***

ВАЛЕРИЙ   БУТОВ




СЧАСТЛИВАЯ   СЛУЧАЙНОСЬ

стихи




























 Пенза
2008
 
ББК  840 - 5
Б 93

Б 93   Бутов  В.Г.  Счастливая случайность:  Стихи

Пенза , 2008. -    с.


      Автор благодарит всех, кто оказал ему реальную помощь и поддержку в издании книги






       Аннотация  или об авторе







с  Бутов  В.Г., 2008

ISBN
 

Мой путь

В реторте океаньей
жгуч рассол.
Смертельный луч
   дырявит злые тучи.
А солнце поднимается всё круче -
бурлят в реторте щёлочи и соль.
Как жгуч мороз!
Но жгуче также пекло!
Чело Земли задумчивое
Реки
настойчивые, яростные жгут.
А чудною порой -
    порою вешней
все каменные глыбы
так безгрешно
оплодо - и -
творения там ждут.
Да, в первый раз
Лучом и Камнем зачат,
да, Океаном вынянчен я был.
Неблагодарный - это я забыл.
А э т о
для   ж и в о г о 
много значит.
Алхимила потом
  из века в век
Природа,
выбирая чёт и нечет,
снабдила чувством,
     плотью, болью, речью -
всем тем,
что есть сегодня Человек…

В Ту Ночь
Любовь справляла сладкий пир -
так я возник -
Нелепейшая Лепость,
крепчайшая
    из плоти слабой крепость,
неискончаема,
        пока не сгинет Мир.
О, как велик, как слаб я, как беспечен.
О, как смертельно хрупок я, как вечен!
В семи пространствах
я судьбою распят.
А, может быть, не распят,
        а распят?
Всё существо моё - непостоянство,
сомненья
от макушечки до пят.
Живучи и согласие, и распри.
Во мне ли?
Или я живу в Пространствах
Поэзии, Любви, Сомненья, Боя,
в Пространствах Пыли, Космоса и Боли,
а жизнь моя -
счастливая случайность
с нелепейшим
трагическим концом?
Я - тот,
кто был Творения венцом, -
незрячим червем съеден…
И печально -
одна и та же участь с подлецом.
Но, если все же
создан Мир Творцом?

Да, Путь содеян очень длинный -
от Тверди и до Облаков:
род человечий, рой пчелиный,
семейства гадов, птиц, жучков…
Творцом мы созданы из Глины
и Вдохновенья -
путь таков.
А из чего же создан Бог -
Яхве он или Саваоф?
И где карьеры Первой Глины,
Воды и Воздуха Исток?


Камень и мой пращур

Во времена
давным-давно далёкие,
когда мой пращур
ел сырое мясо,
когда
         никто
не мог сказать:
- Жестоко
так поступать!
(Прислушайтесь -
                жестоко!),
но каждый жил,
как плоть его велела,
как приказал
желудок,
и не думал:
«Наверно,
                так и нужно.
Наверно,
                так и должно
быть на свете.
Другого не дано».
И  негде
            взять пример.
Так
      жил мой пращур,
варвар от природы.
А в стае
              иногда
себе подобных били
тяжёлым камнем…
Во времена
давным-давно далёкие
он спать ложился,
гладил на коленях
или сжимал в руках
огромных волосатых
остроугольный камень.
Он силу сознавал
(Он что-то понимал) -
иначе бы
                не выжил
и род его
замкнулся бы на нём,
и не было б меня
и внуков, правнуков -
мы кончились бы
разовым
сырым деликатесом
в зубах
доисторического зверя.
Мой пращур выжил,
потому что
                в руки
взял камень
для защиты.
Он спину разогнул -
увидел
            звёзды…
Они его жестокость
на светлую
далёкую надежду
                сменили -
мой Пращур
никогда
              не бил
себе подобных…

Нет прочнее той нити

Захмурело.
И сил не найдется
одолеть
ту гнетущую боль.
Славный предок далёкой судьбой
не понятно
в моей отзовется.
Кем он был?
Как боролся с тоскою?
… Вот в звериную дикую темь
неожиданно вскрикнула тень -
крепкий сук он сжимает рукою.
… Над тревожною мутной рекою
занимается пасмурный день.
Но улыбкой
сквозь тяжкие веки
луч пробьется
порывами туч -
мимолетен, бесплотен, летуч,
неизвестную чудь в человеке
он затронет.
И тот, соверша
труд столетний великий,
окрепнет,
одолеет и горы, и реки,
у костра посидит не спеша…
Эту радость сквозную
навеки
непонятная
примет душа.

Счастливая случайность

Я - ветка, ставшая стволом.
Сочился болью мой излом.
Подхвачен, брошен ветром всклоченным
на незнакомую обочину.
Потом какое-то копыто
одну из почек оскопило,
меня же  - по макушку - в грязь,
так жизнь нелепо началась…
Внизу оставшаяся почка
не ветвь дала и не листочки.
Вначале слабый корешок
на самый маленький вершок
вцепился в почву в темноте
среди подобных в тесноте.
Он соки пил земли родной,
преобразился, и иной
стал облик,
                форма, назначенье -
иные тоже.
В час вечерний,
под звёздами и в летний зной
своих собратьев н а д землёй
питают корни. Ну, а те,
естественно, на высоте:
у них  П р о с т о р  и смена дней,
да им там, сверху, и видней…
И хоть одно сокодвиженье,
шумят листвой в пренебреженьи.
                ----
Мир сотворил круговорот.
Могло быть и на - обо - рот.

Потребность слова

От клеток самых первозданных,
когда живое существо
пыталось проявить признанье,
оно искало пониманья
и обходилося без слов.
То было время Книги белой.
Потом в борьбе веков, миров
мы подсознаньем огрубели,
препоны строили, робея,
непониманья рыли ров:
разрушили прямые связи,
залезли в перья, в шкуры, в рог,
в жестокосердии погрязли,
жуём себе подобных, разных, -
при чем здесь чёрт?
при чем здесь Бог?
Когда
   Живое
     не могло
подать сигнал беды, тревоги,
барахталось в крови и жгло
костром, калёною иглой,
мычаньем,
 хрипом,
      писком,
воплем -
То,
что не сложено в слова.
И неосознанною явью
потребность в слове том жила
не как потребность пожевать,
но как потребность
     в самом главном.
Мы
  разорвали
крепость пут -
ту
немоту
  непониманья.
И вот уже слова растут
из горла,
       гордые,
в цвету,
окрепнув радостно корнями.
И я пройду весь этот путь:
со мною слово будет крепнуть,
расти, осилит высоту,
название которой -
      Суть,
не опасаясь бурь и крена.
Не утерять бы только чувств
тех связей, самых изначальных…
Во сне плыву, ползу, лечу,
легко бессвязное мычу
… и просыпаюсь вновь,
   печальный.
Но, как кирпичик бытия,
как первозданную основу
те связи снова обретя,
не утеряю, как дитя,
волью
    в родную форму Слова.

Руки кузнеца
                1
Нет, не золотые
были руки у него -
литые
из тяжёлого шершавого
металла.
Вот такие называют
свинцовыми,
чугунными,
пудовыми,
труд любой
творящие по-доброму.
Не принижу
благородного металла,
только их
за золото не купишь,
потому что
с детства
руки те впитали
в кожу, в кровь свою
не крохи золотые -
соль земли
да искры
доброй стали.

2
Руки,
умеющие ласкать
и Землю,
и Колос,
и Женщину.
Руки,
грубеющие от скал.
Руки, хранящие вечность
в хрупком рисунке
холста.
Руки -
как музыки звуки,
вечного гимна
Труда!
Устало покоятся руки,
лежат тяжело,
как руда.
 


   Предвестье

Ещё сыпется снег с высоты,
и морозец порой щиплет нос,
только ветер - предвестник весны
влажный запах весенний принёс.
Ещё ели под снегом стоят
и берёзки по пояс в снегу,
но сосульки на ветках висят
и блестит корка льда на лугу.
Ещё ночью мороз потрещит,
но под солнцем днём тает снежок.
Скоро. Скоро с холмов побежит,
извиваясь, в овраг ручеёк.

На переломе

Окна
мутными ручьями стали плакать.
За окнами -¬
неуправляемый природы бой.
Разбушевалась непогода.
   Ветер, слякоть,
и тучи хмурые повисли над землёй.
Права законные природе предъявляя,
вновь
нагнала тепла весна на землю.
От злости и от туч зима слепая
и ничему
в той ярости не внемлет.
Остатки сил ушедших собирая,
и снегу наскребя по закромам,
в бессилии
его в лицо весне швыряет…
Но нет мороза -
выдохлась зима.

Когда приходит счастье

Задарена опять обновами,
ветрами нежно зацелована –
неописуема Весна! –
и до утра ей не до сна…





В одном уютном болотце

Скрипя и скрежеща
как ржавое железо,
там пела песню жаба -
из кожи горла лезла,
смеялась или плакала,
или внучаток холила…
И квакали, как звякали,
наверно, жабы средние
скрипели, как телеги,
как жернова у мельницы,
что на помоле стонут,
рассказывая весело
болотные истории.

Весеннее

На глазах хорошеют женщины,
словно яблони,
                словно ивы,
словно вечно
                любовь обещана,
словно стали
                вдруг все
                счастливыми.
И каштаны цветут
                нарядными
новогодними
                мини-ёлками,
и любовь
               ходит с каждым рядом,
и…
иголки у ёлок
                не колкие…

В такую ночь я счастьем ранен

Прохладою поля покрыты,
и звёзды льдистые звенят.
Не шелохнет.
И позабыто
вдруг напахнёт тепло земля.
В такую ночь я счастьем ранен,
я Землю в вальсе закручу
и воздух пью не ртом - гортанью,
в такую ночь любви хочу.
Твои глаза влажны-влажны,
а губы так горят-горят.
И руки мне твои нужны.
Слова - пустое говорят.
Я задушу в гортани стон…
Твои глаза влажны-влажны…
Здесь где-то рядом стынет звон…
И мы с тобой нежны-нежны…

Ах, какое хрупкое
Счастье ранним утром.
 

 
                Если

Мне грозила женщина изменой:
- Вот уйду к другому.
                Разлюблю…
Но я сам призывно-откровенно
по весне сохатым затрублю.
Затрублю -
                и заклокочут вены!
Затрублю -
                и обнажатся нервы!
И любовью сердце
                в день весенний
воспылает нежной,
                самой первой,
если губы чистотою дрогнут,
если очи взглянут откровенно,
если знаю, что они не смогут
никогда
              грозиться мне изменой.

Очищение

Как мы умеем «пыль пускать в глаза»
то - эрудицией, поступками,
то - благородными уступками.
Бывает лживой и слеза…
И я бегу,
- увы! -
   не первый,
к Природе - успокоить нервы.
………………………………………
Берешь транзисторный приёмник,
и мне чуть-чуть смешно и грустно:
готовясь в мир лесной, огромный,
ресницы ты чернишь так густо.
Но вот
    усталые, довольные
мы набрели на свой родник.
В неуловимый нами миг
мы хорошеем вдруг невольно.
Духов твоих не слышен запах.
Настой из трав, цветов,
как сгусток.
И ветру в его нежных лапах
о чём-то шепчет каждый кустик.
И лгать нам стыдно
под берёзками.
И ручеёк
глубок
и светел.
Мы вновь становимся
подростками
и чище, и нежней -
     как дети.
Перед костром -
пред древней фреской -
совсем другими
мы бываем.
Без слов,
без мимики,
без жестов
себя
друг другу
открываем.

Утро

Мне снится утро. Звёзды тихо тают…
Я просыпаюсь, потому что - утро!
И потому что небо полыхает
в багряных бликах синим перламутром.
А рядом, в старице жируют караси.
Как перед стартом, на куге - стрекозы.
И кажется: не капельки росы,
а на траве ночные неба слёзы.
Мир пробуждается в спокойной тишине.
Мир переполнен жизненным началом.
По бирюзовой сглаженной волне
скользит баржа к далёкому причалу.
Оркестр птиц ещё не подготовлен
и не опробовал по нотам голоса…
Мир пробуждается.
Над мелочным, условным
возвышенные чувства нависают.

Уготованность

Уронила ветла косу
в голубую волну Иртыша,
и качает волна на весу
и косу, и стайку ершат.
Тупорылою мордочкой те
в листья тычутся, словно в соски;
будто разом готовы взлететь -
встрепенулись у всех плавники…

Тишина


Такое долго будет сниться –
мы у плетня отцовской хаты…
Косынкой лёгкою зарница
светилась на плечах заката.
Жуя, Бурёнушка вздыхала,
кряхтели в поле трактора,
и долго птица не стихала,
дремотно вторя: «Спать пора…»
Ты помнишь тёплое дыханье
полей, где шепчется пшеница,
и летних трав благоуханье,
куда там – Крыму или Ницце?
А голос ночи –
                разноцветный,
где нота «ми»
                сильней слышна,
но переходит незаметно
в «ре - до», «ля - си»,
                и где струна
всех голосов
                в груди ответно
рождает слово:
                «Тишина!».

Песня землян

Ты загадай -
     звезда вдруг скатится
на счастье или на беду.
Пусть в котелках походных варятся
осколки, если упадут.
Я верю в счастье, а не в беды.
Пусть упадёт - я загадал -
звезда туманной Андромеды,
моя счастливая звезда.
Осколки утром будут росами
лежать, как звёзды, на траве.
Приметой доброй станут грозы
совсем по-мирному греметь.
Мы все друзья, все - соучастники
на нашей маленькой Земле.
В своих руках мы держим счастье -
ему в осколках не звенеть.
Став на Земле разумно-взрослыми -
нам колыбель уже мала -
мы всё же верим,
  верим в звёзды
больших и маленьких Галактик.
Мы назовём те звёзды
  росами,
мы будем песни о них петь,
и мы идём -
   такие взрослые -
по нашей утренней Земле.

Лето

Лето в рубахе красной
под кушаком зелёным
бродит по мягким пашням,
охрит крутые склоны.
Лето земною силой
в зрелость плодов вольётся,
синью нальются сливы,
дыни напьются солнца.
Огненный хвост лисицы
мечется степью рыжей,
и выцветают ситцы
древней воздушной крыши.
Солнце багрово-красное
бродит земной околицей.
Летом у солнца праздник.
Летом у солнца – бессонница.

Неоформленное

…Ночь от желаний устала
от запаха  южных трав
и знойный степной полустанок
прохлады ждал до утра
Трещали цикады страстно
заполнив любовью эфир
и тёк фиолетово-странным
живым и трепещущим мир
и мы как цветы прорастали
и синей волной наплывали
косы твои и глаза …
и ускользала талии
твоей живая лоза
Мы словно струились и плыли
и острою болью бились
по клеткам истоки чувств…
-Мы были когда-то были…-
Я Синей Волне шепчу

Во власти мгновений

Река лежала обнажённой,
как в ожидании любви -
раскованно и напряжённо.
Стоял я,
словно пораженный,
не в силах  ч т о - т о  уловить.
Но это  ч т о - т о  здесь витало,
жило здесь испокон веков:
как сочетанье близи с далью,
иконы и опочивальни,
парной волны и берегов…
Река струилась и ласкалась
к пустынно жёлтым берегам,
и только ты не замечала,
к а к  берега она качала,
к а к  я смотрел во все глаза…

А с с о ц и а ц и и

Как груди женщины земной,
насыпал экскаваторщик холмы.
А холм обычный, просто земляной.
Но почему мне видится иное?
Не потому ль, что с глазу на глаз мы?
Я рассуждаю: «Это святотатство».
Я сомневаюсь: «Что? - натурализм?»
Но, видно, трудно с образом расстаться,
хотя давно,
давно уже не двадцать…
А ты сказала просто:
 «Это - жизнь».
И ты сказала,
     что не стоит хмуриться,
что мир наш
     дорог тем, что не безлик:
в песке и глине той
  немало мудрости,
что экскаватор - не ковшом -
  шеломом Муромца
вскрывает память Матушки-Земли.
 

Белая ладья
     песня

Белая ладья
тела твоего
в плаванье
меня не пускает.
Видно потому,
видно оттого
за моим окном
 не светает.

Пр.:    Белая ладья
на шальной волне,
словно жрица
в час любви пляшет.
Помню о тебе.
Помни обо мне…
Не сбылось – увы! –
счастье наше.

Нам бы всё забыть.
Снова всё начать.
Снова сочинить
нашу сказку.
Если бы не «бы»,
то свеча любви
никогда в душе не угасла.

В золоте огней
город за окном.
   Неба синева –
словно тайна.
   И не угадать,
   и не отгадать,
   что судьбой дано,
  а что – случайно.

  Белая ладья
по морю плывёт,
  миражом любви
  в дымке тает,
уплывает в даль,
за собой зовет…
… За моим окном
не светает.

Пр.:   Белая ладья
на шальной волне,
словно жрица
в час любви пляшет.
Помню о тебе.
Помни обо мне…
Не сбылось – увы! –
счастье  наше.


* * *

Ты приходишь ко мне вечером
доброй и ласковой сказкой
и, незримая, садишься ко мне на колени.

Ты приходишь ко мне ночью
зыбким, тревожным сном,
от которого тяжелеют веки.

Ты приходишь ко мне утром
розовым тёплым мрамором,
и отступают огни неоновых ламп.

Только днём ты не царствуешь.
Я, измученный видениями, отдыхаю.
И за это спасибо работе.

Но ты не знаешь ничего об этом,
когда сотни раз  встречаешь меня
спокойным и ласковым взглядом.

И снова приходят и вечер, и ночь,
и утро, и день…

 
       Я - дерево

Я не знаю причины:
тяга ли это к небу
или вина земного притяжения,
но и у дерева, растущего горизонтально,
все ветки тянутся вертикально вверх.

Так у меня,
лежащего на спине,
все ветки мои, и ветки-руки тоже,
вырастают
вертикально вверх,
в силу законов Неба
или земного притяжения -
к тебе, к тебе, к тебе!

Такою ты останешься во мне

Я увидел тебя Берёзкой.
Высилось лёгкое гибкое тело…
Белые-белые ветви тянулись к Солнцу -
или к Другому? - но не ко мне.
И пронизана светом его
                чуть теплела розовым плоть,
розовели чуть ветви.
                И чувства двоились мои.
Испугался я: разве возможно т а к о е  -
трогать руками то, что любимо душой?
Только губами я прикоснулся на миг,
запечатлелось всё э т о во плоти моей
и на радостных колбочках глаз - навсегда…
Да, теперь мне такою ты снишься…

                О ревности

«Листик кленовый - ладонь твоя…»
В. Луговской


Любовь… О, сколько споров!
… придумали, как сказку.
Всё проще: биополе,
инстинкт, тепло и ласка.
О, сколько копьев, перьев
поломано в защиту.
А верить иль не верить?...
Я - верю! Не взыщите.
А где-то мухоловкой -
разлаписто и клейко -
всё дрязги, сплетни, склоки
в курилках и келейно.
Я не поверю слухам.
Тебе одной поверю.
Злой ревности-старухе
я не открою двери.
Пускай стучит по ставням,
пусть ищет жадно щели,
перед тобою встану
в раздумье на колени.
В решении дилеммы
познать себя дано нам -
склонюсь
                светло и немо
над листиком ладони.

Ассоциативный этюд

Я не бывал, друзья, в Саянах.
Но почему живут во мне
Саяны рядом с россиянами,
часовни - в солнечном огне?
И мною чудо дорисовано.
Я вижу это слово так:
висят спокойные снега
в хрустальном небе невесомо;
меж валунами на луга
стекают сосны медью сонной
и в травы входят по колено,
и тянут руки высоко;
по волнам трав плывут олени
лизать моих ладоней соль…
Я не бывал, друзья, в Саянах.
Но слово выдохну
                и вот -
встают Саяны, как слияние
земных и внеземных высот.
Саяны -
              это, как сияние,
вдруг озарившее простор!
Саяны -
              это расстояние,
спрессованное лбами гор.

 
Дневные звёзды
     1

Средь белого яркого дня,
сквозь ярость весеннего солнца
Звезда отразилась в колодце
и смотрит мне в душу со дна.

Как будто бы напоминая,
что  солнечный день не всегда,
чтоб помнили и понимали:
ночная принцесса – Звезда;

что в солнечный день незаметна,
как будто совсем не нужна,
… да, Солнце она не заменит,
но в темень ночную важна;

что в тягостной, сумрачной дали,
когда нету сил
    сделать шаг,
она вдруг
надежду подарит
и выведет вновь на большак.




      2

В дни ясные нам звёзды не видны.
Отсутствуют, а значит, не нужны.
И в суете тревог и разных дел
о них  мы забываем в светлый день.

А ночью в миг любви и в час тревог
так  небосклон таинственен и строг,
и романтичны, и тревожны мы
в объятиях лохматой долгой тьмы,

и каждому нужна, нужна звезда,
когда опять вот так: глаза – в глаза.
Миг вдохновенья в этот час лови –
слагаются слова в стихи любви!..

Ну, а потом, и даже ясным днём,
Прочувственно о звёздах мы поем.

Открытия

Предпочитаем скорость и комфорт.
И выбираем вкусное и сытное.
И, время оседлав,
во весь опор
торопим мы: открытия, открытия!
И в этом ритме бешеного бега,
как будто невзначай и впопыхах,
мы открываем тонкий запах снега
и прелесть позабытого стиха.
Открытия -
    упорством, по наитию -
микрочастиц, цивилизаций, звёзд…
Мы приземляемся -
и новое открытие
шептанья трав, свечения берёз.
Мы удивляемся - великое открытие.
Мы причащаемся у жгучей тайны рос…
От пыли знаний и дорог, омытые,
мы от берёз
уходим к тайнам звёзд.

В знойный день

А во дворе хозяйничает солнце!
И всё живое подыскало тень.
И даже туалетное оконце
газетою залеплено.
А день,
всего-то - полдень,
жару поддаёт,
и от жары он скрыться не даёт.
Под яблоней
развесисто-широкой,

от старости больной
и однобокой,
где,
  под ветвями низкими -
покой,
почти что  сумрачно.
Однако духота
так изнурительна.
И маята
для всех и для всего
в такой вот день.
А в голове, в ушах
лишь звеннь,… звеннь,… звеннь…

Июль

Через поле, через дом,
через лес и речку
семицветною дугой
небеса расцвечены
и промыты, как стекло,
летним быстрым ливнем,
от которого тепло
от земли обильней.
Островерхие леса
зеленее кажутся.
Поклонились небесам
травы в мокрой тяжести.
И подсолнухи склоняют
головы тяжёлые.
Дуб с достоинством роняет
капли, словно жёлуди.
Хор лесной многоголос,
а в речной запруде
промывают шёлк волос
девки гологрудые.

 
Не только о птицах

Песенка дятла

- Тук-тук-тук,… - Тук-тук-тук!.. -
я стучу, стучу без рук.
Я стучу, стучу, стучу,
потому что есть хочу,
потому что светел лес,
потому что - весело!


Горихвостка

Удивились бы и вы -
огонёк среди листвы!
Вот сверкнул и был таков!
Снова – много огоньков –
горихвосточьих хвостов,
горихвосточьих боков.
Ищут слизней и улиток
там, под зеленью листвы,
И горят, горят открыто
их бока и их хвосты.

Щегол

Ходит щёголем Щегол –
модно он раскрашен.
Как на нищих, как на голь,
словно на букашек,
смотрит он на птиц других
без раскрасок, без таких.
Он, в лесу когда гулял,
многих перещеголял.

Дятел

Он с листа воды напился,
ловко лапками вцепился…
Клювом – словно долотом –
пёстрый дятел долбит ствол.
Для него таит кора
очень вкусные корма
из жучков и червячков –
здесь обед всегда готов!

Сойка

Раскрасавица сойка
всех нарядней в лесу!
А поклонников сколько –
все подарки несут.
Здесь орехи и сливы,
семена, червячки…
Только громко-визгливо
эта сойка кричит.
Раскричалась, просто: Ох! -
Распугала женихов.

Свиристель

А вот  -  красавец  свиристель –
нарядный королевич.
Хоть к нам он в гости прилетел,
ведёт себя так смело!
Он где-то в роще посвистел.
У нас в саду посвиристел…
И пообедать уж успел.
И – в благодарность – песню спел,
И вновь куда-то улетел.

Зяблик

И зяблик с теплом появился в лесах
и звонкую трель с переливом он выдал.
Послушав его, я лишь выдохнул: - Ах!-
такого певца я не слышал, не видел.


Зорянка

К лесному ручью приходи спозаранок
и этому будешь, конечно, ты рад:
весеннею ранью вернулись зорянки
и зори красивее стали стократ.
И пусть маловата совсем эта птичка,
но как по-лесному она симпатична!
На грудке часть зорьки пылает как будто,
а пенье ее ты вовек не забудешь.

Кукушка

Округло и гулко кукует кукушка…
Года загадаешь
и слушаешь, слушаешь…
 
 
 
 

По грибы, по ягоды

… Встану утром рано,
выйду без снастей.
Я рыбак не ръяный -
жаль мне карасей,
жалко мне плотвичку,
пусть живёт щурок.
Я по еживичку,
по грибы ходок.

Травы в дымке сонной.
Жгучая роса,
но восходит солнце
словно по часам.
В зыбкости туманной
тёплая река
чувственно поманит,
чтобы обласкать.

Окунусь в парное
речки молоко.
И пойму одно я:
здесь мне так легко.
Косы веток ивы
ластятся к руке.
Я такой счастливый,
я как свой в реке.

Солнце выше, выше -
озарён восток.
Я иду чуть слышно
меж сырых кустов.
Середина лета.
Просто, на авось
отодвину ветку
и увижу гроздь
тёмно-синих ягод
в капельках росы.
И нахлынет радость
от такой красы.

Верхние - спелее,
положу их в рот.
Бабочки, как феи,
водят хоровод…
Мне легко и просто
с совестью в ладу -
не заморским гостем
по земле иду.
Наберу лукошко
и вернусь домой.
… надо мне немножко -
край да дом родной.
 

 
Бурелом

В чаще леса не растёт малинник.
В свете яркого и радостного дня
бурелома страшная картина
поразила горестно меня.

… Словно загорелые, литые,
что  судьба в награду им дала,
стройные и ладно-золотые
сосен медноствольные тела
свалены в нахлёсте тяжко-жутком
на берёзы, ели, на подруг,
обломив им ветви, словно руки
и вот так все замершие вдруг.

На поляне солнцем освещённая,
так  лежит среди замшелых пней,
словно грешница, Всевышним не прощённая,
что была и выше, и стройней,

Сосенка – сосна, Богиня леса!
Королева корабельных мачт!
Умирает горько – бессловесно,
хоть молись над нею, хоть поплачь.

И не быть ей матицею в доме.
Не скрипеть натружено в снастях.
Испытать придётся участь вдовью,
не побыть любимой на сносях.

Глушь чащобы -
только для отчаянных.
И судьба -
ни в чём не виноватой -
стать скамьей для путников случайных,
да столом
для хищников пернатых.

… Ах, какие лапы-корневища
встали над воронкою в земле,
в чаще леса это станет пищей
времени и тлена…
Вновь - Всевышний ?
Или
         просто выпал
                Случай злей?
   

А Земля - словно шарик хрустальный
на ветке осенней дрожит…


ОСТРОУГОЛЬНАЯ  ЗЕМЛЯ

(эксперимент фрагментарной поэмы)

Вступление

Калёное время
огнями костров
в горячее стремя
бросало бойцов,
бойцов окрылённых,
на вольных конях,
в степях обагрённых,
в кровавых огнях,
пьянея от ран
и мечты о Весне,
усталые парни
верили мне.
Идущее время
и совесть бойца,
и долг перед всеми,
и сердце отца
в тяжёлые думы
бросают меня -
на грозные дула
каждого дня.




 
1.
Сколько видит глаз - волны жёлтые.
Над полями зори бессонные.
На ладонях - мозоли-жёлуди
и налитые Солнцем зёрна.
Золотыми сопками взгорбились тока.
Солнце - маятником по небосклону.
Муравьями - машины у эстакад.
Ось
  земную
       под тяжестью клонит.
И лучи холодеют медленно,
и за тучами прячется просинь;
урожая
тяжёлой
медью
одевает всю Землю осень.

2.
День ждёт прихода ночи, чтобы
потом она его ждала.
Дорогу светлой кистью доброй
свет фар окрасил добела.
И зёрна, помня о колосьях,
уже тоскуют о полях.
Быстрей вращаются колёса -
быстрей вращается Земля.
И эта белая дорога,
и ночь, и космос - всё слилось.
Я захочу - могу потрогать
одну из самых близких звезд.
И не машину, а - Планету
на поворотах,
    помня даты,
о звёзды я боюсь задеть:
дуга -
      углом была когда-то.

3.
А за спиною
пляска смерти.
Грозят войною
те и эти.
И убивают
вокруг живое,
и забывают,
г д е  все живём мы.
И плачут дети.
В огне Вьетнама
находят смерти
отцы и мамы.
А в ЦеРеУде
сплетают сети…
По виду - люди 
живут без «вето».
И учат жизни,
ломая рёбра,
чужие души.
И в души - дробью
сенсаций, пошлости,
цинизма, секса,
вульгарной дошлости,
бравады, скепсиса -
и всё елейно,
в цветных картинках
криволинейно
плывёт с начинкой
в чужие страны,
влезая в уши...
Словно в карманы,
стекает в души.
Забиты уши.
Тоскуют души,
до жизни сладкой
привычно падкие.
- Вновь ноют раны?
Тревожно спится?
Ну, ветераны,
посторонитесь!
Кровь проливали
вы за Советы?
Давай, проваливай!
Мы без советов...
Дробь барабана?
Клич реваншизма?
Какие раны?
Какие жизни?
Всё это прошлое,
ушло в Историю!...

Время порошею
на крематориях.

…Словно в истерике,
исходят злостью
с чужого берега,
с чужого голоса
вторят подонки -
побольше денег! -
подбросят тонны
любых идей 
к ногам народа,
И в души - клизмы:
«Вот
вам
  свобода
социализма!…»

Вульгарней шутки,
пошлее песни,
нахальней «утки»
не в жёлтой прессе…
Идут проплаты -
от гос и лично…
Готовы к схватке
и в жёстком клинче.

Мир весь на гранях!
Идеи тоже
смертельно ранят
правдивой ложью.

4.
Ложь пауком растили,
и добавляли страху.
Страх, он порой всесилен
над телом литым, красивым,
но под своей рубахой.
Страх набирает силу
у равнодушного бюргера.
Страх прикрывается ссылкой
на волю Бога и фюрера.
Полнятся тюрьмы, тюрьмы.
В тюрьмы или - в штыки!
Выборщики, вы на «уровне»
у избирательной урны…
Жизни берут штурмом
пьяные штурмовики.
Если кто пожелает,
может легко остыть.
Улицы поджимают
тенью свои хвосты.
В головы больше пива
цвета баварской мочи,
мудрая альтернатива:
мёртвый, живой - молчи!
Мудрая философия
кроваво-пивной закваски.
С Богом! - забудь о совести.
С Богом! - на путь солдатский.
С Богом! Форвертс! Нах Остен!
С Богом! С раскрытой пастью…

Люди, все было просто.
Люди, опять опасно!
Снова шагают, скалясь.
Снова орут, хрипя...
Люди не будьте скалами
вы равнодушно-усталыми.
Если нахально скалятся,
если  б е з л и к и е  - в ряд,
живые и мёртвые,
встаньте!
Память людская - раной!
Все Мы - великая рать!
Хаты и Хижины - встаньте!
Хатынь и Сонгми - восстаньте!
Поля и заводы - воспряньте!
 Люди, помните - грань!

5.
Гранями сердца, непрошено,
углами раздумий в грани главного
врезаюсь. И грани скошенные,
и углы ограниваю заново.
Шару бильярдному проще:
По законам ударов - углами…
Мне бы выйти на главную площадь,
не забыть бы самое главное.


6.
Кто-то болен был,
кто-то выдумал,
что болеет красиво и томно.
Я понять бы смог:
без любви я был,
как собака без дома.
Я понять бы смог
всех "болеющих",
без дорог-тревог,
слабых - немощных.
Только каждый час
на Земле моей -
сто дорог.
Только каждый день
над Землей моей -
сто тревог.
Я бы тоже мог
жить без ста дорог,
жить без ста дорог,
жить без ста тревог.
Тосковать
по мечте не пойманной,
не притронувшись
к «недостойному»,
отмечать,
где ещё не построено,
не устроено, не пристроено.
Всех бы видел я
только гнилью бы,
заболел бы я
ностальгиею.
Но горит земля,
но болит Земля -
ноет боль моя,
стонет боль моя...

7.
Будь ты любого цвета кожи.
Но, если пуля или нож
вдруг вскроет вену,
как мы схожи:
мы болью схожи,
кровью схожи -
и каждый на меня похож.
Будь ты любого цвета кожи,
но, жизнь давая сыновьям,
в своей любви мы страстью схожи,
когда солгать уже не можем,
и детской чистотою схожи
мы, жизнь давая сыновьям.
Будь ты любого цвета кожи,
но, прах отцов предав земле,
мы горем схожи,
болью схожи
и верою, что не прохожими
идём мы по родной земле.
Будь ты любого цвета кожи,
но в свете утренней зари,
в пьянящем зное сенокоса
замри.
Замри, целуя росы… 
И этой радостью до дрожи
и счастьем жить -
с тобой мы схожи.

8.
Умирала девочка, и лекарь,
многое видавший, молча плакал.
…Янки-ас спикировал и метко
сбросил бомбы - и напалм, напалм...
Умирала девочка, но близкие
в сердце боль сжимали, как гранату…
«Ас-пилот» пил в это время виски -
он за «храбрость» ждал себе награду.

9.
…Самосожжение.
Она
спокойна, словно Будда.
Одно п о с л е д н е е  движение -
и факел будет. Факел будет!
И реплики:
- К чему такое?
Не понимаю пацифистов.

В глазах раскосых крепнут блики,
и стон в огне вдруг с общим слился.


10.
Я шёл сквозь ночь. Я шёл домой.
Звезда сигналила морзянкой.
Не смог я выбрать путь прямой
и прикорнул в лесочке зябком.
Очнулся от прохлады щёк
и от лопаток онемелых.
В лесу плыл птичий гам - ещё
не стройный, чудный, неумелый.
И мне пейзаж был незнаком.
Он был каким-то древним, сонным.
Сквозь дымку плавало желтком
в оранжевой тарелке солнце.
Реки  таинственная гладь
лежала в зыбкости белесой.
Туман мохнатый наугад
полз по оврагам в чащи леса.
Я брёл неведомо куда,
и не было тоски по дому,
и не стремился угадать
мне уготованную долю.
Цеплялась за ноги трава.
Над белым пнём в одеждах вдовьих
вдруг проступали дерева,
как плакальщицы, над бедою.
Я, современный  человек,
не чувствовал себя всесильным,
и я был вовсе не ловец
удач - счастливых и красивых.
И я - не то, чтоб оробел
пред Первозданною  Природой:
я, как жучок, на мир  глядел,
не ведая ни лет, ни роду.
Я, как травинка, врос в неё,
не зная смелости и страха,
и сердце, словно не моё,
просилось в небо малой птахой.
И я не чувствовал себя
ни человеком и  ни птицей -
я был Частицей Бытия,
Природы-Матери частицей…




11.
Прекрасней, пожалуй, нету
традиции у студентов:
встречать на ногах рассветы!
Лицо подставляя ветру,
идём по полям-проспектам.
А где-то нас ждут конспекты
и грустные аудитории
в тоске повторяют: скоро ли?
А мы вот здесь держим вместе
экзамен на третьем семестре.
И пусть в жизни трудно будет,
мы с песней идём по будням.
Наверное, при Вавилоне
не знали гитар перезвона,
а то бы достроили башню!..
А нам вот с гитарой не страшно!
Кубинские, польские парни
отчаянно пляшут барыню!
А русские парни наши-
в ритме - пачангу и чардаш!
Прошли времена Вавилонов,
мы слышим сердец перезвоны.

12.
- Переговоры?
Всё разговоры.
Давайте атомную
и водородную!
А после матери
других народят…
Зато
на нашей
святой
Планете
не станет страшной
страны Советов.
Всех «красных»
к стенке!
И президентов
пора к ответу!...
На всей Планете -
суд Ку-клус-клана!
Кла..а-няйтесь!
Всех - на заклание!
Вас смерть застанет
на электрическом
- о время! -
стуле.
Ещё привычней -
петля
и пуля!

13.
Встаёт над Планетой
косматое Солнце.
Но нету поэтов,
и нету колодцев,
и нету травинки.
Лишь утренней ранью
сжигает росинки
протуберанец.
Природа, природа!
Я твой подопечный.
Я - плоть от народа,
я вечный. Я - вечный!
И пылью-золою
я к Небу взвиваюсь.
И прахом-землёю
я к Небу взываю…
Но Небо, как небыль:
ни Бога, ни чёрта.
Во веки здесь мне бы
не быть звездочётом.
Не звёзды - глазницы,
глазницы считаю!
Бывает, приснится, -
чего не бывает? -
свет мёртвой глазницы,
как вопль обрывается…

14.
О, как  нелепа смерть!
Нет ничего нелепей.
Глаза любимых,
губы -
в прах и пепел…
И всё - таки она закономерна.
Мудра Природа
и права, наверно,
стремясь сберечь
не просто особь,
а жизнь Вселенной.
На вопросы:
что есть звезда,
скала
и человек,
цветок -
молекул слепок,
слепок хромосом.
Пусть я умру,
пусть стану невесом,
но жизни не замедлится поток.
Когда-нибудь,
пусть через миллионы,
не лет -
веков,
но верю - верю я! -
я повторюсь в потомке,
и со стоном
к губам моим
прильнёт любовь моя.

15.
Как прекрасна Земля! Даже в сказках
не придумали Землю такой.
Запах мёда. Таинственно - ласковый
шёпот листьев. Да звёзд покой.
И земли спокойным дыханием -
дуновение ветра. До грёз
над крылечком отцовской хаты
в лунном свете торшеры берёз.
Тишина. Спят селения где-то.
Ровен сон и заводов гул.
Чутко дремлют в чехлах ракеты,
богатырский несут караул.
Спят в моторах у танков рокоты.
А под небом счастливым, синим
поколенья растут не робкие.
И, как грани - границы России.

16.
Крадётся ночь кошачьим шагом,
или - метель без дирижёра
оркестром воет,
пляшет шало,
или посапывает море -
стоят в дозоре. Стоят в дозоре
внуки погибших, как побратимы.
Нерасторжимы, необратимы
их узы дружбы, их узы братства.
Мы - государство.
Мы - государство
тех, кто мечтали;
нас защищая,
кто умирали,
нам завещая…
Мы - государство тех , кто мечтает;
тех, кто прощает, тех, кто прощает…
Но защищаем!
Память погибших, жизни потомков!
Мы защищаем то,
что воздвигли, солнца потоки,
радуги света, грибные дожди.
Мы защищаем -
мир без вражды.

17.
Ось Земная к зиме клонится.
Над Землёю тревоги частые.
Только пусть над крышами - Солнце
и под каждою  крышею - счастье.
Осторожнее, звёзды,
слышите?
Пусть Земля мирно в вальсе кружится.
Звёзды слышат -
на мирные крыши
рёвом смерти
тревоги рушатся.
Звёзды видят,
как тенью грозною
даже в снах о любимых - ракеты.
Осторожнее, люди! Звёзды
не простят, не простят нам это, -
если пылью космической мёрзлой
разлетятся рассветы летние.
Вы, мадам, не кривите ротик,
господа, ваш астролог врёт.
Осторожней на повороте -
мы в ответе за этот полёт.
 
 
18.
Воздух словно просвечен и зыбок.
Будто в сказке - деревья в инее.
Вновь сияет солнце улыбкою,
полотно согревая синее.
Кран - трудяга рукой до солнца
дотянулся - ему по плечу! -
чуть помедлил и дальше тронулся,
трос натянут подобно лучу.
Кран ребёнком большим, как кубики,
ставит секции от квартир,
 и прочтёт Мир в газетной рубрике:
«Заселён…» - наш отчёт о мире.


19.
…Над чёрною землёй гвоздями золотыми
прибит вновь Небосвод
  над горестной Хатынью.
…Дым не был здесь седым -
от тел людских был чёрен -
чернее головней
и обгоревших зёрен.
Какой истошный крик с огнём взметнулся к Небу!
Младенец и старик…
Скажи, Господь,
   ты - где был?
 

20.
Когда встречаю ветерана,
то в блеске праздничного дня
я чувствую, как ноют раны
у молодого, у меня.
Сохою времени изрезано
лицо кремнистого загара.
А рядом дети скачут резвые.
А в скверах - пары, пары, пары…
Его слеза созреет медленно
и дрогнет скупо и кристально
о тех, что сгинули безвременно,
в чужой земле лежать остались.
Хотел, - не может не прихрамывать -
не гнётся дерево-нога.
А купол неба - дивным    храмом…
Земля,
    спасённая -
   в века
плывёт,
     прекрасная и светлая,
расцветив празднично луга,
омытая весенним ветром,
согретая в моих руках.

Как Гражданин родной Земли
я, понимая жизни бренность,
храня Любовь и Долг нетленно,
готов обнять
    в земной пыли
солдат
    гудящие колени…

21.
Летит Земля, Наш Дом,
комочком тёплым -
Счастливая Случайность Мирозданья…
 

   Ходит лето


Семицветной радугою лето
ходит всюду – радуются дети.
Радуются лету звери, птицы.
В летних снах мне лето, лето снится.
Только ты не радуешься лету.
Думой, словно тучею задета.
Сизоватый локон осторожно
гладишь суховатою ладошкой.
Гладишь тайно
                лапочки-морщинки,
а в глазах тревожно стынут льдинки.
…Не беда, что сорок лет отпето!
Лето, понимаешь?
- ходит лето!
Им, медвяным, пахнут даже ветры.
Радуются лету даже кедры.
Сизые, дремучие, седые,
будто бы окутанные дымом,
словно дети,
радуются лету -
даже корни кедрачей прогреты…
Лето. Золотое ходит лето.
Неужели
песни наши спеты?

     Воспоминание о будущем

Порою вдруг увидится не то,
совсем не то, что рядом, пред глазами,
а что-то там, за дальнею чертой,
засыпанное давними снегами.

Снега те время спрессовало в лёд.
Судьба и быт гнетут нас тяжкой ношей.
Как это страшно – знать всё наперёд,
когда порой не разберёмся в прошлом.

Сумею ли избавиться от пут,
расплавить лёд и высушить озёра,
посеять травы, проложить тропу,
зажечь давно погашенные зори?

…Любимая, тебя не упрекну –
пусть не сбылось всё то, что загадали.
Ушедшее ничем не зачеркну –
ни памятью, ни словом, ни годами.

И всё же лёд холодный растоплю,
я высушу солёные озёра,
посею травы, воскрешу тропу,
зажгу давно погашенные зори.
И ни за что тебя не упрекну.

          

Озеро Раскаяния

Ручьём под снегом –
                исподволь –
во мне созрела
                Исповедь.
Я, не привыкший кланяться,
не собирался каяться,
но ручейки стекаются
в Озеро Раскаянья…



          Баллада о грусти

Бывало, скажи мне, с тобой -
средь музыки, смеха, друзей -
вдруг вспомнится кто-то другой,
притих ты – так входят в музей.
Иль, в общем-то, всё хорошо,
и сердце почти не болит,
отчётный период прошёл,
мир солнцем согрет и залит,
ты бодр, ты упруг, ты идёшь
по улицам, паркам, лугам,
а может быть, в лодке плывёшь,
и тихо скользят берега,..
и где-то транзистор орёт,
и кто-то гитарой бренчит,
а что-то на миг позовёт,
и кто-то на миг загрустит.
И если заметишь порой
нежданно пришедшую грусть,
её от обиды прикрой,
сумей разглядеть в этом суть:
за тыщи спрессованных лет
Грусть стала сестрой Доброты;
и мы не познали бы свет,
не зная тонов темноты;
и лёгкости нет, если ты
не знаешь, что тяжесть гнетёт;
и радости нет от мечты,
так и не ушедшей в полёт.
Я думал об этом не раз –
и грусть осудить не спешил.
Да, мудро заложено в нас
природой раздумье души.

Пусть лёгкая светлая грусть
коснётся и сердца, и дум…
А некто сторонние пусть
подумают, что я угрюм.

 
Осенние мотивы

Горят багряной тихой радостью
рассветы осени в лесу.
Ищу я в травах светлой радости
цветы горячей летней радуги.
И грусть опять в душе несу.
Грустит Иртыш, прощаясь с летом,
и, рябью вздрогнув на ветру,
он вспомнит росные рассветы.
Но эти тёплые рассветы
бураны белые сотрут.
А лес
красою нерастраченной
бредёт со мной тропой одной.
И силой красок озадаченный,
иду, задумчивый и праздничный,
я по земле моей родной.
Я не ударю влёт картечью
по клину -  стае журавлей
и жизни птичьей
скоротечной,
гонимый жадностью,
беспечно
не оборву.
Ты не жалей.
Стоят задумчиво-парадные
закаты осени в лесу.
И я, грустя, грустя и радуясь,
цветы привядшие цвет-радуги
тебе в подарок принесу.
Другие
дичь домой приносят.
Я - серебринку в волосах.
И понимая сердце просто,
ты улыбнешься грустно:
    - Осень
такая ранняя в лесах!..

Воспоминание о позднем сенокосе

Пахло свежестью арбузною,
свежескошенной травой.
Словно скирды, плыли грузные
облака над головой.
От осин прохладой веяло.
Солнце грело в пол-луча,
словно бы уже не велено
всех жарою огорчать.
И не верилось, что - ярое
жгло недели две назад…
А на травах утром ранним
леденящая роса.
У берёз верхушки медленно
поредели на ветру,
желтоватые и медные
краски
            зелень в плен берут.
Небо в окнах свежей просини -
так приятно и легко…
И не верилось, что осени
до всего - подать рукой.

             Осенние этюды

                1

Дед ловит рыбку
                удочкой-донкой.
Пропахли бахчою
                холодные сени.
Месяц ущербный
                дынною долькой
скатился по крыше -
                продроглой, осенней.
                2

Сиверко нахмурил тучи,
прижимает до земли.
Долго будут ноги мучить -
не поможет яд змеи.

                3

Воробей - прыг-скок, -
                не тужит,
гонит весело тоску…
И морщинит
ветер лужу,
как стиральную доску.

  Осенний сплин

Как лето ушло незаметно:
короче погожие дни,
а ночи холодные метят
багровостью гроздья рябин.

Сквозь тучи редка даже просинь.
Я радуюсь ей, как дитя.
Ведь даже холодная проседь
прекраснее струек дождя.

В осеннюю сырость все серо,
деревья почти что черны.
В такую погоду мне сиро,
себя ощущаю больным.

Так хочется яркого света,
чтоб мир засверкал, заиграл,
чтоб музыка пестрого цвета
сложилась в прекрасный хорал.

Эпитафия

Замшелый монолит.
Посмертные слова.
Из-под надгробных плит
не прорастет трава.
Из-под надгробных слов
не выплеснется гнев.
Приходит вечный сон -
лежим мы, присмирев.
Не шевельнуть плечом,
век тяжких не поднять,
жжёт солнце горячо,
а  з д е с ь и не понять.
Осенние дожди
остудят жалкий прах,
он продолжает жить -
придет его пора…
……………………………
Не ставьте надо мной
гранитных тяжких глыб.
Я поднимусь травой.
Я убегу из мглы.
И пылью от сапог,
пыльцою от цветка
войду в круговорот -
в грядущие века.

 
      
 
  Журавлиная грусть

Опять курлычут журавли
мне песню бессловесную,
летят они с родной земли
на землю неизвестную.

Их путь давно определён,
но только нет гарантии,
и равнодушен небосклон:
убьют ли, просто ранят ли…

И даже в теплых тех краях,
где пищи в изобилии,
не быть им, видимо, в раях -
все бойся, не убили бы…

Не оттого ль: - Курлы… курлы, –
так  грустно и щемительно,
не понимают их орлы,
глядят на них презрительно.

Как грусть мне их не уловить
гортанно-бессловесную?
… Опять курлычут журавли
мне песню поднебесную.

Поправка к генетическому коду

Когда –
              мальчишкой ли, мужчиной –
в домашней тёплой тишине
вдруг вскрикнешь
                (вроде, без причины),
как будто падая, во сне,
ты зябко поведёшь плечами
и, ощущая пустоту,
останешься лежать, печален,
тревожно дикими очами
сверля густую темноту.
Так вздрагивали наши предки
на спальном месте навесу,
страшась во сне сорваться с ветки –
к голодным хищникам внизу.
Всё та же мудрая Природа
на крайний случай,
                про запас,
по генетическому коду
вложила в каждого из нас
Сигнал –
                инстинкт само-храненья,
минуя «блоки» всех систем,
чтобы в кратчайшее мгновенье
мог Организм принять решенье
всем существом своим, да – всем.
Когда, тревожа мир сиреной,
пожарная умчится в темень,
ты знай, что изначально в генах
заложена и эта тема.
Когда, с оглядкою на стены,
в с ю правду вышепчешь друзьям,
ты ощутишь вдруг непременно,
что в наших с о в р е м е н н ы х генах
сидит жестокое: «Нельзя»!
 
«Н о в о е   в р е м я…»

***
«Крутые» нынче круто крутят :
нужны наёмники и бруты.
Да, нынче выгодно и круто
быть и наёмником, и Брутом.

"Свобода"
 
- Всё доступно! Всё свободно!
"Всё - доступно!" - стало модным.
- Всё..? Для всех? -
   так не бывает.
А Свобода
убывает...

«Неохрю-хрю…»

..Без радости и удовольствия
съедают  хлеб не так, к а к  Хлеб,
а как простое продовольствие
и… тянут всё в шикарный хлев.

***

Есть заповедь простая - не вреди!
Есть истина простая - не мешай.
Но кто же те, что снова - «впереди»,
а просят на углу: «Подай -
те» -  кто?

       Уличный  скрипач

Я не знаю, боль какая в душе у мальчишки жила.
Иглою святого накала мелодия душу мне жгла.
На самой высокой ноте, на самой тоскливой ноте
смычок не взрывался, не рвался, а плавно скользил опять…

И плакала скрипка над мелочью, рыдала над «серебром».

***

От стола блатных тусовок
вышел к нам политик новый.
Ставя веером все пальцы,
вдохновенно стал трепаться…
Человек такого ранга,
видно, где-то съел трепанга.

***

Они грешат и каются,
а всем вокруг икается:
и, не желая мучиться,
всё на народе учатся.
Грехи ли, преступление -
и снова - наступление!
А где же наше мнение?
Неужто - отупение?

Ловите  мух…

Такая есть нынче профессия-
делать из  Мухи Слона.
Лгут ловко, нахально и весело
на трезвую и спьяна.
Такое вот состояние-
захватывает дух.
Граждане россияне,
выращивайте мух.

          «Финансовый карамболь»

Ужель - «за так»? Совсем  «задаром»?
Судьба ль подбросила подарок:
сорвало гайки, хрустнул болт -
стране устроили дефолт?
Какой-то Кир…
какой-то Вунд
нам вбросил антикарамболь…
И вот уже о н и  гребут,
а нам - лишь головная боль.

      ***

Десять лет страну трясут
дикие «реформы».
Это время-время смут-
демократией зовут,
видно, для проформы.

        ***

Живём под грузом неизмеренным:
под грузом сплетен, дрязг и быта,
под грузом честности растерянной,
под грузом совести избитой.

Эмигранты

Уезжают друзья
    со знакомых до боли вокзалов.
И по лицам их видно,
что всего они нам не сказали.
Улетают порой
на заманчивый запах:
на Восток и на Север,
и часто - на Юг.
Ну а чаще всего -
на устойчивый Запад,
где порядок,
    покой
         и почти что уют…


Вот и всё -
перевёрнута
  жизни страница!
По сердцам и по судьбам
пролегли
равнодушно
границы.

П о д в и д   человека

Годы реформ
породили
подвид
на излёте тревожного века.
Кто и зачем создал новый подвид
лишь  п о д    в и д    человека?


В животном мире…

Выбрав помодней «прикид»,
собрались однажды:
кто-то шкурой удивить,
утоляя жажду;
кто-то тему обсудить
на сегодня «важную»;
кто-то денежку ссудить,
ценную бумажную;
соблюдая интерес,
кто покинул степь, кто лес…
Змей ли, зверь ли, или птица,
как в народе говорится:
кто-то слово сказать,
кто-то «лапы погреть».
кто – себя показать,
кто – зверей посмотреть…

На поляну, как на сцену,
вышли, как для КаВээНа,
три команды.
Для чего?
Объегорит кто кого?!
Капитанами-то кто?
- Котов Кот Котович,
Кротов Крот Кротович.
Волков Волк Волкович.
Затыкайте уши ваткой –
будет «грязной» эта схватка.

Следом конкурс был не новый.
Состязались в остром слове
Козлов Козёл Козлович,
Ослов Осёл Ослович,
Хорьков Хорёк Хорькович,
Орлов Орёл Орлович,
Скворцов Скворец Скворцович.

Певуче тихо крякало
семейство скромных Уткиных.
И чванились там Хряковы,
что громче всех захрюкали.
Нахохлившись от гонора,
сидел на ветке Воронов.
А, в стороне, набычившись,
стоял один Бык Быкович.

Ушёл со состязаний рано
Баран Баранович Баранов, -
по ленности своей, иль сдуру
не подготовил к «смотру» шкуру.
Для конкурсов других, галантных,
он не нашел в себе талантов.
От других вдалеке
на отдельном пеньке
состязались без слов
Ёж  Ежович Ежов,
Уж Ужович Ужов:
сколько жаб и лягушек
удастся им скушать
за  т о ч н о е  время –
такое вот бремя.

Впору вылезти из кожи,
обезьяны корчат рожи,
чтобы вызвать интерес…
«Книгу Гиннесса»   ведь тоже
вот
завёл
дремучий лес.


 
Деревня

Былое поле проросло бурьяном,
кустарником и жёсткою травой.
Опушка леса
наступает рьяно
подлеском,
перелезшим  через ров.

Ещё о ржи,
что здесь росла когда то,
в траве напоминают васильки.
А ведь была деревня та богатой.
В трудах и ребятня,
и старики…

Да вот устали биться с запустеньем.
Просели крыши между стойких труб,
давно внизу сопрел у дома сруб
и тянет от него загробным тленом.

Пустые окна в сумерках чернеют
глазницами ушедших на покой…
И так здесь грустно, жутко вечереет,
что впору прочитать «За упокой»…
 

      И воздастся хлебом.

Лишь  в с п а х а н н о е
   хлебом нам воздаст,
родит картошку -
хлеб второй России -
и лишь тогда
возрадует звезда,
и лишь тогда бывает небо синим.
Коль будылём
то поле поросло,
и коль быльём
недавнее покрыто,
коль Истина на дне
под хлябью слов, -
не оторвать очей нам от корыта.
Нет разницы,
средь ночи или дня,
когда пусты и брюхо, и корыто:
и тощий пёс,
и жирная свинья-
цель всё одна: наесться бы досыта!
И что им Небо, ясный день иль ночь:
кому чуток…,
кому - нажраться вволю!
Они
поднять
не могут к Небу оч -
их «конституция»
   такого не позволит.
Мир так велик,
и так безмерно тесен.
Кто выбирает,
кто дарует Долю?
И соловью
без зёрен
не до песен,
хотя ему,
на ветках,
всюду воля.
…………………………………………
Без пахаря
не распахать земли.
Без хлеба - не возрадует нас Небо.
Из-за бугра
к о р м ё  ж  к у  привезли.
Земля
  дичает,
     не рождая хлеба.

Старик

Он был похож на старого орла,
сидящего зачем-то у дороги.
Скамья под ним белела и была
ему насестом колченогим.
Со стороны посмотришь - грозный вид,
глядит вокруг с достоинством и хмуро.
Сиреневые сумерки… Знобит.
Его нисколько не боятся куры…
Рука в плаще взмахнёт, будто крылом -
потёртым и когда-то перебитым,
и взглянет он по-прежнему, орлом…
Что он - орёл! - другими позабыто.
Порою непонятно, за кого
весь двор его воспринимает нынче:
кормилец? - в прошлом; гость? -
который год
сидит он здесь устало и привычно.
Глядят глаза почти что неподвижно,
и он от жизни очень мало хочет…
……………………………………………
Последний раз цветёт, быть может, вишня.
Цыплят зовёт встревоженная квочка.

Деревенская старуха

В продроглом доме
ужин
при свечах.
Чайком согрета.
В доме - запустенье.
Цветок любимый на окне зачах:
герань – теплолюбивое растенье.

Над темным лесом дрогнула звезда.
В морозном небе –
от созвездий льдисто.
Берёза под луною, запоздав,
накинула искристое монисто.

Так ясен мир за комнатным стеклом.
Снега искрятся весело и чисто.
А ей давно уж не было тепло,
И не понять
простых житейских истин:
зачем и кто обрезал провода
там, на краю деревни, на столбе?
Ни лампочки,
   ни радио -
         беда.
И кто поможет ей
  в её беде?


 
Предзимье

1
Ещё зима лишь дунула слегка,
а лужи, как глаза, остекленели.
Ещё пышны у яблони бока,
у ивы косы - нет, не поредели.

А на берёзе - редкий жухлый лист,
не золотой уже и не багряный.
И ветра осторожный чуткий свист
в её кудрях, как прежде, не буянит.

Там, на болоте -
пар над бочажком,
как будто в нём живое что-то дышит.
А здесь бродил я летом босиком
под тёмно-сине-голубою крышей.

2
Осень квасила долго,
давно и всерьёз,
раздербанила путь колёсный.
Больше месяца
ночью не было звезд
день был серо-больным, белесым.

После слякотной жижи
морозец окреп,
щиплет уши почти что нежно…
Словно круто посоленный
чёрный хлеб
земля припорошена снегом.


Грустная ода снегу

Развезло все дороги
и раскисло, что может раскиснуть:
непролазные лужи,
а ухабы, увы, высоки…
Всё привычно до боли
и обыденно всё по-российски,
лишь тяжёлые маты
почему-то по-русски легки.

Лес убранство стряхнул,
ветер смёл листопад по затишьям,
обнажив неприглядность вокруг
для наших привыкших очей.
Ах, чего мы за лето - и почему? -
понаделали лишнего
под покровом листвы,
под прикрытием тёмных ночей!

Но приходит пора,
так естественно,
первого снега
(да, потом руганём
и метель, и трескучий мороз),
словно первая встреча,
где вечные трепет и нежность,
и слова о любви -
только искренне, только всерьёз.

Очищающий снег,
ты бинтуешь порезы и раны,
создаёшь красоту
даже там, где её уже нет…
Мы так рады тебе -
красоте твоей мягкой и странной.
И за это тебе
благодарны по-русски мы, снег.

Прикрывая убогость и грязь,
      в нас вселяешь надежду,
хоть привыкли вставать
под звонки
 электронных теперь «петухов».
А берёзы стоят в серебристых
и чистых одеждах,
как невесты стоят
в ожиданьи своих женихов.
Ты ухабы сровнял
и прикрыл наготу диких свалок,
одеялом своим
ты укутал луга и поля.
Словно добрый волшебник
вокруг поработал немало,
чтобы нам показать,
как прекрасна зимою земля.

 


Бесснежный декабрь

Земля черна и холодна,
как нелюбимая жена,
попрёками вся измордована -
ветрами старыми и новыми.
Свет солнышка - и тот померк,
холстина серая накинута
на сердце, на глаза,
                поверх
домов,
           деревьев,
                гнёзд покинутых.
…Спасибо, снег. Спасибо, снег,
за доброту твою и ласку.
Когда любви и счастья нет,
всё э т о превратил ты в Сказку.
 

Седая голова земли
               
                Отсвистали
         ветра поздней осени
                и в преддверии близкой зимы
                первый снег
                лёг задумчивой проседью,
                как усталые думы Земли.
                Но
                запляшут метели
                расковано,
                зло и весело –
                так, что держись!
                Ой, ты, жизнь,
                крутая,
                рискованная
                и такая
                прекрасная жизнь!...


                После бурь
                умудрено-спокойная
 голова седая Земли.

Метель
       (по мотивам народных песен)

Ветер бешенных псов отвязал с цепи
и летят они кубарем,
стелятся…
По широкой и мёртвой, холодной степи
разгулялась шальная метелица.
Ты, зима-госпожа,
  уйми младшую дочь,
уйми младшую дочь, да метелицу.
Обвенчаться бы с ней я бы, может, не прочь,
только ждёт меня красная девица.

Ты утихни, метель, успокой свою страсть,
что те проку от тела остылого?
Шутки шутишь, метель.
Не возьмёт меня страх.
Ждёт меня душа-девица милая.

Её белые руки твоих посильней.
Её темные косы твоих потемней.
Мне постелет она теплу-жарку постель.
Ох, метель, ох, метель, ох, метелица…

Ветер бешенных псов отвязал с цепи
и летят они кубарем,
стелятся…
По широкой и мертвой, холодной степи
разгулялась шальная метелица.

               
 
       Этюд

Закрылось дымкой небо синее.
Мороз крепчал. Давил мороз
и выжимал ворсинки инея.
Он, как живой, всё рос и рос
на проводах абстрактных линий.
В прозрачном небе, как маяк,
забытый с ночи, солнце стынет.
И, волшебство в себе тая,
деревья в серебристом инее,
как одуванчики стоят.

В плену снегов лебяжьих
1
Ночная улеглась пурга.
Мир светом ровным вновь наполнен.
Отполированные полднем,
роскошно царствуют снега.
В лесу - завьюженные чащи.
Слепит глаза простор полей.
Светлынь! А как посмотришь дальше,
там кажется ещё светлей.
Снега… Снега…
В лебяжий этот омут
остерегаешься ступить,
чтобы нечаянно, как в чистом новом доме,
не натоптать, не наследить.
 

В плену снегов лебяжьих 
    2
песня

Как будто бы ударилась в бега,
на крыльях разлохмаченных и серых,
беря в полон тоски больное сердце,
по-над землей метёт-летит пурга.
Я трудно спал, и ночь прошла кошмаром.
А в сердце жил тревожный неуют.
Душа ждала снегов, что лечат раны,
бинтуют боль и радость создают.

Пр.:      Снега… Снега…
в лебяжий этот омут
остерегаешься ступить,
чтобы нечаянно, как в чистом новом доме,
не наследить, не наследить.

И вот ночная улеглась пурга.
Мир светом ровным до краёв наполнен.
И словно полированные полднем,
роскошно всюду царствуют снега.
В дремотном сне завьюженные чащи.
Слепят глаза холсты дневных полей.
Светлынь! А как посмотришь дальше, дальше,
там, кажется ещё, ещё светлей.

Пр. Снега… Снега…
в лебяжий этот омут
остерегаешься ступить,
чтобы нечаянно, как в чистом новом доме,
не наследить, не наследить.

 
Вечерняя лыжня

Уже спускалось солнце к горизонту.
Уже лыжня скрипела от мороза.
Багровый снег
в лиловый превращался.
Тревожно лыжи быстрые скользили.
Деревья воплотились
в нереальность,
в чудовище,
что, небо нахлобучив,
смотрело вслед
и пяток лыж касалось.
А где-то город зажигал огни
весёлые и жёлтые -
     как звёзды,
развешенные тёплыми руками.
К ним рельсы шли
     накатанной лыжнёй.
Я видел -
уходило солнце
по рельсам,
убегающим на запад.
Промчался поезд.
В красный шар вписался.
И стало тихо,
будто перед взрывом.
 

Старый дом

Старый дом,
как старый гриб, -
почернел он,
весь источен.
Хоть с три короба наври, -
новой жизни он источник.
Не бывает просто так,
без грибниц, грибов,
и песен
не бывает,
ну хоть тресни,
без причины,
ну никак.
Это
в нём
любовь жила,
были песни, были дети,
были вёсны, было лето,
а теперь пришла зима.
Старый дом,
наш старый дом
из последних сил и мочи
беспокоится, хлопочет,
словно старый добрый гном.

…Забываем мы о том,
что пожить
ещё
он хочет.

Потребители

Потребляем.
Ох, как потребляем! -
мясо, сало, пушнину, бензин…
И не важно, кого истребляем.
И не важно, лежим ли, бежим.
Всё быстрее, всё больше,
    как жажда
у больного -
  в горячке слепой.
Будто должен,
живя,
почти каждый
потреблять, словно скот, - на убой.
Потреблять, потреблять!
    Потребляем,
сладострастье во всём возлюбя.
Добываем -
    как добиваем!
То ли Землю,
то ли - себя…

Природа и мы

Не мы - сама она венчает
победно торжество своё.
Она за нас не отвечает -
мы отвечаем за неё:
за этот луг, за ту былинку,
что тихо тянется к лучу,
за карася, что дремлет в тине,
за карагач, за алычу,
за лепесток цветка простого,
что Мир баюкает в росе…
А что мы сделали  т а к о г о,
чтобы помочь земной красе?
Мы, словно рок-акселераты,
переросли отца и мать.
Железною окрепли ратью
и разучились мы внимать
полунамёку и подсказке
о том, где больно, вредно где.
Природа - лучшая из сказок,
но как бы ей не оскудеть…

Она зовёт нас криком чаек,
от взрывов корчась, голосит,
натужно самоочищаясь,
дельфином плачет и грустит.
Природа многое прощает.
А вдруг однажды - не простит?!.
 



 
Начиная отсчёт от нуля

Человек поднимается выше и выше, и выше.
Человек проникает все глубже и глубже, и глубже,
начиная отсчёт от нуля, как всегда от нуля, от нуля.
Только рядом стоящего крик иногда не услышим, не слышим.
Только мы забываем, что наглость и тупость,
и грубость, и глупость,
всё зависит от нас - от него, от тебя, от меня, от меня…
Человек - царь Природы, венец сотворенья - уменьем
замахнулся на Мир, на основы уже мирозданья,
и, гордыней обуян, ослеп от наличия силы,
восхищаясь собой до ума помрачения, до умиленья.
Но всему есть предел - каждый день облагается данью.
Но Сахару - увы! - не насытишь одним только Нилом.
В бункерах закупорены тысячи смерчей и смертей -
их однажды открыв, словно джинов назад не воротишь.
А Земля - не в пробирке, не в клетке подопытный кролик.
И уже недостаточно просто те силы, измерив - умерить,
и уже не укроемся в замке, захлопнув ворота, -
лишь в кромешной во мгле под землей,
да и то вряд ли, кроме…
А Земля - словно шарик хрустальный на ветке осенней дрожит.
И не в силах она уже справиться с данным уделом.
Неужели безумие мы не способны понять и унять?
Враг, собрат, ты - Земляк и Землянин! -
ты зла не держи.
Ну, скажи:
неужели в созвездьях Миров и в своей голубой колыбели
Человечество  д о л ж н о  опять начинать всё с нуля,
всё  - с нуля,
начиная отсчёт от нуля, как всегда - от нуля, от нуля?..

Бессонница

… бессонницей
         издёрган
   и измучен.
Чтоб дать покой супруге в тишине,
я подхожу к окну -
там вид давно изучен -
и только звёзды
каждый раз внове.

Быть может, потому,
что их - бессчётно,
от света их мерцанья,
может быть,
я каждый раз душою
безотчётно
подзабываю
тяжкий жизни быт.

И в состояньи транса и покоя
сужу
почти в блаженном забытьи:
что сделано и создано
      рукою
моею
в этом «бренном бытии».

… Переберу
все боли и обиды,
все неудачи,
горе от потерь.
Приемлю всё -
не затаив обиды -
и в том числе
и горести потерь.

Да, жизнь сложна -
в ней всякое бывает,
на то она, наверное, и Жизнь…
Но
к а к 
душа и сердце отзывались
на боль и слёзы
      близких
       и чужих?!

Мольба.

Известно всем:
- В начале было Слово…
Но непонятно,
кто его сказал…
Пусть я-
      в сравненьи с Ним-
не гном, а гномик,
и прах,
    который тоже Он  создал.
Я всё приемлю на слово,
допустим:
что - за семь дней,
что …Бого-человек…
Как верил в детстве,
что «нашли в капусте»,
что Дед Мороз,
и каждому - свой век!
Счастливый век:
в Добре и Понимании,
в Почтении, в Согласии, в Любви,
без Зла -
без пакости, жестокого обмана,
без унижений, войн
      и мира на крови.
Но мы имеем то,
что мы имеем…
Не год, не век,
а сотни тысяч лет!
Мечту
   о Вечной Жизни всё лелея,
живём серди жестокости и бед.
…Мне не понять т а к о г о 
без Познанья.
Молю, Тебя, Создатель,
    возлюбя,
внеси поправку -
в Душу, в Код,
     в Сознанье? -
чтоб жили мы
достойными Тебя.

* * *

… Мы все уйдём: кто раньше, а кто позже,
крещённый ли, неверующий ли,
предстанем, если есть,
пред взором Божьим:
коль нагрешил, то, мучась,
трепещи!

Не знаю, как там
    на Небесных счётах –
костяшки сдвинут, цифры ль наберут? –
коль жил по совести,
то счёт быть должен чёток –
ведь ангелы всё видят и не врут.

Коль ошибался
искренне и глупо,
стыдясь и мучась, вновь добро творил,
тебя поймут, быть может,
и вот тут то
зачтут дела все добрые твои.

А коль, глумясь,
насмешничал над Ликом
и осквернял земли родной места,
и на смиренность
разражался криком,
не жди поддержки Будды ли,
Христа ль.

… В Аду гореть
или порхать в Раю ли
Судом Небесным
будет мне дано,
перед Всевышним каюсь,
но не вру я,
меня волнует только лишь одно:

как жил, что делал я на той Планете,
которой имя милое – Земля,
что в Мире будут счастливы все дети,
что человеком прожил я не зря.

* * *
     Там, где лето
прекраснее сказок;
там, где зимы
прекраснее зим,
ходит мальчик,
весёлый и ласковый.
Я хочу поделиться с ним
тем, что знаю и что изведал,
болью дней…
Он глядит удивлённо,
а глаза - голубое небо,
и в глазах  -
мир обновлённый.
Там, где вёсны
волшебнее сказок,
где принцессы
на каждом шагу,
бродит юноша,
   добрый и ласковый.
Я ему помогу.
Расскажу
о тревожных тропах,
покажу,
                где живёт злой колдун…
А тот юноша встал
                и утопал
с рюкзаком
напрямик
                в тайгу.
И пошёл,
улыбаясь ветру
добродушно…
Наискосок
всё летят,
  летят километры
между нами,
как дождь косой.
Не догнать
     и не крикнуть с кручи,
что любовь у принцессы
померкла.
Что
   в о н   т а м 
прячут камень-горюч
     и осколки кривого зеркала.

* * *

Поэзии чуткое слово
ищу и ловлю неустанно
и снова, и снова, и снова
тоскую по слову устало.

Я в поисках долгие годы:
равны ли успехам утраты?
И созданы мною невзгоды.
И путь не пройти мне обратно.

Отсюда порою обиды
на поиски в прошлые годы.
С вершины достигнутой виден
в тумане ли, в дымке ли город…

Пусть снова стрекочет сорока
да всё об ошибках повесы:
в поэзии, мол, однобоко
он жил и терял равновесье.

Да, нынче я строг и печален,
и цену я чувствую слову.
- А как же всё было вначале?
- Как многие, рад был обновам…

Весы – не мудрей коромысла, -
оно было взято в основу.
В стихах
я погнался за смыслом,
 а надо понять было Слово…
 
 

О счастливых минутах

Мы устали за школьною партой,
и, забросив тетрадки в столы,
мы бродили с тобою по марту,
мы стояли у нашей ветлы.

Говорили… И долго молчали.
А о чём, трудно вспомнить уже.
… Я сегодня, как прежде, печален
на  седьмом,
    на седом
рубеже…

На твоих волосах,
ниспадавших
с плеч на спину,
на чёрном пальто,
словно звёзды,
              снежинки те давние
поражали своей красотой.

Я молчал.
Ощущение вечности
вдруг нахлынуло разом…
И вот…
словно остров,
                в реке бесконечности,
та минута бессмертно живёт.

Частица Вселенной

Хочешь, сказку тебе расскажу я,
может быль, может явь, может сон?..
Где, когда, чем и кем окажусь я - 
я не знаю, но путь предрешён…
………………………………………
Я лежу на вершине кургана,
выше – небо лишь, сосны и Ты.
Надо мною не плачут туманы,
Надо мною не шепчут кусты.

Тишь. Простор. Только солнце и ветер.
И покой, словно замкнутый круг.
На земном ли, небесном совете
наши промахи все разберут.

… Что цвело, то прошло, облетело.
Отойдут и печаль, и дела.
В прах рассыпется бренное тело,
но останутся вечно слова:

на камнях, бересте, на бумаге,
на пластинке, на плёнке.
Живой –
для земных бесконечных Галактик,
тех, что в душах людских,
голос мой.

Прозвучит и останется вечно,
как Материя вечна сама.
Этот путь мне Природой намечен,
Только бы …
Механизм не сломать.

И тогда
Я – Частица Вселенной,
что уходит, приходит опять,
что с Природою вместе нетленна,
то мала, то её – не объять.

Только где-то в другом измереньи
и во времени, сдвинутом вкось,
я хочу сохранить непременно
цвет и запах любимых волос.

Мы

песня

…Я приду к тебе. Молча
присяду на краешек кресла.
Будет медленно время
шуршать, как песок, у виска.
Для того, чтоб любовь
словно Феникс
из пепла воскресла,
потекут голубые минуты
и наполнят седые века.
… Кресло станет долиной.
Валуном, мхом обросшим, я стану.
Голубою звездой
будешь долго мерцать в вышине.
Но однажды случится -
ожидать я безмерно устану -
вдруг сорвется звезда,
вся сияя, помчится ко мне.
И когда упадет,
охладевшим осколком на травы,
почерневшим комочком
от далекой Великой Любви,
валуном, вросшим в землю,
содрогнусь, как от молнии странной,
раскидаю осколки,
чтоб сравняться, смешаться с твоим.


 
А ЗЕМЛЯ ВСЁ КРУЖИЛАСЬ

А земля всё кружилась

Снег и птица кружились над трупом и полем.
Он и она закружились в вальсе любви.
А Земля всё кружилась, кружилась…

Злое равнодушие

Небо градом стегало уверенно, лихо и злобно,
словно делало чью-то работу, и уже не  щадило
ни слив молодых ,ни стареющих яблонь,
цветов не жалело…

Ветер,  град и цветущая слива

Ветер и град ветки ломают в цвету
и лепестки, как поцелуи, срывают…
словно насильники - зло - подвенечное платье…

***

Поздняя осень…Отхлестали нещадно дожди.
Капли тяжёлые  мерно падают на карниз,
словно стучатся устало в дом мой - пустую душу.

Зима

Холодной сталью небо сопротивляется лучам.
Задумчивые пни под шапками из снега -
как старики, что ждут тепла весною…

***

Город пир учинил: какофонию звуков и  плясок.
Под ногами стекло, игры диких бумажных бесят.
Я стекаю слезою с немытой щеки мостовой…

Сосуществование

У изголовья города живого,
огромной папиросою дымя,
лежит завод в рабочем состоянии.

***

Мы создали искусственное сердце.
Мы создадим искусственное Солнце.
А, может, просто нужно быть добрее?..

***

Приобрел как-то человек зависть.
Расцвела. Появилась завязь.
Теперь ждёт плодов…

***

Весна встревожила всех певчих,
а те встревожили всех нас.
Какая сладкая тревога…

***

Поёживаясь чуть от холода,
сосна взбежала на пригорок -
навстречу солнцу бодро, молодо.




Сила семени

Как нежен, лёгок тополиный пух…
И как асфальт бугрится одеялом
под мощью тополиной силы.

***

Экран ТВ нам заменил природу,
общение с друзьями, книги, игры…
Весь мир-постель, точнее - ложе секса.

***

Я стою на опушке
осеннего яркого леса.
Я в природу опущен,
не имея телесного веса.

Симбиоз

- Прости, прости, прости! -
у всех прошу прощенья.
У тех, кто виноват,
и в чём повинен сам.
Хотя порой душа
в обиде жаждет мщенья,
во мне живут в одном
и ландыш, и оса.

***

Из первозданной глины
путь тянется наш длинный
лишь миг -
и снова глина…
Останутся лишь мифы,
легенды
    и былины.

Наш век

Век кибернетики и атома,
год генетики, ребёнка и матери,
месячник безопасности движения,
день алко - и наркоуничтожения,
час повального секса в Каннах,
да у Каинов минута раскаяния…

Извечный вопрос

Ох, судьба, судьба,
есть ты или нет,
в наших всё руках или в Божьих?
Бог,  и Тот - увы! -
не даёт ответ.
Может, нет Его, может, тайну Он
нам открыть пока
Сам не может?

***
Шар    расчерчен на квадраты,
по окружности обкатан,
и покрыт всеместно матом,
испражненьями обкакан…
Шар-Земля,
а  к т о же мы, земляне,
в Космосе, в квартире, на поляне?


Март

Смелее пригревает солнце.
На склонах, что  лицом на юг,
в сугробах, словно в снежных сотах,
лучи весёлые живут.

Весеннее

Я иду по облакам  и тучам.
Я сегодня радостный, могучий!
Я сегодня в счастье очень верю!
Для меня открыты всюду двери!

Вдохновлён!
И тут же был остужен -
то авто промчалося по луже…

БАМ зимой с вертолёта

Недра спят царевной-недотрогой.
За семью замками
кладовой тайник.
…Поезда
расстегивают
молнию-дорогу
на заснеженной спине тайги.

И ветка может стать стволом

Из малой ветки стать стволом,
в земле корнями укрепиться…
…И за обеденным столом
в свой срок
главой семьи садиться.

Между нами

между трелью соловьиной
между кваканьем лягушки
между скрипом старой жабы
между запахом бензина
между правдою и ложью
л и ш ь тропинка пролегла

Обманчивая глубина

Луна и звёзды. Крест часовни…
Днём облака плывут, как рыбы в жуткой глубине…
Так лужа отражает мир не глубиной воды, а глубиною
неба.

* * *

Висело небо, словно блюдо.
На нём Вселенная вмещалась…
Хочу, чтоб каждый день свершалось
хотя бы маленькое чудо.
 

Но только нынче мне в любовь не верится

И хоть Земля юлой,
как прежде, вертится,
вращается в кругу других Планет,
но только нынче
мне в любовь не верится,
как будто её не было и нет…

И скажет кто-нибудь:
- А что же вы хотите?
Воскликнет друг:
- Тебе-то сколько лет?!
Кричите, милые,
но, только мне не врите,
как будто  Е ё
не было и нет!

А что – Любовь?  –
великое ли таинство?
А может, просто зов
из  глубины
сознанья
вечно к свету тянется?
А может  –
просто радужные сны?

Тогда  о т к у д а 
боль и вдохновение,
о т к у д а  грусть,
уныние, тоска?
Всё Ей одной
и Ей лишь откровения
и рук, и губ, и жаркого стиха?

Тогда  з а ч е м
вдруг небо голубее,
и  п о ч е м у
воздушней облака,
и  п о ч е м у 
вдруг Родина милее,
и радость
от наивного цветка?

Мне б суметь самому

Жду всё время друзей неожиданных,
ежедневно - чудес небывалых,
ежечасно - побед незаслуженных.
Просто так.
Что-то может,
должно ведь случиться:
старый гном
 в дом в калошах примчится,
дождь весёлый галопом промчится
иль задумчивая синица,
словно к другу
 в окно постучится…
Мне б суметь самому
к чуду этому
сделать шаг,
ну, хотя бы полшага -
 навстречу.

Верю веточке ивы
 
… Рос человек
открытым, весёлым,
морщил чело
над книгою в школе,
жил среди всех
наивно-счастливым,
как первый снег
на веточке ивы.
… Тысячи встреч
и годы свершений -
слышит он речь:
«… не-
     со-
вер-
        ше-
     нен».
Аист - наивен -
несовершенен.
Косы на иве -
остричь непременно.
Душу подальше
от взоров упрятать.
Жми на педали,
на акселератор!
Лица -
как пятна -
сливаются в  с е р о …
… Долгая память
спасает как вера.
Что ж человек?
Открыто-наивно
верит в свой век
и в …  веточку ивы.
Просто
устал он -
не больше, не меньше -
словно Устав он
ока -
  меневший.
Трудно
и просто
жить по Уставу,
словно короста
на Совести -
      Право…
Что ж человек
в этом вздыбленном веке?
Тяжко в  с в о й   век
стать Человеком -
быть Человеком.

Неваляшки

Эта кукла – неваляшка
с пояском и белой пряжкой,
бант, как небо, голубой –
вот такой!
Это Танька-Неваляшка,
симпатичная мордашка,
а глазища – голубые –
вот такие!
   Эта кукла – Танька-Встанька.
Это – Танька-Неустанька.
Как угодно задевай,
ты хоть как ее валяй,
от удара увернется
и в ответ лишь улыбнется.
Нет, она не задавала,
но ничто ее не свалит!
    Эта кукла – неваляшка
с пояском и красной пряжкой,
шарф, как небо голубой –
вот такой!
Это Ванька-Неваляшка,
симпатичная мордашка,
а глазища – голубые –
вот такие!
   Эта кукла – Ванька-Встанька.
Это – Ванька-Неустанька.
Как угодно задевай,
ты хоть как его валяй,
от удара увернется
и в ответ лишь улыбнется.
он – совсем не задавала,
но ничто его не свалит!
     Это – Танька, это – Ванька:
Танька-Встанька, Ванька-Встанька.
Как бы не было им тяжко,
встанет Танька-Неваляшка,
встанет Ванька-Неваляшка!
Хоть какая пусть беда,
но устойчивы всегда
и улыбчивы всегда –
Да!

 
***
Как нынче погода чудна
в веселом задумчивом марте…
Тепло но не тают снега
деревья во сне ли в истоме…
Ни мгла ни туман ни рассвет
как мягкое мира рожденье
Над миром висят небеса
воздушною в дымке вуалью
Такая вокруг тишина
и ласковость воздуха зрима    
рассеян задумчиво свет
для всех равномерно светилом
Под шубой из снега и льда
река чуть заметно курится
и словно не тутошних мест
седой и задумчивый ворон
и светлая серость окрест
и воздух и снег и заборы
под серым но ярким пером
березок стволы стушевались…
И все-таки это не сон
не утро не день и не вечер…
Но миг этот краткий весом
как вечная дума о Вечном
… Не утро не день и не вечер
как будто размытая Вечность
разлиты покой и беспечность
и как-то и чище и легче
всё думать и думать о Вечном

Ну, что с того

Нам не дано жить в этом мире дважды
и дважды чтить и Солнце, и Луну,
и не привык я к серому пейзажу,
но он вокруг, куда я ни взгляну.
Ну, что с того, что я так солнца жажду?
Ну, что с того, что этот дождь кляну?
… Всё стало серым, блеклым,
  но не белым,
унылым и тоскливым, как судьба.
И я стою
рабом Природы беглым,
а ей и дела нету до раба.
Белесым ситом небо надо мною
всё сыплет мелкий,
     мокрый, серый снег.
И даже баня
    с чёрною трубою
при серых сумерках
меняет прежний цвет,
как будто это древний,
сизый ворон,
что крылья успокоено сложил,
а старый дом наш -
     сивый добрый воин,
что службу долгую
     ещё не отслужил…
Вот так бы честно послужить и мне бы
ещё бы много добрых долгих лет,
чтоб знать, что не уйду я
      дымом в небыль;
что возле дома
внуков чёткий след;
и что под этим мокрым, серым небом
тоски и горя и в помине нет;
что сам - частица этого покоя -
окрашен, как и всё, в белесый цвет
и даже без луны, без отсветов оконных,
струю спокойный, серый,
      ровный свет.

Ещё и уже

Ещё, вроде, лёгок мой шаг,
   и слог
ещё не коробит уши и души.
Но всё тяжелее
пыль от дорог
и всё тяжелее
   о тленном
думы.
Ещё, озоруя,
в лесу прокричу:
- Ээ… - ге- ей! -
звонко солнцу и ветру.
Но
ноша былая - не по плечу,
и трудными кажутся
дни-километры.
Ещё топором
помашу, поверчу
над брёвнышком и над резьбою…
Ещё я всем телом
прижаться хочу,
чтоб быть
одним целым с тобою.

Уже безотчётно
в делах я спешу
(кто, знает, отпущено сколько?)
Ещё о любви
   я стихи напишу -
о сладостной,
   радостно-горькой…
Уже не мечтаю -
«на сто» - вперёд,
на год, на неделю,
минуту …

Тревожит строка
и дорога зовёт,
и сам ещё нужен кому-то.
И снова душа
совершает полёт
в мечты -
в поднебесную синь.

И снова топорик,
как прежде поёт:
- Дзи - иннь,
дзи - и - иннь, дзи - и - ннь…

    Моя звезда

Последний луч багрянил тучи
таинственным и злым мазком.
И воздух, резкий и колючий,
вдруг тронул снег своим смычком:
не гнев, не ропот, не погибель –
запел тревожно и легко.
Под пенье снега мы могли бы
уйти далёко-далеко…
Какой-то силой остановлен,
до боли сердце думой сжав,
я вспоминаю бегство Ноя
и знаю – некуда бежать.
Ты понимаешь? Понимаешь –
Мир у сплетения дорог.
Ведь были Октябри и Маи!
Я гневный голос поднимаю,
готов идти на гром тревог.
Мир затаился в ожиданьи.
Но высшим зреньем вижу снег,
земле поющий на прощанье
не о себе, а о Весне.
Мир скован силою морозной –
да не свершится приговор!
Сквозь тучи азбукою Морзе
ведут созвездья разговор.
Ты загадай: звезда вдруг свалится
на счастье или на беду.
А я смотрю: электросварщик
опять зажёг свою звезду.

 
   В Миг Последний…

«Деревья умирают стоя» -
звучит, как истина.
 Увы,
я б не хотел ломать устои:
так жить, как те деревья,
стоит -
пусть ради стойкости молвы.
Ведь те,
     что умирают стоя,
до старости своей цветут.
И к ним -
в кипенье молодое -
летят
весёлым пчёлы роем,

и - все! -
как в сладостном бреду.
Живу и жил не оголтело.
Я мир стремился обрести
в душе,
   с людьми, с природой, с телом,
чтоб Словом, Думою и Делом
Добро лелеять и растить.

У жизни
правила жестоки
(не знаю,
как - в Аду,
в Раю…)
Поблёк давно
   любимый локон.
И возле тёплых жёлтых окон
порою с грустью я стою.

Нет,
я не стану в Миг последний
стенать, молить,
рыдать, грустить,
что жил-де
бедно -
  не победно…

Я - уходящий -
хладный, бледный
шепну лишь:
- Господи, прости!

 
Надеюсь

«Вначале было Слово…»

Слово и - Дело.
Дело и - Слово…
Рядом по Жизни идут неустанно.
Что же первично и первооснова?
Жизнь то поманит,
а то нас поранит,
но не всегда только грустная штука.
В грусти ж всегда есть надежда на радость.
Тёплое слово
и добрые руки -
как после дождика -
мостики радуг.
Пусть я наивен,
но всё же надеюсь,
Жизнь обретёт
своё новое русло.
Слово порой
подвигает на Дело.
А  доброе Дело -
улыбка без грусти.
















Рецензент   член  СП РФ  Куленко  Н.А.

Редактор

и  остальные ред.реквизиты.
Содержание
стр.
Мой путь
Камень и мой пращур
Нет прочнее той нити
Счастливая случайность
Потребность слова
Руки кузнеца
Предвестье
На переломе
Когда приходит счастье
В одном уютном болотце
Весеннее
В такую ночь я счастьем ранен
Если
Очищение
Утро
Уготованность
Тишина
Песня землян
Лето
Неоформленное
Во власти мгновений
А с с о ц и а ц и и
Белая ладья
Ты приходишь ко мне вечером
Я - дерево
Такою ты останешься во мне
О ревности
Ассоциативный этюд
 Дневные звёзды
Открытия
В знойный день
Июль
Не только о птицах
По грибы, по ягоды
Бурелом
ОСТРОУГОЛЬНАЯ  ЗЕМЛЯ
Ходит лето
Воспоминание о будущем
Озеро Раскаяния
Баллада о грусти
Осенние мотивы
Воспоминание о позднем сенокосе
Осенние этюды
Осенний сплин
Эпитафия
Журавлиная грусть
Поправка к генетическому коду
НОВОЕ ВРЕМЯ
В животном мире
Деревня
И воздастся хлебом
Старик
Деревенская старуха
Предзимье
Грустная ода снегу
Бесснежный декабрь
Седая голова земли
Метель
Этюд
В плену снегов лебяжьих
Вечерняя лыжня
Старый дом
Потребители
Природа и мы
Начиная отсчет от нуля
Бессонница
Мольба.
Мы все уйдем…
Там, где лето
Поэзии чуткое слово
О счастливых минутах
Частица Вселенной
Мы
А ЗЕМЛЯ ВСЁ КРУЖИЛАСЬ
Но только нынче мне в любовь не верится
Мне б суметь самому
Верю веточке ивы
Неваляшки
Как нынче погода чудна
Ну, что с того
Ещё и уже
Моя звезда
В Миг последний
Надеюсь