Мастер и Маргарита. Глава 11. Раздвоение Ивана

 

Раздвоение Ивана.

А за окном вовсю бурлили страсти:
Дождь лил стеною мутной, и молнии, и гром.
Казалось, навсегда… не будет больше счастья,
В него, коль откровенно, и верилось с трудом…

Покорная река бурлила, как будто бы кипела,
Сосновый бор за нею, размазавшись, исчез…
Сверкало где-то страшно, и часто: то и дело
Из, словно расколовшихся иль лопнувших небес.

Поэт один в палате. Сидел и плакал тихо.
Вокруг него разбросаны бумажные листы…
«Как раньше – думал он – я словом правил лихо,
Но это было раньше, когда имел мечты…»

А что же он писал? Опять стихи, поэму?
Ну, что вы? Нет, конечно! И вовсе даже – нет…
Нет, труд был, скажем так, на заданную тему:
Перечисленьем занят случившихся с ним бед,

Что приключились в день теперь уже вчерашний.
Никак не получалось достойно описать.
Куда-то делся слог послушный и всегдашний,
Исчезло и уменье логично рассуждать.

Начало выходило легко и даже бойко:
Куда и от кого, потому уже кому,
Но дальше мешанина. Всё путалось настолько –
Не то, чтобы кому-то, не ясно самому:

Мы вчера с покойным Михайлой Берлиозом
Отправились вдвоём на Патриаршие пруды.
И тут же в голове послышались вопросы:
Позвольте, как с покойным сумели вы туды?

Отбросил этот лист, решая всё исправить,
В конкретных уточнениях полнее прояснить,
И словосочетанье «впоследствии» добавить.
Добавил, но внезапно исчезла мысли нить.

Как указать причину нелепой, странной смерти?
Быть может, сделать сноску про жуткий тот трамвай?
Мол, так оно и было, не сомневайтесь, верьте!
Примолкшая аллея, Луна, как каравай…

Чтоб те, кто прочитает, не думали, что спятил,
«Не композитор» в сноске немного уточнил…
Да, что ж это такое? Какое-то проклятье…
Измучился донельзя, совсем лишился сил…

Оставив на потом капризное начало,
Решил о самом главном вначале рассказать,
Но мысли непослушны, вращались уже вяло,
Никак не получалось их стройно увязать…

До этого ему казалось: что такого –
Взять чистый лист бумаги, подробно изложить…
Но вот же ведь – никак! Коряво, бестолково…
Не получалось чётко, понятно разъяснить.

О чём же плакал он?  Горюя о прошедшем?
Да, нет… Бесспорно, нет… Он плакал о себе…
Но тут в его палату вошла зачем-то фельдшер:
«Случилось что-то, Ваня? Чем мне помочь тебе?»

Закрыла от ненастья – вниз опустила штору…
Иван не отвечал… Казалось, что не внял…
Та за врачом скорей бегом по коридору,
Чтоб меры очень срочно и экстренно принял.

Поставили укол… А после объяснили,
Что плакать-то  ему и не было зачем:
«Забудьте обо всём!» - сердечно попросили…
И за окошком стихло – гроза прошла совсем.

И даже бор заречный не страшный вовсе – прежний,
Сменив своё бурленье, журчала вновь река,
И небосвод сиял, просторней стал, безбрежней,
Кудрявились, играли барашки-облака…

Поэт лежал в кровати. Смотрел на мир спокойно.
На пёстрой яркой радуги пленительный букет.
Всё было хорошо, и на сердце покойно,
Тревог каких-то, страхов растаял даже след.

И самому чудно: вдруг в памяти смягчился
Проклятый этот жирный, противный чёрный кот:
«С чего к нему, не знаю, вчера я прицепился,
Как, в самом деле,  псих и полный идиот?

С чего, сам не пойму, я так разволновался
Про Берлиоза этого, про смерть и про трамвай?
Он, что, родным мне был? Кем я ему считался?
Что я шумел, кидался? Что поднял глупый лай?

Что мне, сказать по совести, о нём известно было?
Коль станешь разбираться, то выйдет – ничего!
Красиво, очень складно и много говорил он,
Ну, так и что, радетели? Ответьте – что с того?

Зачем мне это было? Нелепые погони
В чужом рванье, в кальсонах, иконочка, свеча…
Купание ночное в реке средь страшной вони…
А ресторан?! Вот стыд-то… Зачем рубил с плеча?»

«Но-но! Потише ты!» - чей тон звучит сурово?
Не то над ухом, сзади, не то в душе, внутри.
Однако интересно… Вот это, скажем, ново:
Нас, что же, теперь двое?» «Ты сам-то посмотри –

Один вдруг произнёс – Про Мишу Берлиоза,
Не станешь с этим спорить – заранее оно знал!»
Другой ему в ответ: «Конечно, без вопроса –
Талантище огромный: предвидел, предсказал!

Тебе бы, дураку, порасспросить подробно,
Что будет дальше в жизни с тобою прояснить.
Удача-то какая: шанс встречи! Бесподобно!
А ты, как остолоп, вдруг принялся дерзить.

Ну, что с того, скажи, что так вот задавило?
Известно всем: внезапно здесь смертен человек.
Но как он объяснял, подробно, справедливо,
Не знаю как тебе, мне не забыть вовек!»

Вздремнув совсем немного, Ванюша уже новый
Ехидно, с подковыкой, у прежнего спросил:
«Так кто из нас выходит на вовсе бестолковый?»
«Ну, кто же, как не ты?» - ответ того гласил.

И тут, как в назиданье, отчётливейшим басом:
«Дурак, как есть дурак!» - вслух кто-то произнёс.
«Не консультант ли это? Не он ли это, часом?»
Сон шёл уже к Ивану тропой извечных грёз…

И вот уже ему в нём пальма городилась,
Опять же чёрный кот, не страшный, а смешной…
Как вдруг там, за окном, фигура появилась –
Мужчина незнакомый. Не призрак… Нет, живой…