Мне завтра стукнет 22 года

Ударь этот шарик, брось кости и будет шах.
Четыре туза и дама. Семерка пик.
Я еду на нижней полке, в моих ушах
Наушники – Полозкова читает стих.

Что-то про девушку Грейс, ее бросил Стив.
Водила, автобус, какой-то ночной маршрут.
И я понимаю, что мне есть, куда расти.
Чтоб так писать, себя нужно тянуть, как жгут.

Выжимать до предела, эмоции лить в блокнот,
Как сейчас в тусклом свете лампы под стук колес.
Вера, Верочка, мне наверно не хватит нот,
Строчек, смеха, аккордов, улыбок, слез.

Я хочу научиться жить, не смотря назад.
Не копаться в прошлом (чужом!), одолеть цунами
Этой ревности беспричинной. Быть только «за».
Закрываешь глаза – фотографии перед глазами.

Кто просил самолично втыкать себе в спину нож?
Это какой-то особый подвид мазохизма?
Из памяти их теперь ничем не сотрешь,
И будешь глядеть постоянно сквозь страха призму.

Наверно, поторопилась, забыла о том,
Что в знании слабость, в незнании – полная сила.
Чем меньше ты знаешь, тем крепче полуночный сон,
Без желания сделать немедля глоток керосина,

Чтоб выжечь из мозга то, что мешает спать,
Что портит весь день с утра до глубокой ночи.
А дыры прожжет – так себя можно залатать.
Так делала Салли (у Бёртона), между прочим.

А сверху свесилась чья-то худая рука
В веснушках, а на ногтях – перламутровый лак.
Я вроде привыкла, только психую слегка.
Наверно, оно всегда теперь будет так?

Тут за окном такая дрянная погода.
Дождь хлещет в стекло. Сосед сонно чешет ногу.
Вера, мне завтра стукнет двадцать два года.
Это безумно-безумно-безумно много.

Лежишь тут и думаешь, ведь мало успела как…
Почти двадцать два, а не была в Париже,
Не получила права, не купила «Жука»,
Не поступила (заочно пусть) на журфак,
Не издала ни одну из написанных книжек.

А это все нужно сейчас, пока еще есть задор.
Пока в глазах неуемная жажда трека.
Потом? Это ж не сейчас, это полный вздор.
Потом будут дети, кредиты и ипотека.

А еще ведь так рано. Еще можно летать по свету.
Собирать магниты, безумно ловить глазами
Улыбки прохожих и краски испанского лета.
«Hey, guys, taxi?» «Нет, спасибо, мы сами!»

А в поезде пахнет совсем не пастой и пиццей.
И пьяный мужик, шатаясь, идет по проходу.
Пожалуй, нужно немного поторопиться.
Мне, как-никак, завтра стукнет двадцать два года.