчелиные вишни соси, дочерей верней сносить,
Чем сынов-шутов хоробрых юнцов следить,
Как заливисто под копытами взывают, тишают они,
Тут монашкою прибыльно быть — монастырских оград не избыть!
Да подъехал подмётный искрящийся царь —
Эй, молодка, на луг до трубы призывной вылезай,
Схиму смирную сбрось постылую, ноги к царским плечам закидывай!..

Так Русь полнится стыдливо,
Русь данников сеч извечных,
Русь неназванных царевичей.

* * *
Ангел падал ангел падал на вечернюю волну,
Витязь плакал витязь плакал, красну брызгал конь слюну,
Цепких три стрелы омыл пеший витязь — конь полег,
Трижды взято смято горло убегало во песок,
Тонку песню дику песню дальний витязь напевал,
Долгой крупчатою гущей конь покорный вытекал.
— Ты не майся, не качайся, не смеркайся и не пой —
Буду я тебе летучим и бестрепетным конем!—
Ангел витязю пустынному так вещал с младой волны.
— Я люблю, когда под мною в сече конь пробит стрелою
И ликует исходя и клокочет и парит,
И у моря заревого я над ним свободно вою
И чужие стрелы мою, их слагая в свой колчан.
Ты же, ангел, ты бессмертен, я с тобой забуду песни,
Стану камнем очерствелым, стану змием-людоедом!—
Витязь ангелу сказал, свистнул с луга жеребца
И по брегу к печенегу люто блудно ускакал.
 
* * *
Выйду в поле трав задальних —
Гей, посаженная на верхушку ели Ярославна!—
Там не видно ль князя? Там не зримо ль шествие воителя-скитальца?
Там парит, царит навечная погромная стрела в глазу синей небес правдоискателя,
Гей, торчат из рек копыта долгожданные!
Помирать тебе солдаткой, женка несказанная,
Слазь да лезь под духовитого татарина удалого немалого!—
Лошаденка кличет, чтоб скакать нам по степи бараньей,
Два орлиных там повенчаны сайгака — две стрелы в сердца их вешние спущу я две   
                стрелы закатные,
Да разросшиеся в полночь груди званые сметанные укрою шкурами свежайшими поймаю   
                уловлю зубами одичалыми
Да на холм на кочевой взбегут из недр твоих путивльских ярых ярые монгольцы   
                синеглазые,
Будешь беглой матерью обильною ласкательной,
А откажешь — так в затылке пропадать стреле колодезной сайгачьей,
Слазь! Лизать скуластых будешь языком привязанным, прилипчивым,
                привязчивым!..
- Всех передушу да уложу всех рядышком на чужедальних холмах, травушках, емшанах...
Всех!.. Лисою изовьюсь в курятнике!..

Век…
Века...
Как колчан, затылок перист Ярославны.

* * *
Предтатарского гадателя слышу я глаголы адовы —
Чую, чую кочевой запах орд, треск монарших кадыков,
Взятых суетной стрелой,
Веет, веет хор сирот — Русь-то вся в нем запоет,
Мил народ, кровав народ, миролюб народ, как стадочко
Серебристых да затейливых ягнят,
Разори копьем, копьишком, ратник-лапотник залатанный
Ухо алое учуявшего низкого волхва,
Насекомому тельцу пахучего вождя
Белорыбицу, князь, женушку отдай!—
Пала матерь благодатная во девичьих полях,
Пала матерь при дите во мужем преданных нутрах,
Пала зрело с чужаком — да поднялась с ножом одна,
А трава окрест прозрачными пожарами светла,
А рука Евпатия смиренна и вольна,
А озера по лесам приемлют дика лебедя,
Горсть воителей, предателей несметность,
Был князёк гордец, да стал слугою свежим,
Хану стал тесней его добытчиков косящих.

Ночь. Века. Но Калита рубли слюнявит...

МОНАХ И БОГ
I.

Сыне! побудь помедли в поле августовском ржи
Сыне! болезный мой! дождливой палой святой русской рожью подыши прими
Сыне рожью русской забытою неповинной подыши
Сыне колос тихий неналитый так и неналитый за лето за ливни колос возьми в уста
                богрей да испей да утоли да пощади
Сыне русской рожью палой чистой подыши
Сыне в поле палом так и не поспевшем не зазолотевшем полежи да подыши
                да не ярись да не мятись да усмирись
Сыне ой не сладко ой ли не вольготно в поле ржи?

Отче! сладко! в поле мокром дальнем палом сладко! отче! но душа жива! но в поле палом 
                в теле малом исхудалом все душа душа душа болит болит точит
Отче! лучше на погосте деревенском кротком уложи забудь да душу отдели да отними как   
             ветер отнимает отбирает у березы яхромской янтарный ранний млелый лист
Отче! а иначе с этою душой живой точащей раной свежей жаль мне и полевку мышь
                что родилась взялась в колосьях нищенских Руси
Отче! даже куст жасмина хрупкий неповинный распустившийся под ливнем хочется   
                рубахой обогреть прикрыть приютить приручить
Отче отче! нету сил глядеть на это поле нету сил тут маяться тут жить
Отче! нету сил тут жить дышать любить!
Отче! на погосте безымянном душу тихо тихо тихо отыми
Отче! на погосте умиленном словно ливень рожь мя тихо тихо уложи
Отче! надежу душу в поле палом отыми да на погосте родном тело словно колос без 
           налива упокой да уложи Отче! на погосте на брегу последнем русском уложи

Сыне! побудь помедли смирись в поле августовском ржи
Сыне приими
Аминь!

II.

Сыне! побудь помедли в поле августовском ржи!

Отче! но в поле ржи такие ливни! такие сеногнойные дожди!
Отче! недолита недозрела пала рожь падучая ползучая лежит лежит лежит
Отче! нынче на Руси такая глушь! такая тишь! такая хворая тощая
                даже полевая мышь!
О Господи прости мне полевому малому прохожему!
Но Отче! где ты? где? куда куда глядишь?
Отче где? на какой проселочной кривой калеке-дороге на каком горбуне-холме
                Твой св’ятый след пылит дымит живет таит?
Отче ль не забыл?
Отче! ль в лопухах в бурьянах ковылях в несметных рьяных ливнях в бедах в сечах
                в татарах в опричниках да в нынешних убойцах тишайших
Отче Русь ли не забыл?
Отче! Русь ли не забыл средь неправых незаросших безутешных вопиющих средь могил?
Отче! неоглядный! ненаглядный! необъятный! у подножья Твоея мя скоротечного мя
                мимолетного как быстро спело летне облако прости!
Отче! ль не забыл?
Сыне в поле палом мокром чистом полежи да душу рану поле словно подорожник
                утолит угомонит уймет да усладит
Сыне в поле полежи

Отче! да лежал! да подорожник приложил! да он горит чудит чадит
Отче! что за глушь окрест? за дичь? за немь? за смерть?
Куда ни глянь — лишь тишина погоста?
Что три окраинных избы в деревне Едрово упали сонно в реку с косогора
Что ловит только сонных снулых карасей в слепую мрежь былой рыбарь
                пресветлых душ наш русский Николай Угодник
Что душ не стало на святой Руси да и сама Русь лежит как щука тинистая илистая
                вековая мшистая донная на дне едровского озера
Отче! Отче! ей ей ей! Кто призовет её оттуда? кто подымет? кто очистит? кто
                ей вскроет очи Отче?

Сыне! не мятись а усмирись а полежи а подыши в поле
Отче! утоплюсь сойду к Руси утопленнице!

Сыне! Нощь в поле! Гляди! разметались разгулялись рассиялись в небе
                звездопады августа серпеня густаря!
Ай сыне! гляди! ай очи молодые весел’ые не болят?
Пусть нету солнца на Руси! зато обильна многа есть падучая текучая звезда!
                течёт грядет разгульная раздольная рассыпчата звезда!
Гей! уж в малинниках лесных ночных поспелых млелых мятных духовитых
       святая Авдотья-малиновка прошла да ягоды в лукошки костромские собрала
Да нам оставила забыла у зарнистого росистого плетня
Гей сыне! пей текучую пахучую малину да душою отдыхай гуляй летай!
Дождь батюшка рожь матушка малина женушка Русь сиротинушка
                кровинушка моя!
Гей сыне! В ночи в Руси осыпанной чудящими летящими звезд’ами загуляй
Ай!

Отче! в поле рожь встает да разыгрался расходился раскидался разметался
       разгулялся чей-то забытой бычок хлебничек полевичек хмельной
                млад яр удал богат!

* * *
И Муж скорбей в венце молений в долине бедности в Руси бредет
                грядет грядет
Кто?..
Христос?
А Россия в снегах а Россия в грехах а Россия бела бела
Как язык у отравленного палача
Ай хороша!...


* * *
В ночных октябрьских листопадных хладных дальных вольных рощах
Так дико так пустынно люто одиноко сонно так печально дремно
Так пахнет горьким дымным палым листом
Так пахнет голым беззащитным березовым стволом
Так пахнет тайным одичалым гибельным кочующим волком
Так в рощах дальных переславльских наших русских голо сиро одиноко

О Богородица!...
Скорей покрой златую Русь своим покровом снежным св’ятым платом
                омофором
Чтоб стало на Руси светло
Чтоб стало на душе тепло...

* * *
Я выйду в повечерье в лазоревые сиреневые молочные зыбкие покойные
                окрестности Переяславля-Залесского
Где в дальних чудотворных древлих святорусских октябрьских золотых
                неистово златых прощальных рощах
Наша русская Богородица Одигитрия со льняной пресветлой тесной
    осиянной переливчатой перевитой скатным лучезарным жемчугом косой
Со девьей избыточной нетронутой косой
И в яринном русском новгородском сарафане сладком тереме кумачнике
Кормит веселым ржаным святым теплым хлебом
Смоляных маслянистых мускулистых атласных послушливых
                прирученных младых ладных воронов
О Свете кроткий

* * *
Затеряться в древнерусских святорусских чудотворных наших рощах рощах
Затеряться в октябрьских наших останних остаточных неповинных
                беззащитных рощах рощах
Где еще веет чистой дальней ветхой святой Русью неубитой
              неудавленной неприрученной неприговоренной неказненной
О Господи
Где пахнет обмороженным палыим пряным родным листом
Где пахнет голым сахарным березовым стволом
Где еще можно встретить в листопаде тихого как гриб русского последнего
                столпника отца Онуфрия босого бездомника безмолвника
Ой вы Руси вековые молчальники манатейные монахи странники
         собиратели радетели духохранители Руси блаженные юродивые
Ой да за что вы маялись смертно жгуче? за что молились каялись?
   за что терзались заживо умерщвляли угнетали удушали усекали
    лесные вешние избыточные свои жизни? за что безымянно схоронились
                упокоились на кротких сиротских погостах?
А от Руси вашей остались только золотые октябрьские облетающие рощи
О Господи
О затеряться о забыться усладиться о зарыться мышью поздним квелым
   зайцем листопадником осмяглым в листопадных багряных
                парчовых рощах рощах рощах
О Господи
Тепло в твоих листопадных постелях рощах
Хладно в твоем нагом предзимнем поле
               
* * *
Там стоят окрест деревни Едрово березы златоносцы
А народ мой бражный спит сопит в трухлявых рухлых осмяглых
                курных избах самогонных
Там стоят чудят сентябрьские березовые рощи чащи златоносцы
А народ мой пьяный спит как полевая мышь в норе зимой бездонной
Гей народ!..
И я стучу и бьюсь и вьюсь и бью в косые палые заборы прясла
                да побитые калитки
Гей народ! Очнись проснись от одури земной отряхнись отвыкни
Да оглядись окрест — да там стоят чудят летят во небеси златые наши
                рощи златоносцы неповинные
Гей оглядись!..
Да только две приблудные козы из лопухов разгульных жгут чадят
                глядят глазами полевыми кочевыми дикими дурными
Да обильное беспутное млеко молоко ковыльное тянется валится
                из неприкаянного неухоженного вымени

Гей!.. Русь!..
Эй хочешь — пей из заросшего забытого колодца
Хочешь — из заброшенного запущенного звериного вымени
                малинового!..
Гой Русь!.. Гой воля!.. Гой гульба татьба!.. Гой! Гой пустыня!..
И ближе гуще рощи чащи и глуше травы и пьянее человеки и дряхлее
                избы избы избы
Гой!.. Да сгиньте травы!.. Сгиньте человеки!.. Сгиньте избы!..
Изыдите!..
Да золотые рощи златорощи златопадами Русь н’авек заметите занесите
Да приидите встаньте н’авек рощи рощи златоносцы золотые

* * *

Рощи рощи рощи наши русские златорусские святорусские рощи
                рощи октябрьские
Рощи рощи наши златотелые златолистопадные златотрепетные
     златолепетные златосыплющие рощи рощи родные русские
      невинные рощи дщери дальные листопадные листохладные
                неприкаянные
Рощи рощи злата злата злата опадающего слетающего рощи
                златохлада златопада златопада
Рощи рощи стаи стада дерев бродящих неоглядно необъятно
Рощи рощи стада стада дерев златородящих а где ваши пастыри
Рощи рощи златорощи златорощи а где ваши сребробородые
                апостолы пастухи пастыри
Ай рощи рощи своевольные бродящие одинокие пустынные многодальные
Ай рощи рощи текучего летучего недолгого мимолетного хрупкого
                немого злата злата злата
Рощи рощи чащи чащи белоствольные безвинные бездонные
             березы златоносцы распахнутые на холмах полях Руси
                златохранительницы златорощ златопечальных
Рощи рощи русские мои невинно кротко палый лист златой творящие
       хранящие оберегающие как дитя болезное любезное чахлое чадо
Рощи рощи злата злата злата
Рощи рощи чащи чащи чащи облетающие молитвенные чащи чащи
                храмовые потиры плещущего злата злата злата
Рощи рощи чащи чащи златорощи златочащи дальные слезные
    родимые беспечальные безначальные врачующие
                исцеляющие душу рану
Рощи рощи чащи чащи златорощи златочащи переславльские

Прощайте

КЛИКУША
Я умру вместе с русской последней деревней
Когда в очи и в душу полезет победный бурьян
И когда над забытою Русью в траве продираясь последней
Лебединый последний навеки взойдет просквозит караван

Я умру вместе с русской последней деревней
Вместе с русским последним опойцей пропойцей Сильвестром попом
Вместе с русской последней вдовой заревницей бездонной солдаткой
                Лукерьей
Что покорно полвека с войны дожидалась убитых сынков

Я умру распадусь вместе с русской последней трухлявой
                орловской избою
Вместе с церквью последней в которой лишь мышь да зола
Вместе с нашим льновласым кудрявым пианым раздольным Христом
    что приколот прибит пригвожден притеснен ко кресту ко березовому
И Его — Одного на Руси неповинного — некому снять спеленать обласкать

Я умру вместе с русской последней блаженной деревней
Я обдамся упьюсь из колодца последнего дремной прогорклой
          невольной забытой сиротской водой

Русь!.. Слеза ты моя!.. Да была ль ты?..
Была ль твоя золотая деревня?
Или был только шелест сентябрьских твоих златотканных
  златопарчовых златохладных златосеребряных златодымчатых
                златотягучих златозадумчивых рощ?..

* * *
Раскольников извечные главы обречены сожженью.
Забвение царей, в перстах которых их изникли шеи,
Всесветно и бессмертно...
Скиты заснеженные обметались частым следом
На выпуклых окрестностях,
Но костры свежи, и команды безмятежны,
И вдов прилипчивых тела напрасно вдохновенны
И явлены кудрявым палачам на сеновалах уморительных,
И старый кат всю ночь детишек погорелых кличет,
Как рьяных петушков...
Здесь всякий сызмала к костру молитвенно готов,
Огнепоклонников Христовых величав, лукав народ.
 
*   *   *
И точат очи мои ибо близки гробы ибо родят родники пески,
Матерь матерь, платок на лике твоем, матерь, вышли все рубежи мои,
Платок на лике твоем, дремучим текучим огнем горят вкруг озер
                камыши, тугаи,
Вышли все рубежи мои,
Платок на лике твоем, птица низко летит с полей, птица,
                с лика платок сорви,
Горят вкруг озер камыши, тугаи,
Матерь, что словеса что глаголы мои?
Матерь, что слезы блаженны твои?
Матерь, вышли мои рубежи, сто птиц не поднимут смеженные
                веки мои,
Спадает платок — и очи чисты, как нагие озера пустынны чисты.

* * *
Софья, сон в траве высокой опиумной, Софья, лодка в вольном
                рыщет озере,
Софья, камни бродят чудотворно по дорогам этой ночью этой ночью,
                Софья,
Стадо лис у рук моих пушится игрится покорно своевольно,
Софья, всех ночных пещер невольница-охотница в водопаде ноги
                полощещь,
Кличешь рыб устремленных и нить их из волн на брег упоенный
                выводишь,
Софья, камышовую шею клонишь на скале лежишь, Софья,
Оком ловишь павшего ангела и сбегаешь по осыпям девою горной
И ангела крылья уносишь и восходишь в ледниковое облако,
Софья, платье твое на озерном брегу берегу, Софья.

ПРЕДАНЬЕ

Однокрылый ангел в смутном переулке языческого града                кровожадных
Однокрылый ангел сбитый зверолова верным камнем
Однокрылый ангел в переулке чуждом иноверцев града
Он грядет хромая птицею невиданного стада
И хохочут добиблейские горожане
И крылом ангел о стены тщится мается срывается
И взлететь над градом тянется и перо в граде слепцов оставляет
И ангела уносит волкодав в зубах и кот за ним в поля учуяв
                увязался
И входит в град Христос и вопрошает и светлое перо ему
                риносят горожане покаянно

* * *
Марево смерти затеплилось
На губах отходящей монахини.
Отворился глаз вешний
И стек по снежной рубахе.
На ресницах провисли птицы
Гробовые древнеегипетские.
И отцы священные суетливые
Устыдились румянцев языческих.
Ах, извечная дрожь отхода!
Что тут все утешенья Христовы…

Это прошлую женщину выгнутую
Всяк отец на песке уловил бы.

КРЕЩЕНИЕ

Сугроб был округл и дымчат.
И дымные девы, выйдя из проруби,
В него, как в платок искристый,
Входили и кутались гордо.
Входили и кутались гордо.
А отроки в шубах собольих
Отражали волков неспокойных.
А потом костры возводили
И сугроб (их платок!) топили.
И студились стыдились девы.
А отроки дерзко и веско
В шубы кутали их, покорившихся.
               
ПЛАЧ
И плачу посреди Руси
И стражду посреди Руси
И возлагаю посреди Руси
О Господь о в травах палых хладных в травах скошенных Господь о упаси
Ой, упаси среди Руси!
И веет веет Русь покошенных полей полей полей
И веет веет веет Русь покошенных седых седых святых монастырей
                монастырей церквей церквей церквей
И веет хладно хладно Русь монастырей
И в поле поле в скошенном вольней вольней вольней
И в поле скошенном и в храме брошенном в Руси заброшенной
                вольней вольней вольней
И веет веет веет Русью скошенных полей монастырей церквей
Господь в народе скошенном в народе палом бражном ой Господь
                вольней
Господь ой веет Русью реющих рычащих ползучих волчьих лающих
                Батыевых Мамаевых ночных ночных коней коней коней

Господь Господь Господь что что что веет Русью смрадных
           гибельных иноязыких лютых ледяных рыщущих Батыевых
                Мамаевых коней коней коней
Господь что веет что сквозит стрелой поганой тайной тихой темной
   недозрелой в очи в душу в ребра веет Русью гибельных Батыевых
    пахучих падучих муравьиных лающих червивых гадящих
                коней коней коней
Господь что веет Русью бледных травяных поруганных опущенных ягнят
                ягнят овец овец овец
И на холме блаженный храм горит и вновь охвачен облит объят
                покорным пламенем последний схимонах звонарь чернец
И вновь и вновь и вновь разъят раздвинут разворован вспахан взрыт
     нарушен темною заспинною незрелой кривой своей (своей!) стрелой
                родной Руси Руси Руси Христос Отец
И веет Русью наползающих коней коней коней Батыевых Мамаевых
                червивых гибельных коней
И веет веет веет Русью скошенных полей
Господь пожалей в кишенье скошенных коней
Господь пожалей
Господь гортанных пришлецов татар скуластых терпких агарян
                изведи убей
И как ковыль на поле Куликовом мя свободного веселого на’век
                развей развей развей

МОЛИТВА У ПЛЕЩЕЕВА ОЗЕРА
Ой не будите не томите! ой не будите не томите не томите
                у февральской проруби!..

И рыбарь вечеровый вечереющий уходит и пелена ледовая живучая
                бегучая блескучая слепая пелена на проруби находит
И на берегу струятся древние струятся ходят чуткие чудовые березы
                березы березы
И на брегу струятся вечеровые таящие невинные открытые безвинные
                налитые ой талые ой талые ой талые березы
И на брегу струятся талые березы
И рыбарь уходит
И пелена ледовая на проруби на алые на талые на вечеровые на тайные
                безвинные на сизые находит на лазоревые
И пелена ледовая живучая на проруби находит
И я персты о пелену ломаю
И я перстами вешними срываю пелену и пью устами талу талу вешню
                вешню тайну сладку сладку воду воду воду
И пью тайну алу пленну талу сладку воду воду воду
И вода ала тала гортань ночную горло горло упоенно упоенно ломит
                ломит ломит
И струятся с берега туманного белесого безвинные налитые родные
              родные насквозь всеталые жемчужные живые родные березы
                ой березы ой березы
И струятся талые всеталые насквозь жемчужные березы
И я снимаю собираю мерзлыми перстами пелену податливую ледяную
     пелену свежерожденную ледовую со проруби со проруби со проруби
И пью алу алу алу тайну пленну талу талу талу сладку вольну воду
И Рыбарь улыбается и осеняет издали таясь томясь туманясь осеняет
                издали меня меня меня перстом святым веселым вешним
                талым вольным
И уходит в туманы талые сладкие послушные покойные пуховые
                березовые
И уходит

Отче!.. Иисусе!.. Да помедли Отче!..
Отче!.. Помоги!.. Вода ледовая в гортани в горле стынет вьется
                тянется становится морозная
Отче! Отче!
Помоги!.. Отче!..
Совлеки навеки пелену ледовую с Руси! с февральской! с беспробудной!
                с родины! с родимой! с проруби! с бездонной!
Совлеки слепую пелену с Руси проруби у очей у слезных у моих
                исходных!
Отче!
Пусть восстанут хлынут воды вольные Отче! Отче! Отче пусть потонут
                мои хлебнувшие уста мои очи в водах вольных!.. Отче!..
Пусть ослепнет смолкнет навек раннее мое разорванное ранней
                ледяной водою горло горло горло
Отче!.. Тайная вода ледовая становится ой разрушая раздвигая
    петушиное певучее мое малое горло горло горло Отче!..
Сладко петь!.. Блаженно петь разъятым св’ятым первым ранним алым талым
                распадающимся разбредающимся горлом!..
Отче!.. Вольно!.. Пусть вода ледовая становится!.. Отче!.. Пусть пусть
                в горле — но не в проруби!..
Отче!.. Совлеки пелену!.. со проруби!.. с бездонной!.. пусть рыбы
          жемчужные подледные хлебнут глотнут возьмут талых
                пузырей воздуха!
Вольно!.. Отче!..
И с берегов струятся тало тало тало осиянные чудовые насквозь
                всеталые жемчужные березы ой березы ой березы...

Ой не будите не томите не травите не тревожьте
                у февральской вечеровой проруби ледовой
Ой не трожьте!.. не тревожьте!.. у Руси... у проруби...
Сладко!..
Отче!..
 
ПРЕДАНЬЕ

Там дорога идет по лесам неповинным.
Там и ныне возводит татарин старинный
В лебедей серебр’яных стрелу ядовитую —
И о сосны смиряются крылья невинные.
Там утиные реки неслышны, невинны.
Там поля под туманами прячут пустыню.
Там у церкви таятся детишки босые.
Там деревни похожи на странников нищих —
В чем повинны они, в чем повинны?
Над колодцем — вдова, две груди — два ведра,
В них вода ль над краями измаялась?..
Ох, ты рань, ты пора — век мне выть, куковать?
Иль два окуня в них расплескалися?..
Там невинен дымок над вечерней избой,
Надо всей холодеющей Русью.
И когда ж ты, татарин, всем телом найдешь
На стрелу свою давнюю злую?..

АНГЕЛ
И ангел русый пролетал над Русью
И ангел ангел русый осиянный пролетал над журавлиной Русью Русью
И ангел ангел русый русый осиянный небоглазый пролетал витал
               над Русью над осенней синей сизой Русью Русью Русью
И пролетал витал стоял над Русью ангел русый
И опускался у заброшенной деревни в тайных тайных ч’удных чудных
                теплых млечных овечьих журавлиных сумерках
И опускался тайно у деревни сумеречной
И шел крылами осиянными смирясь по травяной глухой заросшей
                ковылем убитой древлей деревенской чьей-то чьей-то
                безымянной улице
И шел у изб заброшенных замученных задумчивых
И пил у горького сиротского колодезя трухлявого дремучего пил воду
        забытую пил дремучую пил жгучую родимую пил сладкую
                пил русскую
И стыли очи?.. щеки?.. крылья?.. руки?.. зубы?.. клювы?.. губы?..
И что?.. что? что?.. дрожали что роптали что дрожали трепетали маялись
            что что что что дрожали что залетные захожие нездешние иные
                что по-детски изливали очи что кривились жаловались
                что дрожали губы губы губы?..
И отрывались отлеплялись отставали от ледового болезного ведра
             и всё дрожали всё стучали о ледовое ведро всё всё дрожали
                всё жалели всё мешались губы губы путались

И стоял среди умерых изб пониклый Ангел русый
- Эй!.. Гей!.. Что за тишь?.. за тьма?.. Хоть петушок хоть милый малый
                ранний петушок звонарь собрат хоть ты вскричи над Русью!..
И стоял у льдистого у гиблого умерого колодца Ангел русый
И шел вставал на остов сруб окраинной избы 
                полуразрушенной погубленной
И восходил во небеса крылами осиянными печальными недужными

И только капало на Русь слезми очей бредущих
И только лаял снизу пес зачумленный заблудший
И только падало на Русь перо зовущее

* * *
Вы безмолвствуете жалобно
Мои веси изначальные
Даже сосны — истуканы
В этой неми виноватые
Первой хатой первой хатой
Тьму коротконогих встретившей
Я горю
Первой бабой чистой бабой
На полу с поганым смешанной
Я горюю
Вновь те тени тени канувшие
Над границами
Дышат рты их окаянные
Нашими пшеницами
И опять их встретит рабья
Деревянная
И пойдет полутатарка
Под татарина
 
РУСЬ — ЧАША
Не шелохнется чаша Русь
Не шелохнется не колыхнется не содвигнется чаша полевая травяная
                чаша Русь овечья Русь
А испей а испей а испью
А избей а избей а смирюсь а смирюсь а усну
А витязь хранитель уст умерл умерл умерл иль уснул уснул уснул
А горели храмины безвинные в ночи в ночи свещой свещщой
                недужною в нощщах в нощщах
Горели храмины безвинные в златительных овсах овсах овсах
Конь пьет у чаши позабытой
Пьет овца
Пьет птица
Пьет шелудивый схимонах последний русич схимонах
Русь чаша божья запрокинута в полях в полях во скошенных
                во брошенных полях
Русь чаша источает дух дождливых чистых ясных трав
Русь Чаша что по-бабьи запрокинута татарином в полях во колосистых
  в семенистых да копытом поизмятых насмерть ржах родимых кровных
                да бездетных да бесхлебных ржах ржах ржах ржах ржах
Русь Чаша рос сребрительных барашковых
Русь чаша в чьих перстах во чьих устах во чьих очах во чьих в червивых
                во погибельных в поганых во перстах перстах

Шел полем Иисус шел Витязя уснулого паленым колосом об очи
                задевая пробуждал да осенял да червя отстранял
Шел полем Иисус в бездонну в росну светлу чашу ликом осиянным
                заглядясь по-девичьи смеясь ой заглядясь

Русь Чаша Рос зеркальная хранящая запечатленный отраженный
                вечный светлый лик ликующий Христа

РОЖДЕСТВО

Там беспробудные снега
На всех градах на всех дорогах
Там никого
Там никогда
Ни человека там
Ни Бога

И лишь к церковке сироте моей промята тропка

* * *
На дальнем полуострове Афон
Где море как блаженная текучая чудовая слепящая томящая слюда
Где протекал Земной Удел Пречистой Богоматери
Уже тысячу лет
Уже тысячу лет
Меня ждет мул под ветхим терпким соленым византийским потником
Меня ждет мул с розовыми лазоревыми тихими копытцами
                раскидистыми
На дальнем полуострове Афон
Где уже тысячу лет не ступали родящие дремливые благодатные
                колосистые урожайные ноги женщины
А только витали летучие пергаментные папирусные сиротские ступни
                древлих молитвенных тысячелетних мшистых
                рясофорных монахов манатейных монахов
От которых пошла моя Русь

На дальнем полуострове Афон
Уже тысячу лет
Меня ждет двоякий обделенный странноприимец мул осляк с розовыми
                лазоревыми как греческие прибрежные морские медузы
                седыми сиреневыми копытцами
Он ждет меня чтоб по каменистым взгорьям навеки увезти мя
                в дальний горный немой Андреевский Скит
К муравьиным безмолвным кудрявым светоносным небесным
                манатейным монахам да схимонахам
От которых пошла моя Русь
И к которым она возвращается
Он ждет меня тысячу лет
И афонская хриплая утлая мудрая кукушка кричит из святых
     каштановых ореховых оливковых добиблейских глубинных лесов

Уже тысячу лет
Уже тысячу лет

Я скоро вернусь мул               

НОЧЬ

Русь ночная Русь августовская Русь звончатая Русь осыпана
                обильными падучими текучими звездами
Господь! Ты гуляешь? мечешь? Ты алмазы быстротечны расточаешь?
Ты на очи на лицо мое росистое малинового мотылька заблудшего
                хладного насылаешь
И бьется льется тварь летучая тварь терпкая тварь хрупкая торопкая
  о душу о лицо мое жемчужными уже уже уже осенними последними
                хладными холодными летучими крыльями пыльцами
                мимолетными касается исходит осыпается
О Боже! нощь нощь нощь последняя нощь нощь Успенья нощь серпеня
                густаря нощь нощь нощь августа!
О Боже и она она она святая вся в летучих звездах и она она вся
                истекает изникает
О Боже и она поле поле поле русское ржаное палое сиротское
                владимирское поле поле являет обнажает оставляет
Ай нощь! да что ж ты поле поле поле наше русское болезное
                святое поле оставляешь обнажаешь
И поле мышью многою чревато поле поле поле мышию кишит
                живет роится
И поле мышию изрыто избито
И поле мышию клубится ярится
Ой Русь! ой поле мыши! да уйди ты! да изыди! да ты снишься?
                да ты снишься? да ты снишься?
Ой ты снишься!.. Но ты длишься длишься длишься явью
                замогильной
Но не пахнет в поле сеном чистым но не пахнет в поле коровяком
                травяным душистым
Русь а все стада твои молочные избыточные тучныя прошли прошли
    прошли да пали изошли да источились в поле необъятной неоглядной
                шелестящей шелудивой мыши мыши мыши
Русь все скотьи тропы твоя вышли заросли бурьян травой
                кладбищенской
И летают уповают упадают оводы слепни бескрылые бескровные
                неналитые нищие

И шел полем Николай Угодник и жгуче люто плюнул в поле мыши
               и заросли поля поля поля Руси тлен ковылем сизым
                конским щавелем кадильным
И уж поля как верны вдовы не родили не родили не родили
И русские крестьяне бражники вдруг глянули библейскими
                бездонными печальными очами иными
И глядят из ветхих тлелых рухлых изб вдовы старухи девы дети
    старики косые калеки русских наших войн неизбывных неизлитых
Ай русская хмельная весел’ая кровь а все тебе до гроба прежде срока
                литься литься виться длиться
Ай молодая кровь молитвенная кудрявая а зряшная а тунная а смирная
 военная а наша наша наша а доколь доколь доколь тебе в чужие земли
                литься орошать пылиться стынуть становиться
Ай русская ай кровь младая странница невольница пустынница
           чужих иных засушливых послушливых полей обильная водица!
Ай темных слепых упырей владык вождей водопой кровопой питье
                возлюбленно водица!
И доколе литься?
Но! Господь! Ты знаешь? назначаешь? видишь видишь видишь
Ты ухо приложил к Руси? ты слышишь? слышишь? слышишь?
Ты слышишь — ветер ранний веет реет ветер золотит точит  на клене
         одиноком придорожном лист янтарный лист ледовый осени
Ты слышишь — собака чумная бредовая бездомно бездонно скулит
    стонет воет на бесхлебное мышиное владимирское поле поле поле
Ты слышишь — в поле в суздальском ополье скитарь бражник жнец
           поет поет да плачет всхлипывает как дитя да безутешно
                безысходно да заходится
Ты слышишь Господи?

Но мотылек малиновый в лицо мне вьется льется сыплется исходит
Тогда я падаю в траву и в травяной росной жемчужной мятной
                черемуховой ясной воде купели очи очи очи
Сладко Отче!
Утро Отче!
Свята ночь рассыпчатых падучих звезд Твоя окончилась
                окончилась окончилась…

ВОИН-ПАХАРЬ

Июль июль грозник грозник пора болящих гулящих шелудивых тополей
И пух слепит летит на заводи лазоревых очей очей
Русь матерь мачеха а чей я? чей я? чей? а всяк тут чей?
А урожден средь золотых златых засушливых богарных пшениц
              средь монгольских кобылиц у китайских у точащих словно рана
                вековая у военных у границ
А грядет уходит нагая богоматерь Одигитрия в васильковых радостных
     венках грядет плывет восходит средь телесных золотых живых
        хворобых нищих неродящих володимирских полей полей полей
А у деревни Тотьмы пьяный радужный пастух Козьма пасет пасет
   земное стадо белых белых бескрылых оседлых святых бывых
                бывых журавлей гусей
А спит упав с креста трухлявого забытого в блаженный спелый коровяк
                бурьян чертополох сорняк апостол русский бражный
                бражный бражный Тимофей
И наливается лесная лисья кумачовая малина кровь младых слепых
             российских ярых кротких убиенных зряшних неповинных
                недозрелых сыновей
Гой Господи а на Руси хоть всех да умори да изведи убей
А баба полевая Марфа колосяница ладны спелы круглы млечны ноги
            груди разметав раскидав разъяв раздав лежит томит
               на духовитой душной пряной полевой медовой на скирде
И пастух Кузьма на ней тешится колышется улыбчиво да не торопится
                да не спешит да не ярит а ладит с Марфой а слад’ит слад’ит
                слад’ит следит
А тополь пухом неоглядным в очи Марфы порошит слепит горчит
А пастух семенем блаженным терпким лоно Марфы оросит кропит да утолит
И росток побег младенец саженец в лоне Марфы взявшись ворожит
И зачат воин Руси
И вновь летит косяк кумысных кобылиц скуластых лиц иных границ
Ай Господи ай Русь а где же пахари где сеятели где творители
                радетели твои
А все окрест убойцы палачи опричники безбожники косцы косцы косцы

Гой!
Русь!
Тишь!

И лишь могильная шептун плакун разрыв развал батый мамай трава
                растет шевелится безмолвная как мышь

               
АНГЕЛ СТРАТИЛАТ
И Ангел Благовестник Стратилат над русским полем пролетал витал летал стоял
И Ангел Предтеча Исполин над нищим нашим русским неродящим
                хворым полем пролетал бродил дремал
И Ангел Стратилат Предтеча исполинской птицею над нищим
             скорбным тощим русским полем низко низко сонно сонно
                сонно пролетал как птица в дождь бродил да поле задевал
И застили все небо Стратилата необъятных неоглядных ненаглядных
                два крыла
И Ангел Благовестник Исполин над тихой нищей бражной ветхой
                Русью рухлой пролетал витал стоял блуждал дремал
И выбегали выходили на холмы святые дети бабы старики
                и становились под отчие бескрайние вселенские крыла
И мужики бражники из бурьяна поднимали головы и слезились
            падучие безвинные их пересохшие пропитые прожитые
                былые бывые русские васильковые глаза

Ай Русь! ай вековая засуха губь тлен тля роса медвяная червивая
                на Тя пришла пришла нашла
Ай Русь ай черные могильные уснулые осмяглые дубы
                лишь по Тебе стоят царят бредут болят
И рожь не может колос выгнать взять поднять в хворобых
             перемученных сиротских наших неродных некормленных
                отбившихся от рук полях полях полях
И стоят невинные блаженные дети бабы старцы калеки на холмах
   касаясь дланями воздетыми молящими иного тугого необъятного
           захожего дрожащего животного пернатого небесного крыла
И стоят и немо немо немо дланями воздетыми молят молят молят молят

Тогда июльский солнечный слепой обломный ливень валится
           несметный рушится бездонный на песчану пыльну темну
                дремну сонну бражну Русь

У!..

И плачет Ангел Исполин Предтеча Стратилат узрев узнав с небес
      рязанскую забытую забитую прогорклую слепую муравьиную
                истлелую плакучую избу

И палая рожь восстает колосится и жнец бежит дивится не наглядится
 
ПОСЛЕДНИЕ ВРЕМЕНА
Чу! У последней у избы мычит последняя корова
И в травах необъятных неоглядных млечно неповинно спело
                вымя ея полно
И некому ее давить томить доить
И только чибис плачет в поле поле поле в неповинном поле
И только рожь хворобая болезная пустынная лежит
       а васильки а ромашки а клеверы а сорняки несметно
                неповинно виновато бродят бродят бродят
Ой изба! ой поле! ой корова! ой ой Русь! ой воля! воля! воля!

И русский воин Ангел Михаил грядет в кольчуге истлелой избитой
            в рубахе льняной покосной с тщетным тунным слепым
                святым мечом-косою гробовой веселой

И русский колосяник Спас улыбчив спит в лопухах в гробном саване
                косоворотке русской венком венцом накрывшись
                васильковым пчелиным медовым
         
БОГОРОДИЦА
И снится Богородица в снегах снегах снегах родимица
                святейшая сошественница
И снится богородица в снегах снегах сошественница
И грядет в холомах переславльских снегом покровенных
И грядешь Дево
И грядешь Жено
И столпы твоя наги белы и сокровенны снежны
И груди млечные колокола неизлитые незабвенные
И грядет нагая Дева Жена Сошественница
И обмывает омывает в снегах лик смиренный
И улыбается и озирается чудово чудная в холмах чудовых
                русских дивных во блаженных
И омывается снегами чудная блаженная в снегах в холмах
                блаженных
И пьет у проруби крещенской озера Плещеева
И бежит бежит лиёт и льнет живым березовым алмазом по устам
          зубам ея жемчужным по малиновой гортани водь вода
                нетленная смиренная моленная
И бежит живым алмазом гибким водь водица ледяная лепетная
Матерь погоди побудь помедли окропи водицами как бубенцами
               колокольцами валдайскими ледовыми хрустальными
                алмазными залетными
Матерь утоли согрей на миг навек Святая Вечная помилуй мене
                мимолетного замерзшего
               
* * *
В душе равнина Русь осыпана метелью
И чешуйчатыми живыми переливчатыми переимчивыми
                алмазами рожденственскими блещет плещет

И грядет в равнине Дева Пустынница Родимица Сошественница
И дитя у звончатых у млековых у девьих грудей кормится
                лепечет лепится
Матерь!.. Да одна Ты на равнине на Руси кромешной
Матерь да где дитя родимое нездешнее взлелеешь обогреешь
У какой избы глухой согбенной переславльской русской
     нашей сирой косой горькой постучишь — да не ответят
                не приветят не утешат
Матерь! но Ты пьешь веселая залетная захожая у проруби
                у озера Плещеева
Да перстом лучистым осиянным ледяным дитя березовое крестишь
Матерь улыбаясь грядет бредет по равнине мерлой да замерзшей

И глядит окрест дитя из-за грудей холомов снежных сокровенных
             девьих льющих живо свято невиновно млеко млеко млеко
И глядит Дитя на ледяную дремну Русь и уж ее жалеет
                уж ея жалеет уж жалеет…

ВОРОН
О чем ты грезишь грезишь ледовый лютый сизый дымный ворон
                на равнинном одиноком дымном сумеречном древе
                суздальского поля?
О чем ты грезишь вечеровый тьмовый в сумерках вечерних
     дымчатых узорчатых во ранних ранних русских русский в сумерках
                ледовых сизых во крещенских во бездонных в родных
О чем ты сизый сирый вечеровый дымчатый ледовый ветхий одинокий
                ворон в сумерках равнинных в сумерках сиротских
                ай ледовых ай колодезных
О чем ты птица сизая родимая январская одна одна в ледовом лютом
                дымном темном русском русском поле поле поле
                в  покров’ах снеговых
О чем ты ворон родный родного родимого ледового ополья

О чем ты тьмовый ворон дрёмный дрёмный дрёмный
О чем ты ворон

Лишь жива дымна дымит в ледовом поле прорубь порубь рана наша
                иордань купель Христова святая святая одинока…

* * *
Иль туман? Иль татарин? Иль туча? Иль ночь грядет?
Я один в непролазном дождливом владимирском поле
В золотистой смуте истоме мерцанье стоянье сентябрьских свистящих
                неближних лесов…
Где ты мой листопаде кроткий?..

СТРАХ

Мясистый ствол ночного дуба декабрьски лют
В такую ночь замыслил царь усекновение голов
На шеи опустелые единоверцев преданных
Присели вороны пав с гробовых деревьев
Провидцы одичалыми перстами
Уставились в тела боярынь плачущих
И тем любезных сладострастному царю —
Я гордобровых вдов в свои постельные хоромы угоню
И речи тихие об их мужьях под одеялами зачну!..
В такую ночь самоубийца льнет к ножу
Народ к концу рыба ко дну...
В безутешных свечениях вьюг загробных
Дороги царских факелов — голов безвинных но казненных…

По сим путям к кремлям незащищенным
Пройдут бега татарских низких гонных пенных волчьих конниц неотмщенных...
 
               
МАМАЙ
Я плачу у пораненной апрельской брезы брезы брезы у березы
И роятся мухи и струятся д’ухи д’ухи соки
И стоят по всей Руси подрезанные плачущие брезы брезы брезы
И стоят по всей Руси святые плачущие божьи человеки человеки
                человеки
               
ВЕСТЬ
И Ангел Благовещенья стоял по колено в вешней мутной талой
                русской Нерль реке
И очами вешними очами отечными очами отчими очами тяжкими
                очами талыми глядел
И монах Тимофей с сырого брега пел
О Ангел охрани меня от талой палой мутной бешеной воды
О Ангел огради меня от топора Руси
Гляди — тут птица уж гнезда не вьет!
Тут дева косы не плетет!
Тут церковь по реке плывет!
О Ангел скажи весть!..

Но Ангел Благовещенья весть произнесть не смел
Дрожа в прибывчивой реке

КНЯЖНА-СМИРЕННИЦА АВДОТЬЯ
И склонил в ковыль
И уловил склонил в тырсу в ковыль в траву овечью смерть во тьму
     во тлен во марь курчавую во губь во грех склонил склонил
         налег напал нашел расхитил кроткое гнездо яйцо разъял
                нарушил развалил
И склонил склонил в ковыль
И гнал и гнул и мчал метал и до зари не стал не стыл не стыл не стыл
И конь татарский низкий отуманенный по-волчьи озираясь скалясь чуял
                охранял таил таил хранил следил
И склонил склонил в ковыль
И тешился чужбинный чумовой овчинный гортанный пахнущий иным
  конем ясачный воин до росы до утренней степной чужой опасливой
                до нашей русской русской до зари
И тешился и отвалился и отпал отполз как конь засушливый
                от явленной реки
И сонный валкий вязкий и пропахший необъятным семенем своим
  походным и вызванным иным покорным упадал уснул упал ушел
     в росистый в чуждый в затаившийся дурман дурман туман
                туман ковыль ковыль ковыль
И встала и взошла и русы златы круглы косы повязала собрала
                вокруг безвинного блаженного чела чела чела
И покосною холщовой белой девичьей разъятою изрытою измятою
          святой своей рубахой русской воина студеного уснувшего
                степняка чужака иного ярого покрыла убрала
И пошла чреватая нагая осиянная пошла улыбчивая тихая
     по росным родным журавлиным по холмам полям пошла

КНЯЖНА-ХРАНИТЕЛЬНИЦА АННА
 Русь уходит сходит в землю Русь трухлявая заброшенная квелая
                изба уходит в землю просится изба
А Русь уходит в землю позабытая забитая пустынная деревня
          горькая прогорклая косая сонная ковыльная лесная
                мшистая заросшая изба изба изба
А Русь уходит в землю одичалая забытая изба
А уходит в землю хворая да сирая да сизая изба
А одичалая земля мертва
А уходит а нисходит в землю разбредается прогорклая осмяглая
                полегшая изба изба изба
А уходит в землю тайная невинная блаженная сторонняя изба
                изба изба
И плачет плачет у недужного плетня плетня жемчужная чреватая
                княжна княжна княжна
И плачет у недужного у сирого плетня жемчужная холщовая
                чреватая чреватая княжна княжна
И плачет страждет кружевница сарафанница печальница княжна
                медовая медвяная пчела пчела пчела
И бежит бежит трубит трубит трубит в чертополохе в лебеде
      заблудший одичалый святой опустелый князя конь один
                един отшедший от удачливых татар татар татар
А Русь а одичалая уходит в землю забывается забытая
                забитая изба
А плачет у недужного плетня жемчужная чреватая княжна
               всевечная вдова вдова медовая медвяная пчела
А улыбается вослед пустынному ковыльному коню улыбчивых
                погибельных татар татар
И порождает сносит в забытой Руси в избе прогорклой одичалой
               низкой гробовой тайного погромного раздольного Руси
                раскосого двоякого кромешника царя
И конь разорванный оборванный чужой густой стрелою нутряной
                блаженно опускается в бурьян

Но!
Но сладка сладка сладка сладка! ай сладка одичалая малина у плетня
Ай Русь ай одичалая сладка! сладка сладка малина Русь у одичалого
                плетня
Сладка малина Русь сладка

КНЯЖНА-ВОИТЕЛЬНИЦА МАРИЯ
И вошла в реку княжна заступница Руси нагая да нагая да нагая
                дивная да чудная чудовая чудн’ая
И сияли ягодицы белые пуховые лебяжьи ягодицы снежные сияли
                отливали ликовали как жемчужные речные чайки заводи
И сияли и сияли и плескались как речные чайки опускались
      и вставали восставали в водах в водах в водах осиянных
И витали и лоснились и сияли лядвеи отмелями сокровенными
    речными серебр’яными нетронуто сияли ожидали ожидали
                ожидали ожидали
И сияли и стояли груди налит’ыми ой живыми куполами храмами
                телесными холмами млечными стояли да невинные
                сияли да сияли чайками распластанными
И сияли словно белокаменные ядра налит’ые груди белого телесного
         налива словно белокаменные ядра крепости упалой палой
                взятой степняками
И сияли груди белого налива словно ядра ядра ядра белокаменные
                крепости поваленной погубленного града
И сияли живые речные груди чистые речного жемчуга телесного
                омытые как белокаменные ядра ядра ядра
И татары в реку вбегали
И татары ленно брали добывали лоно княжье вьющееся малое
                малиновое настигали разоряли как гнездо
                малиновки молящее
И отбегали князи
И отбегали отбегали на конях отборных на конях кромешных князи
И упасаясь отбегали от реки мужи заступники князья лихие
                яро яро яро ускакали
Тогда княжна впускала новгородский срезень бабий нож секач
                двояк двуостр в живот пахуч текуч дремуч последнего
                охотника татарина

И белокаменные ядра как рябины нежинские как владимирские
                вишни наливались обагрились
Блаже!

ПЕСНЯ
                Жене Наталье во снегах
               
Ах ты один невинный снег
Ах ты один невинный брег
Ах ты одна невинна Русь ах у колодезя напьюсь
Из ледовой из бадьи
Ах Русь а человеки все невинные твои
Ах у колодезя упьюсь в снегах высоких утоплюсь
Но ты один невинный снег
Но ты один невинный брег
Брег жемчужного Христа брег завьюжного куста
Но ты одна невинна Русь
И у колодезя упьюсь водой водою синевой водой водою молодой
И ты одна невинна Русь и только очи льют да льют
У сирых хат у сирых хат невинно тополи стоят
У сирых хат у сирых хат мужи мережники поют
Что ты одна невинна Русь
Что ты один невинный снег
Что ты один невинный брег
Что ай лучатся ай снега что ай дорога глубока до полевого до Христа
О дай Господь о дай о дай
Дай помереть в пречистых в чистых во лиющихся очах в устах снегах
                снегах полях полях
Дай снежного хлебнуть навеки н’авек молока
Но ты одна невинна Русь
Но ты один невинный снег
Господь повей повей повей в снегах блаженнейших полей
Господь прими коль упасусь а коль завьюсь не сберегусь
Прими Господь невинну Русь прими Господь невинну Русь
Но ты один невинный снег звенишь вкруг брошенных церквей
Звенишь вкруг брошенных церквей
Господь помилуй и в метель
Господь помилуй и в метель Русь забытую в поле дщерь
Помилуй мил малую дщерь
Господь средь мерзлых деревень Христов колодезь ей взлелей
Бадью текучих хрусталей в уста атласные пролей
Помилуй мил малую дщерь
Но ты один невинный снег
Но ты один невинный брег
И у невинных дымных хат невинно тополи стоят
И у невинных дымных хат невинно тополи стоят
Помилуй Отче помяни Христов колодезь насади
Ииииииии
Бадьей ледовых жемчугов осыпь семью нагих кустов
Но ты один невинный снег
Но ты один невинный брег Блаже!

ПЕСНЯ СКОМОРОХА
А на холме блаженном невинный храм горит
И на холме блаженном блаженный храм горит горит
И князь заступник конник ускакал в чаду погибельных спасительных
                копыт
И воин пешец ратник сулицей чужой побит лежит
И дудочник скомрах навеки уязвлен отравленной степной осой стрелой
                изрыт измят дудит да тешится хрипит
И пьян звонарь в чертополохе ленном пыльно валко вольно
                раскидавшись бражно спит
И монгол с княжною круглотелой сарафанной спело спело спело
          в шелковом златом стогу мечет мечет мучит мучит мчит
                мчит мчит мчит мычит
И оттоль восходит восстает раскосый агнец полевой Христос Руси
Ай позови ай позови ай Сыне Отче упаси...
Ай упаси Русь Русь
И на холме блаженном храм блажен горит
Эй Русь овечья козья Русь
Эй кто тут кто тут не убит?.. не пригвожден?.. не обожжен?..

Но! Князь Димитрий яро яро мучит мечет точит меч о Дон!..

ПЕСНЬ МАТЕРИ ПЕРЕД БИТВОЙ
                ...Многим плетутся венки мученические...
                Сергий Радонежский
Мой последний мой сынок
Я плету тебе венок
Не на шею а на лоб
Не на хату а на гроб
А смертный конь скрывает дрожь
А ты не чуешь что падешь
Лишь знаю я да конь да Бог...

* * *
Все мужи на Руси станут воинами
И все жены на Руси станут вдовами
И все чада на Руси станут сиротами
И все березы на Руси станут ивами
Плакучими неизбывными...

Не дай Владыко

МОЛИТВА ДИМИТРИЯ ДОНСКОГО НА ПОЛЕ КУЛИКОВОМ

Господь! Господь! Господь!
Дай витязям твоим! Дай витязям воителям моим! дай дай испить
       у родников святительных целительных живительных Руси!
Дай витязям князьям воителям моим испить у родников
                колодезной Руси!
А мыши полевые упаслись? а витязи князья воители в убойном
     Куликовом поле полегли во смертных смертных смертных
          хладных хладных зататарских снах стогах Руси!
Ой Господи все отбери у нас! все души животы а дай а дай
                а дай Руси!
А Русь!
Ай Русь?
А шелудивая? а червем зароилась? Что покрыта? что изрыта червем
         кобылица заревая росная что что покрыта что изрыта
          что роишься что томишься тяготишься червем бьющим
             хлещущим что из очей — что из копыт?
                Что из очей — что из копыт!
Русь! что князья воители что витязи твоя твоя твоя что полегли
           в осинах в ясенях в березах в ивах в ржах в пшеницах
                в ковылях последних Куликовых очи очи смертны
                усладив прикрыв смежив?
Русь земля плакучих ив
Русь мольба покорных вый
Русь покос покорных глав
Эй! казни! круши! коси на блаженнейшей Руси!
Но!
Господь! о вышний Отче! Только витязей уснулых палых в поле тихо
                тихо пробуди да подними!
Отче! Певнем петухом рассветным прокричи о прокричи о пробуди!
Русь уснувших не усопших Русь святую Русь воительницу пробуди
И бегут бегут из сонных плевел ковылей встают князья воители
                радетели заступники Руси?
И полощутся жемчужными да льстивыми телами девы сарафанницы
             на отмелях Непрядвы дремной ласковой лазоревой реки?
И переклички переливы перезвоны вешних талых стайных серебристых
                лебединых колоколен в небесах Руси послышались
                вольны вольны вольны?
И шествия хоругвей разлились вольготно по ликующей по материнской
                по Руси?
Но!..
О Господи моих сынов моих воителей моих убитых палых родных
                невозвратных пробуди да тихо тихо тихо подними
А?

И князь Димитрий в поле мертвом Куликовом одинок грядет несет
                побитую победную высокую Спасителя Хоругвь
И двести тысяч убиенных уязвленных усеченных из последних
                из смятенных ковылей за Ней встают!..
У!

НА ПОЛЕ КУЛИКОВОМ

Воин воин в поле помер воин в поле упокоен воин в поле скошен
                сложен ко снопу главою
Матерь всходит в золотых колосьях матерь воина главу омоет родниковою водою
Матерь к очам воина склонна мирно неистошно
С холма святого поют бродят вдов пресветлых хороводы
Летают над полем стаи ангелов и воронов

* * *
И мать узнала смертный сына остов
В далекой чаще синей волчьей вольной,
К ручью его снесла, обняв спокойно, гордо,
И, отраженная текуче, молодой ногою вольничала
В песке светозарном,
И ушел успокоительный посланник-странник,
Но заблуждался и плутал он в красных елях,
А мать язычески сахарно запела,
И тут другие вышли матери игривоногие из чащи,
И тут она вскричала.

ЦЕРКВИ-ЛЕБЕДИ

А храм в душе стоял стоит а храм текуч плакуч стоял стоит в душе
                как в талой мартовской березовой воде воде воде
А храм стоит в душе как в мартовской святой родной воде
А бел храм стоит в душе как в талой Нерль реке реке воде
                воде воде
О Господи как хорошо! как свято! тало! вольно!
И храм в душе стоит стоит и тает тает и не тонет и не тонет
                талый талый и не тает и не тонет р’одный р’одный
И тала Русь тал храм в душе стоит и тает тает тонет и не тонет
И тает тонет и не тонет в талых талых в родных родных
                половодьях половодьях в рощах в перелесках
                в косогорах напоённых
Блаже! Боже! как далёко вольно в божьем алом русском
                русском родном поле
Боже! что так льнет тоскует торжествует талый снег
      у талого размяклого погоста где лежит столетняя монахиня
                вдова соборная святая дева Асенефа преподобная
И девая млада душа её неутоленная у вербного куста стоит
                невестой полевою снежной зачарованной
И грядет жених младой монах и манит за погост и улыбается
                и зубы его в’ольны
И манит за погост в алмазные во талые в чудовые чудящие березы
Русь! талая... вдова умерая монахиня молчальница печальница... доколе?
Да восстань да изойди из камня погребального погоста в поле вольно
                тало... да доколе?
Да доколе мертвою землею застят засыпают уморяют осиянный
                светлый лик твой кроткий божий?


Отче совлеки кладбищенскую пелену с очей ея бездонных
         бирюзовых васильковых полевых колодезных веселых
Отче пусть хлынут со кладбищ младые талы очи очи очи
                васильковые во поле
Отче доколе

Отче! в душе бел тал голубь храм ликует вьётся льется

* * *
А в душе бел тал голубь храм ликует вьется льется льется
А в душе бел тал храм
И где и где и где душа? где подо льдом жива душа жива
                река жива трава
А текло текло текло а течет а течет а сносит а уносит талый
                талый храм
А текут плывут а тонут русские колокола а хрипит а улыбается со дна
            последний русский бражный донный царь звонарь
А улыбается со дна текуч малиновый последний страж Руси звонарь
А улыбается со дна Руси звонарь
А тонет бел тал храм а нисходит к звонарю текучий верный храм
А у подножья русского распятого Христа народ распятый русский
                талый сонно бражно утопает утопал
И крест березовый ветх ветх и тал и тал и тал
И гвозди чешуйные бредовые текли текли с распятого с разъятого
     с кудрявого с голубоглазого со русского со деревенского Ивана
                со Христа
И гвоздье талое текло по пл’ечам по устам перстам по лону по ногам
И гвозди талые по русскому родимому Спасителю текли
О Господи да сколько литься христову гвоздью по Руси
О Боже дай гвоздинные пчелиные горящие дремучие бескровные
  застойные ладони язвенные в вольны воды окунуть смирить забыть
О Боже дай с креста хотя б на миг сойти
Дай в талых вольных русских водах дай напиться дай забыться
                дай зайтись дай рассмеяться раздышаться изойти
Дай к звонарю навек на дно веселое сойти
О Господи что л’юба Русь люб’а или с креста или со дна
Что у подножия распятого народ распятый сонно бражно утопал
            да прозревал да выплывал да воскресал да восставал
И бил со дна царь колокол и пел со дна веселый бражный царь звонарь
И русский Спас сходил с березового талого креста и был улыбчив
                весел осиян

И вырастал из талых вод жемчужный храм корабль…
Русь... Таль... Даль...
Судьба...

* * *
А в душе храм
А в душе бел тал ликует льется вьется вешний голубь храм храм храм
А в душе льется бел тал храм
Ай сладко ай на языке ай ай в гортани алой талая алмазная веселая
                вода с ракитного облезлого куста
Ай пью лижу беру полевые мятые веселые лучистые снега
И не хладят и не берут гортань
А в душе тал храм
А в гортани сладка осиянная вода
Но у дороги деревенской сирой талой талый ветхий Крест
                березовый стоит плывет стоит
И Распятый Одинокий Ж'ивый — всё Он ж’ивый — за холмы
           валдайские глядит и не молит не шепчет не таит
И где распят пророк — там распят народ
Там река не течет там трава не растет
Но река течет но трава растет но обходит Крест издали народ
Но плывет Распятый средь талых вод
На Кресте Живой по деревням забытым плывет
На Кресте по Руси по талой Спас плывет улыбаясь распято

Отче помилуй с Креста восходящего
Помилуй Русь талую

Блаже!.. Помилуй распятую...

ЖУРАВЛИ
Журавли полетели на Киев
Журавли полетели на теплыя воды на воды на воды на воды
А пью пью у хладного студеного у русского и одичалого у скитного
                у скитного колодца у колодезя
А плачет плачет плачет древляя жена под древлею сарматской русской
                русскою сосною под сосною
А плачет жена под древлей русскою сосною
А журавли полетели на Киев на Киев на Киев
А плачет жена над Русью над скитом родным журавлиным родимым
                родимым родимым над ск’итом
А облако млеет тлеет осеннее облако над поздней померклой невзятой
                дикой хладной мякотью лесной малиной малиной малиной
А плачет жена косынкою снежной слезной слезною оберегая провожая
                лепетливую говорливую станицу станицу станицу
А журавли полетели на Киев
А плачет плачет жена светлыми слезми омытая умытая у сиротинного
         тына у храма забитого у поля убитого у поля убитого забытого
Ай журавли лепетливые б’ывые бывые бывые
Ай деньки девьи мои вешние талые сладкие летние малиновые
    малиновые вешние голосистые ах бывые ох бывые ой бывые
А летят летят летят журавли над Русью над ивой над липой
                над церковью над ск’итом
А летели а летят летели журавли на Киев на Киев на Киев

А куда мне куда мне куда мне а я в поле скошенном обмерзлом
                сизом простыну остыну стыну душу выну
А куда мне журавли кручинные а в поле а в поле ледовом остыну
      изникну душу выроню нечаянным ведром в колодезь стылый
Ай помедлите ай продлитесь ай ай ай ай ай удержитесь ай ай
                подождите
о Боже о немного подождите в небе сиром сиром сиром милом
                материнском хвором милом милом
Боже Боже ой продлитесь над косыми земляными р’одными
            родимыми слезными моими избами колодезными избами
А плачет плачет жена жена свято плачет страждет немо плачет
          плачет плачет под плачущими журавлиными станицами
Ай плачет плачет страждет ай трепещет ай жива жива ай зрела зрела
           ай смеется смеется дева жена Русь смеется сарафанница
                смеется под живыми журавлиными станицами
Ай машет машет машет вслед вослед вовек веселою косынкой
А полетели полетели а летели а летят летят летели журавли на Киев
                Киев Киев
На теплые воды на иные на иные на иные а летели от колодезей
        ледовых от родимых нехранимых от безвинных серебристых
А летели журавли а пели пели пели в поле светлом светлом светлом
    cв’етло св’етло голосили голосили голосили в колокольных
        чистых небесах Руси малиновых малиновых малиновых
А уходили в небесах малиновых малиновых малиновых малиновых
А жена златокоса улыбаясь улыбаясь в сарафане древлем полевом
      холщовом кротком зл’атом златом златом златооко златокосо
      вслед им тихо тихо тихо покорно возносилась возносилась
                возносилась над стогами сизыми над милыми
А журавли а длились медлили а чуяли а ликовали уходили
                уходили уходили
А луговые полевые травяные бражные слепые русичи вослед жене
     вослед станице вслед хмельные бражные святые падая во хладные
           поля поля поля молились прозревали никли восходили
А журавли текли брели над Русью Русью Святой Чащей Чашей
                Скрыней неизлитой неиспитой

А уходили журавли неизбывные
А уходили уходили уходили

ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ КРЕЩЕНИЯ
Вселенский тысячелетний недвижный снег стоит струясь над Русью
Вселенский тысячелетний старинный снег идет летит течет над Русью
Библейский православный священный крещеный распятый снег
                стоит над Русью
Где близится в слепых больных градах полях где близится
              в заброшенных церквах тысячелетье русского Христа

Его следы малиново нагие скоро явятся провьются во снегах
                святого Рождества
Его следы малиново босые скоро явятся в крещенских прорубях
                иорданях пропастях
Но!
Кто будет пить малиновую талую святую воду из следов
                святых Христа
Кто будет возводить Его на Крест кто будет пеленать
                снимать Его с Креста
Кто воскричит взовет что Он как птица возлетел взошел воскрес
                восстал с Креста во небеса во все края
Русь иль Иудою вселенским ты от Бога отреклась

Кто встретит Святогостя Святоспаса позабытым вольным
               колокольным звоном курским бедным хлебом солью
              в нищих наших пьяных кривых косых деревнях градах полях
Кто будет талым вещим языкастым снегом Его язвы змеи раны
                врачевать обмывать лелеять целовать ласкать
Вселенский тысячелетний старинный снег вселенским саваном на Русь
                валит идет идет летит
И скоро скоро скоро тронут саван Его летучие целебные стопы
Вселенский Спас! старинный гость! тысячелетний путник под
      старинным вечным снегом! чт’о чт’о чт’о Тебя сюда влечет
                томит манит
Ты не найдешь здесь ни Руси ни храма ни народа ни приветной
                хаты ни глотка протянутой колодезной воды!

Лишь ветхая жемчужная тысячелетняя метель как моль вселенским
 ореолом нимбом пламенем восстанет закружится бешеными
        льдистыми небесными плеядами снопами вокруг Твоей
                улыбчивой и одинокой головы

Господь! Но! Ты грядешь! Ты рядом! во кромешных сн'егах рядом!

Ты!

ПЕСНЯ В ПОЛЕ

И чисто ясно зрело пахнет желудями атласными сытыми сентябрьскими
                палыми крутыми живыми травяными
И перо отлетной кочующей спелой птицы лоснится
И уж грядут грядут грядут в небе Руси говорливые лепетливые
        лазоревые неоглядные ненаглядные станицы вереницы
                дружины журавлиные
И уж грядут пошли станицы вереницы слезные высокие святые
                божьи вольные дружины журавлиные
Ай птичья Русь
А где воля-то твоя?
А только воля в стаях необъятных лебединых журавлиных
                быстрых быстрых быстрых
И стою я в поле Куликовом утреннем дымчатом сиротливом
                вдовьем нашем русском поле неповинном журавлином
Ай летят стаи родимые
Ай летят стаи голубые
Вереницы лепетливые
Станицы говорливые
Извилистые родные родимые сокровенные
Святые
Ай летят дружины журавлиные
Уже уже уже былые бывые
Уже далек’ие далек’ие далек’ие
Ай летят с Руси на Киев Киев Киев
Эй!
Ау ау ау!
Помедлите
Похлопочите
Покружите
Погуляйте
Покричите в бедном нашем сиром снежном русском небе
                ледовитом!
Но изникают скоротечные станицы за дубравами златыми
       золотистыми хранительницами изумрудных палых
                чистых желудей живительных
Но изникают истаивают станицы
Дружины
Вереницы упоительные длительные
Уж дремливые
Уж смутные
Уж дальние
Уж дымные
Уж дымные
Уже невидимые незримые невозвратимые
И только перья падают на Русь прощальные летучие
                пречистые
И падает ложится на стылую мою дрожащую ледовую ладонь
                живучее певучее перо
И долго долго долго все шевелится
Не унимается
Колышется колышется
Все бьется вьется словно рыба серебристая задумчивая переливчатая
Владыко!
Господи!
Пусти! пусти! пусти!
Да дай дай дай над Русью!
Над осенней
Дымной
Дальней неоглядной святой слезной
Над родимой!
Да со птицами!
Со птицами!
Со птицами

ВЕСЕННИЙ ПЛАЧ

И тает Русь и храм и лес
И тает душа камень
И талый конь в воде очес
Плывет не выплывает...
               
ХОЛМ
Холм трав талых птиц палых приплодов запоздалых
Холм княжны-жены-праведницы убегшей от охотливого
                татарина
Сноп цветов вялый в ее руце
Князя ожидающей
Князя тремя стрелами задавленного запятнанного
                атравленного свято...

Холм пчелиных медовых привольных баранов...

* * *
Святой Авва Иоанн Кукузель покровитель коз
Забрел на Русь чтоб пасти коз
Но не нашел на Руси ни одной козы
И затужил побрел в лугах в лузях роняя слезы и серебряны власы...

* * *
Там русский храм заброшенный стоит весь затонувши весь забывшись
                в золотых глухих октябрьских листопадах
И тихо вечно неповинно неопалимо светит золотыми телесными
                куполами
И по ночам
На дальней колокольне звоннице
Кто-то дивно поет
А потом дико рыдает
А поутру он пропадает
Иль отлетает в небеса
Иль головою бражной насмерть вниз бросается в златые листопады

Русь
Иль твой пьяный неутешный Ангел мается?.. меж небом и землей скитается?..

ВЕЧНОСТЬ

Крепчал тюльпана царский ствол
Сосуд из красных лепестков дождем был полн
Сосуд венчанный путника поил
И дальше путник шел средь древностных могил

А мир — лишь до поры запрятанный погост
Испил тюльпан
И пал
И крест возрос...

МУДРОСТЬ
В поле воля в море челн в лугах ягненок рожден удручен
В небе ястреб увлечен в храме странник уязвлен
Червь в плод вполз и там почил отрок деву укусил в плечо
Всадник пешего топтал у реки гусляр играл
На малиновый погост проносили тело
Чье?
 
ПОЭТ
Поэт густоволос когда ложится в гроб
А матерь зачарованно глядит за небосвод
Господь?..

СТРАННИК
Лесов новолунных полунощь в малинниках лики жуков приблудных
А яблоню червь подсекает бесшумно а деву юнец совлекает бездумно
А рыбы с реки любопытно взирают а в лодку рыбарь их рукой собирает
И спит на прибрежной траве божий странник босой
И снится ему над могилой его крест златой
И фыркает конь водопойный — чрез ноздри его протекает река изгибаясь
И пастуха сверчок небесный манит в поля из сеновала

Свято плывут мимо спящего странника дальние ладьи
                с богомольцами балакающими

* * *
                М. Т.
Маргарита Маргарита
Этой ночью этой ночью на дальных на владимирских погостах
        содвигаются чудят древлих русских монахов чудотворцев
                нагоходцев плиты святые забытые
Этой ночью этой ночью Маргарита Маргарита Маргарита
Этой ночью я брожу в лесу ли в поле Маргарита
Чу!.. Иль чую иль слышу Маргарита
Иль над Русью забытой плывет поет грядет во небеси колокол
                забвенный смутный позабытый
Ай Маргарита ай твое платье белопенное живое лежит в траве
                как ветвь черемухи обломанная сбитая
И на Руси стоит месяц июль грозник душный душистый
                молитвенный
И мечут меды липы медоносы и вьются теснятся пчелы осы восковые
                медосборщицы медососы избыточные сытые
                златые златые золотые
Маргарита Маргарита
Заблудился затерялся я что ли в русских наших лесных земляниках
                в текучих гранатовых малинниках кротких хрупких
                безвинных беззащитных

Маргарита а Русь стоит объятая взятая объемлемая слепыми
                неоглядными ливнями
А стоит Русь позабытая полоненная Самсона неизбывными
              травяными несметными сеногнойными ливнями
И лежат в полях непролазных хлебы хлеба страдальцы неповинные
Русь Русь по тебе и хлеба полегли неповинные
Ай Русь ай все тут неповинный повальныя пианыя блаженныя
                молитвенный неизбывныя
Ай Русь ай заблудился затерялся замотался я что ли в твоих терпких
              лесных ночных  хмельных земляниках малинниках
И персты одичалые пахнут текут земляниками
И уста страждущие пахнут текут молят малинами
Ай Маргарита Маргарита
И я беру берегу дрожащими перстами земляники неизбывные
                избыточные
И я беру дрожащими устами малины тайные пахучие медовые
                малины текучие живорубиновые
Но они не даются и текут струятся со перстов со уст моих
                в травы тайные дремучие тишайшие великие
И я стою устаю усмиряюсь смиряюсь как схимник младый средь
                русских средь наших сомлелых блаженных невинных
                малинников пугливых
И нетронуто падают в травы ягоды малины малины малины
                избыточныя несбыточныя несбыточные

Ай Маргарита Маргарита Маргарита
Ай дево дева жено Русь моя блаженная сомлелая текучая
                малинница несбыточная
И ты берешь со травы росистой платье позабытое и уходишь и нагая
        светишь долго долго в ночи ночи ночи кустом жасминовым

Маргарита Маргарита ты ли? ты ли? ты ли? ты ли...

* * *

И ч’удно светло от желтого древа от пруда ветреного
                от гнезда воздетого
От медового древа веющего
От палого плода в травах садовых срезанных
От шмеля увядающего на цветке небесном
От могильника смирного тысячелетнего младенца
(Благословен твой исход под слезами матери пресветлыми!)
От крыл стрекозы крыл на р’еку слож’енных блаженных
От стаи за облаком певчей нездешней
От царственной вдовьей благодарственной церкви
Светло вселенски.

ВИДЕНЬЕ

И на реке туман идет
И на реке туман туман идет идет
И на реке туман туман туман идет идет грядет грядет грядет
И на реке туман нощной нощной стоит стоит стоит
И на брегу костер горит
И на брегу брегу костер костер горит горит горит
И у костра улыбчив Иисус Христос сидит сидит таит таит таит
И над главой его осенний белый филин сирин осиянный
                ворожит стоит стоит стоит
И Иисус улыбчив у костра пустынного сидит сидит таит хранит
И простирает длань печальную длань отчую родную за речной
                нощной туман туман туман
И словно гладит гладит и ласкает и лелеет отчей дланью дальней
    дымной за туманом малое заблудшее притихшее дитя дитя дитя
И словно гладит сладкими сомлелыми забвенными перстами за туманом
     малое заблудшее льняное золотушное притихшее родимое
                сиротское дитя
И словно гладит за туманом малое осеннее дитя дитя дитя

И за туманом Русь
И за туманом Храм

ПАРАСКЕВА ПЯТНИЦА

Животина моя животина русская скотина корова плакучая в оводах
            в слепнях одна одна бродит в сиротских пустынных полях
                полях полях
Животина русская моя родимая одна
А твой хозяин пастырь русский уж полвека иль убит иль мертво пьян
                спит в конских необъятных щавелях
Животина ты одна в полях в бездонных беспробудных лопухах
                в бурьян-батый-татарниках-травах
Но тут грядет крестьянка травяная в зеленом изумрудном полевом
                лесном сладостном позабытом тереме сарафане
И к одичалому вымени коровы животины ладно смиренно умело
                спело склоняется припадает
И отгоняет сытых оводов слепней малиновых и сосцы оглохшие
      сосуды заросшие одичалые землистые очищает осиянными
       перстами омывает певучими радостными брызнувшими
                просиявшими молок’ами
Да кто ты крестьянка доярка цыганка странница избранница

И она улыбается
И она Параскева Пятница
О Матерь!..

НИКОЛАЙ ЧУДОТВОРЕЦ МИРЛИКИЙСКИЙ

Он дал обет молчанья на Руси немой молчащей
Он дал обет молчанья на Руси опричной на безбожной на опасной
Он брел монах молчальник в дальных переславльских рощах тайных
                наших стародавних листопадных
Но листья падая слетая за него шептались маялись:
О как печальна Русь! Как люта слезна! Как печальна!..
И в голос он тогда завыл завыл заныл как баба вопленица плачея
                плакальщица:
О Русь! О родина! О дщерь моя! О слезная! О хладная!
О как же ты печальна!
И падал горестно и жадно многажды в златопарчовые бездонные
                постели листопадов

Николае...

ИОАНН ЛЕСТВИЧНИК
Святой Авва Иоанн Лествичник муж скорбей в венце молений
        и с высокой вольной как сторожевая деревянная вышка
                Л'ествицей
Пришел на Русь блаженную нынешнюю чтобы проведать
            укрепить православный русский народ в исконной
                древней сладкой вере вере вере
И поставил в суздальском осеннем поле божью Лествицу поднебесную
И она взялась встала в русском поле как афонская сарматская
                сосна греческая
И стояла в поле одинокая восходя за облака текучие осенние
И воззвал в поле дождливом Святой Иоанн Лествичник моленный
О русские люди! иль стали как муравьи земные а не птицы небесные?
Иль в пианых косых немых курных избах забыли о церкви о Боге о небе?
Но из изб из полей из неоглядных непролазных дождей не было
                Иоанну ответа
А была только немь да хлябь да тоска кручина полевая лесная
                бесконечная
Тогда древний старец Святой Иоанн задыхаясь маясь умирая
            в туманном дожде взошел на верхушку Л’ествицы
И оттуда увидел всю Русь без единой лебединой храмины церкви
И застенал зашептал устами старческими пенными последними
О Русь да без церквей моих ты словно матерь роженица без грудей
                без сосков лиющих млеко
И чем напитаешь новорожденное дитя? и чем утешишь человека?
О Господи да как же Ты дозволил?
И с поднебесной Л’ествицы седой летучею главой метнулся насмерть
                в горестное суздальское поле
Но был он ветх и сух но был он в вольном саване хитоне афонском
И набежавший русский вечный ветр Его понес над Русью
                бережно покорно

И поныне носит
О русский человече подыми воздень небу очи
И узришь Лествицу небесную и летающего Старца над собою...

АФАНАСИЙ АФОНСКИЙ

Святой покровитель строителей Авва Афанасий Афонский
                могутнотелый
Пришел на нашу Русь с афонским двуручным топором блаженным
Чтоб укрепить освежить обновить поправить русские древлие
                храмины церкви
Но увидел что церкви стоят заброшенные опустелые осиротелые
                рухлые угнетенные обреченные
Тогда Авва Афанасий во гневе забросил метнул в небо русское топор
                тунный священный
И ушел в Афон согбенно одиноко опустело моленно
А топор упал с русских осенних бедных небес на русскую бедную
                землю
А топор упал в русское дождливое поле близ Переславля-Залесского
И ныне лежит там забвенный
О русский безбожный многоядный многогрешный заблудший ветхий
                веселый пианый человече
Иль не пойдешь в поле переславль-залесское и не возьмешь топор
                блаженный
Иль ты навеки пьян и тебе далече?..

ПЕСНЯ

Ой вы хвойные хоромы
В вас бы сгинуть навека
В вас уснуть бы навсегда
Да на тихих на холомах
Обворованы обломаны
Словно ветви май-черемухи
Плачут храмины Христа
Плачут сироты Христа
Уповают уповают
Русский божий человече
Уповают на тебя...

СОН

И было во сне мне видение чистой воды
И было во сне мне видение вешней воды
И было во сне мне видение светлой воды
И ангелы слетали расплескались разлетались в шелестах цветущих
  бражных пенных сплошь монашеских кладбищенских садов садов
И ангелы летали в травах радужных лазоревых лугов лугов лугов
И задевали очи моя очи моя очи очи очи инока лугов лугов лугов
И задевали очи моя инока лугов
И костромские быки нерези лежали неоглядно в заводях березовых
                коров коров коров
И белых агнцев в куполах церквей витал кудрявый рой
И белых агнцев в куполах златых златых церквей витал витал витал
                кудрявый божий кроткий рой
И из колодезя из ветхого из деревенского прохожий Иисус пресветлу
                ясну круту крепку кротку воду пил
И чрез погост церковный в поле медуницы уходил
И в поле спал обвеянный объятый пыльцой пресветлых пчел да бабочек
                густых густых младых младых младых

И было во сне Ему видение чистой Руси
И было во сне Ему видение вешней Руси
И было во сне Ему видение светлой Руси
Спасе Грядый пробудись

НИКОЛАЙ УГОДНИК

И с вечерних богомолий шли по полю гороховому дурному шли святые
                наши русские старухи боговдовы
И с вечерних травяных июльских росных богомолий шли старухи наши
                боговдовы русских войн бездонных
А с холмов шли юницы богодевы
А с вечерних дымчатых коровьих кадильных русских наших кочующих
                холмов шли юницы отроковицы богодевы
И встречь им шел странник скитарь полевик наш русский
            Николай Угодник с камышовыми пшеничными ржаными
                златыми власами соломенными вольными
И тихо улыбчиво сказал уронил средь вечереющего русского нашего
                поля спелого козьего горохового
Богодевы Руси! а быть вам боговдовами
Боговдовы Руси! а быть вам ангелицами полевыми божьими

АНДРЕЙ РУБЛЕВ

И майский Ангел на холме Федосьином стоял
И майский первый Ангел на холме Федосьином стоял
И холм струился солнечный и Русь далёко-далек’о чиста ясна была
И стоял Ангел на холме и Русь по-птичьи далеко обозревал
И струились зыбкие смиренные сложённые блаженные лучистые
                пречистые всеталые его крыла крыла крыла
И девочка Мария из села Федосьина холомами чудовыми брела
И набрела на Ангела и зашептала: Бела бабочка!
Первоначальная! Весенняя! Подруженька летучая!
Со мною поиграй! позавлекай!
И Ангел весел отлетал на ближний нежный холм вставал и верно
                прирученно ждал
Мария! Догоняй!..
И девочка за ним бежала догоняла и смеялась гладила его по перьям
             крыльям несказанным по власам очам устам очарованным
Ай! Русь! Месяц май! Кто забрел в холмы — гуляй!.. Ай... Ах!
И бежали и резвились и летали и струились
Ангел мая Ангел мая с сельской девочкой Марией в русских
                лепетных холмах
ПРОРОЧЕСТВО

Русь Русь Русь Русь
Обрящет обрящет обрящет обрящет
И оглянётся оглянётся отзовется во лугах лугах святых святых
                зальется
И отзовётся в угнетенных окропленных окрыленных колоколах
                колоколах исконных
И заполощет заполощет в рощах рощах сарафанами росными
                росными
И наполнится наполнится неисчислимым воинством степных
                захожих странников апостолов
И рассмеется рассмеется рассмеется у колодезей колодезей
                взращенных во ладонях во Христовых

К ПОТОМКУ

Когда завеет брезами осенними
Когда завеет брезами осенними осенними
Когда завеет брезами осенними осенними осенними
Когда завеет брезами осенними Руси
О помяни меня о друже помяни
О помяни меня на поле охладелом
У изб окоченелых опустелых
У ивовой церквушки помяни
И у колодезя святой младой воды
Когда завеет осиянными березами Руси
Когда завеет осиянными березами Руси
О помяни меня о друже друже друже
О не оставь меня о Боже Боже Боже
Еще продли меня продли продли продли
Дай долготу дний
О Господи
Продли
Помедли
Удержи
О помяни меня о друже помяни
Когда завеет брезами осенними Руси
Когда завеет осиянными березами Руси

* * *

Тот огнь в котором Русь горела
Досель живет досель чадит
И в наши души в очи в тело
Отравой слезною бежит

ИСХОД

Где издохли орды чужеродные в Куликовом поле я обвеян
                ромашек лепестками склонными
Ох земля твои погосты многослойны ворогов походных
Всех сынов новолицых загробных приимешь заботливо
Гусь летит на святую Русь — а под ним иноземец скачет:
Гусь кажи мне последний путь
Гусь ты видишь — я не вернусь
Конь вернется к дитячьим стоянкам к невестам зряшным
                к кибиткам с гнездами ласточек
Прощай гусь...

Русь!..
Воительница!..
Будь!..

ВЕРБНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

И снег апрельский неожиданный летал витал блуждал
И снег апрельский вербный ветхий полевой витал летал да уморял
                озимые хлеба
И белого талого вербного захожего осла и седока улыбчивого всадника
             цыгана заметал туманил заносил забирал усыплял отнимал
Но у деревни у Федосьино храм благовещенский разбитый палый
       присмирел учуял и в снегах разверстыми разъятыми окнами
                куполами вратами весь внимал
И тут учуяв перестала тайно разрушать разбирать точить его разрыв
                трава сорняк трава сонь тлен трава
И летели и лелеяли русские такие поздние! такие горькие! такие сладкие
              летучие снега архангельские талы талы живы живы кружева
И всадник седок пил снега летучие невинные устами аравийскими
                пустынными и все шептал шептал шептал
О Боже охрани не остуди озимые русские безвинно нищие хлеба!
      о дай сим низким бражным деревн’ям градам! дай горемычным
                русским сл’епым сим избам! людям! полям!
И там лебяжья верба рьяно нежно в снегах нежданных пуховых
                татарских лютых расцвела
И осел ветвь жемчужную чудящую ветвь алебастровую снежную
                молочную пил брал жевал
И седок ветвь отнимал отстранял от осла засушливого ветвь талу
                упасал отбирал
И падали снега и падали сережки пухлые вербные алмазами на дивны
             смоляные чисты млады чужедальние невинные его власа
И поднял всадник перст и снегам повелел запретил приказал
И стали снега и стали ясны небеса
И стал ясен вербный Спас и дальний неоглядный след Его Осла
И Русь-Голгофа со холма Федосьина вся стала беспредельная
     бесцельная бездонная безбожная святая пьяная болезная
                видна слышна близка ясна
И уж бежала уж ярилась уж стремилась из деревни ближней
        с топорами досками гвоздями бражных мужиков иуд толпа

ГЕФСИМАНСКИЙ САД

И там был сад за нищенской оградой
И там был монастырский дряхлый древний одичалый сад
                за нищенской кладбищенской оградой
И там был снег апрельский русский поздний вялый талый
                тяжкий полевой остаточный
И там лежало низко тленно кладбище погост почивших
                русских св’ятых схимонахов
И дымились творились стволы сырые монастырских дальных
                одичалых яблонь уповающих
И Он сошел с осла жемчужного дрожащего и сел на истлевший
                надгробный белый камень
И дико дивно Он глядел на поле вдовье русское на поле неродящее
           на церковь на холме скорбящую на деревеньку ближнюю
                кривую темную заблудшую болящую гулящую
И пал на камень ветхий ликом светлым снежным дивным девьим
                необъятным
И молил молил молился лик свой ж’ивый окуная в хладный
  податливый камень и камень расступался раздвигался расширялся
О Господь! Ты знаешь!.. Завтра пить мне из последней смертной чаши!
Отче! Уж кричат по всей немой святой Руси сырые петухи одни
                одни не спящие
Отче! Уж на крест мне рубят валят две березы мужики иуды
                из Федосьино деревни сонной топорами тайными
                ночными вороватыми
Отче! знаю знаю знаю знаю знаю
Отче! только не оставь голодного гортанного захожего моея осла
                в полях во сн’егах алебастровых останних
Отче! только пощади погладь согрей шелк’овым иерусалимским
       щедрым южным ветром русские озимые хлеба невиноватые

РАСПЯТИЕ

И сотворили крест из двух берёз
И сотворили в поле талом крест из двух порубленных берез
И сотворили в поле крест из двух струящихся апрельских брез
                брез брез
И подняли Его как птицу сбитую с сырой родной земли и вознесли
                пригнали возвели на крест кривыми рваными гвоздьми
И свежесрубленные брезы на власы на лик улыбчивый на очи
      на уста Его струились таяли кручинились печалились текли
И окрест тонули в поле талом низком нищем в пьяных ватниках
                в кирзовых сапогах невинные иуды мужики
И с дальней смутною улыбкою сказал шепнул метнул Иисус Христос:
О Русь!..
О родина!..
Голгофа!..
Сладок сок твоих берез!..

ВОЗНЕСЕНИЕ
И ночь ночь нощь изшла
И ночь Руси изшла изшла изшла
Гой Русь всю ночь кричали убивались умывались убывали петухи
                недужные твоя
Гой Русь всю ночь по-волчьи выли псы весенния вселенския псы
                талыя твоя
Гой Русь гой избяная самогонная осмяглая слепая талая гой Русь
                а ты всю ночь спала спала спала

Но! ранним ранним утром Он пошел взошел Он взялся снялся
                с тихого Креста
Но! ранним ранним ранним утром Он в лазурном небе во льняной
                рубахе русской встал встал встал стоял
А поле снежное апрельское как свежее яйцо пасхальное светилось
                пело водами великими талыми шумело
А пело поле апрельское
А стояли пьяные бессонные босые сизые мужики да бабы
         с куличами в водах полевых многошумящих серебристых
                по колено по колено
А стояли неповинные а в небеса очами полевыми васильковыми
         родными русскими уповали глядели глядели глядели
Батюшко! распятый наш! блаженный! погоди! побудь еще немного
                в нашем нищем неприютном русском небе!
Батюшко! осени с креста с небес распятые кривые наши пьяные
                невинные деревни деревеньки!
Батюшко! отец безвинно удушенный иль расстрелянный! помедли
                в нашем сиром небе где и птицы ныне не кочуют
                перелетные запретные
Батюшко! прости нам крест березовый по пьяной слепоте тоске
                затеянный содеянный
Батюшко! не уходи! не отлетай! помилуй! пощади! помедли!
                Лебедь! лебедь лебедь лебедь

И Он сказал с небес: Блаженны вы моя заблудшие полевые
                возлюбленные дети!
Блаженны чистые как апрельские брезы!
И полетел пошел над полем и долго полотняная льняная Его рубаха
                в небе дальнем таяла белела
И долго долго долго полотняная пресветая приветная несметная Его
                летучая рубаха над Русью синею белела

И белеет
Свете!..

                1976 - 1980