Вырванная любовь

Ганна стояла  у калитки своего дома и  слёзы «ручьём» текли по её щекам. Взгляд устремился во двор её  возлюбленного. Сейчас она видела, как его и всю его семью увозят на вокзал, как врагов народа. Она не могла понять,   какие же они,  враги народа, если вся семья трудилась день и ночь?!
У  её Саши было семь братьев и одна сестра. Отец с сыновьями трудились  в поле, трудились с утра до поздней ночи. И всё у них спорилось.  Каждому сыну они строили дом. Получал дом тот первый, кто собирался на данный момент жениться.
 Сестра с матерью же и с бабушкой  всё делали по дому. Да, они жили зажиточнее всех, но ведь и трудились, не покладая рук. Родители её любимого, конечно же, не очень-то  хотели себе бедную невестку, но она, сама Ганна, была воспитанной, красивой, умницей. Да и отец Ганны был лекарь на деревне. В доме у них всегда был порядок, дети все модно, по тем временам, одевались, родители их приучали, как правильно сидеть за столом и обращаться
ножом и вилкой. Отец был грамотный, знал несколько языков, умел говорить на немецком языке, польском,  украинском. Мать так же знала несколько языков. 
   Отец работал сельским лекарем, да был ещё, как сейчас называют, ясновидящим.
Она вспомнила, как один раз был такой случай. Мать, как - то долго отца ругала, а ругала его за то, что  к нему идёт постоянно народ. Дома нет порядка.
 Отец слушал, слушал её, вначале не обращал на эту ругань никакого внимания, а потом сделал спокойно ей замечание, чтобы та не шумела. Но мать и после его слов продолжала кричать на него. 
Тогда отец вдруг  сказал ей:
«Покупайся  сейчас в реке, остынь».
Мать вначале  ничего не поняла, а потом вдруг начала кричать:
 «Рятуйтэ! Рятуйтэ! Тону!»
Отец обладал гипнозом, как говорили колдовством.  Жили они не богато, но и не бедно. В доме был порядок. Все дети учились в школе, правда, раньше эта школа называлась церковно- приходская.
Отец был католиком,а мать православная. Ни один из них, хоть и любили друг друга, не поменял свою веру. Так и дети, тоже были поделены пополам, одна часть была крещёная в католической церкви, а вторая часть- в православной.
Да и имена: среди детей, были православные и католические.
Анна или Ганна, или как её ещё звали домашние Гануся, была православной. Дома всегда родители отмечали церковные праздники, особенно любили дети  Пасху и Рождество Христово, здесь были задействованы все дети, каждый старался покрасить яйцо так, как он хотел. Куличи мать пекла большие и вкусные. А в Рождество всегда гадали, особенно это любила делать старшая сестра Мария. А младшие дети ходили по домам,  это было в Сочельник, и колядовали.
 Они тоже, как и другие жители деревни, трудились все, кто дома, а кто в поле. После работы, хоть и уставшие, порой валились с ног, но всё же вечером бежали на танцы и молодёжные
посиделки, где там часто  устраивались разные пения, а кто-то умудрялся даже читать стихи.
На такие посиделки ходили все. Братья, которых у неё было четверо, и все сестры, которых, кроме нее, было ещё трое. Все они были уже взрослыми,  младшенький был только брат Павлуша.
 Ганна была всегда стеснительной, но в душе у неё, а она это чувствовала, был какой-то ещё не разгоревшийся огонь, а вот сестра, Франя, была просто забияка. Периодически она наряжалась в какие-то странные наряды. То бывало, накрасится, вымажет себя сажей, брови нарисует, ресницы подведёт, щёки натрёт красной свёклой, губы намажет той же свёклой и идёт на танцы. А бывало и такое, встанет  у дороги, подол  задерёт, оголит голую «задницу» и стоит пока кто-нибудь её не увидит, но при этом всегда прятала своё лицо.
 Один раз ехал мужик на повозке, увидел её такую, подкрался к ней, да прутом так её  отхлестал, что она потом месяц не могла сесть на то самое место, которое было оголено.Сколько ей попадало от
родителей?! Отец наперёд уже знал её судьбу и всё говорил: «Ой, Франя, Франя, скольким ты ещё жизней попортишь?!»
 Ганна очнулась от крика и выстрела, это кричали и стреляли в воздух  конвоиры, которые должны были сопровождать семью Сашка, её любимого. Вдруг Ганна увидела, как к ней бежит её Сашко, любимый её Сашко.
Они любили друг друга, порой дня не могли прожить, не увидев друг друга.
 Саша подбежал к ней, схватил её в охапку и стал быстро говорить: «Ганночка, любимая моя, я скоро вернусь, поверь мне, я вернусь, ты только дождись меня…». Он не успел договорить, как подбежали двое  конвоиров, скрутили его и потащили к телеге, он продолжал ещё кричать ей, но она уже не могла разобрать слов, так как голова его была наклонена вниз, а руки скручены наручниками сзади. Она стояла и заливалась слезами, а руки её, вытянутые
вперёд, так и остались, как онемевшие.
Повозка тронулась с места, но Ганна уже не видела, что дальше происходило, так как мать с отцом быстро завели её в дом.
 Долго ещё убивалась Ганна, сидя дома. Никуда  не выходила, даже покушать. Лицо опухло от слёз. Родители забеспокоились за её здоровье.
Мать к ней отец не пускал:
«Пусть выплачется», - говорил он, но вскоре и сам не выдержал и зашёл к дочери в комнату.
«Ты, дочка, успокойся – это не твоя судьба. Поверь отцу, я- то  знаю. Твоя судьба в другом месте сейчас живёт. Знаю, что любите с Сашкой друг друга. Я, ведь, твою мать тоже очень любил, да и сейчас люблю, но моя судьба была здесь. Я её тоже нашёл за тридевять земель, вот и ты найдёшь своего суженого в другом месте. Старайся вырвать его, своего Сашка, из своего сердца, ты его больше в своей жизни не встретишь», и Ганна вновь залилась слезами.
А отец опять заговорил:
«Поплачь, милая, поплачь».
Ганна упала на постель и разрыдалась. Она не могла смериться с этой судьбой, с этим приговором.
Прошло три дня.  Ганна вышла к столу бледная и исхудавшая.
 «Ну вот, славненько!»-сказал отец.
 Мать же украдкой  плакала и всё думала о судьбе своей дочери. Она переживала за неё, как бы та, что- либо с собой не сделала. Мать любила её, как и всех своих детей, и жалела.
 В дом вбежали старшие сёстры и стали наперебой рассказывать, что идёт набор молодёжи на работу, надо ехать в Россию, в какой – то город Козельск.
«Съезди, донечка, - сказал отец Ганне, -ты отвлечёшься,   там – то ты  и встретишь своего суженого».
Ганна смущённо опустила свои глаза и сказала отцу: «Мне, тату, никого, кроме моего Сашка, не надо».Но со своей сестрой Франей, так как Огнессия  собиралась замуж, жених её жил рядом, она всё – таки уехала на заработки, в Россию.
… Поезд уносил её далеко от родины. Она впервые уезжала так далеко от родителей и вообще из своих мест. Она тоскливо смотрела из окна поезда, где проносились зелёные поля, посаженные и ухоженные огороды, дома, покрытые соломенной крышей, и сердце у неё сжалось.
«Увижу ли я ещё это всё?» - подумала она, и слеза покатилась по щеке. Она вновь вспомнила своего возлюбленного, как его забирали от неё, и слёзы, теперь ручьём покатились по её щекам. Поезд промчался мимо  домов, церкви, и тут она вдруг вспомнила свою маму, мамочку, по которой сейчас скучала и переживала за неё, ведь у неё больное сердце.
Глядя на церковь, которую они проезжали, Ганна вспомнила случай. Будучи ещё девчонкой, мать её послала как-то туда.
Шёл пост,  все постились. В семье это строго соблюдалось. Она подошла к церкви, детское любопытство заставило её подтянуться и заглянуть в одно из окон церкви. И тут она увидела, что вроде бы идёт пост, а монахи, мужчины едят всё подряд: и мясо, и яйца. Она обиженно побрела домой, слюна накатывалась у неё во рту. Придя домой, она  рассказала об увиденном матери, и тут у неё впервые закрались сомнения по отношению к церкви.
«Ты чего, Ганночка, -  подсела к ней Франя.- Ты чего ревёшь?»
Ганна ничего ей не ответила,  слёзы продолжали катиться по её щекам.
«Уже скучаешь? А мне очень хорошо!  Хорошо, что я вырвалась, наконец – то  из дома, теперь свобода! - она подняла руки вверх и подтянулась.- Никто не будет мне ничего указывать. Я сама себе хозяйка. Одна благодать!»
Она стала ходить по вагону взад и вперёд, демонстрируя себя.
…Поезд прибыл в Москву поздно. Вокруг горели огни. Большие дома удивляли всех приезжих. Молодёжи было много. Все шутили, смеялись, а кто – то даже запел песнь, правда, тут же её оборвав. Ганна испуганно смотрела по сторонам. Ей было жутковато, вновь захотелось домой, к родителям, под их «крыло», которое сейчас бы могло  её защитить. Франя же была весела, она  уже успела познакомиться в вагоне с парнем и перед ним флиртовала. Кто - то стал кричать, звать к какой-то стойке подойти, другой голос тут же говорил, чтобы часть молодёжи подошла к машинам, которые находятся возле вокзала. Ганна старалась ни от кого не отстать, чтобы  не заблудиться в этом людском водовороте. Сестра мелькала где-то впереди, Ганна постоянно следила за ней глазами, но её всё дальше и дальше оттесняли от неё. И вот наконец-то они вышли из здания вокзала и оказались перед вокзалом, где было много каких-то машин.
Всех стали рассаживать по этим машинам. Ганна побежала вперёд, чтобы догнать свою сестру, она боялась потеряться.
«Франя!» – Ганна закричала, но голос предательски дрогнул и почти что прошептал. Франя шла уже под руку с парнем и не обращала ни на кого внимания.
Ганна, запыхавшись, добежала до сестры, в руке она держала сундучок, где были сложены её скромные пожитки, которые она периодически перебрасывала с одной руки в другую.
 От того, что было темно, да ещё много народа,  это  всё  её очень пугало.
Она вплотную подошла к сестре, которая шла с парнем и громко о чём-то с ним говорила, и дёрнула сестру за подол. Та оглянулась и удивлённо сказала:
«А, это ты, Гануся, а я про тебя уже и забыла, и тут же рассмеялась. - Ну, давай, иди рядом с нами».
 Они подошли к машинам, расселись в них и поехали. Машины двигались по дороге, которая шла  через лес. Стояла жуткая темнота, как говорят «не видно было  ни зги», только фары машин освещали, казавшиеся зловещими, тёмные места.
 Ганна прижалась к сестре и  молчала, раскрыв широко глаза. Она уже была не рада тому, что согласилась поехать так далеко от родных мест.
Они подъехали к месту назначения, когда светало. Многие в машинах спали, а кто-то, такие, как Ганна, сидели с широко открытыми глазами и не могли понять, что с ними происходит.
Всем было сказано пройти в здание.  Встав по несколько человек в длинную очередь, они стали входить туда, а потом и в показанный им, в один из кабинетов, где сидела комиссия, и где каждый должен был назвать свою фамилию, откуда он родом и своё происхождение.
Ганна зашла одна из последних. Стоя уже в кабинете, она наблюдала за происходящим, что делалось здесь.
 Тут она  обратила внимание на одну, стоящую  в стороне девушку, которая уже давно озиралась по сторонам, но к столу не подходила. «Почему она не подходит?» – подумала Ганна.
Их  осталось в кабинете только двое и тут она услышала голос  мужчины, который сидел за столом в комиссии:
 «А вы, почему не подходите к столу?- голос обратился к стоящей в сторонке девушке. - Подходите, не стесняйтесь».
 Девушка залилась красным цветом, лицо её стало пунцовым.
«Называйте свою фамилию, не задерживайте, пожалуйста, всех». 
Девушка подошла тихо и назвала свою фамилию.  Никто не расслышал, что она сказала и тот же голос вновь сказал:
 «Громче говорите, громче».
«Гнида», - вновь тихо сказала девушка, Ганна уловила это слово, но никто из комиссии не мог понять, что же она говорит.
«Вы что не умеете громко говорить или у вас что-то с горлом? – это уже сказала женщина, которая так же сидела за столом, одетая почему-то в мужскую гимнастёрку.- Говорите громче».
Тут уже Ганна, пожалев девушку,  сказала:
«Вы знаете, она сказала, что её фамилия Гнида».
«Это так?»- тут же переспросила женщина за столом.
Девушка ещё больше покраснела. Она низко наклонила голову, а потом махнула ею.
 «Ну, не стесняйтесь, – сказал мужчина, который уже обращался к ней ранее,-  в пролетарских семьях очень разные фамилии есть, своей фамилией всё равно надо гордиться, а не стесняться».
 Девушка тут же подняла на него залитые слезами глаза и криво улыбнулась.
Ганна вышла наконец - то на улицу и глубоко вздохнула. Уже рассвело, очень  хотелось есть. Она оглянулась по сторонам в поисках своей сестры, но её нигде не было видно. Но тут же к ней подошли другие знакомые из её села, и они зашагали в столовую, туда, куда устремились все приехавшие.
… Ганна открыла глаза, она спала на кровати в общежитии. В комнате было шесть человек, все девчата из её села, это успокаивало её. Тут же рядом спала сестра, им дали всем сегодня возможность поспать с дороги.
Ганна с трудом привыкала к новой обстановке, к работе поваром, куда её определили работать. Днём она обо всём забывалась, а когда подходила ночь, мысли роем начинали  вертеться  в её голове, и хотя она очень уставала на работе, но каждый раз очень долго ещё уснуть не могла. Она  думала о доме, о своём любимом Саше и о последнем расставании с ним. Вот уже месяц, как она здесь, молодые парни заглядывались на неё, некоторые не давали прохода, приводя её в смущение, она при этом опускала глаза и в этот момент старалась, как можно быстрее уйти. Сестра же напротив.  Свобода её окрылила, она как с цепи сорвалась, меняла кавалеров, как перчатки.
Так прошёл год. Писем от своего любимого она не получала. Как будто бы злой рок её преследовал. А тут ещё стал приставать к ней начальник столовой, да ещё и грозился, что если она ему не будет уделять внимания, то он её, как врага народа, отправит туда, где, как он говорил: « Макар коров не пас».
Она не знала, что ей делать. Девчонки, как только могли её спасали от беды, но вскоре этот начальник  куда-то исчез. Поговаривали, что его самого куда-то забрали  и увезли, как «врага народа», и Ганна, наконец – то, вздохнула глубоко.
Другие парни так же  уделяли к ней повышенный интерес,  а один, так тот, всё время приходил в столовую,  долго сидел за столом и  за ней наблюдал.  Девчонки наперебой ей говорили:
«Выходи замуж за  Василия, он тебя в обиду не даст».
 Но душа её принадлежала только одному, её Сашку. Хотя надежда с каждым днём всё таяла и таяла.
«Правду, видать, тату сказал, что я его больше не увижу и что он -  это не моя судьба», -  она глубоко вздохнула.
Сестра Франя с подругами стали  «вытаскивать» Ганну на танцы, на посиделки различные, она шла туда нехотя.
Однажды, гуляя с компанией на  природе, к ней всё – таки подошёл Василий и, стесняясь, сказал:
«Ганна, давай будем встречаться?» Она посмотрела на него, наконец – то увидела его вблизи. Он был высок,  с серыми глазами, красив собой, но тут же мысль пронзила её: «А мой Сашко красивее». И всё-таки они стали встречаться. Она ему всё рассказала про своего любимого и предупредила: «Ты на многое не рассчитывай, как только Сашко вернётся, я сразу же уеду домой с ним». Василий на всё соглашался.
Прошёл ещё год. Она успела съездить домой к родителям, а, вернее, на похороны своего отца и там увидеть страшную картину. Вокруг был голод и нищета. Отец умер, мать, почти что не выходила из дома, вокруг свирепствовало людоедство.
Она везла продукты своим близким, но по дороге, почти что всё раздала нищим детям.
Большая часть окон дома была заколочена досками, все вокруг друг друга боялись.
О семье родных и близких, её любимого Саши, в селе никто не знал, да и боялись говорить о них, их ведь считали «врагами народа».
По возвращению, они с Василием стали жить вместе, но не расписывались ещё пять лет, и детей у них не было очень долго.
Потом она забеременела, и они решили уехать на Украину. Там она родила девочку.
Жизнь ещё долго испытывала Ганну, как бы на прочность. Она скиталась по домам,  голодная, вместе  с ребёнком, когда муж уехал в Сибирь на поднятие целины. И когда он за ней приехал, то она уже нахлебалась горя от его родственников.
Потом была Сибирь, война, рождение второго ребенка и смерть его, нищета и холод, но в мыслях её всегда было место её любимому  Саше.
Когда у неё родился шестой ребёнок, то старшая её дочь, как будто чувствуя душевную боль своей матери,  заставила назвать  своего брата, а её младшего сына, Александром, наперекор мнению своего отца, который хотел его назвать Василием.
Сердце Ганны так и продолжало принадлежать Саше, того, которого она продолжала ждать и любить.

… Прошло сорок лет, как она уехала из своего села, из своей Украины. Ганна возвращалась туда, будучи уже седой, старой женщиной, уставшая от всех прожитых лет.
Дети  выросли и разлетелись кто куда, и только её любимый сын Александр оставался с нею.
О том, что её любимый Сашко вернулся из мест, куда их сослали, она узнала от своих племянников, и узнала то, что он так и не женился, жил холостяком.
Но она  так и не смогла с ним встретиться, злой рок продолжал преследовать её. Пророчество её отца сбылось, она умерла, так и не увидев своего любимого Сашка, как она его называла, ставя ударение на вторую « а».

2013г., Москва