Вот наступает этот страшный сон...

Вот, наступает этот страшный сон
И для начала бьет ногой в лицо.
И сразу кровь. Я весь в крови, в крови.
Сейчас травить, сейчас начнет травить
Нахлынувший из сумрака кошмар.
Все тело повело, кромешный шквал
Обрушился, и грудь хрипит в излом,
И кто-то смотрит пристально и зло.
И чьи-то зубы – нестерпимо в лязг,
И чьи-то щупальца по мне скользят.
И горло душит ядовитый дым –
Как хочется быть вечно молодым.
Но не зависит от меня озноб,
И тело, словно неподвижный сноп.
Не чувствую, не чувствую его,
Проваливаясь в жидкое стекло.
В осколки крошится живая ткань,
И что-то серое срезает грань.
И только липкий выступивший пот
Мое сознание безвольно пьет.
Глаза сжигает едко пелена,
Нет сил смотреть на приближенье дна.
Когда же я пытаюсь посмотреть,
Навстречу мне в глаза несется смерть…
Сквозь смерть, в небытие, из серой лжи:
             Я буду жить.

О, как обидно обманулась ты,
Считая уцелевшие мосты.
И, неожиданно теряя власть,
Проверить свою слабость собралась.
Прозрачность рвет измученный капрон,
Волненье барабанит о ребро,
Расплавленные нервы тело жгут.
Слова – абсурд, твои слова – абсурд.
Отчаяньем терзается мольба.
Ее проносит прочь, она слепа.
И ожиданье замирает вдруг,
И безнадежность выточенных рук.
И эта безнадежность все сильней,
И тлеют ветви падающих дней.
И, не сумев болезнь свою унять,
Ласкаешь сновиденьями меня.
А наяву совсем чужая тень
Поглядывает алчно на постель.
И в слезном раздраженье чистоту
Ты топчешь, как опавшую листву.
В порыве вновь вернуть меня, вернуть,
Гадаешь в расплескавшуюся муть.
Пусть кто-нибудь незнающий, другой
Нарушит твой пылающий покой.
Гляжу, вдогонку с жалостью плюю:
          Я Вас люблю.

Срываю суетливые цветы
С охваченной пожарами мечты,
Сжигающей поступков алгоритм.
И по привычке мысль мою стремит:
Лишь объясняю выбор перфокарт,
Случайное шлифую в бриллиант
Необходимого. Жестокий Икс
С рождения в крови моей возник,
Безропотно ему я подчинен,
И как всевластно–недоступен Он.
И волосы в досаде шевельнет.
И неизбежность катится под гнет.
И вот снежинкой крошечной несусь
В завьюженную Немезидой грусть.
В повиновении у темных тайн
Я отдаю неведомому дань.
А мне в ответ – ни света, ни тепла –
Кружит, кружит назойливая мгла.
А сам совсем не значу ничего,
Слепое проявление Его.
И замирает мой просящий клич
В попытке жалкой глубину постичь.
И обреченно ставится печать,
И остается медленно молчать,
Но ловит ускользающий момент
          Рожденный ген.

Не отыскать заветное число,
А на хлебах причудливый залом.
И вздрогнул перед смертью человек,
И время продолжает жадный бег
В непроницаемую простоту,
В которой ослепительно растут
И погибают бурные миры.
Источник, что для сущего сокрыт,
Везде отрезок вечности воздвиг,
И весь отрезок – беспощадный миг.
Пронзительно–призывен сердца бой,
И утверждает он, что я живой.
А мозг уводит в бесконечность жизнь.
Начало и конец ее зажглись,
И в отблесках враждебного огня
Швыряет обреченного меня.
И угрожающий водоворот,
Сжимая, тянет в распростертый грот.
И кажется, что я вот-вот порвусь
Надкусанною ниткой (Ну и пусть!)
Между нависшей Бездной и Землей,
Но манит миг бегущей колеей.
И утренней надеждой впереди
Притягивает и опять вперед летит,
И с тихой лаской светит мне всегда
          Моя звезда.