Из пепла

ИЗ ПЕПЛА ВОЗРОДИТСЯ…                Вяткина Е. А..
  «АЛЕКСА ВЕА»
.

Привет! Привет! Привет!
Прости за долгое молчание, но я не хотела напоминанием о себе причинить хоть малейшую толику боли! Я не знала, что с тобой случилось, я не хотела знать... Мне хотелось верить, что ты счастлив, что твои дети выросли, что женщина рядом с тобой воплощение твоей мечты о подруге, которая тебе нужна. Что твоя мама нянчит внуков, о которых мечтала, а жену твою называет дочерью... Я не хотела этого знать...
Стала бы я менять что-либо? Стала бы бередить и тебя и себя воспоминаниями о прошлом? Я не нахожу ответа... И уже не найду, потому что ничего не возможно изменить...
Зачем пишу тебе? Зачем пишу тебе сейчас? Просить прощения... Просить прощения, что не бежала тогда из магазина. Что не уехала на электричке, оставив тебя сидящем на снегу... Что осталась, когда нужно было уйти, освободив тебя от себя. От того будущего, которое теперь стало прошлым... Просить прощения за то, что вообще попалась на твоем пути... Просить прощения за свои желания, за свои влюбленные восторженные глаза, которые смотрели на тебя, но которые не видели той пропасти, в которую тебя толкают.
Почему ты не отпустил меня сразу, как стал тяготиться мной? Почему не отпустил, когда понял, что не любишь... или не любил вовсе? На эти вопросы я тоже не найду ответа, да и не буду искать...
Я ни о чем не жалею. Не жалею о своей судьбе – ты открыл мне мир, ты открыл меня для мира... Жалею лишь о том, что стала причиной твоих бед... Прости меня за это...
У меня ничего нет, и я ничего не хочу для себя...
У меня нет дома – но весь мир открыт мне, дороги – мой дом! У меня нет семьи – но те люди, которые обращаются ко мне за помощью – моя семья! У меня нет детей, но есть собаки, которые нуждаются во мне и о которых будет некому заботиться, если меня не станет.
И чем старше  я становлюсь, тем яснее понимаю, что у меня нет будущего...
Я могу купить себе дом, но к чему он мне? Любому дому нужна жизнь, а я не дам ему ничего кроме безнадежности... одиночества... разочарований...
Я могу выйти замуж, но зачем? Я не хочу обрекать мужчину, который меня любит – я ничего не смогу ему дать... Я не хочу, чтоб когда-нибудь, когда уйдет его молодость, он упрекнул меня моим бесплодием, моей пустотой...
Когда-то ты сказал мне, что я никому не  нужна и оказался прав – я себе не нужна такая...
Я много езжу, я вижу много лиц: грустных, злых, счастливых, глупых...
Как они меня находят? Почему приходят ко мне за советом? Почему я слышу от человека, которого вижу впервые – “Лена, погадай мне”. Я кидаю карты, а сама думаю: “ Боже! Люди! Какие вы глупые! Зачем вам знать, что с вами будет? Зачем вам мои советы? – Покопайтесь в себе, и вы найдете ответы на любые вопросы! Решение ваших проблем под вашим носом!” Но, наверное, они бояться своих ответов... Они приходят ко мне за иллюзией, и какая горечь в их глазах, когда я не даю эту иллюзию... Я не имею права... Иногда их глаза светятся радостью – они услышали то, что хотели, но не я тому причина – это их судьба. Чаще – разочарованные, полные решимости опровергнуть мои слова, но через время говорят мне: “ Ты была права”.
Часто меня спрашивают, можно ли что-нибудь изменить? И если человек готов меня слушать, я рассказываю ему его судьбу. Объясняю причину произошедшего и показываю варианты развития событий. Я объясняю, что гадание не предопределят судьбу, что можно изменить все, кроме момента смерти и прошлого... А будущее – здесь уже выбор за нами самими: либо принять все так, как есть, либо попытаться что-нибудь изменить. Если есть желание... если есть стимул – ради чего.
Они смотрят на меня с надеждой, они думают, что я сильная, уверенная, счастливая... Они не видят мою душу! Они не видят маленькую девочку внутри меня, которая боится, которая кричит от страха... Эта девочка не известна им. Они ее не знают – она боится высунуть нос наружу. Она никому не верит ... и не поверит никогда. Я с ней спорю, я пытаюсь доказать ей, что она нужна, что она любима – она не верит, она кричит: “Посмотри, посмотри на себя! Ради чего ты живешь, Что ты оставишь после себя? Посмотри на свое прошлое! посмотри, какие развалины ты оставила после себя! Посмотри, какое горе ты доставила своей “любовью”! Тебе мало? Спроси, спроси его – был ли он счастлив хоть мгновение? Почему же ты не спросишь? Боишься услышать правду?”
Мне нечего ей возразить... Но я устала бояться... Я понимаю, что она права... Почему-то твои слова стали догмой, правилом, через которое нельзя перешагнуть.
У меня не осталось никого, кому можно было бы довериться, никто не знает моего прошлого, никто не знает, какой я была, о чем мечтала, чего желала, чего ждала от жизни...
Ты меня знал, когда я была этой девочкой, и я пишу тебе, надеясь, что ты дашь мне совет... Я знаю, что тебе трудно, но мне нужна твоя помощь! Ответь этой девочке, что ей делать дальше, есть ли смысл в ее жизни? Она поверит тебе... И может быть, ты дашь ей надежду, что когда-нибудь исполнишь свое обещание? Помнишь? Ты обещал ей, что приедешь в гости с женой и с детьми? Тогда мне было больно, но сейчас... Сейчас у меня осталась последняя иллюзия – что ты выполнишь свое обещание, я приму вас с радостью, искренней радостью. Если ты дашь мне эту надежду, я куплю дом и пообещаю ему, что он услышит детский смех. Слышишь? Я желаю тебе счастья, я желаю тебе встретить свою половинку, которая будет тебя любить, которая откроет тебе весь мир. Я буду молиться, что б Господь помог тебе! И прости меня, прости даже за это письмо, прости за все, чего не смогла дать, за то, что не повзрослела вовремя, за то, что кроме моего прошлого ничего не оставила для себя. И после себя тоже...


И еще: береги мать. Скажи ей, что я прошу прощения за свою трусость: я не нашла в себе смелости приехать... посмотреть ей в глаза... Я не хотела, чтоб она увидела меня такой, какой я стала. Я не хотела, чтоб она сказала тебе о том, какой я стала... Я струсила... За эту трусость я прошу у нее прощения. Береги ее, береги! Нет ничего дороже семьи... Только мать может любить тебя таким, какой ты есть, принять тебя таким, каков бы ты ни был. Какое это счастье быть матерью! Какое счастье иметь мать! Я не познала ни того, ни другого. Если бы Господь дал мне шанс иметь детей – я бы была самой счастливой на свете – я бы свернула горы... Я бы нашла в себе силы справиться с любыми бедами... Но Господь наказал меня моим бесплодием, может – к лучшему, наверное, я бы была плохой матерью... У тебя хорошая мама, ее материнское сердце сразу почуяло, что вместе со мной в дом вошла беда. Почему ты  ее не послушал? Для себя я ничего не хотела бы изменить, а для вас... Если бы могла, если бы знала – никогда не появилась бы в вашей жизни... Пусть и она простит меня, если сможет. Я больше не потревожу тебя... Если найдешь в себе силы или желание ответить мне, дать совет... А если нет, я пойму. Так что – на всякий случай – прощай! Прощай и прости меня.
Лена.

***

Он сидел на крыльце, уронив голову на скрещенные руки, и вспоминал. Вспоминал события тринадцатилетней давности. И не находил оправдания и объяснения своим поступкам.
Когда пришло письмо, когда он прочел его... прошлое вернулось, ошарашило своей неизменностью, жестокостью. Откуда-то, из глубины его сути, горячей волной поднялась злость: Почему не писала раньше? Почему, когда он так нуждался в ее сочувствии – ее не было рядом? Мать смотрела испуганными глазами, как он терзал ручку, выводя на листке пять слов: “Нет! На все вопросы – нет!”.
Она не оставила даже адреса – лишь номер почтамта и пометку “до востребования”. Почему? Когда писал, был лишь один ответ – стыдно! Но после, когда конверт был опущен в ящик...
Боже! Боже! Как он мог не понять, что ей страшно? Что в ее письме не было, не могло быть никакого подтекста? Что, будь на ее месте другая – ждать бы ему прощения за свои поступки, как второго пришествия Христа? А здесь, черным по белому: “…Я ни о чем не жалею”.
Почему он так не вовремя вспомнил, как она закрывалась руками, когда он бил ее? Бил сильно, не щадя... А наутро, когда хмель отпускал голову, недоумевая, смотрел на синяки и спрашивал: “Откуда?” Спрашивал, но уже сам находил ответ в ее глазах... Она не обвиняла, нет, она смотрела так, как смотрит мать на набедокурившего ребенка... прощая... без слов... Он опускался на колени, прижимался к ней лицом и шептал: “ Прости... Прости, мамка...”. А ее руки ерошили волосы на его голове...
Но приходил вечер, появлялись друзья, у которых не было семейной жизни – вольные, свободные... А он натыкался на ее умоляющий взгляд, но... уходил прочь. На дискотеку, в кабак... Не нагулялся... А потом, уже посреди ночи, тащил всю компанию к себе, поднимал ее с кровати, заставляя накрыть на стол, подать водку... Она не перечила, не пререкалась, делала все молча и быстро. И только иногда просила: Миш, пойдем спать... И все повторялось... Это не он, это бесы били его руками, это бесы владели его губами... А она принимала побои молча, без слез, пряча глаза... А наутро он снова недоумевал откуда синяки...
Боже! Боже! Что же он наделал? Зачем же поступил так? Зачем поддался первым эмоциям, не подумав? Что теперь? Письмо не вернешь – оно стрелой на пути к ее рукам, к ее глазам, к ее сердцу...
Долгие десять лет он не дышал воздухом свободы, но только сейчас понял, что в том нет ее вины... Она не толкала его на то преступление, которое он совершил и за какое поплатился – на тот момент они уже расстались. Четыре месяца... Четыре месяца он пил, не просыхая, оправдывая себя тем, что от него ушла жена... А потом, когда на скамье подсудимых, воспаленный мозг очнулся, прозрел... Он боялся, что она явится на суд. Он не знал, как будет смотреть в ее глаза... Но она не пришла. И как просто – свалить всю вину за свои действия на ее плечи – не пришла же!
Но, когда вышел, когда увидел как постарела и осунулась мать...
-Прости меня, мама.
А мать поцеловала его стриженную, еще не успевшую обрасти волосами макушку и прошептала:
-Здравствуй, сынок...
Они стояли, обнявшись у калитки: он прижимал к себе плачущую мать и смотрел на дверь... А вдруг откроется? И все-таки решился на вопрос:
-А где Лена?
Мама не ответила, лишь когда зашли в дом:
-Вот... – на его ладонь лег вчетверо сложенный листок.
-Что это?
Вопрос был лишним, он уже развернул его, натыкаясь глазами на первую строчку “СВИДЕТЕЛЬСТВО О РАЗВОДЕ”. Сердце ухнуло куда-то вниз...
-Но почему? Почему она развелась за месяц до моего освобождения? Она была здесь?
-Нет... – Мать покачала головой. – Мне позвонила какая-то женщина, просила, чтоб я уговорила тебя дать ей развод, если ты еще этого не сделал. Потом  она звонила еще раз, спрашивала номер колонии и отряда...
-А Лена?
-Не знаю... Единственное, что сказала та женщина, что Лене нужно устраивать свою судьбу... Может и правильно, сынок?
-Получается, что она не знала о том, что я осужден?
-Не знаю...
И вот пришло письмо, которое многое объясняло, но... Он не удержался от яда... Он помнил, как тяжело она перенесла известие о том, что не сможет иметь детей и не удержался, что б не уколоть побольнее, ответил – нет! И только потом подумал, что является причиной ее бездетности... ее одиночества...
Миша перерыл все вверх дном, но – ни одной фотографии, ни одной вещи... даже мелочи какой-нибудь. От нее не осталось ничего... Единственное, что нашел – простынь с первой ночи... Он уткнулся в эту простынь, сполз по стене и завыл... Как же так? Как он мог забыть, как он мог не оценить, что он первый? Почему потом сомневался в ее верности... и даже в первой ночи сомневался? Где же была эта грёбаная простынь? Почему она не ткнула его носом в доказательство своей невинности, почему терпела? Почему? Он три года отравлял ей жизнь... И она еще пишет, что б он простил ее? Боже, да за что? За любовь? За терпение? За то, что он отравил ей жизнь, лишив всего, что свято? Лишив веры в людей? Что теперь? Что делать? Боже, боже, не допусти, что б она получила мой “ ответ”. Господи, если ты есть, не допусти!

***
А господь все-таки есть. И волей случая, провидения, - называйте, как хотите, это письмо не попало ей в руки, оно попало ко мне.
Я практикующий маг. Экстрасенс, ясновидящая – кому как проще, но именно в моем почтовом ящике оказался этот голос прошлого... По странному стечению обстоятельств – мой абонентский ящик отличался от ее лишь одной цифрой в номере. Всего одной, но достаточно для того, что б почтальон принял “тройку”, выведенную дрожащей рукой за “восьмерку”. И по тому же стечению обстоятельств, меня тоже зовут Лена. Так что даже у меня не возникло подозрений, когда я открывала конверт, адресат которого: Москва, а/я 368. Лене.
Мне пишет много людей, я ведь все-таки маг! Так что даже и в голову не пришло, что письмо не мое, - я тупо уставилась на одну единственную строчку... И, что бы разобраться, невольно окунулась в то, что послужило истоками.
Как много вещь может рассказать о человеке! Гораздо больше, чем он сам... Люди не умеют мыслить связно, на самом деле! Можете проверить на себе – за мгновение в  вашей голове вариться такая каша! А вещь, она объективна. Если уметь спрашивать, можно получить ответ честный, без эмоций, без истерик. Вещь, как магнитофонная лента, записывает и воспроизводит все, о чем может сказать информационное поле человека... А оно – печать всех прожитых вами лет, по секундам... Нужно только уметь спросить...
А я умею. И все еще не разобравшись, что письмо адресовано не мне, спросила.
И маленький листок бумаги поведал мне судьбу человека, оставившего нервный почерк, и невольно, судьбу девушки, которая была его женой. За короткое мгновение я прожила три года в ее шкуре, а отходила минут двадцать, дрожа как от холода и недоумевая: Почему? Какой глупой нужно быть, что б после всего еще и писать покаяние тому, кто оставил после себя только пепел... развалины? Или... какой же душей нужно обладать, что б простить такое?
Я давно избрала для себя невмешательство: когда живешь по другим законам, нежели все остальные, то приходиться подстраиваться и под другие правила. Всем не помочь, особенно, если человек не хочет помощи. Если он упивается своей болью... Так что, я помогаю только тем, кто просит. Письмо сиротливо осталось лежать на столе, а я принялась разбирать остальную почту...
Мне уже сорок два! И за годы практики я выработала и опыт и знания. Но почему-то, в этом случае мой опыт молчал, а рука вновь взяла конверт. И снова перед внутренним взором встали события чужой  жизни.

“ -Ну, что сказал врач? – от него пахло перегаром, а она еле держалась на ногах от слабости. Два месяца в больнице после выкидыша... Осложнение... И приговор, пожизненный...
Девушка облизнула пересохшие губы:
-Я...
-Ну, говори же! – его глаза смотрели зло, и она сжалась под этим взглядом, жалея, что не умерла в больнице – что сказал врач?!
-Я не могу иметь детей...
Она даже не вздрогнула, когда он ударил ее по лицу. Пусть бьет, пусть... Хоть бы убил! Боже, боже! Зачем ты забрал ребенка, зачем? Зачем оставил мне жизнь? Пустую... Никчемную... Слез не было. Все слезы выплаканы еще в больнице, целых два месяца слез... Два моря, до конца жизни.
Мужчина схватил ее за руку и потащил к настенному календарю:
-Смотри! – его палец ткнулся в название месяца – “Апрель”. -  Начиная с этого дня я даю тебе три месяца, слышишь? Три месяца, что б опровергнуть диагноз! Иначе...
Снова рывок за руку, из дома, во двор:
-Иначе... – топор, направленный его рукой, вошел в дерево по обух. – Это будет в твоей голове!
Он оттолкнул ее, она упала на мокрую после дождя землю, не делая даже попытки подняться. Она сжалась в комочек, как маленький ребенок, подогнув колени к животу. Плечи тряслись... а слез не было... ни слезинки...”

Я оттолкнула от себя эту картинку и посмотрела на свои руки: пальцы побелели от напряжения, вцепившись в злополучный конверт, пришлось приложить усилие, что б их разжать. Все, на сегодня хватит! Иначе я сама погрязну в тех событиях, а я могу оказаться гораздо слабее этой девушки... и не вынырну, пока не пройду до конца...


***
Письма не было. И не было мыслей... прошло три недели, как она написала ему. За три недели можно было дать ответ, но... скорее всего, он не изменился, не понял, не принял. А, может, письмо заблудилось? Ведь две тысячи верст - порядочное расстояние? Да и почтальон – тоже человек, со своими бедами и проблемами, где ему уследить за всеми письмами, мог и ошибиться... Потерялся ответ... И не хотелось думать, что он просто не написал.
Где ей было знать, что всего за два часа до ее прихода письмо попало в другие руки? Где было знать, что завтра прейдет еще одно, полное горечи и сожалений, с прямым текстом: “...Вернись! Умоляю, мамка, вернись! Я не могу без тебя! Мне не нужен ребенок, если матерью будешь не ты... Прости меня...”. Придет, но ящик уже будет принадлежать другому абоненту, и письмо уйдет обратно, с пометкой: “ Адресат не найден”.
-Вы будете оплачивать следующую неделю? – симпатичная девушка услужливо склонила голову в ожидании ответа.
Лена посмотрела на нее, затем на бездушную железную коробочку за спиной и прошептала:
-Нет... – И чуть тверже, громче – нет. Спасибо.
-Что ж. Тогда распишитесь здесь. – На стойку лег бланк. – Вы огорчены? Это письмо было таким важным?
-Нет... Наверное, нет. – Ручка вывела замысловатый вензель напротив галочки. – Спасибо, до свидания!
Она повернулась и вышла, а девушка за  стойкой смотрела ей в спину и думала о том, что же заставило эту клиентку приходить сюда каждый день, с надеждой в глазах, но получать в ответ лишь: “пусто”.


***

Новый день принес мне две заботы. Сначала ( в который раз!) появилась женщина с просьбой избавить мужа от пьянства, а затем семейная пара  - ребенок провалился на экзамене. Вторые посетители даже не проблема  - просто талисманчик под подушку нерадивому дитяти. Для сосредоточенности и улучшения памяти. Моя первая клиентка сидела в кресле, нервно тиская носовой платочек, пока я отдавала талисман. Иногда попадаются такие штучки! Ничем не проймешь! И явление в моем кабинете из этой серии. Как объяснить человеку, что требуются действия с ее стороны, и никак иначе? А она уже третий раз приходит ко мне и с порога заявляет:
-Леночка, вы знаете, никакого результата! – Глаза становятся мокрыми, плечи дрожат, руки уже нашарили платок и тащат его на свет божий. Голос срывается на истеричный всхлип. – Как пил, так и пьет!
Не держать же мне ее в дверях?
-Проходите, Марина. – Она прошмыгивает мимо меня, сразу в комнату, ныряет в кресло и начинает свою песню.
Очень трудный человек. По правде говоря, муж ей нужен, как... Но терпеливо киваю, сажусь в кресло напротив и делаю умный вид. Когда она появилась у меня во второй раз, я уже поняла, что бабе просто нужно поговорить. И потом – знакомый маг – это так необычно! Дам совет: отшивайте таких сразу, без боязни обидеть. Иначе придется  каждый день лицезреть играющую физиономию. Ей бы к психотерапевту, а не к магу! Как ее муж еще не ушел, только пить стал? Любит, наверное.
-Марина, вы сделали все, как я сказала? - говорю я, когда слезливый поток немного иссяк. И уже понимаю, что вопрос задан зря.
-Молитву я читала, как вы сказали: и над спящим и над водкой...
-А на кладбище?
Все! Я уже знаю, что будет дальше: глаза потухают, губы начинают кривиться:
-Н...нет...
-Почему?
-Ой! Леночка! Ну, как же вы не понимаете: мне страшно! Ночью, одной, без нижнего белья, на кладбище! Брр!
Вздыхаю, но пока молчу.
-А вы  не могли бы со мной... в сторонке? А? – глаза смотрят с надеждой, но тут уж рублю с плеча – это не моя прихоть и не каприз – так необходимо и это закон!
-Нет! Нет! И еще раз нет! Мое присутствие излишне! Вам нужно самой разобраться с этой проблемой. И пока вы не сделаете все в точности, не ожидайте результатов!
-Ой! А, может, есть другой способ? Без кладбища? Что б не страшно?
-Нет! – отвечаю. А про себя думаю – есть! Один, но вполне надежный! Чем-нибудь тяжелым по голове, так, что б в отключку на неделю. И не мужа, а эту деспотичную особу. Уверяю, муж от счастья бросит пить сразу, потом подумает и убежит... подальше.
-Так значит, без посещения мертвяков не обойтись?
Если честно, я стараюсь не грубить клиентам, они приходят со своей болью в расчете на помощь. Но это...
-Вот что, Марина – решаюсь я. – Зачем вы приходите ко мне?
-Как? – глаза округляются и платочек вновь принимает вид скомканного шарика.
-Марина, я же маг, вы забыли? Я вижу, что пьянство мужа не имеет для вас значения. Вы приходите по другой причине.
-Какой?
-Вот это я хотела бы услышать от вас!
Все! Я ее пришпилила! Мгновенно высыхают слезы, руки запихивают несчастный платок обратно в сумку, взгляд становится осмысленным и чистым.
-Ну? – подталкиваю я.
-Леночка, понимаете... Я хотела с вами подружиться... Ваша профессия так романтична... – Странно, но я не ощущаю никакой романтики в том, что б вытирать ее наигранные сопли. – Вы помогаете людям... Вы правы: на самом деле пьянство мужа только повод. Хотя на кладбище и, правда страшно...
Ну вот! Так я и думала! Не она первая - мне, извините, больше сорока, так что хавала эту каку большими ложками. Ну, хочется человеку заглянуть за занавес чего-то необычного, волшебного. И не понять, что это рутина, сопереживание, иногда даже приятие чужой боли, как своей. Это не профессия, не работа, хотя и приносит деньги. Это призвание, просто понимаешь, что не можешь иначе, что ты обязана, что не имеешь права отказать. Ну и что мне с ней делать? Ведь человек считает, что не сделал ничего плохого, просто хотел подружиться...
-Хорошо, Марина. Давайте попробуем сначала: чего вы хотите?
-Можно, я буду иногда приходить? Мы будем пить чай и болтать о пустяках? Леночка, у меня нет подруг, а в моем возрасте обзаводиться новыми знакомыми уже поздно, да и опасно... Я вам не помешаю... А что б оправдывать мои визиты вы можете составлять мне гороскоп?
В принципе, помешать она мне в любом случае не сможет, даже, изъяви такое желание... Сын живет своей семьей, так что моя голова давно не болит обустройством его жизни. Подруг у меня нет, в силу того, что им страшно... к тому же Марине действительно не хватает простого человеческого общения. И хоть поздно пытаться изменить ее мировоззрение – ей далеко за тридцать, но мне иногда хочется побыть просто человеком, женщиной, которой интересны тряпки, мода и т.д. Пусть приходит! – решила я.
-Ладно, тогда перейдем на “ты”?
-Хорошо! - лицо ее даже просветлело. – Я буду звонить предварительно, хорошо?

Предварительно, это значит через два часа.
-Леночка, простите, это Марина...
-Да, я узнала. – Выдохнула я в трубку. – Что-то случилось?
Я посмотрела на конверт, который сиротливо лежал на столе... Работы не было и все это время после ухода клиентки у меня чесались руки... Так хотелось снова окунуться в чужую жизнь. Но, я боялась. Так что, в каком-то смысле, звонок оказался как нельзя кстати.
-Нет-нет! – Заверила трубка. – Ничего. Просто – такой прекрасный вечер! Может, сходим, погуляем? Подышим воздухом?
Я подумала и согласилась, в конце концов, письмо никуда не денется. И не пожалела.
Во-первых, моя новая знакомая оказалась приятным, ненавязчивым собеседником. Во-вторых – я увидела ЕЕ. Эту девушку, которой было адресовано письмо.
Громадное собачище носилось кругами вокруг тоненькой фигурки и заливисто гавкало, припадая на передние лапы. Затем, к моему величайшему сожалению, зверюга узрела нас и понеслась в нашу сторону. Я быстро спряталась за Маринку и завизжала. К моему удивлению, Маринка и не собиралась повторять мой подвиг, - вместо этого она раскрыла объятия  и шагнула навстречу собаке. Я осталась без прикрытия.
-Руша, Рушечка, девочка моя! – псина прыгала вокруг моей новоиспеченной подруги, пытаясь клюнуть ее в нос. – Лена, не бойся, это Айра, она не кусается!
-Да? – опасливо спросила я. – Это она тебе сказала?
-Да ты посмотри, какая милашка!
Возможно с этим утверждением я бы согласилась, будь собакевич раз в тридцать поменьше. А называть милашкой дога, извините, что обозвать слона пупсиком.
Собачка, сделав двадцатый круг почета бешеным галопом понеслась к хозяйке. Девушка посмотрела в нашу сторону и приветливо махнула рукой.
Не подумайте, я обожаю всяких там зверушек, но: увы-увы – издержки профессии. Зрение животных устроено иначе, чем наше – им подвластно видеть то, что человеку дается лишь после долгих тренировок собственного магического зрения. Поэтому ни один практик не заимеет себе брата меньшего – и хлопотно и в работе помеха. Буде такая зверушка лежать на моем диване – все духи, призванные мне помогать разбегутся к чертовой бабушке. О! Собаки – ревностные хранители душ! Поэтому мне даже в голову не пришло применить по отношению к девушке магическое зрение!
-Ты знакома с хозяйкой? – хватило меня на вопрос.
-Да. – Удивилась Маринка. – А что в этом такого?
-Ну, просто... разница в возрасте... разные интересы... – предположила я.
-Ты думаешь, сколько ей лет?
-Двадцать? – неуверенно сказала я. Марина отрицательно покачала головой. – Двадцать два? Двадцать пять?
-Вот и не верь после этого, что общение с животными продлевает молодость! Двадцать девять! Она лишь на пять лет младше меня... – и грустно добавила себе под нос. – Может, тоже завести собачку?
Я с недоверием окинула взглядом плотную Маринкину фигуру а затем посмотрела девушке в след – поздно, она уже повернула за угол дома. Ничего не скажу, что называется: найдите пятьсот отличий.
-А знаю я ее года три. Она мой парикмахер.
-Она работает в парикмахерской?
-Да нет же! Она стрижет на дому. И знаешь, - заговорщицки подмигнула Маринка, - грех жаловаться. А я вообще-то девушка привередливая.
Да уж... Может я ошиблась? Мало ли на свете похожих людей? Но что-то мне говорило, что я права. Что это и есть именно та Лена, судьба которой, волей случая, находится в моих руках.
-Да, кстати, вы – тезки. – Сказала Марина. -  Изъявишь желание подстричься – подкину телефончик.
-А где она живет?
-Да вот же, в башне! Видишь, на двенадцатом этаже горит свет? У нее постоянно горит свет, для цветов... Там море цветов...
Иногда судьба посылает нам знаки. И то, что эта встреча – знак – несомненно, только вот как его истолковать? Вмешаться? Или – ни в коем случае?
Маринка уже ушла, наверное после десятой чашки чая. Она оказалась еще и источником информации, но, как-то однобоко. Имя, возраст, интересы, хобби – это ей известно. Но ни капли о прошлом... Так не бывает! Что б люди знали друг друга и не поделились хотя бы какой-нибудь деталью! Даже если отношения поверхностны, а по словам моей новой знакомой они общаются достаточно близко. Либо Марина сознательно умалчивает, а это не в ее природе, либо Лена умудряется обходить вопросы о личной жизни в течение трех лет! Я развалилась на диване и прикурила сигарету. Кто вам сказал, что ведьмы не курят? Враки! Я же тоже человек!
-Знаешь, - вспомнились Маринкины слова. – Иногда мне кажется, что вместе с лишними волосами она убирает и мои проблемы... После стрижки я чувствую себя заново родившейся. А мой муж не пьет дня два... Правда, потом обратно срывается. И еще: сама не знаю почему, я рассказываю ей все-все! Ну, вот как тебе...
После этих слов я подумала: может у девушки есть способности, дар? Да нет, обладай она знаниями, не завела бы собак! А, может, сознательно?
Не долго думая, я затушила сигарету и потянулась за конвертом.


***

“ Мамка! Мамка! Мамка! Мамка! Только тебе, только для тебя! Лена, Леночка, порви то первое письмо! Порви, выбрось, уничтожь! Оно – не правда! Прости. Прости меня! Просто десять лет без тебя, не зная где ты, что с тобой... Жива ли ты? Я потом бежал на эту почту, я не хотел допустить, что б моя мимолетная, неоправданная обида попала в твои руки... Я не успел – письмо уже ушло! Иногда почта работает, как часы... Приезжай, слышишь? Если не хочешь возвращаться ко мне, не надо, но – приезжай! Мой дом открыт тебе! Живи своей жизнью, я не буду мешать, просто живи... рядом... Девочка, глупая моя девочка, за что ты просишь прощения? За что? Это не твоя вина, что я не увидел своего счастья, что не оценил, не удержал его в руках! Это я должен вымаливать прощение у тебя! Где мне тебя искать?
Я прочел матери твои слова – ты не виновата и перед ней! Вы не поняли друг друга сразу, она просто испугалась, что с тобой я забуду про нее, давшую мне жизнь! И она не винит тебя в том, что случилось... Это случилось уже после того, как ты ушла. И не ты тому причина, а моя тяга к водке, моя глупость...
Я не прошу тебя дать мне еще один шанс – ты их давала предостаточно, но... Я не смогу полюбить другую. У меня было много времени, что б это понять! И мне хочется кричать: вернись, мамка, умоляю, вернись! Я не могу без тебя! Мне не нужен ребенок, если матерью будешь не ты! Прости меня! Прости! И пожалуйста, приезжай! А там, как скажешь... Я даже глаз не подниму на тебя, если ты будешь против! Слышишь? Не хочешь насовсем, приезжай хотя бы на день, неделю, хотя бы в гости... Я только посмотрю на тебя... Я только скажу, как сильно я люблю тебя... Прости меня, слышишь, прости!
Миша”.



***
Только прошлое можно истолковать правильно, будущее не поддается прогнозам. Его можно увидеть, но – лишь как один из вариантов. Будущее изменяется каждый миг, каждую секунду. Оно не предопределено, нет! Оно зависит от наших поступков... и даже помыслов! И если бы я могла с уверенностью сказать, что будет если я отдам письмо, у меня был бы выбор. А так, приходится согласиться с тем, что оно попало в мои руки не случайно, но вот для чего? Наверное, что б понять, необходимо время. Только сколько его отведено? Я смотрю на события многолетней давности со стороны и могу подвергнуть их анализу, но я не в праве подталкивать ее к какому либо решению. Или это письмо пришло ко мне, что б она получила его из моих рук, вместе с моей помощью? Пока нет ответа...  Я зажала конверт между ладоней и вновь окунулась в прошлое...


-Лена, Лена! – сквозь пелену, туман, проступало миловидное лицо. Медсестра... Как же ее зовут? “Света” – пришел ответ. – Там твой муж пришел!  Ты можешь выйти?
-Да... – произношу еле слышно.
Сильные руки поддерживают меня, помогая подняться. Где я? Палата, белые стены... Больница? Свет не горит, сколько времени? Взгляд натыкается на настенный циферблат: половина двенадцатого. Боже! Дня? Ночи? Скорее – ночи. Вывод приходит помимо воли... За большим окном темень, в палату пробивается свет от ночника за сестринским столом... Но сейчас не приемные часы... Как? Скорее всего, рассуждаю вслух, потому, что Света отвечает:
-Он сказал, что не уйдет, пока не увидит тебя! Не могу же я вызвать милицию? Он пьян...
Делаю усилие над каждым шагом. Ноги словно не принадлежат мне... Боже! Какой длинный коридор! Еще один шаг... еще... Если бы не руки, которые поддерживают меня, лежать бы носом на кафельном полу... Сколько времени уходит на то, чтоб преодолеть несчастные тридцать метров? Двенадцать минут... а мне кажется, что я бегу, что я уже у стеклянной двери, за которой, упершись руками в стекло стоит он... Сколько времени я здесь? Три недели... За три недели он пришел первый раз...
-Ну, аккуратней, шаг, еще шаг, потихонечку... – уговаривает меня голос. – Давай отдохнем.
Послушно замираю и пытаюсь дышать. Вот именно – пытаюсь! Приходится приложить усилие, что б загнать кислород в легкие... Мне нужен воздух, он даст мне сил на следующий рывок... С правой стороны, под ребрами, тупая, невыносимая боль. Я кричала от этой боли, пока могла... Теперь мне не хватает воздуха, что б кричать – я кричу про себя, в мыслях... Я умоляю эту боль уйти, оставить меня в покое... Но понимаю, что пока чувствую ее – живу. И я мирюсь с ней...
Из палат выглядывают заспанные лица, видят меня и прячутся... Они недоумевают... я не вставала три недели... Все знают мою историю болезни, которую не могут диагностировать. Я в гинекологии,  реанимационной палате под номером “1”. Это палата смертников... Эти лица кружатся передо мной, я шепчу: “уйдите!”, они заслоняют мне лицо... ЕГО лицо...
-Нет, я не могу тебя бросить, ты упадешь! – Медсестра истолковывает мой шепот неправильно, но нет сил, что б сказать, чего я хочу. – Ну, пойдем дальше? Давай, Леночка, давай! Вот так, еще немного...
И я послушно делаю шаг за шагом... к жизни...
Вот стеклянная дверь, упираюсь в нее лбом, кладу ладони на прозрачную поверхность, напротив его ладоней. Он пьян. Под разбитым носом кровь, кровь на рубашке, на руках... Костяшки пальцев сбиты... Все это охватываю одним взглядом. Он кричит мне, я не понимаю, что... Он бьет кулаком по стеклу... глупый, его невозможно разбить! Я говорю ему об этом, но он не слышит, я говорю слишком тихо...
 Боль отпускает, сквозь шум в ушах прорывается его крик:
-Мамка! Мамка! Мамка!
И глухие удары по стеклу, в такт каждому слову... Я прижимаюсь губами к стеклу и шепчу:
-Все хорошо, Миша, иди домой...
-Я приду завтра!
Иногда у меня получается его успокоить, как сейчас... Пробиться сквозь пьяное сознание до сути... Силой мысли, не слов... Слов он не слышит. Он поворачивается и уходит в темноту, а я куда-то проваливаюсь...
Светло... Или утро, слишком раннее для солнечных лучей, или дождь. Приходят запахи, резко, не предупреждая... пахнет лекарствами и ...дождем. Я улыбаюсь, понимая, что не ошиблась. Я люблю, когда идет дождь, он смывает с земли всю грязь, он делает ее чистой, он ласкает ее своими плетями и она расцветает, пробуждается к жизни... Я люблю, когда идет дождь, потому, что солнечные лучи после слякоти и холода – Божье откровение.

Я не могу вырваться из ее тела, из ее мыслей... Если бы она умерла, я бы умерла вместе с ней... что-то меня не отпускает, я чувствую ее боль, как свою, но сейчас я уже отделяю реальную себя от той, которая лежит в палате, соединенная с жизнью полыми ниточками капельницы. Она улыбается... И я вновь ныряю в ее прошлое с головой... Я должна это пережить. Иначе мне не найти дороги к собственному телу...

Я нахожу в себе силы посмотреть по сторонам: я в другой палате! В третьей... Я знаю, потому, что я здесь частый гость... болит бок, болит низ живота, но... терпимо. Может, наконец врачи нашли то обезболивающее, которое мне подходит? Одно из странных свойств моей крови – меня не берет ни обезболивающие, ни снотворное. Или боль ушла сама? Поняла, что ей не справиться и оставила мое тело? Я помню, что он приходил! Когда? Вчера? Позавчера? Неделю назад? Я потеряла время. Хочется верить, что это было вчера, значит сегодня он придет! Потом запоздалый страх: а вдруг он уже приходил? Набираю полные легкие воздуха, уже понимая, что боль не давит на ребра, что могу дышать! И зову сестру.
Зову Свету, но приходит другая, Ольга. Возникает в поле зрения неожиданно, склоняется надо мной, приближая ухо к самым губам. Скорее всего, она была рядом, раз появилась так быстро.
-Какой сегодня день? – я говорю шепотом, пока не хватает сил, что б контролировать собственные губы, но она понимает вопрос.
-Четверг. – Прохладные руки суют мне подмышку градусник. – Сегодня четверг.
Она смотрит, ожидая вопроса, но я теряю суть. Я не знаю, как спросить, я не помню слова... Я понимаю, что четверг. Но не помню, в какой день приходил ОН. Вопрос звучит помимо моей воли, я не могу его удержать:
-Он приходил?
Ее взгляд меняется, руки удерживают мои плечи, почему? Ведь я не могу встать?
-Скажи, он приходил? – она не отвечает, но мне отвечают глаза. Какие сильные руки! Или это я слишком слаба? Они давят на мои плечи, они мешают мне дышать. Я кричу...
-Врача! Быстрее! Позовите Вячеслава Константиновича!

Я вырываюсь из этого тела. Я зависаю вверху... Я вижу кровать, на которой лежит она. Но… нет движений? Медсестра оглядывается на дверь и тут я понимаю, что Лена кричит внутри, что она борется внутри, что она бьется внутри собственного тела, ставшего пленом... камерой пыток.
Появляется врач. На ходу набирает шприц и мягко отодвинув Ольгу в сторону, откидывает простынь. Боже, как она худа! Сквозь тонкую, бледную кожу проступают ребра. Длинная игла втыкается между третьим и четвертым ребром.
-В реанимацию, быстро!
Появляются люди. Тело поднимают вместе с простыню на счет "три", переваливают на каталку, увозят. Я не иду за телом, я смотрю, как молоденькая медсестра кусает собственный кулак, пряча слезы.
-Опять? - на кровати приподнимается женщина лет сорока пяти. - Опять в реанимацию? Боже! Сколько же можно?
-Не понимаю... Не понимаю! - говорит Ольга. - Ведь она же пошла на поправку. Почему?
-Наверное, нельзя приказать жить тому, кто этого не хочет.
Немного позже, на улице, Вячеслав Константинович, прикуривая сигарету, говорит Ольге:
-А телефон знаешь?
-Да... - кивает она.
-Слушай, позвони ему, пусть придет. Иначе, мы ее не вытащим...
Девушка не отвечает. Сигарета в его руке начинает дрожать:
-Ты... Ты звонила?
Она кивает.
-И?
Молчание. Лучше всяких слов.
-Тогда, может, не стоит бороться? Может так лучше? Она имеет право распоряжаться собственной жизнью?
Я ухожу вверх. Силой собственного сознания ухожу... Иначе - не вырваться... Затем, без перехода, проваливаюсь в сон, как в омут.



***

Прошлое поддается анализу, но не синхронизации по времени. Да и что оно, время? Пока я даже для себя не решила, какое из пережитых мной мгновений чужой жизни произошло раньше. Почему мне не удается пройти шаг за шагом? От истоков? Почему в этом случае я выхватываю события кусками? Я не знаю…
-Добрый день. – В приоткрытую дверь просовывается улыбающаяся Маринкина рожица. – А я тебе звонила, звонила… Не помешаю?
Где уж там? Она уже расположилась в кресле, водя отполированными ногтями по бархатной обивке.
-Ну, привет, коль не шутишь.
-А у тебя что, никого?
Почему же, вон – под диваном, под столом, да и в шкафу… А в слух:
-Нет. Мне сначала звонят, а затем предстают пред ясные очи.
Маринка опускает глаза и шаркает ножкой, а в ответ просыпается телефон.
-Алло, добрый день. А можно поговорить с Леной?
-Уже. – Отвечаю.
-Что, уже?
-Уже говорите.
-Да? – теряется голос, – хорошо… мне посоветовали обратиться к вам, вы ведь решаете достаточно каверзные проблемы…
-Нет. – Возражаю я. – Я их не решаю.
-Как? – удивляется собеседник. – Мне сказали…
Невежливо перебивать, но расставить все точки сразу:
-Решаете их вы, я только подсказываю, как правильно.
-Да, извините, я не так выразился. Понимаете, тут такое дело… Но, наверное, лучше при личной встрече?
Я соглашаюсь и диктую адрес.


-Через сколько мне выматываться? – Спрашивает Марина. – Может, успеем попить кофе? У меня и пирожные с собой.
Жестом фокусника она достает из пакета коробку моих любимых колечек с творогом. Если честно, я таю.
Джезва шипит, изливая на ни в чем не повинную плиту ароматную пенку. Такова уж я – признаю только натуральный бразильский кофе. Такова уж Марина – она не может за ним уследить.
-Ну вот, я опять показала себя с худшей стороны. – Сокрушается она.
Я не возражаю: самомнение лучше сомнения. Молча разливаю напиток в маленькие чашечки, достаю лимон…
Марина уже открыла коробку:
-Ну, приступим?
Мы одновременно тянемся за пирожным и наши руки сталкиваются.
-Я когда-нибудь тебя приучу выкладывать их на тарелку?
-Леночка, да откуда ж я знаю, где у тебя эти самые тарелки. Да еще и посуду марать, и так пожуем!
Ну, на счет ее знаний – враки! Она знает мою квартиру почище, чем я сама. За две недели нашего знакомства у меня возникло ощущение, что она и живет здесь. А я, так, квартирант. Сначала я пыталась бороться, когда Маринка начинала наводить порядок, а затем… Я не неряха, но меня повсюду преследует рабочий кавардак. А подруга – чистюля до стерильности: мой минус на ее плюс – вполне осознанный уют. Даже все мои учетные записи пронумерованы, сложены стопочкой по алфавиту. Когда я отважилась ее спросить: зачем? Она чистосердечно ответила:
-Лен, ну подумай сама: Приходит к тебе человек, рожа знакомая, но забытая за энное количество времени. Так вот - вместо того, что б выспрашивать у него всю подноготную, ты спрашиваешь лишь фамилию. Открываешь архив, и – опля! Получаешь информацию не затрачивая личного времени на беседу, да и человеку приятно, что ты его помнишь!
Я подумала и согласилась. Ведь на самом деле я записываю разговор с клиентом вплоть до мелочей. И мне в работе нужна даже информация о зодиакальном знаке… Хотя до Маринки ко мне повторно никто не приходил, но… Иногда заявляются с благодарностями, а я уже и имя не упомню. Можно сказать, я добровольно пошла на поводу.
До сего момента с ее стороны не было попыток обсуждать мою работу. Ну, разве что, когда выпит кофе и на дне чашки осадок…
-Ой, смотри, у меня собачка! Что это значит?
Автоматически заглядываю в ее кружку, но никакой собачки не наблюдаю. Для меня предельно ясно, что это радуга, что значит: перемены. Вот только к лучшему или на оборот, понять не дано. Марина никак не запомнит в каком положении по отношению к ней находился рисунок. А разница довольно значительная: конусом вверх – прибыль, материальная или духовная. Конусом вниз – соответственно наоборот. А вот в моей чашке – осадок располагается равномерно относительно центра донца. Образовывая круг? Сферу? Шар? Трактовка одна и та же – бесконечность, возврат, движение по кругу, прошлое… Каждый раз одно и тоже… после письма.
Звонок в дверь прерывает мои раздумья. Клиент, больше некому.
Выразительно смотрю на Маринку, но она:
-Лен, можно, я останусь? Я не буду мешать! Я тут посижу, а? Я в комнату даже нос не засуну! И даже могу подать кофе, ну, якобы я секретарша?
Спорить с ней сейчас бесполезно, а человека томить у дверей негоже, все-таки беда у него. Так что, киваю и грожу пальцем. Маринка залихватски прикладывает ладонь козырьком к виску и говорит:
-Слушаюсь и повинуюсь. Захочешь кофе, только свистни!

Вот нетерпеливый человек! Коридор у меня не особо длинный, но пока дохожу до двери,  звонок успевает объявить, что Спартак – чемпион. Видать, очень припекло.
Сказать, что на пороге неврастеник, значит не сказать ничего. Достаточно крупный мужчина с хорошей боксерской фигурой, прилично одет, гладко выбрит, но… В глазах тихий ужас. Того и гляди, сползет по стеночке от страха, имитируя коврик.
-Проходите! – приглашаю.
Он оглядывается по сторонам, затем пристально смотрит в сторону лифта и делает рывок. Как-то уж такой прыти я не ожидала! Вместе с дверью я шваркаюсь о стенку, здорово приложившись спиной. Мужик, прижав палец к губам проносится в комнату, а я стою дура - дурой, и решаю: выгнать его сразу? Или сначала выслушать?
Он сидит, вжавшись в кресло по самую маковку. Кто ж его так достал? Усаживаюсь напротив, услужливо подвигаю пепельницу и подаю пример – закуриваю сама. Все, я готова слушать!
-Да, спасибо. - Он выуживает сигарету и целую минуту терзает зажигалку. Руки так трясутся, что ему никак не удается прикурить. Если б были спички – прощай коробок!
Пока он занят, рассматриваю его более пристально: костюмчик – отпад! На “черкизовском” такой не купишь! На левом запястье дорогие часы известной марки,  на шее – тоненькая цепочка изящного плетения – не новый русский – факт! Те меньше килограмма не оденут! В их цепях только с бобиком гулять. Коричневая барсетка зажата меж колен – чистая кожа. Стрижечка – волосок к волоску. Не удивлюсь, если он каждую неделю делает коррекцию бровей и маникюр – ногти отполированы так… Единственное упущение – галстук! Вернее, его отсутствие. Так бы был вполне сносный светский лев.
-Это я вам звонил. – Решается мужчина. Карие глаза обшаривают комнату. Что-то потерял? – Мы одни?
-Да, – отвечаю. И тут вспоминаю, что на кухне мышкой сидит Маринка. – Э… Моя секретарша …там…
Он отслеживает движение моего пальца – коридор пуст. И наклоняясь ко мне, шепотом спрашивает:
-Вы ей доверяете?
-Да… - киваю.
-Тогда, ладно. Хотя, я вот тоже доверял! – глаза вновь приобретают затравленное выражение, а несчастная сигарета, промахнувшись мимо пепельницы, гасится о стол. Все, баста! Надо брать инициативу в свои руки! Иначе он заразит и меня своими страхами и я полезу под диван проверять, нет ли там бабая!
-Так… - твердо говорю я. – Вы успокаиваетесь, берете себя в руки и объясняете причину вашего визита. Сейчас нам принесут кофе, я выслушаю вас и попытаюсь помочь.
У меня возникло смутное подозрение, что “секретарша” самым наглым образом подслушивала. Иначе как бы она, как только я окончила свою речь, вплыла в комнату павой, с чарующей улыбкой на устах, держа на вытянутых руках поднос с напитком? Вот только, почему три чашки? Ответ прост – третья для нее. Маринка уселась за мой рабочий стол, достала чистый листок и приготовилась. К чему? Я попыталась прогнать ее взглядом: она заерзала на стуле, опустила очи долу и постучала карандашом. Ну не буду же я пререкаться с ней в присутствии клиента? Мужчина посмотрел на мою помощницу, и, аккуратно, оттопырив мизинец, поднес чашку к губам. Ну что ж, если она не напрягает, то с экзекуцией я пожалуй, потерплю до его ухода. Но вот потом: добрых слов вам, Марина Сергеевна, не дождаться!
-И так, как вас зовут?
-Владимир. Владимир Миронович. Для вас – просто Владик. – Ну уж нет, спасибо, премного благодарны.
-Так что вас привело ко мне, Владимир Миронович?
-Понимаете, у меня такое чувство, будто меня преследуют.
-На чем основано ваше подозрение?
-Как? А… да… Знаете, я чувствую, вот даже к вам ехал, а у самого мурашки по коже. И в затылке колет.
-А вы не видели, кто за вами следит?
-Нет. Оборачиваюсь – все идут по своим делам… На меня никто не обращает внимания, но… ощущение взгляда… Понимаете?
-Он угрожает?
-Кто?
-Взгляд?
-Да нет… - он задумывается над тем, как бы поточнее передать свое ощущение и продолжает. – Просто подглядывает. Даже когда я в …туалете…
Последние слова он говорит уже шепотом.
-Вы женаты? – это не я, это вклинилась Маринка.
Мужчина смотрит на меня, спрашивая, можно ли ответить на вопрос, я киваю, но за спиной показываю Маринке кулак.
-Нет, не женат. Вернее, разведен. Уже лет шесть как холост и свободен.
-У вашей бывшей жены нет причин вредить вам?
-Нет, Боже упаси! Мы расстались по обоюдному решению, без претензий. Детей нет, машину и квартиру я оставил ей, сам переехал к маме, так что… Да и живет она с другим мужчиной, и на вид вполне счастлива.
-Вы видитесь после развода? – Это снова Маринка.
-А что в этом такого? Мы же цивилизованные люди. Кстати, она и направила меня к вам.
Вот как? Это уже интересно!
-И чего вы хотите от меня?
-Ну, вы не могли бы посмотреть? Может на мне порча? Или кто-то действует магически? Я даже с женщинами перестал общаться… взгляд мешает…
-Мне нужна информация.
-Да, конечно…
Он старательно отвечает на мои вопросы и через пол часа я знаю о нем то, что он сам о себе знает. Единственное, что не может вспомнить – когда появилось ощущение слежки. Мы вежливо расстаемся, договариваясь, что я позвоню, как только что-либо выясню.
-Ну и? – спрашивает Маринка.
Мы сидим на кухне, я старательно разбираю ее каракули, то и дело тыкая пальцем в непонятную закорючку. Нет, она нигде не ошиблась, ничего не пропустила, но… стенографистка, блин. Хотя, с другой стороны – если бы писала я, мне б и в голову не пришло отмечать действия клиента. Вот тут например: “Он нервно сжал свои кулаки”. И сразу понимаешь, что именно сжал, именно нервно, тем более свои, а не мои. Или, упаси бог, Маринкины. Вот он повернулся влево, вот наклонился, вот вытер вспотевшую ладонь о дорогую штанину… Так что, все ясно и понятно. Маринка, как умела, описала его эмоциональное состояние, по пути награждая эпитетами: заинтересованно; шепотом; затравленно; интригующе; неуверенно и т.д.
Так что, можно и похвалить:
-Все сжато, понятно, достоверно.
-Ты о чем?
-О записях… А ты?
-А я об этом шизофренике с манией преследования. Ты уже разобралась?
-Так… Стоп, -  во-первых: диагноз может поставить психолог; во вторых: я не волшебник!
Маринкина вера в меня пошатнулась:
-Так ты что, не видишь… То есть, не знаешь… Ну…
В том-то и дело, что вижу – клиент чист, как слеза! Аура, конечно, пошкрябана, но достаточно плотная и светлая. Ни порчи, ни сглаза, ни домклатова меча над головой. Некие щербинки можно соотнести к личным негативным эмоциям – то бишь  к страху. Но корней не наблюдаю, как и причины. Возможно, проблема чисто психологическая – а это в Ганушкино лечат, либо физическая – это к детективам, увы.
То есть, на данный момент, никакой конкретики.
-А… - Маринка делает грустные глаза. – Я то думала, что ты смотришь, и все – как на ладони.
-Нет. Увы. Если человек подсознательно видит причину, то ее увижу и я. А здесь дело не в нем.
-А в чем?
-Вот это я и должна выяснить! Так что, придется и карты разложить, и со звездами посоветоваться, авось, чего и накопаем.
Смотрю на осадок в своей чашке – сколько можно? Вновь круг, возврат, прошлое… К чему отнести? К нервному типу, который ушел часа два назад, или к письму, не дающему покоя? А, может, к самой себе?

***
Почтовый ящик пуст, безнадежно, безмерно… Эта пустота входит в его душу день за днем. Ответа нет. Как нет и письма… до сих пор.
-Ну? – спрашивает мама.
Миша качает головой и падает на диван.
-Как мне ее найти, мам?
-Не знаю, сынок, не знаю. Может, письмо просто еще не дошло?
-Столько времени?
-Валентина! – раздается со двора женский голос. Мать выходит на улицу, возвращается…
Почему сердце скачет в груди, пытаясь выпрыгнуть?
-Что? – взгляд упирается в белый конверт, который держат материнские руки.
Кто сказал что мужчина не плачет? Бесчувственный чурбан, может и нет, а он…
“АДРЕСАТ НЕ НАЙДЕН”… сквозь слезы, даже, сквозь закрытые веки…
“Боже, почему? Как ты допустил, Господи? – табуном проносятся мысли. – Боже, помоги мне!”
-Ничего, ничего, сынок… Все образуется. Может, она еще напишет? Скорее всего, так и будет!
Нет, она не напишет. После такого… он рвет свое письмо, кусочки бумаги падают на ковер мертвыми мотыльками. Глупые бабочки…
-Что ты хочешь сделать? – спрашивает мать. Она боится, и Мишке понятен ее страх.
-Нет, мама, нет, я не буду пить!  И с собой тоже ничего не сделаю, не думай. Я буду ждать… Она не может не почувствовать, что я жду! И она приедет… или напишет… я буду ждать! А если нет… Она хотела, что б я был счастлив… я попробую.


***

Ну вот, сумка на плече, поводок в руках, последняя проверка: документы, родословная, справка на провоз собаки – все на месте.
-Ну, пока!
-Пока. – Отвечает мужчина и обращается к собаке – ты береги маму, Эрик, ладно?
Собака упирается лбом в протянутую ладонь…
Он не провожает ее. Она не любит, когда ее провожают. Но каждый раз отпускает ее, мысленно прощаясь. Когда-нибудь она не вернется, это, как дважды два. И не хватит сил, что б удержать ветер, непостоянство… Он не понимает ее. Смотрит, но не понимает. Мог бы сжать в руках, не отпустить, но… она вырвется, и тогда уж точно не вернется…
Он провожает ее до дверей, никогда до поезда. И когда она уже идет к лифту, спрашивает:
-Лен, ты не наделаешь глупостей?
Она оборачивается и с улыбкой:
-Нет, Дима, нет.
Все… лифт увозит вниз, а там такси, поезд, сутки в купе и другой город… Страна, которая была ей родиной…Днепропетровск… Украина… И за девять лет, которые она провела рядом с ним, не привыкла к Москве, к извечным гонкам, муравейнику…
А Дима будет прислушиваться к шагам за дверью. Не сейчас, потом, когда придет срок ее возвращения. Так было всегда…


***
Днепр. После Москвы, он выглядит серым и убогим, но это не так. В нем есть своя прелесть, свой шарм – нужно только присмотреться. Кажется, что все города похожи один на другой, как близнецы: Харьков, Курск, Звенигород, Саратов, Мурманск, Запорожье… Нет, это не так. У них свои лица! У них свои узоры улиц, воздух парков, тени каштанов… Просто Москва ревнива, как настоящая жена, она не допускает даже мысли. Она не прощает измен.
Но я не изменяю ей. Просто иногда вырываюсь из ее кольца, что б отдышаться, дать глазам отдохнуть от ярких красок, неоновых огней, пустоты человеческих душ. Даже Киев, со всем свом великолепием и в подметки не годится столице российских городов, но, их нельзя сравнивать. Киев по-своему прекрасен, и в нем еще чувствуется жизнь, чувствуется личность… И если Москва – царица, то Киев – вполне подходящий супруг.
В гостинице меня уже ожидает номер, где можно поселиться с собакой. От вокзала – двадцать минут. Я не поеду на такси, я пойду пешком по своей памяти… Заодно и собаку выгуляю.
Я даю себе шанс вспомнить город, а городу – вспомнить меня.
Уже в номере тянусь к телефону и набираю номер подруги, которая сейчас работает здесь.
-Юлька, привет! - говорю я.
-Привет! А ты где? – она узнает меня сразу.
-Рядом.
-Ты приехала?
-Да. На выставку.
-А где ты сейчас?
-В гостинице.
-Почему? Приезжай ко мне! Места хватит!
-Завтра. – Отвечаю я. Не объясняя, что хочу побыть одна, вспомнить… Она понимает.
-А завтра ко мне, да? Надолго? Я так соскучилась! Ты с Эриком? Здорово! Буду его мучить!
Ну, это вряд ли. Когда она приезжала в Москву, моя собака восприняла ее, как большую мягкую игрушку. И очень обижалась, когда я вытаскивала Юлькину голову из ее пасти. Эрик особо не церемонится: сначала сбивает с ног, а потом решает, то ли поиграть, то ли пообедать. Так что, кто кого будет мучить вопрос тот еще и до завтрашнего дня открыт для обсуждений.
А на какое время я приехала, пока и сама не знаю.

Я думаю о том, что триста километров отделяют меня от того места, где я оставила сердце. Где мое прошлое. Когда-то давно, пока он спал, я достала сердце из своей груди и отдала ему… на всякий случай. Если его сердце остановится, то мое будет биться, будет гнать кислород к его легким, что б он дышал… А когда уходила, не забрала. И в моей груди сейчас пусто… Поехать, отнять свой подарок? Нет, пускай… Еще не время. Я засыпаю, когда в окно уже бьется новый день.

-Ленка! Леночка! – Юлька бросается ко мне с диким визгом.
Эрик реагирует, как положено телохранителю – сбивает ее с ног и намордником в шею, прямо в яремную вену.
-Эрик, Эрик, это же я! – Юлька упирается руками в его грудь, пытаясь оттолкнуть девяносто килограмм от своего горла.
Бесполезно – дога не купишь. Он не отпустит ее, пока не получит команду. Но он ее узнал – я вижу, как ходит со стороны в сторону длинный хвост, уши уже не прижаты к голове, пасть закрыта – все давление только носом.
-Рядом! – даю команду. Собака отпускает несостоявшуюся жертву и обойдя, садится у левой ноги.
-Ну, ты, дурак, скотина безмозглая!
-Бав!
-Я тебе уши оборву!
-Бав, бав!
Этот диалог эхом разносится по подъезду, заставляя соседей подсматривать в приоткрытые двери. Но срабатывает чувство самосохранения: они видят в щелочку большую собаку и быстро убирают любопытные носы. И уже оттуда, из крепости собственных квартир, раздаются возмущенные голоса.
Я снимаю намордник, и начинается веселье! Рик своим весом продавливает Юльку внутрь, она бежит прятаться в комнату, а я спокойно могу закрыть дверь.
-Придурок! Отпусти! Лена, спаси меня!
-Р-р-р-р… Бав!
Ну вот, а я что говорила. Юлька разлеглась на полу, борясь за свои волосы, которых у Эрика уже полная пасть. Но ему мало: он отплевывается, но тщательно пытается выкусить всех блох из ее головы. Это он так признается в своем расположении, а то, что в голове блох не было никогда, не факт! Просто кто-то плохо искал. И я минуты две лицезрю совершенно счастливую Юлькину рожу и слюнявую морду дога. И если не вмешаюсь, боюсь, что девочка утонет в капающей из пасти пене. Или Эрик забьет себе глотку волосами.
-Хватит! – прерываю их барахтанье.
Рик отпускает, напоследок одарив обещанием еще как-нибудь поиграть и укладывается на диване, а я подымаю с пола раскрасневшуюся Юльку.
-Ну, мартышка! – грозит она ему пальцем. – Я тебе еще задам!
Если я сейчас не остужу подругу, собачка воспримет ее слова, как приглашение к дальнейшей игре, поэтому в полный голос ору:
-Лежать!
Замирают оба: Эрик делает вид, что спит давно и сладко, а Юлька глазами ищет место, куда бы прилечь.
-Я не тебе. – Предупреждаю ее желание рухнуть на пол.
-Да? Тогда хорошо, а то я еще не пылесосила.
Отвечаю на бесконечные: “как; почему; зачем”? А сама смотрю на нее и понимаю, что она ни капли не изменилась. Мы не виделись более полугода, и если выражение: “ Маленькая собачка до старости щенок” можно применить по отношению к человеку – то это, как раз тот вариант. Ей уже двадцать три, но… По разумению, жизнерадостности, она остановилась на пятнадцатилетнем рубеже, где нет горечи и разочарований, где весь мир открыт. В сравнении с ней – я безнадежно старше… поэтому ее детская непосредственность для меня – глоток свежего воздуха.
Она называет меня сестрой. Для всех ее знакомых – я ее старшая сестра, кладезь вселенской мудрости. И я уже знаю, что вечером она потащит меня в кафе, в котором работает, и что мне всучат гитару и попросят спеть. Потому, что Юля говорила, что ее сестра поет! И я, не жалея, обрежу ногти и коснусь грифа… Только одну песню. Только одну…
Потом мы будем бродить по ночному городу, вспоминая события многолетней давности, но она никогда не затронет больную тему о НЕМ. И я даже не знаю, быть ли мне за это благодарной.
Юля – единственный человек, который знает о моей жизни практически все. И она – единственная, из моего прошлого, кто знает, где я сейчас живу. Когда я уходила от НЕГО, без сожалений обрубила все концы… Что б ОН не смог меня найти через наших общих знакомых, если вдруг возникнет желание…
А Юля… иногда я думаю, что сознательно принесла ее в жертву своей памяти, что оставила ЕМУ ничтожный шанс найти меня через нее. Но ОН не додумался…


***
Карты говорят… Карты говорят… Ничего они не говорят! Кроме того, что мне уже известно! СУД. ПОВЕШЕННЫЙ. СМЕРТЬ. Четыре расклада подряд, и четыре раза одно и тоже. Ну и как это понимать? Вернее, по отношению к кому? Я не знаю, что со мной происходит! Клиент, напуганный мнимой слежкой ждет от меня ответа, а я не могу сосредоточиться на его проблеме! А он, между прочим, три дня ждет! Таро дают всегда правильный ответ, в этом нет сомнений, но… Нужен четкий вопрос. А я, когда выкладываю карту “клиента” почему-то проецирую на нее  другое лицо. Четыре круга! И четыре раза не могу удержать собственное сознание от лишних мыслей!
Откладываю колоду в сторону, и достаю простые, игральные. Задаюсь вопросом: “Что мне мешает” и получаю: дорога к дому через смерть или рождение. Об этом говорит прямая трефовая шестерка, червонный туз острием вверх и туз пиковый -  последний проскальзывает сквозь пальцы и падает на стол перпендикулярно первым двум картам. В гадании случайностей не бывает. Что называется, как карта ляжет. Ну и как это понимать? Скорее всего, меня мучает нечаянно попавший конверт, и пока я не разрешу эту проблему для себя, карты не помогут. Вот тогда я приду к дому (себе) через переосмысливание (рождение, смерть). Что ж, спросим завтра, хотя заранее знаю – другого ответа не будет! Проверенно!

 Сажусь в кресло, кладу письмо на колени и откидываю голову. Ладони мигом потеют, кончики пальцев начинают зудеть. Накрываю конверт руками. Что ж, давай поговорим…


***
В этот раз переход дается без напряжения, просто вспышка, мгновение…

Идет дождь. Я люблю, когда идет дождь. Я подставляю лицо на встречу упругим каплям, они целуют меня. Краем глаза вижу ЕГО. ОН рядом. Мы сидим под стеклянным навесом остановки, пережидая, когда кончится дождь.
Осень. Деревья осиротели без убранства зелени. Желтые листья срывает ветер, а безжалостные плети дождя не дают им ни малейшего шанса на последний танец. Холодно… Мне холодно. Я поднимаю повыше воротник ветровки, но это не спасает. Меня спасут… Меня согреют ЕГО руки. Нет, ОН упрямо сжимает их коленями, они похожи на птиц, которых не отпускают на волю. Мне пятнадцать, ЕМУ девятнадцать. Может, причина - разница в возрасте? Мы встречаемся семь месяцев, а ОН ни разу не сделал попытки меня обнять… Мы, как школьники, гуляем, держась за руки… Детский сад.
 Я не знаю мужчин. Но глядя на него, понимаю, что именно таким должен быть настоящий мужчина… МОЙ мужчина.  Первый… и последний.
 ОН не решается, хотя видит, как я дрожу. ОН поворачивает ко мне лицо и я тону в его глазах! Боже, какие у НЕГО глаза! Каре-зеленые, иногда серые, но красивые до безумия в обрамлении длинных ресниц. Сейчас они больше серые, потому, что темно, ночь… осень… В них отражается искорками свет мигающих фонарей. А по щекам, дорожками слез, капли дождя. ОН смотрит на меня, а потом говорит:
-Я сейчас сделаю то, чего ты не простишь…


Я ухожу в сторону – я знаю, что произойдет. И я не отниму у нее ни капли радости, боль переживу, а радость… Пусть это в прошлом, но я не имею права…
Парень губами касается ее щеки и…убегает! Бежит через широкую дорогу, чудом не попав под машину и уже на той стороне переходит на быстрый шаг… удаляясь, не оглядываясь.
Девушка секунду смотрит вслед, затем срывается за ним:
-Миша! Миша!
Его останавливает крик, он путами ложится на его ноги, не давая сделать ни шагу. Она догоняет его, обнимает за плечи, притягивает голову к себе и целует в губы… Ну и что, что идет дождь? Он не мешает…
Сколько времени они стоят, прижавшись друг к другу, слившись губами? Миг, столетие, вечность? Не имеет значения…
Он провожает ее до подъезда, обещает, что приедет завтра и уходит в темноту… Я иду за ним…
Он опоздал и на электричку и на автобус. Пустяк. Четырнадцать километров –  пустяк – если за спиной крылья…
Он сливается с дождем, а я остаюсь. Меня держит телефонный звонок. Но откуда телефон на пустой железной колее? Этот звонок привязывает меня к месту, не давая пойти за ним, или вернуться к ней…
-Алло – говорю я.
-Лена, это ты? Почему так долго не подходишь?
Целую вечность соображаю, кто говорит. Я на грани двух миров, и если меня выдернут из прошлого, я не найду в себе сил вернуться… Трубка терпеливо ждет.
-Марина, я перезвоню позже…
Я не оставляю времени на возражения, просто выдергиваю провод из гнезда…

День рождения… ЕГО день, второе февраля. ОН сидит напротив меня, ОН смотрит на меня. Вокруг – люди, которых я не знаю, ЕГО знакомые, друзья, мне нет до них никакого дела… Потому, что ОН  - напротив… Потому, что ОН смотрит…
Я вырвалась из дома, через ругань, через бабушкины слезы, через упреки отца, которого я увидела первый раз всего лишь год назад. Не нужно меня ругать - это моя жизнь, я люблю ЕГО, а все остальное – не важно...
ОН представил меня, как свою девушку. Друзьям. Матери.
Последняя электричка уходит в 23.40. Я уже знаю, что не уеду…
ОН идет меня провожать… Остается двадцать минут, что б дойти до станции. ОН просит, что б я осталась, но я упрямо иду вперед, раскидывая снег… белый… чистый…
ОН останавливается, садится на снег и первый раз говорит, что любит меня. ОН говорит, что если я уеду, ОН так и останется сидеть в снегу… и будет ждать, когда я вернусь. ЕГО голос затихает с расстоянием, я отошла метров на двести, ОН меня не видит. А я вижу одинокую фигуру, сидящую на снегу в свете фонаря. Электричка  отходит, дав гудок. Знает ли ОН, что я не уехала? Проходит долгих десять минут, но ОН не поднимается с места. Я возвращаюсь. ОН слышит мои шаги и поднимает лицо… ОН плачет. Я сажусь в снег… рядом.
-Ты не уехала? – спрашивает он.
-Нет…
-Почему?
Я набираю полные легкие морозного воздуха и кричу… ЕМУ…звездам…небу…
-Я люблю тебя!!!
Он подхватывает меня на руки. Я смеюсь, прошу вернуть мне землю, возражаю, что я тяжелая, а ОН отвечает, что отнесет меня на край света… ОН сильный, ОН может… И я обхватываю ЕГО за шею и замираю в ЕГО руках. Я закрываю глаза, я ощущаю себя ребенком, для которого ОН -  БОГ!
ОН донес меня до своего дома, перенес через порог и только там отпустил. Я натыкаюсь на осуждающий взгляд его матери, но… ОН закрывает меня собой и говорит твердо:
-Она останется!
Мать ничего не говорит, она не может ему возразить. Она уходит спать в отапливаемую времянку, а мы остаемся в доме. Мне холодно, в доме не живут, поэтому топить незачем. Я ныряю под шерстяное одеяло как есть, в одежде, скинув только сапоги и куртку. ОН возвращается с охапкой дров, растапливает печь, но теплей не становится, только полная комната дыма. Пока груба не прогреется…
ОН ложиться рядом, прижимает меня к себе, согревает своим теплом. ЕГО губы шепчут мне в ухо:
-Не бойся, девочка моя, я тебя не трону. Пока не будешь готова, я тебя не коснусь.
Мне хорошо в его руках, я расслабляюсь,… засыпаю.

***

К сути меня возвращает настойчивый звонок, но уже в дверь. С трудом открываю глаза, соображаю, что нужно открыть, что просто так не отвяжется, не отстанет нежданный посетитель.
-Почему ты не подходишь к телефону? – Боже! Угораздило ее поселится в соседнем подъезде! Почему хотя бы не через улицу? Хотя, вряд ли Маринку это остановит.
-Который час?
Маринка смотрит на часы:
-Половина первого…ночи. – Взгляд потух и пыл пропал.
-А дома ты не могла посмотреть на часы? Я, между прочим, тоже спать иногда ложусь.
Она вот-вот заплачет:
-Я же тебе звонила! Ты сказала, перезвонишь, но голос был такой странный… Я потом звоню, а ты не подходишь… Я испугалась – вдруг что-нибудь случилось…
Слезы из глаз бусинками скатываются на ковер. Если я ее сейчас не успокою, то затоплю соседей.
-Ладно, - вздыхаю я. И иду на кухню. – Замяли…
Маринка топает следом, шурша пакетом. А я уже знаю, что там! Конечно, мои любимые колечки! Где она их отрыла в двенадцать ночи? Скорей всего бегала в “Перекресток”.
Кофе дымиться, пирожное ( наконец-то!) на тарелочке, сигарета в руке, жизнь продолжается!
-Ну и как там наш припадочный? – спрашивает ночной будитель.
От неожиданности кусаю сигарету а из пирожного одним вдохом – всю творожную начинку.
-Кто? – вопрос я смогла произнести, лишь когда Маринка минуты две полупила меня по спине. Я, извините, подавилась сигаретой и поперхнулась кремом.
-Ну что ты так нервничаешь? Я об этом, с тараканами в голове!
Уж где они и есть, так это у мадам, сидящей напротив.
-Ты о ком?
-Ой, Ленка! Ну об этом: мироне - патроне! Так ничего и не ясно?
Натужно соображаю о чем она толкует.
-Боже! Как я забыла! Клиент! Я же должна была ему позвонить! – Я бегу к телефону, тыкаю пальцами в кнопки и слушаю… тишину. Не работает?
-Ты совсем от поезда отстала? Нельзя же будить человека в час ночи! – кричит Маринка из кухни.
Ага! Ей, значитца, можно, а мне низзя? Один фиг – телефон не работает. О чем и сообщаю Маринке, плюхаясь на табурет.
-Ты ж его отключила!
Хороша бы я была, если б вызвала с утра телефонного мастера: дура - дурой!
Марина прячет улыбку, а я лихорадочно запихиваю в рот последнее пирожное, пока она на него не покусилась.
-Ну и? Ты что-нибудь решила?
Я мотаю головой на манер китайского болванчика и поясняю:
-Нет. С моей стороны – никаких проблем.
-Может, он псих? – предполагает Маринка.
-Может быть…
Да и не он занимает сейчас мои мысли. А те, двое, из прошлого… чужого прошлого.
Поели, попили, разбежались. Половина третьего… убираю конверт подальше от глаз, иначе не удержусь. А с каждым разом проход туда легче, а вот назад…


***
-Да. Конечно подъеду, а когда?
-Да вот, прямо сейчас и подъезжайте.
Вездесущая Маринка  уже приготовила листок и карандаш. А вдруг этот истерик скажет что-нибудь новое?
-Слушай, Лен, я вот тут смотрю и думаю: а почему ты не пользуешься компом?
-Чем?
-Ой! Да вот этой железной коробочкой, с подключенным к ней экранчиком. Так вот, если ты не знала – она называется компьютером!
-А… Почему же не пользуюсь? Я, например, пасьянсы раскладываю. Он мне от сына достался.
-Да? А кроме пасьянсов больше ничего?
-Ну…- я покраснела. – Я же не маленький ребенок, что б в игрушки играть.
-Я вот тоже не маленький, а играю. Но я не к тому. Почему ты не заносишь все данные в компьютер? Вся вот эта макулатура – она показала пальцем на раздвижные ящики, где бумаги кило пять, не меньше, - поместится на одну малюсенькую дискеточку.
Если честно – я его боюсь. Вернее не понимаю, как он работает. Сын подарил его четыре года назад, наверное, что б я нашла занятие и не чувствовала себя одинокой. Так вот, один раз я набралась смелости и решила разобраться, что он может. Машина выкидывала всякие окошечки, спрашивая, подтверждаю я ту или иную операцию. Я решила, что он проверяет меня на вшивость и соглашалась со всем, что он там предлагал. В результате – получила совершенно чистый экран, который мигнул напоследок, сообщая, что форматирование успешно завершено и… погас.
-Ну и, что ты с ним сделала? – Игореша загружал какие-то диски, нажимал какие-то кнопочки, а я скромно стояла в сторонке. – Навела на него порчу?
-Нет. Я не знаю, как так получилось. Он сам…
-Ну, мам, сам по себе он даже не включится…
Я кивнула.
-Знаешь, как говорят у нас на работе? – ( откуда? Я же не программист?) – Начинающий юзер страшней профессионального хакера…
С тех пор я навожу мышку только на окошечко “ игры” и выбираю мой любимый расклад “ паук”.
Так что, я честно призналась Маринке, что комп со мной не дружит.
-Это просто, - отмахнулась она. – Я тебе покажу, можно?
Я подумала и согласилась. Чем бы дитя ни тешилось... В конце концов, она же, вроде бы “секретарша”?
-Это просто, это просто...- напевала Маринка себе под нос,  тюкаясь стрелочкой в неизведанные мной директории. – Открываем “word”… создаем папочку, обзываем… Как назвать то?
-Не знаю. А зачем?
-Что б всю информацию скинуть в эту папку… - Я киваю, обозначая, что поняла, а Маринкины пальцы уже порхают по клавиатуре. – Назовем ее: “источник информации”. Запомнила?
Что именно? Про источник или про то, как его найти без лозоискателя?
-Так… Подай-ка мне папочку с пометкой “А” за 1992 год. Она в самом низу…
Поздно, я уже перелопатила все папки и дорылась до искомой.
-Кофе принесешь? – Маринка, уткнувшись носом в папку, барабанила по клавиатуре, не глядя на экран. Я немного поудивлялась на то, как сами по себе проявляются буковки, и вздохнув, пошла готовить кофе своей секретарше. Если так пойдет дальше, то скоро она и с клиентами будет общаться вместо меня.
Когда я вернулась, она уже дошла до 96 года.
Следующие полтора часа я то посапывала в кресле, листая старые журналы, то бегала на кухню…
-Ну вот, практически все. И это совсем не сложно, зато ясно и понятно.
-И откуда ты все это знаешь?
-По работе. – Пожала Маринка плечами. А я удивилась, когда же она работает, если весь день проводит со мной? – Что, поражена?
-Если честно, да. Я думала, ты домохозяйка…
-Знаешь, Лен, я очень хорошо учила английский. И, скажем так, работаю внештатным переводчиком для одного научного журнала. Работать в офисе – подрывать статус мужа, а дома – никто ведь не видит.
Ошарашила! Огорошила! Убила! Валяться мне теперь лапками к верху до очередного сюрприза! А я то думала! Маг, называется! Врачеватель душ человеческих! Открыла для себя только одну из сторон ее натуры – капризную и эгоистичную! И на сим успокоилась! А натура человечья многогранна! Когда же я об этом забыла? Да я слепа, как столетняя курица!
-Да не бери ты близко к сердцу… Зачем тебе? Ты просто погрязла в тонких мирах, ты видишь человека… Ты смотришь внутрь, а есть еще наружный мир, физический. Тебе он не к чему…
Маринка опустила глаза, сжав колени руками. А я подумала, что она права… так что, требуется срочный пересмотр моих внутренних амбиций.
-Ну так что? Берешь меня секретаршей?
Я улыбнулась и кивнула, а затем, просто обняла ее, такую непонятную, и прошептала в самое ухо:
-Спасибо.
После смерти мужа я замкнулась, нырнула в мир магии с головой, виня себя в том, что не сумела спасти человека, который был мне очень дорог. Игорь не увидел своего отца… Только фотографии, все что осталось. Наверное тогда я перестала воспринимать физический мир, боясь влюбиться и заново пережить боль утраты. Тонкие миры, где видна человеческая душа, мне гораздо ближе и понятней, чем гормональная жизнь физических тел. Тогда я и стала рассматривать человека с точки зрения энергетики, ауры, эфирного и астрального тела. По лицу нельзя сказать, что отведено в будущем, а по ауре… предположить можно. Я уничтожила в себе все чувства, кроме сопереживания, готовности помочь и любви к сыну. Но, увы, приходится признать, что психология может рассказать иногда гораздо больше, чем экстросенсорика. И за то, что Маринка вернула меня на грешную землю, я и сказала: “спасибо”.

Клиент, клиент, клиент! На этот раз вальсом Мендельсона. Но все так же затравлен и испуган. А я снова вжата меж стенкой и дверью.
Сажусь напротив, а про себя думаю: бедный человечек, что же я могу сделать, что б тебе помочь? Заговор на изгнание страхов? Вряд ли это спасет – для этого нужно знать, чего бояться. А тут…
-Вы что-нибудь выяснили? – глаза бегают по комнате, натыкаются на Маринку и он улыбается ей, как старой знакомой.
-Нет.
-Как же так? Что, совсем ничего? – он еще больше вжимается в кресло, пытаясь сделаться маленьким и незаметным.
Я объясняю ему, что аура чиста, ни порчи, ни сглаза, ни наговора нет. Есть страх личный, но причина… конкретно я сказать не смогу, но обобщенно, чего боится, чего избегает подсознательно, можно…
-Вы хотите сказать, что я псих? Что раздул страх темноты до той степени, что теперь повсюду мерещится слежка?
-Нет, Владимир Миронович, этого я не говорила. С магической точки зрения вам бояться нечего. Проблема чисто психологическая, но это вовсе не означает, что вы сошли с ума. Я могу открыть вам когда это началось и на чем основан ваш страх, но преодолевать его придется вам лично.
-Давайте, открывайте! – соглашается он.
Я достаю колоду карт, и уж если мне они отвечают одно и тоже, может ему откроется что-то другое?
-Что мне делать?
-Перетасуйте колоду и достаньте четыре карты.
Что он и выполняет, и тут уж ничего не попишешь – свою судьбу вытаскивал он сам.
-И что? – спрашивает он.
Карты говорят, что причина в прошлом, через родовые связи, снова возврат, смерть, рождение. Источник страха в прошлом…
-Так что, я ничем не смогу вам помочь. Открытая причина – ваше прошлое, скрытая – родовые связи, смерть и рождение. Другими словами вы боитесь идти на новые отношения, боитесь, что ситуация повторится. Развод так на вас подействовал?
-Нет… Не понимаю…вот вы говорите, я чувствую, что это правда, но причины не нахожу…
-А ваши отношения с матерью? Как она отреагировала на ваш брак?
-Не скажу, что она была против, но особо не приветствовала… А когда развелся, мама была даже рада… Вы думаете?
-Я ничего не думаю. Я говорю, что вы боитесь повторения, возврата… Так что, не могу вам помочь.
-Можешь! – встревает Маринка. – Я тут отрыла кое-что…
Клиент с надеждой смотрит на Маринку, да и я признаться тоже.
-Мы можем вас направить к психоаналитику. Если проблема не магического характера, то это должно вам помочь.
-Но я ведь не помню, что стало причиной. Вот сейчас пытаюсь вспомнить и не нахожу ничего такого….
-Послушайте, - перебивает Маринка. – К экстрасенсу идут с той надеждой, что проблема решится сама собой, без усилий. Поэтому вы не готовы к тому, что б заняться самокопанием. Вы были готовы к волшебству, но здесь оно не поможет. А к психологу вы пойдете уже настроившись на то, что придется рыться в себе. А мы можем вам сделать талисманчик на дорожку, что б избавить от тайных страхов, но! Проблему нужно вырвать с корнем, а для этого необходимо ее осознать!
Она что, читает мои мысли? Или это настолько очевидно?
-Лена, можно тебя на минуточку?
Мы выходим на кухню.
- Я в твоем архиве нашла координаты девушки, которой ты снимала венец безбрачия. Так она работает психологом, может, направим его к ней?
-А откуда ты знаешь, где она работает?
-Так у тебя все записано, и телефон, и адрес и место работы. Просто позвони ей и попроси помочь.
Если честно, я ни разу не практиковала такой вариант. Но сегодняшняя Маринка настолько меня поразила, что я согласилась.
Когда мы вернулись в комнату, Владимир Миронович смотрел так, будто ожидает приговора.
-Ну так как? Вы готовы пообщаться с психологом? – спросила я.
-Если вы думаете, что это поможет… То я вам верю. Да!
Мы с Маринкой остаемся одни. Обнадеженный клиент уходит, сопровожденный магической защитой. Думаю, что психология поможет и мы его больше не увидим. Кофе вновь позорно сбегает, Маринка опять извиняется за свою неуклюжесть, а я копаюсь в себе, раздумывая, а не испробовать ли мне предложенный Маринкой способ? Вот так вот!

***
Проходит вполне обычная неделя. Я нахожу посредством маятника  угнанную машину, заговариваю талисманы на бизнес и удачу, убираю приворот, который молодого парня превращает в зомби. Маринка присутствует только при первом разговоре. Когда я произвожу обряд, она без пререканий исчезает, закрыв за собой дверь. Она не вникает в то, что я делаю, да я бы и не позволила – законы писаны не мной.
Господа, не привораживайте, не нужно, нельзя!!! Парня за руку привела мама. Ходячий труп - без чувств и мыслей. В восемнадцать лет получить такой удар! Тем более приворот на крови! Сильный, не спорю, но – лишает человека индивидуальности, а иногда даже и души. Девушка, которая это сделала, рассчитывала на другие последствия – что он будет носить ее на руках, шептать в ухо нежные слова, но… получила безвольную куклу, которую поставь – будет стоять. Положи – покорно ляжет. И нельзя приказать любить себя, потому, что у привороженного человека нет своих чувств.
Она испугалась, и бросила его. А он даже есть не мог самостоятельно!
Просмотр ситуации показал, что девушка не ведала, что творит. Она просто хотела, что б он любил ее еще сильнее. Мне пришлось пообщаться и с ней, потому, что сила обратного удара убила бы ее.
Не делайте того, чего не понимаете! Я никогда не привораживаю! Есть другие способы обратить на себя внимание человека, вскружить ему голову, влюбить до безумия, но – не привораживать! Не лишая собственных мыслей. Иногда, бывают случаи, когда такой эффект действительно необходим, но… Брать на себя ответственность за жизнь другого человека, думать за него, любить за него… Грех! Есть такое слово и оно не просто слово!
Хорошо, что девушка рассказала его матери, что натворила. А та, не долго думая, обратилась ко мне за помощью.
Так что, для этих двоих все окончилось более чем благополучно – ушли, взявшись за руки. Скоро свадьба, мы приглашены!
Но когда звонок распелся гимном России, сердце мое ухнуло вниз. Я посмотрела на Маринку, она на меня – слов не надо, мы обе поняли, кто там. Конечно – Владимир Миронович!
-Может, сделаем вид, что никого нет дома? – предложила она.
Звонок не смолкал уже минут пять, застрявши на одной тоскливой ноте.
-Боюсь, в таком случае, мы рискуем оглохнуть. Так что, впустит его, наверное, придется!
Маринка вздохнула и пошла открывать. Ура! Настала ее очередь прилипнуть к стенке!
Владимир втащил за руку миловидную белокурую девушку, лицо которой показалось мне смутно знакомым.
-Леночка, Мариночка! Спасибо! Я вам так благодарен! А… - Он остановился и растерянно огляделся по сторонам. – А где Мариночка?
-Тута! – Раздался Маринкин голос. – Отдирает себя от стены!
-Понимаете, девочки! – он плюхнулся в кресло, усадив девушку себе на колени. – Я вам так благодарен! Вы были правы! Причина действительно в прошлом! И мы ее нашли и вырвали с корнем!
-Вы меня не помните? – Спросила девушка. – Я была у вас год назад. Вы избавили меня от венца безбрачия.
-Конечно помню! – сказала я, выуживая в памяти ее имя.
-Видите! Все получилось, как вы и говорили! Я тогда не поверила…
-А что я сказала? – вырвалось у меня.
-Ну, вы сказали, что я встречу самую большую любовь в своей жизни! Я тогда все в точности записала!
-Да?
-Да! И вы были правы! Вы сказали, что в течение года я выйду замуж! Вот – она обернулась к своему спутнику и чмокнула его в нос, – представляю вам моего мужа!
Если бы я стояла, то, наверное, села бы на пол, а так помешало кресло. А отпавшую челюсть можно и руками придержать, благо они не заняты.
Положение спасла Маринка.
-Поздравляем! От всей души! – она подскочила к молодоженам и принялась лихорадочно трясти их за руки.
-Спасибо! – отозвались они в голос.
-Я даже не думал, что смогу жениться в такие рекордные сроки! Это так на меня не похоже!
-А что ж вас так пугало?  - решилась я на вопрос. В конце концов, имею я право знать?
-Причина в матери. – Ответила Света. – Она настолько внушила ему, что все женщины бессердечны и нужно им только одно – деньги, что он и сам в это поверил! Поверил в то, что он жертва женской коварности. И пошло восприятие: все женщины охотятся за ним, следят, ждут, когда он расслабиться… Он даже себе не мог признаться, что боится такого страшного зверя – женщину!
-Но мы справились! – подхватил Владимир. – Мы вместе справились с моими страхами и решили не расставаться никогда!
-А ваша мама? – Маринка настойчиво совала мне пепельницу. Только тут я заметила, что удачно стряхиваю пепел на ковер – вон, уже целая кучка.
-А мама, – она теперь тоже консультируется со Светочкой! О чем, правда, не знаю, это конфиденциально, но мама расцветает на глазах! Так что огромное вам спасибо! – Закончили они хором.
Если честно, не понимаю, в чем тут моя заслуга, о чем и громогласно объявляю.
-Как? – возмущаются оба. – Если бы не вы, мы б никогда не встретились!
Маринка, как радушная хозяйка или как Настоящая Секретарша убежала на кухню готовить кофе, голубки воркуют меж собой, не обращая на меня никакого внимания. А у меня есть время подумать над их словами.
В самом деле, не будь меня, встретились бы они? Не знала же я, что через год после обряда для девушки за помощью ко мне обратится несостоявшийся неврастеник? А посылая его к психоаналитику я даже не предполагала, что все закончится таким образом! Что это? Судьба? Рок? Стечение обстоятельств? Или вся моя жизнь похожа на клубок, который я распутываю метр за метром, иногда связывая отдельные куски или вплетая разноцветные нити? И от меня ничего не зависит? И я в этом мире просто посредник меж судьбой человека и его предопределением? Не будь Маринки, мне бы и в голову не пришло копаться в своем архиве! Почему я разрешила ей остаться? Тысяча “почему” бродили в моей голове, но… ни одного “потому, что” так и не появилось. Может, мне не стоит так глубоко нырять? Я делаю то, что делаю! И точка!
Как всегда, в мои мысли вклинилась Маринка  с громким выражением:
-Это надо отметить!
Эй, если я все помню, то она никуда не выходила, а копошилась все время на кухне! Тогда откуда, скажите, она взяла селедку, посыпанную кружечками лука, маринованные огурчики, колбаску и пармезанский сыр? А еще целых шесть бутылок пива? Она заметила мой вопрошающий взгляд и ответила со свойственной ей прямотой:
-Если б ты почаще заглядывала в свой холодильник, могла бы увидеть много чего интересного! Я ее, понимаешь, пытаюсь раскормить, а она…
Вскоре счастливые новобрачные помахали нам ручкой из отъезжающего такси, а мы с Маринкой решали, что нам брать в дорогу. В какую? Так вот: мы едем в Евпаторию!
Когда смущенный Владимир вручал мне две путевки, клялся – божился, что ему это совсем не накладно, так как он владеет туристической фирмой и ему очень хочется нас отблагодарить, я хотела отказаться, но затем… Одного взгляда на Маринку было достаточно, что б понять – она мне этого не простит!
-Нет, - чисто по инерции продолжала я негодовать. – Я так не могу! Я же ничем не помогла, как так можно?
-Слушай, ты меня достала! Не может она! Ничем она, понимаешь, не помогла! Если ты еще что-нибудь вякнешь, мне придется тебя стукнуть хорошенько! Люди счастливы?
-Вроде да – согласилась я.
-Что тогда тебе еще нужно?
-Нет, но…
-Никаких “но”! ты когда в последний раз была в Евпатории?
-Лет пятнадцать назад. – Потупилась я.
-Эгоистка! А обо мне ты подумала? Я же дальше кольцевой носа не казала! А тут такой шанс! Там тепло, море! Бархатный сезон! В общем так: автобус отходит через три часа. Даю тебе час на сборы, и если ты не будешь готова, клянусь, позвоню в грузоперевозки и накачанные мальчики доставят тебя на автовокзал и запихнут в багажное отделение! А уж по прибытии я тебя как-нибудь распакую!
Вы бы устояли перед таким любезным приглашением? Вот и я – нет, каюсь.
Нищему собраться – только подпоясаться, так что готова я была задолго до назначенного срока. Единственное, что не могла решить, так это брать ли с собой письмо? Не взяла… Но уже в гостинице недоумевала, как оно попало в мою сумку, на самое дно? Магия!


***

Всю дорогу Маринка жужжала мне на ухо, какое должно быть красивое место с таким чудесным названием: “Крымский Рай”. В “Раю” мы оказались ближе к одиннадцати вечера. Могу заверить – название подходящее более чем! Маленькая уютная гостиница с основным четырех этажным корпусом и кучей деревянных домиков. От дверей до воды – рукой подать! Нас поселили в одноместные смежные номера. Шик! Блеск! Лепота! Телевизор, туалетный столик, тумбочка, цветочки, а кровать! У-у! двуспальная! Свет от ночника – мягкий-мягкий! И простыни – шелк! А туалет и ванна – общие, ну да это не беда, уж с Маринкой мы как-нибудь договоримся!
-Ленка, пошли, покупаемся! Пожалуйста! – Маринка ворвалась ко мне в комнату с глазами, полными восторга и обожания.
Я согласилась, хотя и не фанатик ночного купания.
Боже, что за вода! Первый раз в жизни я поняла выражение: “как парное молоко”! Мы ныряли, бесились, брызгали друг на друга, визжали от восторга как дети! И представьте себе – никто не появился нас урезонить! Возможно все новоприбывшие ведут себя также? Спустя какое-то время восторг спал и мы выбрались на берег счастливые… Я пообещала себе, что когда вернусь в Москву, расцелую нашего благодетеля в обе щеки! Я чувствовала себя птицей!
Да-да, я знаю, что после соленой воды нужно принять душ, но… Его надежно оккупировала Маринка! А вылезла она оттуда спустя час, когда я уже развалилась на шелковых простынях и почти уснула сном праведника!
-Эй, ты в ванную идешь или как? – она уселась на кровать рядом со мной и потрясла меня за плечо.
-Слушай, - устало отозвалась я. – Не буди во мне зверя!
-Маленького лысого ежика?
Ладно, сдаюсь, ведь не отстанет! Пришлось стряхнуть с себя чары сна и топать под душ.

Утро! Утро! Утро! Боже, хорошо то как! Птички поют, нежно шумит кондиционер, из прикрытых жалюзи тонкими лучиками пробивается утреннее солнышко! Кайф! Я еще не проснулась, но уже на грани… дремлю.
Ну вот! Здрасьте вам с кисточкой! Что – то тяжелое со всей дури плюхается на кровать, перекатывается через меня и прячется под покрывалом! Что вы, какой сон? Приоткрываю один глаз, отмечаю, что дверь в соседнюю комнату открыта на распашку и заглядываю под покрывало лишь для очистки совести. Я и так знаю, кто там.
-Ты чего? – спрашиваю.
-Там… Там… - Маринкин палец тыкается мне в область пупка, ее трясет.
Понимаю, что мой пупок не в состоянии напугать ее до нервной икоты, поэтому, потихоньку оборачиваюсь и… силой воли подавляю желание накрыться с головой!
Человечек! Маленький человечек, росточком с восьмилетнего ребенка! Только у детей не бывает такой бороды! Стоит себе в соседней комнате, бесстыже вылупившись в мою сторону и улыбается. Лицо широкое, крупное, глаза большие. На тонких плечах висит пиджачок, а коротенькие кривые ножки, обутые в сандалеты, выглядывают из-под аляпистых шорт.
-К… Кто это? – стуча зубами спрашивает Маринка.
-Бабаежка!
-Кто?
-Тьфу, барабашка? – неуверенно предполагаю я.
Человечек самым наглым образом вклинивается в наш разговор, спрятав свою щербатую улыбочку:
-Какой я вам ежик? – говорит он, маленькими шажками пересекая комнату. – И уж тем более – не барашка!
Он застывает возле кровати и официальным голосом представляется:
-Я - ваш тур гид!
-Кто? – спрашиваем мы обе.
-Ваш Туристический Гид! – говорит он, тщательно произнося каждое слово.
Маринка высовывает нос наружу и пихает меня локтем в бок. Между прочим больно!
-Кто-кто? – переспрашивает она меня.
-Гид, - отвечаю. – Туристический. Ну, знаешь, тот который показывает там всякие достопримечательности…
-Не совсем я дура! – перебивает она. И с сомнением добавляет – только не похож… Маленький какой-то…
Мы его обидели! Человечек скривил непомерно большие губы, а из глаз крупными жемчужинами полились слезы.
-Ну вот, всегда так! Ну и что, что маленький? По мне, так вы две несуразные дылды! А я, между прочим, всю жизнь здесь прожил! Тута моя родина! И я знаю каждый ее уголок! Я – самый лучший гид, самый знающий! А все воспринимают меня, как какого-то недомерка! Этого я и боялся! Зря послушал Владимира Мироновича – а он еще говорил, что вы не такие!
Человечек откровенно плакал. Маринку под покрывалом заела совесть и она выбралась наружу. Я пристыжено молчала, не зная, что сказать, а Маринка…
-Ну, не расстраивайся ты так! – Она перелезла через меня, усадила человечка к себе на колени, и, прижав к своей необъятной груди, гладила его по голове. – Просто, я испугалась… И никто не спорит… конечно, ты – самый лучший гид, самый знающий, самый умный! Мы не капли не сомневаемся! Правда, Лен?
-Правда! – подтвердила я.
Всхлипы потихоньку смолкли. Еще через минуту человечек смущенно заерзал и сполз с Маринкиных коленей. Может, и маленький, но настоящий мачо – его достоинство выпирало сквозь шорты. Он отвернулся, а мы покраснели…
Славик и на самом деле оказался настоящим кладезем информации! Эдакий бесценный бриллиант в неподходящей оправе. Он давал ответы на любые вопросы, и рассказывал так увлекательно, что мы развесили уши. Представляю, как мы выглядели со стороны: две мамаши ведут за ручки дитенка, который периодически вырывается, забегает вперед и, отчаянно жестикулируя о чем-то лопочет!
Если честно,  нам троим было наплевать на недоуменные взгляды прохожих. Мы бродили по городу, слушая его истории до самого вечера! Потом нашли уютное кафе на самом берегу и до отвала накормили Славика мороженным.
-Девчонки, - сказал он, оглаживая сытый желудок. – Вы – супер! Если хотите, я свожу вас в Ялту, Сочи, даже в Турцию! Тут ходит туристический катер!
Это, несомненно прекрасно, спасибо большое, но, мы как-то не рассчитывали на дополнительные расходы.
-Нет! Что вы! Фирма платит! Миронович строго – настрого наказал исполнять любые ваши прихоти!
Да он что, ошалел? Или ему деньги некуда девать? Я могу еще понять – путевки, но оплачивать наше проживание, да еще и прихоти? Увольте, либо он полный дурак, что на него не похоже, либо на время помутился от свалившегося на него счастья в виде белокурого психоаналитика!
-Девочки, я открою вам секрет! – Славик заговорщицки подмигнул – Это не стоит ему ни копейки! Ваши номера, билеты в автобусе, даже катере – это постоянная бронь для сотрудников фирмы. Так что, примите мой совет – соглашайтесь! Независимо от того, поедете вы или нет, деньги все равно уплачены, пусть хоть пойдут на дело!
Мы с Маринкой переглянулись и… согласились. В конце – концов, такой шанс выпадает не часто, а так за три недели мы увидим мир! Ну, не весь, но автономную республику Крым – точно!
-Умнички! Вот и ладушки! – просиял гид. -  Тогда до завтра?
А вечером мы вновь бесились на пляже, орали, как полоумные, топили друг друга в шутку. Затем посетили массажный кабинет и плотно поужинали. Я чувствовала себя так, будто мне двадцать! А уж какое удовольствие доставили мне руки массажиста, накачанного, как Геркулес… м-м-м…
Маринка пожелала спокойной ночи и пошла в объятия Морфея, а я решила наконец разобрать сумку. Все-таки завтра мы едем в Ялту, не достать ли мне симпатичный сарафанчик? Фигура у меня сохранилась, как в молодые годы, просто как-то я об этом забыла. Но пристально осмотрев себя в зеркало, решила, что могу вскружить голову! Замете – без всякой магии!
Сарафан я нашла… как и письмо. Как оно попало в сумку, хоть убей, понять мне не дано. Но раз уж оно здесь…



***

…Боже! Как я счастлива! Это невозможно, но это правда! Пусть ненадолго, но…
Я не хочу знать, что будет дальше,  но…
Я знаю! И бегу от этого знания, отказываюсь от него, проклиная свой дар, я не хочу!
Боже, как я люблю его! Нельзя так любить, это невозможно, но… Я люблю!!!
Он спрашивает меня “за что”? А я смеюсь: разве можно любить за что-то? Отдавая себе отчет? Нет, нет! Я люблю просто… За то, что он есть, за то, что имею возможность дышать тем воздухом, которым дышит он, за то, что он мой, пока - мой! А дальше? Я не хочу знать, что будет дальше, я не желаю этого знать!
Я счастлива, боже! Как я счастлива!
Его руки нежны, боже, я таю в его руках!
Его губы приносят наслаждение, боже, они сводят меня с ума!
Его глаза, я тону в них, они подобны твоим глазам, Господи! И прости меня, Господи, прости, но… Теперь ОН – МОЙ БОГ.
Он засыпает, а я… Я прижимаюсь ближе, ближе, так, что б слиться с его кожей! Я буду дышать тем воздухом, который выдыхает он, что б ни дай бог, не отнять у НЕГО ни малейшую толику кислорода! Я достаю сердце из своей груди и отдаю ему, пока он спит, пока не может отвергнуть такой подарок. Отдаю, на тот случай, если, не дай бог, его сердце перестанет биться! Мое будет биться, гоня живительный кислород к его легким, что б он смог жить, что б он мог дышать! А я? Как я без сердца? Глупость, к чему оно мне? Если его не станет, я умру… А так, пока он жив, я могу и без сердца – я часть его! А любовь? Я люблю душой, не сердцем – оно просто мышца… Я люблю душой!!!
Я никого не вижу, я ничего не вижу, мир не имеет красок, запахов, если его нет рядом, но…
Но стоит ему появится, и мир обрушивается на меня своим великолепием! Я люблю его, он – мой мир!
Я дышу им… Я живу им… Я боготворю его… Прости меня, господи, но…
-За что ты любишь меня? – спрашиваю я.
Он смеется… не надо, не отвечай, я сама отвечу за тебя, можно? Я буду любить за двоих, можно? И если ты оставишь меня… я не смогу любить другого, мое сердце в твоей груди… Не отдавай мне его, не отдавай! Это – самое дорогое, что есть у меня… оставь его себе, так, на всякий случай… навсегда… Не бросай меня… Ты – моя жизнь! Я люблю тебя!!! И мне ничего не нужно от тебя, просто… будь рядом…


***

Две недели прошли, как один день. Сочи, Анапа, Ялта, Алушта, Одесса…  За две недели наш гид успел снабдить нас впечатлениями и знаниями на всю оставшуюся  жизнь. Зачем нам Турция? Славик показывал нам такие места! Уж не знаю, но мне кажется, что он сразу находит сердце любого города.
Оставшуюся неделю решили провести в “Раю”.
-Вот скажи, Ленка, почему жизнь такая несправедливая штука? – Маринка, как всегда развалились на моей кровати, отщипывая янтарные виноградинки и с наслаждением закатывала глазки.
-Ты о чем? – не поняла я.
-О Славике… -  выдохнула подруга. – Такая нелепая насмешка природы, - втиснуть огромную, щедрую душу в несуразно маленькое тельце…
Я посмотрела на нее более внимательно.
-Знаешь, - продолжила она, игнорируя мой взгляд. – Если бы он был чуть-чуть повыше… ну или на голову ниже меня – я бы не устояла! Я бы влюбилась! Такой человек…
Ну, вообще то, учитывая, что рост подруги метр семьдесят девять:
-Слушай, по-моему, ты бредишь! Может, солнечный удар?
-Нет, увы… Ленка, неужели ничего нельзя сделать?
-Что именно?
-Может есть какой-нибудь магический способ, чтоб Славик немножко подрос? Хотя б вот до сих? – она приложила руку к груди.
Спятила, решила я про себя – перегрелась, факт!
Маринка явно ждала от меня ответа.
-Нет, Мариночка, такого способа к сожалению нет.
А Славик, оказывается, тоже дышал неравнодушно! Когда Маринка ушла на массаж, он заглянул в мою комнату, и с порога поинтересовался:
-Извините, Леночка, я хотел с вами поговорить… можно?
-Проходи! – великодушно согласилась я, – а Маринка на процедурах!
-Я знаю… - он топтался возле дивана, потом подумал и забрался в кресло. – Я, собственно…
Славик замолчал, мне тоже сказать вроде нечего, поговорить ведь приспичило ему? Минуты две – тишина.
-Так что ты хотел? – не выдержала я.
-Понимаешь… - он глубоко вздохнул и – а Мариночка замужем?
Ну вот! Собственно, другого вопроса я не ожидала: все время, которое он проводил с нами, не спускал с Маринки восторженных глаз. И если подруга замечала взгляд и опускала глаза, сиял, как медный таз. Боже, да что ж они, как дети? Должны же соображать! Ведь между ними разница в… в… метр?
Я посмотрела на Славика: он ожидал ответа с взглядом преданной собаки, не зная, толи похвалят, толи прогонят прочь.
Да куда же ты смотришь, Господи?
-А почему ты не спросишь у нее?
-Знаешь, она избегает этой темы… А в последнее время и меня избегает. Почему?
-Не знаю – честно призналась я. – Не знаю.
Славик ушел, а я смотрела на конверт. Тогда, в первую ночь, как мы приехали, чувства, о которых он мне поведал настолько сильно меня задели, что… я запретила себе пользоваться своим даром на время отдыха. А получилось так, что просмотрела, как под моим носом рождается новая любовь. Любовь, не имеющая ни единого шанса воплощения в реальности!
Маринка пришла – я слышала, как она ходит по своей комнате. Имею ли я право вмешиваться?
-Привет… - я открыла дверь в ее номер. Маринка сидела на кровати, уронив голову на скрещенные руки и плечи ее тряслись. Она плачет!
-Эй, ты чего? – я села рядом и погладила ее по голове. Она подняла на меня заплаканные глаза.
-Ты, наверное, думаешь, я сошла с ума? Да? Ты меня осуждаешь? Возможно, ты права…
-Славик приходил – перебила я.
Маринка зарыдала еще сильнее:
-Я влюбилась, Ленка… Я влюбилась! Боже, какая идиотка! Мы ведь такие разные! И что я в нем нашла? Да скажи хоть что-нибудь, что ж ты молчишь?!
-Что ты хочешь услышать?
-Что я дура! Кретинка безмозглая! Идиотка!
-Что этот мир? Пустыни, реки, горы, моря, растительность и суетная хмарь!
Что человек? Предвестник счастья, горя, работорговец, гений, государь!
Что я? Песчинка, капля, камень, и в знойный день – я слабый ветерок…
Кто ты? Одновременно: лед и пламень… Ничто и нечто… Ты – мой царь и бог!
Маринка перестала плакать и посмотрела на меня:
-Что это?
-Это? Стихи? Слова, мысли? Не знаю… Это написала одна девушка человеку, которого любила… если бы ты спросила меня, что тебе делать до того, как я познакомилась с этой девушкой, - я бы сказала тебе: забудь. Я бы сказала, что ты сошла с ума, что это невозможно, что между вами большая разница, что осудят люди или даже осмеют… Но сейчас я этого не скажу. Ничто в мире не станет преградой для настоящего чувства и никто не даст тебе совета, как поступить. Решить можешь только ты. И какое бы решение ты не приняла, жалеть о нем тоже только тебе… Но, лучше сделать и пожалеть, чем потом казнить себя, что прошла мимо…
-Я пойду к нему! – она крепко сжала мою руку. – Я пойду к нему…
Маринка ушла, а я взяла письмо, от которого теперь мне никуда не деться…



  ***
Юлька с визгом убегала от Эрика, тот с лаем ее догонял, валил на землю и шутя кусал за руки. Я сижу на скамейке, сжав в руке запотевшую бутылку пива. Отмечаю первое место, которое заняла на выставке моя собака. Они бросают возню, и садятся рядом. Кто более – менее имеет представление о породе под названием дог, могут подтвердить, что эта собака любит посидеть по человечески: попа на скамейке, задние лапы вытянуты над землей, а передние упираются когтями в гравий. Язык – лопатой, морда в пене, ребра ходят под стальной шкурой, гоняя воздух, который с хрипом вырывается из пасти. Юлька, грязная, как чукча, на костюме серо-зеленые полосы от валяния по земле, в  волосах застрявшая травинка, какая-то веточка, но счастливые оба!
-Уф, он меня достал! – Юлька берет бутылку, срывает крышечку о скамейку и припадает губами к пьянящей жидкости.
Эрик облизывается, тыкается носом в мою руку. Тоже хочет пить.
-Пива не дам! – предупреждаю я.
Достаю из сумки минералку и он жадно лакает из сложенных ковшиком ладоней.
-Теперь ты уедешь домой, да?
Что мне ей сказать? Она считает, что в Москве мой дом… Я живу там, да, но… “твой дом там, где твое сердце” - кто это сказал?  Не важно, но он был прав. Для меня нет дома, есть только места, где я могу жить… Я не скажу об этом Юльке, дело не в том, что она не поймет, но… Зачем? она пока живет в том мире, где все легко и понятно, пусть наслаждается, ни к чему лишать ее иллюзий.
Почему людям так необходимо привязать себя к какому-нибудь месту, обрасти вещами, друзьями? Почему люди ищут себе какие то недостижимые цели, идут к ним всю жизнь? от осознанного существования до самой смерти? Кто-то доходит, достигает, добивается, кто-то ломается посреди пути и сходит с дистанции… Счастлив ли хоть один из них? Но каждый упорно тянет лямку до самого конца, обозначая свое существование материальными ценностями: квартирой, машиной, престижной работой. Как будто боятся, что иначе станут ирреальными, исчезнут… Мне не понять, поэтому просто кивну в ответ.
-А потом приедешь?
-Приеду. – Говорю я.
Она не провожает меня до поезда – мы прощаемся здесь, в парке. Я ухожу, не оглядываясь, что б не видеть, как она плачет. Она не провожает меня, потому, что я не выношу прощаться… Меня никто не провожает. Никогда…



***

Мои пальцы жадно уцепились за конверт. Я боюсь его, боюсь, потому, что уже не сопереживаю событиям, а переживаю их. Но отказаться нет сил. Переход легкий, мгновенный, что на этот раз?
 
Я снова в больнице, но на этот раз – по собственному желанию. Когда я вошла в кабинет, Вячеслав Константинович улыбнулся мне, как старой знакомой. Еще бы, за последний год вне больницы я провела в лучшем случае половину.
-Здравствуйте, Лена. Мы же вас выписали, разве нет?
-Выписали, - киваю я. – Два месяца назад.
-Надеюсь, в этот раз вас не привезли на « скорой»? И вы зашли только потому, что соскучились.
-Нет, я сама пришла.
Он вскидывает удивленные глаза:
-Зачем?
-Я хочу лечь на сохранение.
Он смотрит на меня с сомнением, решая не стоит ли применить успокоительное средство или позвонить психологу.
-Я беременна. И хочу лечь на сохранение.
-Лен, - он встает из-за стола, берет меня за руку, и так, что б я не заметила, щупает пульс.  – Вы хорошо себя чувствуете?
-Да! – твердо отвечаю я. – Я не сошла с ума. Сердце бьется как положено?
Он отдергивает руку и краснеет.
-Не хочу вас огорчать, но это не возможно, вы ведь знаете. Мы разговаривали об этом перед вашей выпиской – это невозможно! И будет лучше, если вы смиритесь…
-Я беременна! – упрямо повторяю я.
И перехватываю его недоверчивый взгляд.
Уже потом, когда УЗИ показало наличие зарождающейся жизни внутри, а меня определили в палату, на этот раз под номером 5, он качал головой, раз за разом поднося снимок к глазам:
-Это невозможно…но, черт побери, факт!
Белые стены. Пять месяцев разглядывание белых стен. За это время я выучила все дефекты выбеленного потолка. Когда еще было тепло, я гуляла с другими пациентками в больничном сквере. И пока была надежда, смотрела на улицу через пруты забора. Я боялась пропустить его появление, поэтому, гуляла с утра до вечера. Один раз, еще осенью приехала свекровь с пакетом яблок.
-Ну, ты как? – почему она прячет глаза?
-Хорошо. – А потом задаю вопрос, который мучает меня на протяжении многих недель. – А где Миша?
-Он же работает,…приезжает поздно… Только и успевает на последнюю электричку.
-Да, конечно… - говорю я, и только когда она уходит, думаю о том, что есть еще и выходные.
Он звонит мне в больницу, медсестра зовет меня к телефону и я припадаю ухом к трубке. Я не спрашиваю, почему он не приезжает, а он не объясняет ничего. Просто интересуется, как я, выслушивает мой ответ и говорит, что пришла электричка. Раз в неделю… От звонка до звонка.
Пять месяцев больничных стен, но я не бегу от них. Я знаю,  что жизнь внутри меня поддерживается лишь благодаря заботам врачей, она уже бьется, она уже обозначила себя слабым толчком изнутри. И по ночам я шепчу ему, тому, кто внутри:
-Ничего, малыш, ничего, все будет хорошо… Вот увидишь…
Только почему-то я в это не верю.

Второе февраля – день его рождения…
-Может, ты не поедешь? – спрашивает меня Света. – Подумай, мало ли что, как я буду отчитываться перед главврачом?
-Светочка, миленькая, отпусти пожалуйста! Никто не узнает! Сегодня суббота, а завтра вечером я уже буду здесь!  - упрашиваю я медсестру.
Она не устоит, согласится, напоследок погрозив мне пальцем и крикнув:
-Смотри, только до завтра!
Я оборачиваюсь и машу ей рукой.
На электричку я уже не успею, хорошо, что я жила здесь, в городе, и что есть сосед, у которого машина.
-Саша, привет! – он уже спал, когда я позвонила в дверь.
-Привет. Сколько лет, сколько зим… Ну, заходи…
Из комнаты выглядывает его жена и ее лицо расплывается в улыбке, когда она видит меня.
-Привет, Элла.
-Привет-привет! Заходи! – приглашает она. Даже не интересуясь, и не ставя в упрек, что я заявилась в пол двенадцатого ночи.
-Нет, я собственно…Саш, ты не можешь меня отвезти в деревню?
Сашка переглядывается с женой, потом говорит:
-Подожди, я сейчас оденусь…
Пока он одевается, Элла наливает мне чай.
-Какой срок? – спрашивает она.
-Семь месяцев.
-Ты же вроде в больнице?
-Я отпросилась. У него сегодня день рождения. Я еще днем купила бутылку шампанского и торт. Вот, поеду, поздравлю…
-А это не опасно для… – она кидает взгляд на мой живот.
-Я же только на денечек. А завтра с утра вернусь на электричке.
Сашка заглядывает на кухню:
-Я готов!
Дорога скользкая, мы тратим целых полчаса на то, что б добраться к цели. Мне кажется, что если бы я бежала…
Света нет ни в доме ни во времянке.
-Приехали. – Говорит Сашка. – Давай, я подожду.
-Зачем? Езжай.
-Я лучше постою, мало ли что, вдруг никого нет дома?
Я не спорю, я уже открываю калитку и стучу в дверь.
Мне открывает свекровь:
-Ты?
Она не смотрит в глаза. Почему-то мне становится холодно.
-А где Миша? – она стоит в дверях, а я пытаюсь заглянуть в комнату через ее плечо. Неужели он не слышал, как подъехала машина?
-Он в хате…
Я поворачиваюсь и иду к старому дому, недоумевая почему он там. Ведь холодно, нужно топить? Или он поругался с матерью?
Стучать нет смысла – дверь закрыта изнутри на крючок, но я оттягиваю ее на себя и пальцем выбиваю последнюю преграду. К чему?
Темно… Белым пятном виднеется старая печка. Я иду по памяти, глаза мне ни к чему…
Комната…Поднимаю руку, нащупываю выключатель и ярким солнышком вспыхивает лампочка.
Я вижу, но не хочу верить своим глазам. Зачем я приехала, боже, за что? За одно мгновение внутри меня что-то надорвалось… Боковым зрение вижу топор, прислоненный к печке, я уже тянусь за ним, что б почувствовать тяжесть железа в руке и направить свою горечь на тех двоих, на кровати…
Но вовремя останавливаюсь. И почему-то мне смешно оттого, что Миша, видя меня, пытается с головой накрыться одеялом. Перешагиваю через порог комнаты, уже понимая, что перешагиваю через себя, через всю свою жизнь.
Подхожу к большому зеркалу. Зачем? Скидываю с себя одежду, оглаживаю руками выступающий живот, успокаивая, убаюкивая жизнь внутри. Тянусь за халатом, накидываю его на себя и говорю с иронией:
-Вы тут заканчивайте, а я пойду чайник поставлю. Я тортик привезла… С днем рождения, Миша…
Сашка, увидев меня, выходит из машины:
-Что случилось? На тебе лица нет!
-Сашенька! – прошу я. – Подожди пол часика, а затем отвези меня домой.
-Конечно…
Хлопает дверь, Мишка, обмотав полотенцем бедра, босой, бежит ко мне по снегу:
-Мамка, между нами ничего не было, мамка!
Я горько улыбаюсь.
-Конечно, даже прокладку не подложил…
-Хочешь, я ее выгоню, хочешь?
Он заглядывает в мои глаза, он пытается взять меня за руку, я вырываюсь.
-Нет, она же не виновата, что я так не вовремя…Без претензий, Миша… Ты одевайся, и прошу за стол.
Чайник кипит и внутри меня все кипит… Сашка смотрит с тревогой, успокаивающе гладит мою руку и просит:
-Лен, давай я тебя отвезу домой! Слышишь?
Я прошу его еще немного подождать.
На кухню сначала заходит Ольга, и мне больно оттого, что это моя подруга. Хотя я нашла ей оправдание не задумываясь – он очень красив. Она сохла по нему еще до моего появления… Зачем же он выбрал меня?
-Лена, прости, я не знала… Тебя ведь не было полгода, я думала, вы расстались… Если б я знала…
-Ничего, все в порядке, - перебиваю я. – Я понимаю.
Мы все садимся за стол, я разливаю кофе и режу торт. Нож дрожит в моей руке, но я давлю в себе ярость, я не дам ей вырваться наружу, я не покажу, что мне больно… Я улыбаюсь. И они неуверенно улыбаются в ответ.
Ольга тоже обижена, обижена его ложью? Или нежеланием сказать правду?
-Ну и как он тебе? – спрашиваю я бывшую подругу, положив руку на колено бывшего мужа.
Она перехватывает мой взгляд и принимает мою сторону без сомнений.
-Хорош кобель. Я даже несколько раз кончила.
-О! – восхищенно произношу я. – Так вот ты каков фрукт! Молодец!
Сашка прячет смех в кулаке, а мы с Ольгой не смущаясь обсуждаем достоинства и недостатки моего мужа. Мишка не выдерживает, вскакивает и убегает, хлопнув дверью. Все! Финита ля комедия!
Никто даже и не притронулся к торту.
-Прости меня… - шепчет Ольга. – Я не знала…
-Я не злюсь, Оль, правда…Саша, отвези меня домой!

Теперь Сашка просто гонит машину, как он вписывается в повороты? Меня качает, все кружится, но я упрямо повторяю:
-Я хочу домой! В больницу – завтра, а сейчас домой, пожалуйста…
Он не спорит, он топит педаль, и твердит, как заведенный:
-Ничего, Лен, ничего…Все будет хорошо.
Дверь открывает бабушка. Сашка, не объясняя, несет меня в комнату и опускает на диван. Бабушка суетится вокруг, подкладывает подушку, укутывает одеялом, спрашивает о чем-то. Я не слышу ее… Я прошу, что б она ушла, оставила меня в покое, потому, что из-за ее причитаний я не слышу себя. Между ног ощущение чего-то липкого, мне не больно, нет, но…Я начинаю выть! Крик не выразит моих чувств, а вой… Я проваливаюсь куда-то внутрь себя… Я ищу что-то, но не могу найти, мне чего-то не хватает, и я уже знаю чего…Я не чувствую движений малыша…Темно…

Я вытаскиваю себя из пут сна. Открываю глаза и первое, что вижу – белый потолок. Я знаю, где я. Я начинаю вспоминать вчерашние события и прислушиваюсь к себе, молясь о том, что б все оказалось сном…Но я уже знаю…
-Света! – Зову медсестру. Крикнуть не хватает сил, говорю шепотом и она откликается.
В ее глазах – мой приговор.
Я начинаю плакать, я начинаю метаться по кровати, но меня держат ремни под грудью.
-Света, Светочка, - кричу я. – Скажи мне, скажи, где ребенок?
-Успокойся! - Тонкая игла находит мою вену.
Это бесполезно, я не усну. Я знаю.
В  поле зрения появляется врач. Я перестаю биться, я понимаю, что пока не успокоюсь, ответа не получу. Вячеслав Константинович прижимает мои плечи к кровати, что б я не сорвала капельницу.
-Где ребенок? Скажите, пожалуйста, скажите…
-Мне очень жаль.
Я уже знаю… мне не нужна его жалость… Я хочу увидеть…
-Пожалуйста, можно мне хотя бы посмотреть на него? Я понимаю…
Он молчит.
-Я хотя бы подержу его на руках… У меня ведь нет больше шансов…Пожалуйста…только подержать.
Он закрывает глаза, он прячет слезы, но ремень освобождает мою грудь и я могу подняться…
-Лен, обещай, что ты будешь держать себя в руках. – Просит он. – Обещай!
Я киваю.
Санитар подхватывает меня подмышки и помогает дойти до ординаторской. Меня усаживают на стул. Света приносит сверток…
Мне нет дела до их напряженных взглядов. Я прижимаю сверток к груди, я смотрю на маленькое личико… Я смотрю на глазки, которые никогда не увидят света… я смотрю на губки, которым не суждено улыбаться…мне…
Белая стена, она приближается! Она наваливается на меня, она теплая, я чувствую свет с той стороны. Я чувствую ласковые руки, которые забирают у меня не рожденного сына. Я не хочу его отдавать! Я пытаюсь прорваться на ту сторону, к свету! Но стена цепко держит. Господи, прошу я, господи, не забирай его или дай мне уйти за ним! один единственный миг я вижу свет! Море света, океан света! Теплого, ласкового, как руки матери, которой я не знала.
-Не время… - Слышу я голос. – Иди!
Сильный толчок в грудь отбрасывает меня от стены, за которую я проводила душу своего ребенка.
Я знаю.
Врач, медсестра, стажер, с белыми как мел лицами. Я уже не прижимаю к себе сверток, это просто органическая материя, мертвая, без души.
Я понимаю.
Я протягиваю сверток санитару, но он шарахается от меня, как от чумы. В его глазах ужас.
Я знаю.
Я встаю, оставляю мертвое тельце на стуле и иду в палату.
Медсестра не делает даже попытки помочь мне, она отходит, давая мне дорогу.
Мне все равно… Я понимаю… я знаю…
Уже потом, Света расскажет мне, что произошло.
Когда я взяла сверток на руки, глаза мои закатились. Медбрат, решив, что мне плохо, хотел подойти и вколоть успокоительное, но не смог.
-Если бы не видела собственными глазами – не поверила бы! Его будто ударило током, молнией…А через мгновение ты открыла глаза.
Мне все равно…Я не хочу жить… И теперь у меня есть цель… Я знаю…


Боже! Боже! Помоги мне! Это не мои мысли! Но…
Я не могу уйти сейчас, иначе не отделю себя реальную от этого кошмара…
Она пережила это, и я смогу, но…
Господи, как больно!


…Глупое тело, жаждущее жизни? Зачем? Ведь я не хочу… Но тело высасывает глюкозу из подвешенной над кроватью капельницы. Я не могу справиться с ним – оно меня не слушает. Сначала было больно, но если чувствуешь боль – живешь, и я возвела громадную стену между сознанием и собственной болью.
А мысли – четкие, ясные, связные, от них невозможно отказаться, они – я.
И я стремлюсь через них подальше от этого тела, которое стало обузой, которое не дает мне уйти.
Зачем я отдала Ему сердце? Ведь я могла его хранить для собственного ребенка? Зачем?
Ты наказал меня, Господи, за мою глупость, безрассудство, за то, что я возвела Его в статус Божества. Не сотвори себе кумира…
И с каждым днем, я шаг за шагом продвигаюсь к тебе, но…
Пока привязана телом, которое хочет жить…
Две недели, две недели без единого движения. Меня переворачивают чьи-то руки, зачем? Это бесполезно!
Света, молоденькая медсестра, пытается размять мои мышцы и неожиданно для себя я понимаю, что в душе ее бушует ураган.  Не важно как, я не отдаю себе отчета, я просто знаю что ее старший брат в Чечне. Я знаю, что она уже потеряла надежду на его возвращение. Внутри себя оплакала и похоронила, но не смирилась. И я понимаю, что должна сказать ей то, что знаю, иначе она сломается… Я открываю глаза:
-Через два дня придет письмо… Он жив…
Она смотрит испуганно, потом закрывает лицо руками и плачет. Я не утешаю ее, я сказала то, что должна была сказать…
А через два дня она подойдет к моей кровати не как медсестра, как посетитель. Она будет тормошить меня, она будет спрашивать, откуда я узнала про письмо, но…
Не дождется ответа. Откуда? Я просто знала и все…
Это твое наказание, Господи, за то, что я отказалась от собственной боли…
Меня нет и одновременно я везде…
Я вижу как врач в приемном покое говорит бабушке:
-Она просто не хочет жить…Пусть уж лучше дома, в родных стенах, чем среди чужих людей…
…Меня забирают домой. Света приходит два раза в день, меняет капельницу, массирует спину, по которой пятнами расползаются пролежни…
Приходят подруги, но…
Их пугает то, что они видят, им неприятен запах и они уходят, едва скрывая отвращение…
Я их понимаю.
Сколько прошло времени? Шесть недель…Шесть недель неравноправной борьбы между сознанием и собственным телом. Если бы я оставила сердце у себя, я приказала бы ему не биться, но…
Тело хочет жить, но сдается…день за днем…час за часом…мне не страшно.
Если бы Он пришел, смогла бы я оттолкнуть от себя Смерть? Да…
Но он не заходит, он сидит на лавочке возле подъезда, сжав руками колени и смотрит на мои окна. Ему страшно, он не хочет видеть того, во что я превратилась… Он не зайдет…
Смогла бы я жить ради него? Да…
Мне не нужны глаза, я просто знаю, что он там, на лавочке, каждый день, с одиннадцати утра до десяти вечера, почетным караулом. С того момента, как меня привезли домой…
Звонок…Игорь…Игореша… Он входит на цыпочках, садится на стул рядом с кроватью. Боже, как же давно мы расстались, еще до моего замужества… Он хороший, чуткий, нежный, но он не Миша… Он видел мое превращение из девочки в женщину, он всегда был рядом, когда нужна была поддержка. Как друг, гранитный, надежный. Он не навязывал свою любовь, он принимал наши отношение такими, как есть, но я знаю, что он до сих пор не женился…И он готов был отдать мне свое сердце, но… Я не приняла подарок.
Я не двигаюсь – нет ни сил ни желания. Но мне так жаль, Игорь, что время не излечило тебя.
-Зачем ты так? – спрашивает он. – Зачем ты это делаешь? Я не знал… Я же в Днепре, в школе милиции…
Я не хочу отвечать. Но он и не собирается настаивать на ответе. Он начинает рассказывать о себе, о своих друзьях и работе, даже вскакивает со стула и показывает в лицах, как происходило одно задержание.
-А я, догоняю его, и с ноги! – Он подпрыгивает, наносит удар в воздух по воображаемому противнику, но не рассчитав, с грохотом обрушивается на пол.
Этот слишком большой для моих отвыкших от звуков ушей шум, заставляет приоткрыть глаза.
Игорь рывком вскакивает на ноги как только замечает, что мои ресницы дрогнули.
Его лицо склоняется близко-близко и он, хитро сощурившись, спрашивает:
-Ой, а ты спала, да? Я тебя разбудил? Да? Нет? Хотя, конечно, в такой атмосфере…и полумраке… А на улице, между прочим, день-деньской!
Он движется слишком быстро и резко, для того, что б я поспевала за ним взглядом. Мне кажется даже, что какая-то потусторонняя сила перебрасывает его с места на место. Безумный рывок – и тяжелые портьеры распахиваются, наполняя  комнату уже по-летнему теплыми и яркими лучами. Этот свет режет глаза…
-Ну конечно, - рассуждает сам с собой Игорь. – Откуда тут взяться силам, ни солнышка тебе, ни сквознячка?! Как в склепе!
С его появлением в комнату ворвалась… жизнь. Слишком бурно…
Он не останавливается, постоянное движение по неволе притягивает мой взгляд, но я не способна уследить.
-А дышать-то нечем! – возмущается Игорь.
Только что он был у двери, и вот уже лезет на окно, распахивает форточку и в затхлую атмосферу комнаты врывается свежий воздух и шум улицы. Каким-то образом ему удалось сосредоточить мои ощущения на собственном теле, почувствовать, как кружится голова от такого количества кислорода, но я вдыхаю поглубже, поневоле.
-Ну конечно, с таким-то питанием! – он с любопытством, а затем с недоумением  осматривает прикроватный столик, на котором только лекарства, да стакан воды. - Выздороветь тут. Как? Святым духом, что ли?
Затем смотрит на меня так, как будто увидел только что:
-И тебе не надоело валяться? Взрослая, можно сказать, женщина, а ведет себя, как дитя малое! Прогуляться не хочешь…? до туалета хотя бы?
Я уже согласна на все, лишь бы он замолчал. Слишком много звуков, слишком много запахов, от которых хочется бежать.
-Молчание – знак согласия! – обрадовано кричит Игорь. Подхватывает меня подмышки и выставив впереди себя, как щит, пытается доволочь до уборной. И где мое смущение? Я не ощущала тело до этого момента, но теперь мне стыдно…за свою слабость и за болезнь.
Ничего не получается, хотя и весу во мне вдвое меньше от нормы, но Игорь не справляется и с ним. Очень много усилий на то, чтоб хотя бы удержать меня вертикально.
-Так…- озадаченно говорит он, - Ставь свою правую ногу на мою, левую на левую…
Он прилепился к моей спине, после некоторых усилий мои ступни поверх его и он делает первый шаг. Получилось! Мы топаем осторожно, бережно поддерживая меня под живот, Игорь аккуратно переставляет ноги. Помимо воли приходит сравнение: он похож на кукловода, управляющего большой куклой, я видела такое, когда была маленькой, в одном детском спектакле. Мне смешно, но не удается даже хихикнуть, я смеюсь про себя…
Вот и цель нашего путешествия, белый и холодный…
Игорь удерживая меня за руки чего-то ждет.
За его спиной недоуменное бабушкино лицо, она уже потеряла надежду, успев проклясть мое замужество и свое бессилие, меня даже развернули головой к окну, ногами к двери…
-Как тебе удалось? – спрашивает она.
-Что? – Игорь оборачивается к ней, не отпуская мои руки. – А… Ей захотелось по нужде!
Ничего мне не хотелось, но нет сил возразить.
Он снова смотрит на меня и требовательно вопрошает:
-Ну? Все, нет? Как ребенок, ей богу! Может, еще и в горшок заглянуть?
Что он и делает, но ничего не увидев, начинает возмущаться, а я краснею…
-Ну конечно! Чего можно ожидать? Желудок пустой! Уж что положили, то и поимели…
Теперь он злится, я это чувствую. Бесцеремонно сдергивает меня с импровизированного насеста и уже довольно грубо тащит обратно, на кровать. И я начинаю сопротивляться такому обращению.
-Что, не нравиться? – понимает он. – Мне вот тоже не нравится, как ты себя ведешь!
Он оставляет меня, уходит, но не надолго. Я слышу его голос, он разговаривает с кем-то по телефону, выясняя, как реабилитировать мой желудок, затем вычитывает бабке за ее смирение…
И вот мне в ноздри врывается запах куриного бульона, желудок начинает требовательно урчать. Открываю глаза.
Игорь сидит на стуле с ложкой в руке и тарелкой на коленях, от которой валит пар. Я чувствую дикий голод.
-Что, кушать хочешь? Бульончик, куриный! Мням! – Он с наслаждение закатывает глаза, прихлебывая из ложки. – Хотя, ты ж вроде помирать собралась? Вот и пожалуйста, на здоровье, а я пока покушаю. А то продукты еще на тебя переводить!
Я готова убить его! Мне хочется отвернуться, не смотреть на то, как он ест, но не могу – рот полон вязкой слюны.
-Что, может, передумала? – снисходит он. – Будешь?
В мои губы тыкается десертная ложка, слишком маленькая порция – хватает только на то, чтоб смочить язык, даже сглотнуть нечего…Смотрю умоляюще, но Игорь категоричен, даже жесток:
-Нет! Как доктор прописал – маленькими порциями, каждые сорок минут. Так что, придется обождать.
Следующие полчаса он мешает ложкой остывший бульон, периодически заглатывая ложечку-другую. К сроку тарелка пуста, но он уходит, возвращается и вознаграждает мое терпение уже чайной ложкой несоленой, нежирной жидкости… Я начинаю жить от ложки до ложки, плохо соображая, но тем не менее ощущая зверский голод.
-Ну вот, время кормежки! 
На этот раз порция больше, какая-то часть доходит до желудка, но он не успокаивается, а начинает требовать.
 Игорь забирает у меня право на Смерть!
Следующие две недели он становится самой чуткой сиделкой на свете. Он даже спит на матрасе, рядом с кроватью и открывает глаза на малейший шорох. Я возвращаюсь к жизни гораздо быстрее, чем можно было предположить. Я уже не похожа на сорокакилограммовый скелет, организм молодой, он справляется с нагрузкой шутя. Он берет жизнь из пищи, из воздуха, наливает силой мышцы. Я уже хожу без поддержки, самостоятельно. Скажу ли я тебе спасибо, Игорь? Спасибо за то, что подарил мне еще одну жизнь? Я пока не знаю…
Что-то изменилось, неуловимо, едва… Но я нашла в себе такие силы! Сейчас им нет названия, я пока не понимаю их природной структуры.  Я чувствую себя способной перевернуть мир! Я открыла для себя знания… суть…я открыла для себя умение прощать…
-Ты любишь его? – спрашивает Игорь. Я вижу, что он руководствуется только желанием сделать так, как будет лучше для меня. Что он любит меня так, как я люблю Мишу, не важно, что нет ничего взамен, самое главное, что б человек, которого любишь, был счастлив.
-Да…- отвечаю. Я не буду лгать самому лучшему другу на свете.
-Я пойду, позову его? А то он там истомился поди, в ожидании… Ты хорошо подумала?
-Да.
-Я, наверное, больше не приду… - Он не спрашивает, он предупреждает. – Просто знай, что я где-то есть, что бы ни случилось… Ладно?
-Я знаю…
-Я люблю тебя…
-Мне жаль…
-А мне – нет.
Он уходит. А я мысленно прошу прощения за то, что не могу ответить на его чувства.
Когда Миша появляется на пороге комнаты, я не знаю куда деть руки. Он исхудал, под глазами синие круги, а взгляд…
Мы смотрим друг другу в глаза, он делает навстречу первый неуверенный шаг. Подходит ко мне и опускается на колени.
-Прости…
Я заставляю его подняться, и теперь мне приходится смотреть снизу вверх, что б видеть его глаза.
Он всегда был выше меня… Я сама возвела его на пьедестал. И как ты, Господи, прощаешь неразумных детей своих, так и я прощаю его… Без сожалений, без упреков, без укора… И я снова нарекаю его твоим именем, Господи! Прости меня…

***

Боже, как больно-то! Что ж это такое? Моя голова мотается из стороны в сторону, направляемая хлесткими пощечинами. И откуда-то издалека:
-Ленка! Леночка! Очнись пожалуйста!
Я не сразу понимаю, где я, мне все кажется, что я там, в чужом прошлом, и это очередные воспоминания, но… В этот раз я вернулась не по собственному желанию, - меня, как нашкодившего котенка, просто взяли за шкирку и вышвырнули прочь. Зачем? Чтоб нарваться на оплеухи?
Маринка восседает на мне, как матадор на свирепом быке: одной рукой ухватив за воротник, а другой замахиваясь для очередного удара. Во-первых: если она сейчас не прекратит, мои губы рискуют превратиться в кровавые пельмени. А оно мне надо? Во - вторых: - она же тяжелая!!! Она замечает, что я открыла глаза и перестает награждать меня шлепками. Но впадает в другую крайность: хватает меня за грудки начинает бешено трясти, как тряпичную куклу. А то, что моя голова с гулкими ударами бьется обо что-то твердое… пол? – ну, во всем свои недостатки!
-Т… ты…ты…ты…сб…сбр… -  это я пытаюсь себя проявить.
-Ты дура! Как ты могла! Как ты посмела! Ты сошла с ума! Не спи! Не спи, пожалуйста!
Допустим, я вообще не представляю, как можно спать, когда тебя используют то вместо мячика для битья, то превращая в отбойный молоток. Если она не убьет меня, то сотрясение мозга обеспечит – минимум.  Жаль только выбраться из-под нее – никак. Ее восемьдесят кило на мои сорок восемь! Плюс ко всему, руки прижаты к полу ее коленями. Видать, шевелиться мне противопоказано!
-Маринка! – бросается к ней Славик. – ты же убьешь ее!
Надо же, догадался! Спаситель! Он пытается ее оттащить, - бесполезно, он весит в половину меньше. Тогда он не находит ничего лучше, чем уцепиться за ее шею, повиснув на манер заплечного рюкзака.
-Да…Ты…
-Идиотка! Дубина неотесанная!
-Отпусти, отпусти!
Так уж получилось, что у Славика не оказалось опоры для ног, - уцепившись за Маринкину шею он пытался ее раскачать. А мне уже стало не хватать воздуха – выдохнуть-то я выдохнула, а вот сделать вдох, имея на своих ребрах сто двадцать лишних кило, весьма проблематично. Сознание стало меркнуть…
Если бы не Славик… Толи Маринка слишком низко наклонилась, толи руки Славика не выдержали такой нагрузки, но, в один момент он перекувыркнулся через себя, через Маринкину голову и нелепо взмахивая руками отправился в бреющий полет куда-то вне зоны моей видимости. Где удачно приземлился и затих. Маринка перестала вытрясать из меня душу и поспешила на помощь любимому. А я, избавившись от такого груза, с усилием перевернулась на живот и на карачках поползла к кровати. Уселась. Голова моя голова!
Маринка добралась до Славика, который пупсиком лежал на полу, подхватила его на руки и причитая, потащила к кровати. Бережно усадила рядом с собой и вновь накинулась на меня:
-Зачем ты это сделала! Скажи! Что ты приняла? Димедрол? Клафелин, да? Можно было просто поговорить, мы поможем тебе всегда! Правда, Славик?
Славик кивнул. Ничего не понимаю!
-Сейчас доктор приедет: глюкозку, физрастворчик… Все будет хорошо!
-Ты о чем?
-Ну как же! Мы тебя не бросим! Скорая уже в пути! Вот увидишь, все наладится! А-то ишь, какую глупость удумала!
Кое-что я начала понимать:
-Марина, ты можешь поподробней!
-Что ж подробней-то? Захожу позавчера – спит! Вчера - спит! А сегодня – уже на полу, ножки прямые, ручки на груди сложены и записка! Что ж я дура? Рази ж так можно?
-Какая записка?
Она не растерялась – полезла в карман:
-Вот! – мне в нос ткнулось письмо.
Вот теперь все окончательно ясно. Я начинаю свирепеть.
-Ты мой почерк видела? Индюшка лопоухая!
-Да, но… - растерялась она.
-Это мой почерк?
Маринка разгладила на коленях смятый листок… посмотрела,… поднесла к самым глазам…
-Н…Нет…
-А подпись? Меня так зовут?
Все! Амба! Капут и полная капитуляция! У нее осталось последнее обвинение:
-А что ж ты на полу то разлеглась?
-Ме-ди-ти-ро-ва-ла! – по слогам произнесла я. Чем ее и добила!
-А-а-а! А я… Боже, дура! Водой! По щекам! Сказали – спать не давать! Щаз скорая приедет! Че будет-то?
Первым не выдержал Славик – сначала прыснул в кулачек, а затем заржал так откровенно, что я не преминула подхватить. Маринка с минуту ела нас обиженным взглядом, а потом…
Танцуют все! Смеемся так, что я  потихоньку начинаю сползать обратно на пол, Славик завалился на спину уже давно и дрыгает в воздухе ногами, Маринка с усердием хлопает себя по бокам.
Наше веселье прерывается стуком в дверь. Не дожидаясь вежливого “войдите”, в номер заходит врач, ставит на кресло кейс, выуживает оттуда тахометр и поворачивается к нашей компании. Славик успокоился мгновенно. Мы с Маринкой зажимаем рты руками и трясемся от внутреннего смеха.
-Кто больная? – спрашивает он.
Мы, не сговариваясь, тычем друг на друга.
-Так…- Врач неуверенно смотрит на Славика – тот сидит бука - букой и болтает ногами в воздухе.
Видя наши улыбчивые рожи, доктор выносит вердикт.
-Девочки, а вы часом не “Экстази” откушали?
Плотина провралась! Мы уже ржем откровенно, я так даже упала на спину и схватилась руками за живот.
Доктор побледнел и попятился к стене. Сначала он пытался что-то сказать в  стетоскоп, но затем передумал и полез в нагрудный карман за рацией.
-Витя, Сережа, четвертый этаж, номер 29. с двумя носилками! Быстро!
Чем нам это грозит, первой сообразила Маринка. Она слетела с кровати и раздвинув руки пошла на доктора, тот потихонечку стал оседать.
-Подождите, я вам все объясню, понимаете – она добралась, обхватила беднягу за плечи и потащила к нам. – Я думала, это посмертная записка, а это просто письмо!
-Не понимаю!
Мы с Маринкой, перебивая друг дружку стали рассказывать, что произошло. Славик соскочил на пол и изобразил картинку в лицах. Спустя минуту наш отряд пополнился еще одним припадочно смеющимся. Хорошее у человека чувство юмора! Весело!
На огонек зашли санитары. И остановились в растерянности, решая, кого загружать на носилки: толи меня с Маринкой, толи своего напарника, а с верху прикрыть вторыми носилками, что б его никто не узнал. Видя их недоуменные лица, мы попытались объяснить.
Я рассказывала суть, Славик летал, наверное понравилось, а Маринка отобрала у врача стетоскоп и тахометр и побежала к стеночке изображать доктора. Она то дула в стетоскоп, то прикладывала к уху, - в общем, старалась, как могла!
Я уже стала заикаться от смеха…
Успокоились мы минут через двадцать. Доктора ушли, на прощание пожелав нам сначала думать, а потом делать выводы, Славик побежал за бутылкой “Черного доктора”, не пробовали? Рекомендую! Очень приличное вино! Маринка, глядя как я поглаживаю затылок, с вздохом отправилась соскребать иней с морозилки. А я блаженно развалилась на кровати, если бы не больно, можно быть вполне счастливой! Только зря вот легла на пузо…
Впечатление было такое, будто меня с головой окунули в бадью ледяной воды! Причем, заметьте, - абсолютно не спрашивая моего согласия! Это я так, для оправдания своего праведного гнева!
Подскочила – слабо сказано! Я взметнулась вверх, взлетела ввысь, перевернулась, сверзилась с кровати и шлепнулась на то место, какое в приличном обществе именуют “ попой”. По пути вспомнив всех родственников по материнской линии, которые имели несчастье стать родичами бедной Маринки. Подруга посерела от таких откровений, потом побледнела, а затем принялась помогать мне доставать кусочки льда из-за пазухи. Она, понимаете, хотела, как лучше! Холодильники в номерах размораживают, так что инея там чайная ложка в зимний день, она ласточкой слетала в ресторан, выпросила там полное ведерко сухого льда, в котором подают шампанское и от чистого сердца, руководствуясь лишь благими намерениями, устроила мне ледниковый период! Это-то при сорокоградусной жаре! Спасибо, хоть ведерко сверху не нахлобучила! Самое пристойное, что можно повторить из тех выражений, которыми я наградила ее бедную, так это то, что спасателем ей не стать! От такого проявления заботы даже безногий  инвалид встанет и убежит, а безголовый повесится!
Последняя фраза была лишней: Маринка вскочила с колен и пнула несчастное ведерко в сторону двери. К сожалению, всего не предугадаешь, тем более с Маринкиной планидой…
Счастливый Славик открыл дверь с ноги, держа на вытянутых руках  бутылку вина, как ценнейшую драгоценность. В этот момент Маринка и решила проявить задатки футболиста – ведро, не хуже заправского мяча, полетело прямехонько в лоб сияющему гиду. Как он увернулся, ума не приложу?! От ведра… А от двери, со стуком с амортизировавшей о стену – нет! Я перестала орать, Маринка застыла с поднятой ногой, дверь захлопнулась, разбив бутылку на осколки, а потом… Звук был такой, будто Славик скатывался вниз по ступенькам все четыре этажа! Но нет, когда мы выглянули в коридор, он лежал всего лишь площадкой ниже. Маринка рванула к пострадавшему, поскользнулась на разлитом вине и… Ну какой дурак, скажите, в гостиницах стелет кафельные полы... и ступеньки? Она накрыла его своей грудью, как Павка Корчагин амбразуру.  А я метнулась обратно в комнату вызывать скорую помощь. Хотела заодно и труповозку, но передумала: Славка конечно, маленький, но мужчина же! И если он выжил после эротических фантазий моей подруги, авось и на этот раз пронесет!
Честно говоря, если б на вызов явилась другая бригада, я бы подумала, что фортуна повернулась к нам задом. Но, слава богу нет! По лестнице спешили те же самые врачи, которые покинули нашу шумную кампанию каких то полчаса назад. Скорее всего, они еще не успели далеко отъехать.
Славик отделался легким испугом (Это с Маринкиным то весом!), а вот подруге повезло меньше – перелом кисти левой руки и синяк в пол лица из-за тесного общения с кафельным полом. В общем, наш отдых продлен по причинам сей катастрофы на еще одну неделю. Стараниями Славика! Миронович, встревоженный происшествием, приказал содрать весь кафель на фиг и настелить паркет. А нас, во избежание дальнейших возможных травм, перевести в одноэтажный домик. Поближе к воде, да что б обязательно с телефоном! На всякий случай…
Так что теперь мы отдыхаем на веранде, оплетенной лозами винограда. И тенечек, и Маринкино излюбленное лакомство под рукой.
Единственное неудобство – нас с Маринкой теперь не разделяла преграда в виде двери. Так что целый день она доставала меня всякими вопросами, а когда появлялся Славик, я скромненько испарялась, что б не нарушать их любовную идиллию и, отправлялась бродить по берегу моря. Зато у меня появилась возможность подумать… в тишине…

Маринка пока не задумывается о том, что будет дальше, есть еще неделя, что б насладиться жизнью… А когда время истечет, ей предстоит выбор, трудный выбор, но что бы ни решила, она уже изменилась…
Почему так происходит? Я раньше решала дилемму, способны ли мы сами управлять своей судьбой? И была уверенна, что да! А теперь…
Теперь мне кажется, что все мы связаны меж собой  неуловимыми тонкими нитями. Что мы влияем друг на друга так же, как влияет сила притяжения планеты на окружающие ее спутники. И убери что-то, что кажется не столь важным, мир рухнет! Если бы я не согласилась на поездку, Марина не встретила Славика, но и не пришлось бы ставить под удар хлипкие отношения с мужем… Какой выбор сделает она?
Если вы думаете, что человек, наделенный магическими знаниями знает все, то ошибаетесь…Познать все невозможно, для этого нужно быть Богом. Как говорила моя мать: “ Все в руцах Божиих”. Правильно ли я поступаю, что вмешиваюсь в какие-то события? Сейчас я уже не знаю. Да и делаю ли я это сознательно, по своей воле, или мной правит невидимая рука? Нет ответа…
Письмо… Оно изменило меня…
Когда погиб муж, я отказала себе в праве любить, я оставила за ним право быть единственным мужчиной в моей жизни. Двадцать лет одиночества…
А письмо…
Как я любила? Когда есть с чем сравнивать, я понимаю, что не любила по настоящему. Виной ли тому время, которое было нам отведено? Мы не успели узнать друг друга достаточно… близко? С нашей встречи, до момента его смерти – полтора года, большую часть которого он провел в экспедициях. Он был геологом… Но его не стало, и я отказалась от своих чувств, а письмо…
Мне так хочется любить! Именно теперь, когда я знаю, что это такое…
И я радуюсь за Маринку, видя как светятся ее глаза, как она тянется к своей любви, как она лелеет и баюкает свои чувства… Хотя, по божеским законам у нее есть муж… Муж, который не нужен ей и которому не нужна она…
Я владею маятником времени и обычно не представляло труда посмотреть события давно минувшие, но… Так можно смотреть фильм, от третьего лица. Когда пришло письмо, в первый раз я уловила только фон, эмоциональный настрой… Но никогда раньше я не переживала те же чувства, что и человек из прошлого, я могла только сопереживать. Что изменилось?
Письмо писал мужчина, оно должно быть заряжено его эмоциями, а девушка присутствовать лишь как воспоминания, но все происходит не так! Я становлюсь этой девушкой, в моей голове ее мысли, я теряю себя. И в последний раз, когда я уже разорвала связь со временем, меня просто вышвырнули оттуда. Кто? Ведь я провела в чужой жизни более двух суток!
Даже то, что прошлое открывается не по времени – не моя заслуга. Письмо воспроизводит события по порядку нарастания эмоций. От незначительных -  до бури, шквала. Что в следующий раз?
Я пыталась проникнуть за занавес, но письмо молчит. Пока молчит. И у меня полное ощущение того, что им кто-то управляет, выстраивая в нужном порядке то, что дозволено видеть. И еще – пока не приеду в Москву – ответа мне не будет.
Ну вот, можно идти во временное пристанище – Маринка вышла на веранду и как полоумная машет рукой. Того и гляди сейчас перевалится через ажурные перильца и сверзится носом на песок.
Послезавтра мы уезжаем. Но так не хочется из лета попасть сразу в осень, холодную, промозглую, хмурую...  Московскую осень.


***

Я не люблю осень, она похожа на нерадивого хозяина, который везде устраивает свои порядки. Сначала раздевает деревья и последние солнечные пятна скидывает листьями на асфальт. Потом омывает все ливнями, кует первой наледью, стерилизует пока еще несмелым снегом. Готовит... Готовит землю, что б передать ее в следующие руки – зиме. А уж та - чистюля невозможная, признает только белый цвет. И потом, когда пройдет ее время, она будет спорить за право обладания этой землей. Нехотя сдавая позиции красавице весне, раз за разом возвращаясь, угрожая, походя на сварливую бабу, но в конце концов выдохнется и уйдет. А весна, улыбаясь, будет молча делать свое дело...
Я не люблю осень, потому, что она когда-то давно, познакомила меня с ним... А затем разлучила...
Но я умею быть благодарной, и даже за это говорю ей спасибо.
Дима встречает меня у вагона. Поезд тихо катится вдоль перрона и пока не остановится, он будет идти, сдерживая шаг, потом не выдержит и побежит. Я выйду, мы замрем друг напротив друга и будем смотреть глаза в глаза. Он не знает, как себя вести, и хотя я вижу, что внутри его шквал радости, она не выйдет наружу. Лишь пробьется искренней улыбкой и тихим: “Привет”. А Эрик не будет сдерживаться: он поставит лапы Димке на плечи и ткнется мокрым носом в ухо. У них свои, мужские разговоры. И иногда мне хочется обладать такой собачей искренностью и прямотой... Жить тем, что есть...
А дома нас ждет царский ужин. И несколько дней я буду сомневаться в правильности своего решения, но... не изменю его.
Почему-то этот год стал решающим, подводящим итоги всех прожитых мною лет. И поступить иначе, чем должно, я не сумею.
В наш век технологий, Интернета и мобильности связей – отыскать человека, имея минимум информации – пустяк.
-Я хочу поехать к матери.
-Когда?
Он никогда не спросит “зачем?”, он уточняет только сроки. Знает, что с намеченного пути меня не сдвинуть никакой силой. Хотя считает, что женщина, бросившая ребенка, не имеет права на второй шанс. Не мне ее судить. Было ли это вынужденным решением или принятым согласно собственным взглядам на жизнь, я не знаю, но – я имею право увидеть мать, просто увидеть, один раз, глаза в глаза. Я не виню ее и ненависти тоже нет, я просто хочу знать, как это, сказать: “мама”... Я хочу понять, что это значит... Я хочу почувствовать...
И еще, сказать ей, что во мне нет ни обиды, ни злости, ни ненависти, на тот случай, если для нее это важно...
Этот год – решающий. Я знаю.
-На следующей неделе. – Отвечаю я.
Назад дороги нет…


***

Собираемся, собираемся, собираемся… Кто и собирается, так это я! Ношусь по домику, как полоумная, зашвыривая в сумку все без разбора. Оп, а ведь это не мой купальник! Маринкин! Как он попал в мои вещи? Хотя… начиная с того момента, как ей в голову ударила любовь, от ее извечной стерильности не осталось и следа. Пора бы уже и привыкнуть.
Маринка сидит на подоконнике и ловит мух, в прямом смысле. Бамсь! – ладошкой по стеклу, и несчастная жертва дохлой изюминой валится на пол.
-Марин, поезд ждать не будет, в курсе? – говорю я.
-Хм, - вздыхает она и снова лупит ладошкой бедное насекомое. – Не мешай, я думаю!
Знаю я, о чем она думает! Вчерашний спор со Славиком слышал весь пансионат! Она пыталась утащить его с собой в Москву, а он просил ее представить себе, как они будут жить в одной квартире с ее мужем. Но в Маринке упрямства больше, чем веса – Славик вылетел из домика, грохнув дверью. Вот и первый подводный камень в их отношениях. Еще минута, и я заподозрю, что она специально оставила чемодан пустым – запакует в него предмет своего обожания и увезет. С нее станется! В том, что Славик в него поместится, даже сомнений нет. Он, скорее всего, оценил возможную опасность и со вчерашнего вечера носа не кажет.
-Слушай, Лен, как думаешь, он пойдет нас провожать?
Даже не уточняю, кто такой этот загадочный “он”. С того момента, как Маринка познакомилась с гидом поближе, все разговоры только о нем.
-А вчера он тебе не говорил?
-Нет, - вздыхает она. – Наверное, не успел…
-Или не смог… - это я произношу почти шепотом. Уж если подруга пытается в чем-то убедить, можно даже и рот не открывать, все равно ни слова не вставишь. – Так ты собираешься или нет?
Маринка слазит с подоконника и с вздохом начинает паковать чемодан. Через пол часа подъедет такси.
Вещи уложены, прощальным взглядом окидываю берег, море…
-Ленка!
Я даже сигарету выронила от неожиданности. Это ж надо додуматься: тихонечко подойти сзади и гаркнуть истеричным голосом прямо в ухо! Оборачиваюсь – так и есть: глаза на мокром месте, рот кривится, руки уже готовы размазывать сопли по щекам.
-Он не приде-о-от! Я поз… позвонила… а он… не придет!
Насколько я поняла, Маринка позвонила Славику, а тот сказал, что не придет провожать. Да, трагедия!
-Сходи сама.
-Не пойду! – мигом берет себя в руки, – возможно, он прав… Возможно, нам не нужно видеться, ведь расставаться так тяжело…
Она еще не знает, что потом будет винить себя в том, что не пошла. А я вчера кинула карты. Имею ли я право вмешиваться? Да черт с ним, с этим правом, с этими законами, если близкий мне человек лишает себя возможности быть счастливым! Но, я оставляю ей возможность выбора.
-Хочешь, он придет?
-Да… - одним дыханием. – Да!
Все-таки магия – сильная вещь!
Маринка несется в домик, открывает окно, выкрикивает его имя и закрывает. Все, как я сказала, не отступая от инструкций. Затем садится на крылечко рядом со мной и ждет. Еще не веря… Но я то знаю, что заклинание приведет его сюда так быстро, как способен бежать он сам. Вон, уже маячит его фигурка. Маринка подхватывается и несется навстречу, а я ухожу в дом. Им предстоит трудный выбор…
А вот и такси!  Пока голубки милуются, приходится поработать швейцаром – подхватываю свою сумку, а заодно и Маринкин чемодан подмышку. Радушный таксист открывает багажник, помогает перевалить туда мой груз, все – я уже готова к транспортировке, даже сижу рядом с водителем и курю.
-Дамочки, мы когда-нибудь поедем или нет? Мне, в принципе, все равно, счетчик тикает, денежка капает, да только поезд, к сожалению, ходит по расписанию.
Маринка появляется одновременно с речью водителя, выставив вперед себя Славика, на манер щита.
-Лен, тут…
-В общем, мы подумали…
Не дура, сама вижу! Достаю Маринкин чемодан, счастливый Славик утаскивает его в домик, а подруга, облокотившись о дверцу…
-Я думала, ты станешь меня отговаривать.
-А оно тебе надо? – Спрашиваю. Ведь вижу, что решение окончательное и обжалованию не подлежит. И я за нее рада, честно!
Она улыбается и качает головой.
-Спасибо… Но я вернусь в Москву! Да что я тебе объясняю, ты и так знаешь.
Знаю! Вернется, что б развестись. И пока они могут меня видеть, машу рукой, моля бога, что б эти двое были счастливы.


***

Москва встречает, как я и предполагала, проливным дождем. От вагона до входа в метро – двадцать метров, пока добегаю, успеваю превратиться в мокрую курицу. Хлещет так, что кажется и крымский загар не выдержит, - смоется к чертовой бабушке. Сорок минут – и я в родных стенах: здравствуй дом! И в ответ он просыпается резким звонком телефона.
-Алло! – говорю я.
-Здравствуйте, мне посоветовали к вам обратиться… - говорит собеседник. – Тут такое дело…
Вникать в подробности по телефону – смысла нет, поэтому обговариваю время, кладу трубку и, не раздеваясь, ныряю в родную кровать! Все, я сплю!

Ничего мне не снилось. В смысле – ничего хорошего: будто я блуждаю в лабиринте, но раз за разом возвращаюсь к тому месту, откуда начала. И только нахожу тоннель, в конце которого маячит спасительный выход, нате вам, пожалуйста, - начинается землетрясение! Плюс какой-то докучливый комар звенит над самым ухом!  Будильник… что б его!
Вам приходилось после недель блаженной неги вставать по первому зову механического петуха? Тогда вы поймете, почему он отправился летать до ближайшей стены. И только когда одна из отскочивших пружинок упала мне на лицо, я соизволила продрать очи. И даже пожалела о содеянном, - все-таки он прослужил мне верой и правдой почти пятнадцать лет! Я даже успела удивиться, что забыла его дребезжащий звон, - последние месяцы Маринка достойно заменяла все будильники мира, а ее так просто о стену не швырнешь. Стало грустно – мне ее не хватает, честно! Так это мы три дня не виделись, а что ж будет дальше?
Обдумать не радужные перспективы этого плана на будущее мне не позволил звонок в дверь.  И уже с порога поняла, что столкнулась с силами, доселе неведомыми. И одна не справлюсь...
Если вы думаете, что мужчины не верят в чудеса, ошибаетесь! Они еще более суеверны, чем слабая половина человечества. Мужчина, который стоял в дверях  был похож на сжатую пружину – того и гляди, взорвется! Взгляд решителен и тверд, но в то же время очень уставший, даже меланхоличный. И сразу  видно, что приход ко мне – последняя надежда. И еще – от него веяло холодом…
Он прошел в комнату молча, только кивнул в знак приветствия. В кресло сел, как на кол, - спина прямая, руки на коленях, кулаки сжаты. Что он увидел на стене – ума не приложу, но смотрел прямо перед собой минут двадцать, не мигая. Я молча ждала…
-С чего мне начать? – Спросил он, выдавливая слова как бы через силу.
-Желательно, с начала…
Он отказался  от предложенной сигареты:
-Понимаете, я женат. Вот уже семь лет… У меня красивая жена, даже умная, хотя это большая редкость. Причин жаловаться на наш брак не было до августа сего года. Я бизнесмен, занимаюсь поставками нефти, так что ограничивать ее в чем-то… В общем – позволял ей все. Она человечна, если можно так выразиться, всегда помогала своим знакомым с финансовыми проблемами… Не деньгами, нет, но каждый день у нас были гости, она их кормила, что ли… Я не против, нет, но…
Когда он ушел, у меня осталось гнетущее впечатление после почти двухчасового монолога.
Его жена попала в секту. Что тому виной? Павел обвинял себя, что не смог уделить Вике достаточно внимания. И мне пришлось его убеждать, что человек психически слаб, что она просто попала под влияние более сильной личности…
Когда я посмотрела на Павла магическим взглядом, то, что мне открылось, повергло в ужас! У любого предмета наличествует аура, даже неодушевленного. У Павла она была, но как бы вобрана в тело, внутри… Такое я лицезрела впервые!
По его словам, когда он в начале августа уехал в командировку, Вика вела себя, как обычно, но уже через двенадцать дней, когда вернулся, жену не узнал. Из жизнерадостной, отзывчивой девочки она превратилась в подобие мумии, с пустым, ничего не выражающим взглядом.  Павел пытался с ней поговорить, но на все вопросы она отвечала, что деньги – зло. И все беды людские от денег.
 Она таяла день за днем, отказывалась есть что-либо, кроме сырого геркулеса, пила только воду… и все время крутила меж пальцами четки.
А в один день, придя с работы, увидел голые стены… Квартира была девственно пуста, вся мебель, техника, ковры – испарилось бесследно. Даже сейф ухмылялся открытым провалом пасти… Пусто. Вика сидела на пружинном матрасе посреди комнаты, она улыбалась… Павел кричал, бегал по комнатам, грозился заявить в милицию – все бесполезно – жена не реагировала, и тогда он ее ударил, наотмашь, по щеке. Она только и сказала, не убирая дурацкую улыбку:
-Это беснуются демоны в твоей душе, но ничего, теперь им не за что ухватиться. А на тебе грех, и его нужно замаливать…
Он выбежал из дома даже не закрыв дверь, на улицу, под дождь… Все, что было нажито за многие годы – исчезло, как дым.
-Мне не жалко денег, нет, но избавление от них не принесет решение… она уже не будет прежней, да? Если можете, помогите, верните ее…
Викина подруга, Жанна, приютила Павла у себя – ему не хотелось возвращаться к женщине, которую любил, он боялся…
И Жанна рассказала ему, что вскоре после его отъезда, к ним на улице подошла незнакомка и молча протянула два приглашения на какую-то религиозную встречу. Жанна сразу выкинула листок, а Вика долго ела его глазами, а потом сказала, что пойдет… Подруга пыталась ее отговорить, но та была непреклонна. После этого они даже не созванивались.

Мне необходимо было посмотреть на девушку, и Павел, уходя оставил адрес. Но я уже предполагала, что увижу. А когда увидела, только уверилась, что без помощи не обойдусь.
Девушка была опутана чужой волей, словно паучьей сетью. Ей не оставили ни малейшего шанса на принятие собственных решений: постоянный транс, до тех пор, пока не исчерпает все силы своего организма. Потом сгорит… Все ее действия были запрограммированы, вложены в подсознание и она не допускала даже мысли поступить как-то иначе. Счет пошел на дни. Если я не сумею ей помочь, то душа, пока еще привязанная к бренному телу, покинет его навсегда. Уж не знаю, какое название носит секта, в которую попала Вика, но ясно одно – она оказалась в лапах собирателей душ. Ее ангел-хранитель отступил и его место занял демон разрушения, который после смерти девушки доставит ее душу своему хозяину и тот станет еще сильнее.
Заклинание отражения, которое я опробовала сразу же, демон отторг шутя. Девушка смотрела на мои действия безучастным взглядом, не проявляя интереса и не боясь. А демон, раз за разом разрушал мои  попытки пробиться к ее сознанию.
В таких случаях необходим магический круг, образованный из нескольких мастеров. Демона необходимо не только изгнать, но и уничтожить, я одна  не смогу его ослабить даже на йоту! Мне нужна помощь!
-Вы поможете? – Спросил Павел, когда я вышла из подъезда.
-Я постараюсь.
Не далеко от Рижского вокзала существует центр магической помощи под названием  “ Вера и Надежда”, основанный еще в девяносто втором году одной из моих знакомых. И как не странно, ни одного мага под именем Вера или Надежда, там нет. Мою знакомую зовут Яна, но это для близких. Для клиентов – Янина. И иногда бывают такие случаи, когда необходимо для помощи клиенту образовать магический круг из нескольких мастеров, чаще – трех. Редко – пяти. Сегодняшняя клиентка, как раз тот вариант. Поэтому я, положив в сумку ее фотографию, без колебаний отправилась на “Рижскую”.
Здание, за те два года, которые я не была здесь, претерпело глобальные изменения. Оно подстроилось под время, обросло каменной кладкой, отгородилось от мира железными дверями с видеофоном и зеркальными отражениями окон.
Нажимаю на кнопочку, на экране появляется серьезное, неулыбчивое лицо охранника.
-Вы к кому? – спрашивает изображение.
-К Янине.
-Вы записаны?
-Нет, но…
Продолжить мне не дают.
-Ничем не могу помочь. Позвоните и предварительно договоритесь о встрече.
Монитор гаснет, не давая мне возможности для дальнейших дискуссий. Ну и что прикажете делать? Запрашивать аудиенции?
Есть способ гораздо проще и эффективней, единственное “но”, придется приложить максимум усилий. Отыскиваю подходящую лавочку, сажусь, пытаясь расслабиться настолько, насколько это возможно и мысленно тянусь к информационному полю своей знакомой. Ошибка исключена! Поле каждого человека имеет только ему присущие цвета. Нахожу магическим зрением мерцающую ауру на втором этаже и усилием воли начинаю ее раздражать.  Я знаю, что происходит там, с Яной. Сначала  возникает чувство дискомфорта, и рано или поздно она отследит источник неудобств. Все… Осталось две с половиной минуты на то, что б спуститься по лестнице, открыть дверь и махнуть мне рукой.  Способ безотказный за одним исключением – теряет эффективность пропорционально расстоянию. Скорее всего это зависит от эмпатических способностей человека.  А вот, кстати и она.
-Привет! – красивая, холеная женщина неопределенного возраста, улыбаясь, идет мне на встречу.
Сколько я ее знаю, не престаю удивляться, как можно сохранить себя в промежутке от двадцати пяти до тридцати лет.
На больший возраст не выглядит, но я-то знаю, что моложе ее на шесть с половиной лет.
-Привет – говорю я. – Вы никак обуржуазились, охрану себе завели?
-Это? – она поводит рукой, охватывая все здание сразу. – Это дань времени, в котором мы живем, попытка визуально придать значимости и веса… Но ты же знаешь, престиж и все такое…
Дверь открывает все тот же охранник, но в этот раз он уже улыбается и вежливо отступает назад.
-Пойдем в мой кабинет – говорит Яна. И бросает охраннику через плечо – меня нет ни для кого на ближайший час.
Мы проходим по холлу  и в самом конце упираемся в стеклянно – матовую дверь.
-Это мои апартаменты. Второй этаж для клиентов, а здесь для гостей.
В комнате нет никаких предметов, связанных с магией, ни шаров, ни свечей, даже охранных амулетов. В общем, всей той бутафории, которая ввергает человека незнающего в религиозный ступор.
У меня создается впечатление, что я попала в пещеру, где вся мебель вырезана из гранита и расставлена вдоль стен, чтоб не занимать лишнего пространства. А посреди комнаты, огромный, тонны на полторы, аквариум. Кроме люминесцентных ламп, освещающих его мир, источников света больше нет. Только блики, отражающиеся от чешуи разноцветных рыбок.
-Как тебе моя комната отдыха? – спрашивает Яна. – Даже я здесь теряюсь, могу представить, что испытываешь ты…
Вопреки ожиданиям диван оказался мягким и уютным. Стеклянная стена аквариума прямо перед глазами создавала впечатление, что я и сама там, в подводном царстве.
-Нет слов, одни эмоции…
-Да уж. Сколько мы не виделись?
-Два года, - вздыхаю я. – Но я здесь не для ностальгии, мне нужна твоя помощь.
-А как иначе? Ты же оторвалась от мира, а могла бы работать с нами… Предложение все еще в силе.
-Нет.
-Принципиально?
-Нет, но мне так проще…
-Ладно, я спросила так, для порядка. Так что тебя привело к нам?
Я рассказала, стараясь не опустить ни малейшей детали, а затем протянула Яне фотографию. Она сжала ее меж ладоней и откинулась на спинку. Минуты две повисли тяжелым ожиданием.
-Очень сложный случай… - она открыла глаза и передернула плечами, стряхивая бремя чужой судьбы. И я не уверена, что объединившись, мы сумеем помочь. Она – смертник.
-Я знаю.
-И ты хочешь драться за ее душу? Рискуя? Зачем тебе это? Мы не можем исправить все! И иногда нужно уметь принимать поражение… Я не знаю, как ее вытащить! Если бы раньше, в первую неделю…
-А через проводника?
-А кто пойдет на бой? Может ты?
-Нет, мне не хватит сил. Но неужели нет никого, кто бы смог?
-Из нас – нет. Ты же знаешь, мы пользуемся своим даром для поддержки штанов, а это противоречит законам. Тут нужен серый маг, не принадлежащий ни тьме ни свету. Среди нас таких нет. Так или иначе, помогая людям, но получая взамен материальные блага, мы подписываем контракт с темной стороной. Если кто-то из нас пойдет за душей, он будет обречен.
-А попросить помощи высших сил?
-А зачем им вмешиваться? Для них нет крайностей, это мы придумали полярности: хорошо – плохо. Для них все едино.
-И что делать?
Яна помолчала, обдумывая ответ.
-Знаешь, мой учитель говорил, что всегда на земле для уравновешивания рождается серый маг. С открытым даром или закрытым, не важно. Главное – он есть. Можем попытаться призвать на помощь его. Если он сведущ, то поможет.
-А как его найти?
-А зачем искать? Создадим круг и попросим  силы передать ему наше послание. Уж на это они пойдут.
-Когда?
-Сегодня среда. Привози девушку в пятницу, я пока все подготовлю.
Вот так. Что ж вы делаете, люди? Какое пользуете право владеть чужими душами? Ведь “там” воздастся, за все, по делам нашим. Неужели не страшно? Или вы просто слепы в своем стремлении? Я уходила от Яны с тяжелым сердцем, но в нем тлела, пока не смея погаснуть, искорка надежды. Все по воле Божьей, и если не получится, придется смириться.

 


 
***

Не люблю самолеты, но это единственный способ за минимальное количество времени покрыть максимальное пространство. А от аэропорта шестьдесят километров в автобусе, до поселка городского типа со странным названием – Ярыжки. Там живет моя мама…
Автобус прыгает на ухабинах, пассажиры подпрыгивают в такт и так же скачут мысли в моей голове. Зачем я еду? В моей душе страх, что мать не узнает ребенка, которого не видела двадцать девять лет. В том, что я узнаю ее, я не сомневаюсь. Женщина, давшая мне жизнь не может измениться настолько, что б стать неузнаваемой для собственной дочери. Я почувствую, я не ошибусь. И время, покрывшее морщинками ее лицо – не показатель. У меня была только одна фотография, где она вместе с моим отцом еще до моего рождения. Но я узнаю ее, как бы она не изменилась… Сколько лет ей сейчас, я не знаю даже этого. Ничего, кроме девичьей фамилии, имени и отчества…
Вот и остановка. От остановки налево, четвертый дом. Останавливаюсь у калитки с номером 12. Окидываю взглядом ухоженный дворик, сад, и старый дом на две квартиры. В какой то из них…
Звать хозяев глупо, поэтому просто стою и жду. На что надеясь?
Открывается одна из дверей, выпуская стройную женщину с полным тазом белья в руках. Мало ли кто стоит у двора? Поэтому она не замечает меня, дотягивается до бельевых веревок и начинает развешивать мокрые вещи. А я даже со спины узнала бы ее из тысячи других. Меня замечает мальчик, лет шести, с радостным визгом он бежит через двор, открывает калитку и подпрыгивая, пытается ухватить меня за шею. Опускаю сумку и подхватываю на руки легкое тельце, так доверчиво прижавшееся к моей груди.
-Мама! – кричит мальчик. – Смотри, кто пришел!
Женщина оборачивается, пристально смотрит на меня, и выстиранное белье падает из рук на траву. Потом делает нерешительные шаги мне на встречу, с тревогой оглядываясь на дом. И пока она преодолевает несчастные десять метров, я понимаю, что она боится. Боится, что меня увидит из окна ее муж, который не имеет обо мне ни малейшего понятия. Мне не больно, нет, но грустно безмерно, я была готова и к такому варианту.
Она замирает напротив, если я протяну руку, могу коснуться ее седых волос. Но вместо этого, я опускаю ребенка на землю.
-Иди в дом, Ваня, - говорит она.
Мальчик оглядывается на меня, я улыбаюсь и он послушно отступает под взглядом матери.
Она молчит. А я смотрю на нее, смотрю так, что б запомнить на всю жизнь…
-Ты… - выдыхает она. И снова тревожный взгляд в сторону дома.
Я понимаю, что если не уйду сейчас, ей предстоит тяжелое объяснение со своим мужем. Ее жизнь и так не сахар и я уже жалею, что поддалась искушению увидеть ее.
-Не бойтесь, я уже ухожу…
-Но как… Зачем?
-Я просто хотела увидеть вас, мама, хотела сказать, что папа умер в девяносто восьмом… Хотела сказать, что я не осуждаю и не виню…
Я замолкаю, потому, что в дверях появляется мужчина. Он смотрит на нас из-под ладони.
-Анька, кто там?
Мать сжимается, бросая на меня умоляющий взгляд.
-Я из родительского комитета. – Произношу я. – Вот собираю деньги на ремонт класса.
-Да где ж им взяться, деньгам? – возмущается мужчина. - У меня что ж, печатный станок дома? Да еще и лоботряс в школу пошел, тетради, учебники… Что вы себе там думаете? Альке уже четырнадцать, здоровая деваха, работать пора, да отцу с матерью помогать, а не просиживать задницу за партой! Да и последний год она в вашей школе, за что деньги то?
-Вот и я говорю, что не за что, - соглашаюсь я. – Поэтому и пришла.
-Да?  - не верит мужчина. – Смотри, Анька, я не дам ни копейки!
Он хлопает дверью и исчезает в доме, а я подхватываю с земли сумку.
-Вот – в моем кошельке шестьсот долларов, остатки гонорара от издательства за первую книгу. – Возьмите, только так, что б он не знал…
Мать прячет деньги за пазуху.
-Я пойду, - говорю я. – У меня автобус…
Она кивает и глотает слезы. Я поворачиваюсь и бреду прочь, от этих глаз, от этой женщины, которая будучи мне матерью тем не менее совершенно чужая… затравленная, принесшая себя в жертву ради стабильности и хоть какой-то определенности. Давно… Очень давно… Столько лет, сколько моей младшей сестре, Алине, стоила ли эта жертва такой старости? Она стоит у калитки и смотрит мне в след. И я сгибаюсь под этим взглядом. Такое ощущение, что сумка весит целую тонну…
Хотя я и не рассчитывала на другой прием. И мне жаль…
Автобус будет только через час, и чтоб не стоять в опасной близости, я решаю, что пойду пешком до следующей остановки. Если не ошибаюсь – километра два – два с половиной. В крайнем случае, водитель пойдет обратным рейсом, узнает меня и остановится.
Метров через триста меня догоняет ее окрик. Оборачиваюсь. Она бежит за мной, платок сбился на бок и длинные седые волосы змеями взлетают над головой. Она замирает в метре от меня, губы дрожат, глаза, выцветшие от времени, умоляют. Делаю шаг на встречу.
-Прости, дочка, прости…
Ее руки обнимают мои плечи, и первый раз в жизни я покою голову на материнской груди. Теперь я хоть буду знать, что несут в себе материнские руки. Мне так ее не хватало всю жизнь… бесконечную… неимоверно пустую. Мне так о многом хотелось поплакаться тебе, мама, но… Я уже переросла возраст слез…
-Я давно простила. Да и не винила, наверное, никогда…
Я отстраняюсь, глажу ее волосы, а она пытается поцеловать мою ладонь.
-Не плачьте, мама, не надо…
Мы стоим, обнявшись, без слов, пока подошедший автобус не мигнет фарами, призывая, торопя. И я, поцелуя ее заплаканные глаза, суну в руку бумажку с Димкиным адресом, на всякий случай.
И всю дорогу до аэропорта буду смотреть в пыльное стекло, запоминая навсегда ссутуленную тяжким бременем фигурку. Напишет ли? Я не знаю…



***

Мечусь по комнатам, как бешенная. Еще как приехала, отзвонилась Павлу.
-Алло. – Голос как из преисподней.
-Павел, это Лена, мы могли бы встретится по вашему вопросу? Это важно.
-Хорошо, я буду через час.
В ожидании я не знаю чем себя занять. Пока не упущено время, нужно попытаться ему помочь. У нас есть сутки до проведения обряда над девушкой. И за это время я должна вернуть ему желание жить, не зависимо от исхода.
Он появляется ровно через час, понурый, обезволенный. Из-за его плеча робко выглядывает симпатичное лицо девушки. Если я правильно понимаю, это Жанна. Павел проходит в комнату, садиться на кресло, как и в первый раз, застывает. Жанна увлекает меня на кухню и шепотом говорит:
-Извините, что я без приглашения, но он не доехал бы. После вашего разговора он положил трубку и минут двадцать разглядывал телефон. Я еле-еле вытащила из него, что он должен приехать к вам. Он как истукан какой-то… Ни шага без тычка в спину.
-Спасибо, что привезли его.
-Если я помешаю, я могу подождать на улице. – Говорит девушка.
-Ждать придется долго… Вы  можете пока побыть здесь.
Девушка кивает и я ухожу к клиенту.

Четыре часа уходит на то, что б пробиться к его сознанию, расшевелить, заставить посмотреть вокруг и пробудить искорку жизни…
Взгляд становится более осмысленным, Павел оглядывается по сторонам, недоумевая, как очутился здесь. Но это еще не конец. Пока мы не избавим его жену от демона, тот будет пытаться захватить и его душу, связанную узами брака.
-Все хорошо, - успокаиваю я. – Вы меня узнаете?
Он пристально всматривается, затем кивает. Я объясняю, что происходит, почему он теряет контроль над собственным телом.
-А как Вика?
-Послезавтра мы должны привезти ее в центр. Я не могу ничего гарантировать, но мы сделаем все, что в наших силах.
-Жанна, до моего приезда не пускайте его к ней. Хотя будет лучше, если вы останетесь ночевать здесь.
-Это необходимо? - спрашивает девушка.
-Да.
Они остаются. Жанну я укладываю в другой комнате, а Павла на диван в рабочем кабинете. Мне нельзя спать – я назвалась стражем.
Он засыпает, я расслабляюсь, расширяя собственное сознание до размеров этой комнаты. Защитная сфера увеличивается настолько, чтоб  вобрать и Павла и Жанну. Спать этой ночью мне не придется, я впадаю в подобие транса, где нет мыслей, только контроль… И если какой-нибудь дух сунется через защитный экран, уничтожу его не раздумывая. Я назвалась стражем!
Где-то внутри, в глубине моей сути раздается тревожный звон – кто-то пытается проникнуть через барьер. Магическим взглядом ощупываю комнату, но не нахожу источника тревоги. Открываю глаза и едва не вскрикиваю от ужаса, хотя считала себя готовой ко всему. В углу тенью застыла большая черная кошка. Зеленый взгляд удерживает меня на месте, не давая губам произнести заклинание. Я словно парализована чужой волей. Но, тем не менее, понимаю, что она не представляет угрозы, просто удерживает меня от опрометчивого шага.
-Кто ты? - задаю вопрос.
-Что в имени тебе моем?
Мягкие лапы ступают по ковру, не приминая ворса. Животное замирает в метре, округлое ухо вздрагивает, желтыми кинжалами в лунном свете отсвечивают клыки, а взгляд все так же фиксирует меня на месте.
-Я не принесу вреда. – Раздается голос. – Я пришла помочь.
Я не возражаю, осознаю - мой отказ ничего не изменит. Это очень сильный маг, воплощенный в образе зверя – черной грациозной пантеры.
-Хорошо, что ты понимаешь…
Зеленый взгляд отпускает меня, становится легче дышать, я даже могу двигаться, но не сделаю этого.
Зверь одним прыжком оказывается у дивана, на котором спит Павел и статуей застывает над его телом. Сколько проходит времени, я не знаю. Но наконец пантера отходит и округлая голова поворачивается в мою сторону.
-Все хорошо, спи…
Глаза становятся огромными, взгляд накрывает меня теплой волной и я проваливаюсь в сон, не сопротивляясь… Я не могу.
Утром голова тяжелая, как с похмелья. Я не сразу вспоминаю ночное происшествие, поэтому сердце начинает гулко биться, когда обнаруживаю, что диван пуст. Но затем события ночи восстанавливаются, и я замечаю, что укутана пледом, что на дворе солнце, а на кухне шумит вода и раздается приглушенный шепот. Одного взгляда на часы достаточно, что б понять -  я проспала до десяти утра.
Иду на кухню.
-Доброе утро.
-Доброе утро – отзываются оба.
-Ничего, что я похозяйничала немного? Мы не хотели вас будить.
-Нет, все в порядке.
Жанна наливает кофе, аккуратно ставит чашку передо мной.
-Я чувствую себя, словно заново родился. – Говорит Павел. – Жанна рассказала мне, что вчера пришлось тащить меня к вам силой. Ничего не помню, как в тумане…
-А ночью ничего не снилось? - спрашиваю я.
-Нет, вроде нет. А у вас нет кошки?- Спрашивает он неожиданно.
-Нет, а в чем дело?
-Странно, просто я чихал все утро, у меня аллергия на представителей семейства кошачьих.  Хотя возможен другой аллерген…
Значит, это мне не приснилось, что и требовалось доказать.
День проходит в относительном спокойствии, а завтра мы должны привезти Вику в центр.



***


Девушка сидит в том же положении, что и в прошлый раз. Но сейчас она более безучастна. Я захожу в комнату первой, Жанна удерживает Павла в коридоре…
Это уже не человек, это просто тень, призрак, но душа еще здесь. Душа, цепляющаяся за своего носителя потому, что не смогла реализовать свои желания в этой жизни, пройти и принять все уроки. Душа, продолжающая сопротивляться чисто по инерции, машинально, из боязни быть порабощенной. И громаднейшим усилием, применяя весь дар, полученный от Божественного начала, душа пытается удержать крохотную искорку сознания, сути.
Тело – сосуд для души…
Девушка сидит на полу, поджав под себя ноги. Она настолько обессилила от голода, что не способна самостоятельно подняться. Взгляд – пустой, больше вовнутрь, чем вовне. Впалые щеки придают лицу сходство с маской, изображающей череп: пустые глазницы с бездонным провалом рта. Это проявляет себя маска смертника, и если бы я вовремя не увела Павла, демон разрушения принялся бы и за его душу. А так, демон тоже обессилил, - безвольное, полностью контролируемое тело – ему нечего рушить.
Пальцы уже не способны теребить четки, они стеклянными шариками разлетелись по полу, в руке осталась только нитка…
Пока демон не способен проявить сопротивление, закрываю его в этом тщедушном теле, отрезая от всего мира защитным куполом собственной воли. Все, теперь ему нет пути наружу, к чужим эмоциям – магическая сфера удержит его, но не надолго – если мы не сумеем его уничтожить, то он перекинется на меня, как только наберется сил. А сейчас он будет набирать ее громадными темпами, сопротивляясь, разрушая мою волю, тем самым  восстанавливая себя. Но другого выхода у меня нет…
Мне приходится разделить свое сознание на две сути: одна во всем потакает демону, соглашается с ним, не давая ему зацепиться за что- либо, а другая автоматически сдерживает защиту, управляя моим телом, точно зная, что нужно делать и куда идти. У меня есть только надежда, что все получится…
Беру девушку за руку, принуждая ее подняться и идти со мной. Жанна, увидев Вику, визжит от страха, - значит маска смертника настолько очевидна. От Павла исходит волна сочувствия, он занимает место слева от Вики. Мы спускаемся к машине, оставляя Жанну в пустой квартире, так лучше…
Яна встречает нас у дверей центра, ведет по длинному коридору первого этажа в большую комнату, крышей которой является стеклянный сферический купол.
В центре комнаты стул – я усаживаю на него Вику и занимаю свое место на одном из наружных лучей пентаграммы, лицом к ней, не разрывая контакта… Я чувствую, как через меня потоком проходит сила четверых мастеров – магов, стоящих на концах других лучей. Они уже ждали – я заняла свое место и круг замкнулся…
Теперь я могу ослабить волю, нам нужно создать вокруг девушки  зеркальный купол. Наши сознания сливаются воедино, мы становимся одним существом, наполненным огромной мощью, которое возводит между демоном и миром зеркальную стену. Все…
Теперь он будет видеть себя, куда бы ни посмотрел, он дезориентирован и не сможет найти дорогу в мир, но это тюрьма.
Изолировав демона, мы не спасем девушку… Нам нужно его уничтожить, а для этого кому-то придется принять бой…
Яна расставляет свечи на внутренних лучах звезды, отгораживая демона еще одним кругом, кругом огня.
Каждый из нас знает свою Роль. Тонкий лучик обобщенного сознания направляется в мир, невидимый глазу, но реальный – информационный, астральное поле планеты. Все, на что мы можем рассчитывать, что помощь придет извне, что серый маг, уже существующий, уловит колебания тонкого плана и придет на зов. Если он знает себя… Если он знает собственную силу… Если он изъявит желание вмешаться… Серый маг потому называется серым, что действию предпочитает невмешательство, созерцание – все по воле божьей! Нам остается только ждать.
  Время не имеет значения – оно не контролирует нас. В этом состоянии минута равносильна вечности, а годы – доле миллисекунды. Мы не ограничены временем. Но ограничены им наши физические тела, поэтому сознание каждого из присутствующих замедляет метаболизм собственного организма. У каждого из нас свой предел возможностей. И, хотя, Янина собрала лишь самых сильных, - максимум, который мы можем выстоять сообща, ограничивается тремя сутками. Как ни горько осознавать, но человеческое тело слишком слабо…
Мои собственные рамки – суток десять физического времени, у Яны дня на два больше, мы – ведущие. Остальные более скованны потребностями собственных тел, и, если за трое суток мы не получим помощи, нам с Яной придется переключить часть силы на поддержку остальных. А это снизит контроль над защитой и тогда мы будем вынуждены отступить…
Что есть время?
 Для нас проходит вечность, прежде чем в углу комнаты проявляется эфирная суть существа, пришедшего на зов. Эфирная суть имеет способность проявления не только в параллелях, но и в физическом мире, имеет видимость, Дух, проявивший себя в реальном теле. Не человеческом – зверином.
Из угла комнаты нас окидывает равнодушным взглядом большая собака, но тут же я поправляю себя, - это не собака – волк. Мне знаком зеленый взгляд миндалевидных глаз. Я узнаю… Я покоряюсь чужой воле… Я предоставляю свои возможности в пользование этому существу, более высшего порядка, не сопротивляясь, оставляя лишь маленькую толику для себя, для того, чтоб контролировать собственное тело и надежность удерживаемой защиты. То же происходит с остальными, но они пытаются сопротивляться… Миг за мигом чужое сознание обволакивает их, успокаивает, вытесняя страх и они поддаются…
Шерсть зверя приобретает серебристый цвет в мечущемся пламени свечей. Волчица впитывает нашу силу, наливается ею, увеличиваясь в размерах. Она готова к бою! Сейчас рухнет зеркальный купол и демон кинется на объект, способный противостоять ему. Даже сознавая риск собственного исчезновения, но не сможет пойти против своей сути.
Но зверь медлит… Чего она ждет?
Волчица, отвечая на наш мысленный вопрос, поднимает оскаленную морду к потолку, выталкивая из глотки призывный вой. Этот вой разносится волнами на ментальном плане, заставляя содрогнуться присутствующих. Мы ощущаем свое ничтожество перед выражением звериной сути.
Из того же угла, где за мгновение до этого появилась волчица, приходит помощь…
Пять огромных собак, с литыми буграми мускулов, мощных, с толстой  шкурой цвета стали, занимают позиции впереди каждого из нас. Замирают, широко расставив лапы, склонив лобастые головы, увенчанные обрезанными ушами, к самому полу. Шерсть на холке вздыблена, увеличивая рост животного до уровня моей груди.  Зачем? – недоумеваю я, но тут же понимаю – это хранители душ, призванные зверем.
Зеркальная защита рушится мелкими осколками… Я убираю экран своей воли от тела девушки, освобождая демона. Он вырывается наружу. Наши действия теперь состоят в том, чтоб не допустить его возврата к телу Вики. Как только демон выходит, мы восстанавливаем защиту для девушки, но уже зеркальным отражением наружу… Больше от нас ничего не зависит…
Демон реально оценивает силу противника, отступает под его мощью. Ему проще захватить одного из нас, чем проявляться через материю своими силами. Но на защиту бросаются хранители и он вынужден отступить в круг, под стальные клыки зверя. Волчица выжидает пока демон не примет материальное тело, которое можно убить. Но решив создать, демон пойдет против своей сути разрушения.
Он колеблется, и волчица вынуждена бросится первой. Невоплощенный демон представляется нам темным облаком, от которого зверь отхватывает кусок без труда. Для сопротивления демону необходимо тело, и он решается принять форму зверя.  Облако формируется в силуэт, наливается плотью, кровью, укрепляется стальными костями и жилами, покрывается шкурой. Зверь в противоборство зверю. Волк против медведя…
Хранители душ не вмешиваются в поединок, исход которого уже предрешен.
На стороне демона гнев и злость.
На стороне волчицы всепрощающая любовь ко всему сущему и понимание.
Черное против белого…
 Зло против добра…
Вырванные с мясом куски медведя растекаются черной жидкостью по полу, но как только плотная лапа волчицы попадает в эту лужу, она впитывается в серую шерсть. С каждым оторванным куском медведь уменьшается в размерах. С каждым удачным броском волчица становится все больше и больше. Она пожирает суть демона, растворяет ее в себе своим внутренним светом, нейтрализуя, лишая полярностей, превращая гнев в равнодушие.
Исход предрешен - демон, еще пока не осознал, но уже попрал свою сущность:  вместо разрушения он раз за разом воссоздает себя, закрывая раны.
Демон понимает, что проиграл, когда уже слишком поздно – он не больше плюшевого медвежонка. Тогда он принимает единственно разумное решение – бегство. И если бы он попытался сразу, наших сил не хватило бы, что б удержать его, но теперь…
Волчица покончила с ним ударом лапы… когда догнала.
Ее тело постепенно принимало первоначальные размеры, а мы все никак не могли отойти от увиденного. Она тоже изранена, но сжимающаяся шкура сращивала страшные раны и пока трансформация не завершилась полностью, она застыла как статуя.
Зеркальная защита рухнула, провалившись внутрь себя. Безвольное тело девушки за все время не изменило своего положения.
Зверь мягкими шагами направился к ней, подошел в плотную и заглянул в глаза, в самую суть, где билась в истеричном страхе душа…
От волчицы волнами пошло спокойствие, умиротворение, приятие… даже мы подались вперед, подсознательно стремясь быть поближе, чтоб впитать в собственные души эти чувства. И Викина душа сдалась под напором сочувствия и ласки, нежности и всепрощения, и потянулась на встречу. Тело девушки расслабилось, в глазах мелькнул огонек сознания, веки дрогнули, закрывая уставшие от постоянного напряжения зрачки.
-Спи… Все хорошо… Спи…
Девушка склонила голову на бок, погрузившись в спасительный сон. Она и будет воспринимать все произошедшее, как сон, не более…
Мы вздрогнули, когда наваждение неожиданно пропало. Еще чуть-чуть – и мы уснули бы тоже, поддавшись мысленному приказу зверя.
Волчица с шумом выдохнула и свечи, повинуясь, погасли. Мы остались в кромешной темноте… Над стеклянным куполом – темная, безлунная ночь.
Когда Яна щелкнула выключателем, не осталось ни единого намека на происшедшее, ни одного следа, только девушка, сидящая на стуле и дышащая глубоко и спокойно.
Мы покидали комнату, не проронив ни слова. Каждый видел то, что видел. И сознание физическое сопротивлялось увиденному, но знания духовные заставляли признать, что так и есть, так и было…
Так или иначе, ребенок учится познавать этот мир через контакт: горячо – холодно; больно – приятно; можно – нельзя. И лишь на собственном опыте составляет определение: хорошо – плохо, подразумевая добро и зло. Это выводы нашего физического сознания, обоснованные опытом собственных ощущений. Но приятие чего-то, что нельзя воспринять на ощупь или посредством визуального контакта – зрения, - есть сверхсознание, опыт души, прошедшей многие воплощения в реальных мирах, со своим багажом знаний.
И ребенок в каждом из нас делает вывод – верить или не верить. И чаще всего отвергает то, что не поддается зрению, слуху или осязанию, поправ таким образом свою духовную суть, оставаясь реалистом, привязанным к физическому миру.
Для нас – сомнения – пройденный этап, но даже мы до конца не поверили в то, что узрели. И никто не хотел первым искать подтверждения реальности увиденного у других посредством слов. Мы молчали.
 
-Ты знаешь, до конца я своему учителю так и не поверила. Если бы не это…
Мы с Яной сидели в комнате отдыха перед огромным подводным миром. Все остальные разъехались по домам, Яна осталась в силу того, что она здесь хозяйка, а я… Мне еще отвозить домой Вику и Павла, когда проснутся.
-Как он расправился с демоном! – Продолжила Яна. – Не видела, не поверила бы!
-Она… - машинально поправила я.
-Что - она?
-Маг. Не он, а она!
-С чего ты взяла?
-Не знаю. Но мне кажется, что на такую хитрость способна только женщина…
-?
-Мужчина просто вызвал бы демона на бой, и дрался бы с ним в том мире, в каком обитал демон – ментальном. А что сделала она? Во-первых, побеспокоилась о том, что б привести с собой хранителей и не отвлекаться на нас. А во-вторых… Только женщина способна хитростью заставить демона изменить свою суть, принять воплощение – эфирное и физическое! Заставить его творить… Он предал свое естество и теперь, если и возродится, то в качестве второсортного беса…
-Возможно, ты права… Особенно, если вспомнить, как она гонялась по кругу за игрушечным мишкой…
Мы улыбнулись: когда демон уменьшился  и предпринял попытку удрать, ему пришлось опуститься на четыре лапы и улепетывать со всех ног. Волчица, повизгивая от азарта, преследовала его минут десять, но за счет своих размеров не могла затормозить вовремя – медведь резко разворачивался, проскакивал меж ее лапами и несся в обратном направлении. А она еще метра два царапала когтями пол, не в силах развернуться сразу.
-И еще – продолжила я. – Она приходила ко мне, но в образе пантеры, в тот момент, когда я привезла Павла к себе.
-Без зова? – удивилась Яна.
-А как? Я даже не знаю, как ее вызвать. И потом, я даже не рассчитывала на помощь! Нет, она пришла сама…
-Странно… Да и сейчас она появилась слишком быстро, как будто знала, что мы нуждаемся в ней. И знаешь, я не почувствовала никакого колебания с ее появлением, а ведь должна была! Она возникла не возмущая пространства…
Если бы я знала…
-Кстати, подкрепиться не желаешь? – предложила Яна.
-Желаю. И не то, что подкрепиться, а хорошо покушать!
-Вот-вот. И у меня те же проблемы. Пойду, скажу Антону, что б сгонял в ресторан за углом. И как остальные восстанавливают энергию другими средствами, ума не приложу!
Мне тоже не понять! Мария например пополняет энергию во сне, София до умопомрачения терзает мужа, каждый определяет свой способ. Только мы с Яной способны уничтожить по жареному цыпленку на душу и не ощутить тяжести в желудке, а наоборот – быть готовыми выстоять столько же.
Яна вернулась спустя десять минут.  Я уже грешным делом предположила, что она набивает пузо в одиночку.
-Отослала… Когда добудилась. Спит сном праведника в обнимку с твоим клиентом и в ус не дует, что мы умираем с голода!
-?
-Сонные чары сковали их за игрой в карты. – Пояснила Яна. – Ну они и попадали там, где сидели. Павла я не трогала, пусть спит. А Антону всыпала по первое число за такую охрану. Хотя он не виноват, конечно, но, ничего, пускай не расхолаживается! В ресторан сорвался пулей, так что обед сейчас прибудет!
В подтверждение в дверях возник запыхавшийся охранник с бумажными пакетами в руках. А запах! Для начала я засунула в пакет нос – цыпленок в чесночном соусе, с ароматной корочкой, завернутый в белый рисовый лаваш. Хорошо знать, что за два года в этом ресторане не сменили повара! Ура!
-Ты хоть салфетку возьми! – Яна протянула мне бумажное полотенце.
-Мням… Гм… Аум… М-м-м…
-Вот аппетит у человека! – по-доброму позавидовала она. – И посреди ночи разбуди, спроси: будешь курочку…
-Буду! – перебила я и потянулась за ее пакетом. Мой уже опустел.
-Э! Тормозни! Антон, придержи ее, пока я не доем!
-Антон!? – Я приподняла бровь и кинула в его сторону умоляющий взгляд.
-Понял! Ща будет! Я птичкой! – Он резко развернулся, готовый к старту.
-И мне! – крикнула Яна в широкую спину.
-Всенепременно! – донеслось уже из коридора.
Мы рассмеялись. Теперь охранник составит о нас мнение как о двух прожорливых лягухах. Но мы уже привыкли и с самого первого момента нашей встречи это постоянный спектакль…
-Помнишь, как в первый раз?
-Помню…
Сколько мне тогда было? Лет четырнадцать.
Худенькая девчушка с острыми коленками и глазами дикого оленя. В те времена магия не то, что была под запретом, но… информации – минимум. И некому было мне объяснить, почему иногда при поездке в троллейбусе я хватала чужие эмоции и чувства. Для меня это было в порядке вещей…
Пока мы не встретились с Яной.
В тот день я пошла в цирк на Цветном. И весь первый акт сидела, как на иголках – ощущение было такое, как будто чьи то липкие руки шарят по моей спине. Я оглянулась и в следующем ряду увидела девушку с черными, как смоль волосами. Ее глаза… Карие, но какие то бездонные, смотрели прямо на меня. А улыбка заставила вздрогнуть и отвернуться. Я не нашла ничего лучше, чем возвести мысленно кирпичную стену меж собой и этой кареглазой. Так что до антракта я представляла себя каменщиком, кладущим кирпичик к кирпичику, но почему-то кладка разваливалась с той же методичностью,  с какой я ее возводила. Стоит ли говорить, что я не увидела ни львов, ни тигров ни лошадок, бегающих по кругу. Во время антракта мы столкнулись в буфете, волею судьбы все столики заняты, кроме одного. Мне пришлось подсесть напротив девушки. Я даже и не заметила, как проглотила несчастные два блинчика, девушка от меня не отставала – ее тарелка рассталась с пельменями… Минуты три мы сидели выжидая, а затем вновь стали к стойке за следующей порцией.
Второй акт давно начался, а мы все не могли насытиться, и я все так же возводила кирпичную стену, а Яна ее разбивала. Когда мы наконец обессилили и обоюдно прекратили мысленный поединок, до конца оставалось минут пятнадцать. На представление мы не пошли, мы вышли на улицу, улыбаясь от брошенного буфетчицей: «С голодного края, что ли?»
Так мы познакомились. Своим появлением Яна разбудила то зернышко знаний, оно проклюнулось и стало расти. Очень многое я почерпнула из ее объяснений. Мы обменялись телефонами и с тех пор встречались.
Яна была потомственной – ее дедушка, Отец  Никодим  слыл уральским самородком, врачевателем и травником и даже лечил наложением рук. Яну он избрал своим посохом – учеником. И знания, полученные от деда, она без колебаний отдавала мне.
Только вот не смогла объяснить про чувство ответственности.
Я ощутила себя всемогущей и поплатилась за это! Если бы не Яна…
Все-таки подростковый кризис дал о себе знать: я влюбилась… в женатого мужчину. И решила, что уведу его из семьи любым способом. Я не привораживала, нет, я его очаровала. Он встречал меня из школы, задаривал цветами, осыпал комплиментами и подарками. Что следует дальше, я не знала, мне просто хотелось, что б он меня заметил. Но его жена решила не сдаваться без боя, и я за это все-таки ей благодарна. Если б она не боролась, в скором времени мне наскучили бы его ухаживания, и я бы его бросила. Мама смотрела с укоризной на мои встречи с мужчиной старше меня на шесть лет, но молчала……
Его жена обратилась к ведунье, и та отбила мою зачаровку шутя. Он перестал приходить, а я свалилась под силой обратного удара. Я сходила с ума, не понимая, что со мной происходит. Спасибо маме, она вовремя разобралась, что со мной творится и позвонила Яне. Та приехала немедля и я, как на духу, рассказала ей, что наделала. Яне пришлось ехать на поклон к мастеру и везти откуп. Это стало моим первым уроком, который запомнился на всю жизнь.
Долг Яне я отдала: когда мне было двадцать три, пришлось пойти за ее душей, заблудившейся в астрале. С тех пор мы квиты… И с тех пор шокируем окружающих своим обжорством.
А вот и Антон – в этот раз пакетов побольше, держись, желудок!
Я наелась! Последний пакет с куриной ножкой, щедро посыпанной специями остался невостребованным. Яна тоже подошла к своему порогу и с вынужденным видом обсасывала косточку. И того – три порции лишних. Можно, конечно и через силу, но у Антона такие голодные глаза… Наверное наблюдение за нашим обжорством разбудило его собственный аппетит. Хотя, при его фигуре кушать жаренное – вредно! Только протеин, чистый и килограммами.
-Антон, хочешь? – великодушно предложила Яна.
Он застеснялся! Нет, вы только представьте себе: стоит такой здоровый лось и стесняется!
-Ну, Антон, не нужно столь драматично воспринимать… - подбодрила я.
Охранник ушел, шурша пакетами, даже слишком быстро, наверное боясь, что мы передумаем.
-Хороший мальчик. – Вздохнула Яна. – Только недалекий. К его телу б еще немного мозгов, я, пожалуй, вышла бы замуж. А так… его только и хватает: дверь открыл, дверь закрыл и кто неугоден – вышвырнул.
А мне почему-то вспомнилась Маринка, с похожими предубеждениями. И чем все кончилось? Амуром! Может, Яна смотрит поверхностно? Но тут уж я лезть не буду – она девочка взрослая и способная.
-Как думаешь, - вклинилась она в мой мысленный монолог. – Может, нам стоит наказать этих сектантов?
-Каким образом? Все, что есть, имеет право на существование… Магически мы не вмешаемся, нам так по шапке надают, что и голова отвалится!
-А не магически, физически! Заявим в милицию, пусть доблестные стражи порядка шуганут нарушителей!
-Во-первых: кто тебе поверит? Ты же знаешь их отношение – что не зрю, не ведаю! А во-вторых: вряд ли сектанты убегут, скорее отойдут спокойно метров на двадцать и снова пустят корни… Мы это уже проходили. Тут нужно рубить верхушку… А как ее найтить?
-Выйдем в астрал – предложила Яна – найдем возмущение материи и уничтожим. В крайнем случае – отрежем пуповину силы.
-Ну да, а он тебе на встречу таких вот демонов штук тридцать, не моргнув глазом. Нет, только разворошим осиное гнездо. Будь уверена, если бы демон сбежал, непременно доложил бы хозяину о нас. А так он имеет шанс числится без вести пропавшим.
-Н-да, ситуация-ция… - вздохнула Яна. – Да ладно, утро вечера мудренее. Поспать что ли?
Я предпочла не отвечать – лень. Лично мои веки уже сомкнуты, я даже практически сплю, развалившись на мягком диване и подложив под голову ладошку.
-Ну, тогда спокойной ночи…


***

Где я? Оглядываться по сторонам бессмысленно – вне прямого взгляда все расплывается как в тумане. Какая-то комната? Четким силуэтом стол, настольная лампа и пятно света, в котором над листком бумаги порхает чья-то рука. Подаюсь по ближе, уже определив, что это видение, нырок в прошлое. Только почему так? Без мысленного приказа? Я ведь не стремилась к путешествиям?
Ощущаю себя плотным облаком, сферой, очень похоже на астральное смещение…
Скольжение мысли, и я у стола, за мужской фигурой, сидящей на стуле и что-то пишущей. Я его знаю?
Заглянуть в лицо не получается, только зависнуть за спиной и посмотреть через его плечо…
Что он пишет? Буквы становятся четкими, сплетаются в предложения, я могу прочесть…
Я читаю, и в этот момент мужчина оборачивается, как будто почувствовав мое присутствие. Это невозможно! Прямо на меня смотрят серо-зеленые глаза… Я знаю эти глаза…Сколько раз я смотрела в них, пользуясь чужой памятью, прошлым?
Он не видит меня, но мое присутствие беспокоит, - зрачки увеличиваются, дыхание сбивается и волной – настороженность… Это не прошлое! Это реальность! Я понимаю где я, я понимаю, кто передо мной, но зачем? Как я очутилась здесь?
Я помню, что уснула в центре, в комнате отдыха, рядом что-то бормотала Яна…
Но я вижу, что он на грани… Я вижу, что он теряет веру…Что мне сделать?
Мысль собирается в тонкий плотный луч, неся ему: все хорошо, все будет хорошо.
Мужчина моргает и медленно отворачивается, затем рвет листок на мелкие клочки и роняет голову на руки…плачет?
-Не нужно, все будет хорошо – повторяю я. Если бы были руки, я бы погладила эти взъерошенные волосы, вздрагивающие плечи…
Он успокаивается, а меня какая-то сила влечет через пространство к собственному телу…
И только строчки перед моим внутренним взглядом: «вернись, умоляю, вернись! Я люблю тебя!» - бессчетное количество дублей на целую страницу…

Сажусь рывком, тревожно оглядываясь по сторонам. Боже, да что ж это такое? Яна дрыхнет без задней мысли, а меня чья-то сила водит по реальности без моего согласия! Это в центре-то! Где защита магическая поддерживается постоянно! Где над каждой дверью знак, защищающий от вторжения чужой воли? Где рядом со мной эмпат, который даже не почесался за все время и дышит глубоко и спокойно? Проверяю собственную защиту – в идеале! И если честно, мне страшно! Даже, немножечко жутко. Особенно оттого, что трясу Яну за плечи, пытаясь вырвать ее из сна, но она только мычит что-то. Проверим догадку? Проверим – по коридору, налево, в комнату охранника – так и есть – сонное царство. Даже недоеденная куриная ножка валяется на полу так, как будто выпала из обессиленной руки.
-Антон! – зову я.
-А-хр-р… - ощутимым храпом.
Павел тоже в стране снов – блаженная улыбка на губах, а глаза бегают под закрытыми веками.
Нужно проверить Вику! – приходит мысль.
По коридору обратно, в комнату со стеклянной крышей…
Вика тоже спит, а на полу у ее ног разлеглась, урча, моя знакомая пантера.
-Кто ты? – посылаю мысль, а затем в слух, едва не крича – кто ты?
В этот раз зеленый взгляд не пытается сковать мою волю. Зверь смотрит спокойно и даже … равнодушно?
-Подойди…
Медленными шагами подхожу ближе, все еще не веря, что это реально. Для того, что б убедить себя, приходится коснуться черной шерсти, едва, кончиками пальцев. Мягкая…
Подушечки пальцев покалывают, соприкоснувшись с энергией, которая бежит под шкурой зверя…
-Кто ты? – повторяю вопрос.
-Ты еще не нашла ответа? Жаль… Хотя…
Пантера поднимается на лапы, по шкуре пробегает волна, а зеленые глаза заглядывают в самую душу.
-Чего ты боишься?
Я не нахожу, что ответить. Она понимает.
-Нужно жить… а ты боишься жить… Ты боишься себя… Чего ты хочешь?
-Ответов.
-Хорошо…
-Кто ты?
-Я? Подруга твоя права – я существо, пришедшее для равновесия…
-Почему ты вмешалась?
-Ты бы хотела, что б было наоборот?
-Нет, но все же…
-Я бежала от своей сути долгие годы, я хотела жить, дышать, любить, я хотела быть простым человеком, без такого груза… Но это моя суть, а от себя не убежишь. Но я не такая, как все, до меня…
Я слишком долго была человеком…. пыталась быть. И я не могла не вмешаться. Грядет эра водолея, подведение итогов, а люди забыли себя… Слишком много негативных эмоций, злости, раздражения… Мир становится больше черным, слишком много призванных бесов… И слишком много людей, призывающих их… Я должна сохранить равновесие…
Пантера повернула голову в сторону Вики.
-Я разберусь.
Зеленые глаза снова смотрят на меня и в этом взгляде я читаю грусть.
-Скажи, что я могу сделать, что б облегчить твою ношу? – спрашиваю я.
-Быть собой – отвечает зверь. – Слушать свое сердце и идти за ним, не сомневаясь. Но это – трудная дорога.
Мне хочется спросить, кто она в реальности, знаю ли я ее, могу ли увидеть, но не задам вопроса.
-Мы еще встретимся – обещает она. – Когда ты будешь готова, я приду…
Я киваю и черная кошка превращается в дым, который тянется к потолку и исчезает в проснувшемся небе.
В тот же момент Вика открывает глаза…


***

Как я и предполагала, для нее это все казалось сном. Павел рассказывал, что случилось, а я стояла рядом, периодически внося свои коррективы. Вика не поверила сразу, лишь когда увидела голые стены…
А я наконец-то отправилась домой, где и наткнулась на Маринку, сидящую у порога на чемодане. 
-Привет! – она лихо подскочила и сжала меня в объятиях. – А я тебя жду – жду, уже часа два!
Я открыла дверь, пропустив ее первой. Мне даже в голову не пришло вставить хоть слово. Пока Маринка не изольет свой словесный поток, все речи бесполезны! Можно глотку простудить.
Она уже вовсю шарудила на кухне, инспектируя холодильник.
-И как ты без меня живешь? Святым воздухом питаешься?
-У меня пост. – Пошутила я. Неудачно, потому, что Маринка сделала круглые глаза и стала запихивать сервелат обратно в чемодан. Целых два батона, между прочим! А мой нос говорит, что в чемодане не только колбаска! – А что ты там прячешь?
-Тебе нельзя, у тебя же пост! – Она что, поверила?
-Эй, что и пошутить нельзя? – Возмутилась я. – Я, между прочим, оголодала! Это ты разъелась на крымских харчах, а я… некому меня, бедную, пожалеть! Совесть-то поимей! Подруга называется!
-Во, распелась! Ладно уж, только с голоду нужно ма-а-аленькими кусочками – Маринка даже показала на пальцах, насколько миниатюрными должны быть порции.
Дожидаться мизерного обеда я не стала, просто отобрала батон колбасы, разломила напополам и впилась в него зубами.
-Ух, мать, ты действительно голодная! – восхитилась Маринка.
-Угу! – подтвердила я.
Спустя минут двадцать я уже наворачивала яичницу, посыпанную зеленым лучком и тертым сыром. Вторая половина батона нарезана ломтиками и добавлена в «глазастую» еду. Мням! Маринка не особо от меня отставала – уже подчищала ломтиком хлеба растекшийся желток. Жизнь прекрасна! Вот еще бы кофе не стремился на свободу – была бы полная прелесть.
Маринка, сокрушаясь, всплеснула руками, по пути задев мою тарелку с недоеденной яичницей. Раздался « Бряк!».
-Ничего, я наелась, - попыталась утешить я ее и полезла под стол собирать осколки. Если бы не разбившаяся тарелка, ни за что не нашла бы завалявшуюся упаковку «Орбит» - а.
Кофе – в чашках, Маринкина унылая рожа – напротив. Ща будет изрекать откровения! Я готова!
-Лен, - начала она – что мне делать?
-С чем?
-С кем! – поправила она. – Я запуталась. Уезжать из Москвы я не хочу, а Славик не желает менять место жительства. Он там привык, да и к нему привыкли, а тут все будут тыкать пальцем. Да еще и мой – категорически против развода!
-Основания?
-Любовь… - вздохнула она.
-Скорее привычка. Сама то ты чего хочешь?
-Не знаю… Славик слишком уж самостоятельный, он меня подавляет. А Женя, теперь мне его жалко, он даже пить бросил! И мне кажется, что я его тоже люблю. Так не бывает, да?
Откуда мне знать?
-Я приехала, он меня так встретил! Даже первая брачная ночь не была столь бурной! А я ему все выложила…
-И?
-Он простил. Сказал даже, что ему понятна моя «экзотика». Просил дать ему еще один шанс.
-А ты?
-А я пошла к тебе! Очень трудно решать, когда один из них имеет преимущество своим присутствием. Я пока у тебя поживу? Может, чего придумаю…
-Кормить будешь?
-Ага… Тебя только это и волнует, да?
-Нет, но уж очень хорошо у тебя получается кашеварить. И потом – чем больше ты времени проведешь занимаясь работой, тем выше будет твоя квалификация, как секретарши! Я тебе даже рекомендации дам… может быть.
Она улыбнулась:
-За правильный ответ полагается приз!
-Колечки с творогом! – возликовала я.
-Угадала!
А поздним вечером, когда подруга уже сопела в соседней комнате я потянулась за конвертом. Ну, здравствуй, поговорим?



***

Что-то не так! Я же вижу! Я чувствую его настроение, как свое, даже больше! Где-то внутри елозит червячок сомнения, которого еще с утра не было! Я подхожу ближе, останавливаюсь за спиной и кончиками пальцев пытаюсь снять напряжение с его плеч.
-Что случилось, Миша?
Перед ним кружка и по запаху я знаю, что в ней самогон. Первый раз он пьет один, сам на сам.
-Ничего…
Я не верю, я знаю что что-то тревожит его, заставляя поднести кружку к губам. Нажимаю на плечи чуть сильнее, мышцы расслабляются и так и не пригубленная кружка ставится обратно на стол.
-Скажи мне, я же вижу…
Молчит. Но внутри бьется крик…
И я в первый раз позволяю себе воспользоваться своим даром по отношению к нему. Мне страшно, но мне нужен ответ! Моя мысль обволакивает его сознание, успокаивая, вызывая доверие.
-Мать ходила к гадалке…
Слова даются с трудом, но он не может сопротивляться.
-Та сказала ей, что ты будешь пить… и гулять от меня… Я не хочу…
Я убираю руки, теперь мне известна причина его волнений, заглядываю в глаза, пытаясь достучаться к самому сердцу.
-Посмотри на меня, Миша, посмотри! Хочешь, я поклянусь тебе, что никогда не предам?
Он кивает.
-И пить я не буду, для меня слишком большая рана – пьянство отца и вечные посиделки родственников, скандалы и ругань. Для меня это урок на всю жизнь…
Я говорю правду, мне и в самом деле не нужен никто, кроме него, а по поводу выпивки – я с неодобрением смотрю даже на пиво… Я давно дала себе зарок – ни-ког-да!
 Он слышит меня, но не верит до конца. Мама для него слишком большой авторитет.
-Хочешь, я скажу тебе, что будет дальше?
Он знает, что мне даны некие способности, но никогда не пытается разобраться, вникнуть в суть, - он боится. Но в этот раз говорит: да!
Я и в самом деле могу видеть то, что ожидает, то что за гранью основных человеческих возможностей. Я просто представляю себя старше лет на десять и задаю вопросы. Но до этого момента я не хотела знать, что будет, я хотела жить тем, что есть. Все по Божьей воле! В первый раз я делаю это для его успокоения… И для себя.
Я расслабляюсь, впадаю в некий ступор, он лежит рядом, держа меня за руку, как якорь, что б я могла вернуться.
Несусь мыслями на многие годы вперед, вижу ответы, они пугают меня, но я не смогу смолчать:
-Я вижу ребенка, мальчика, мы расстаемся, когда ему годика три… Расстаемся на много лет…Затем судьба сталкивает нас вновь…
Передо мной картинка, я могу ее истолковать, но описание займет слишком много времени…
-Что дальше, что? – спрашивает он, а из моих глаз катятся слезы.
-Тебе будет предстоять выбор, кому остаться жить: мне или ребенку…
-И что я выберу? – он уже кричит. – Скажи!
-Я не знаю… - говорю я. – Это будет твой выбор.
Он впадает в то состояние, которое смело можно назвать религиозным экстазом, но он допускает ошибку, убирает руку…Теперь я не могу вернуться! Мышцы сводит судорогой, мне больно и здесь, в реальности, и там, в будущем – необходим его ответ.
-Что выберешь ты? – спрашиваю.
Миша скатывается с дивана, отползает к стене, обнимает колени руками и плачет… Он не может решить, но он знает, что я говорю правду…
-Тебя – шепчет он после пятиминутного молчания. – Слышишь, мне нужна ты!
Мне не нужны глаза, в этом состоянии я вижу все вокруг даже в кромешной темноте. Цвета яркие и насыщенные…Я даже слышу, как храпит за стеной свекровь…Но не могу вырваться из этого транса. Что-то отвлекает меня, тянет куда-то, и я не в силах противиться.
Картинка меняется. Я вижу старуху, которая держит поминальную свечку в руках. За мгновение я понимаю все…
Старуха склоняется над столом, капая тающим воском на бурое пятно…Я уже знаю, что там простынь, со следами моей девственности, клок материи, которую мы решили сохранить…
Я знаю, что она делает: заклинание остуды…
-Нет! – пытаюсь крикнуть я. – Нет, там его семя! Что же ты делаешь?!
Но я не способна повлиять – это уже свершилось! Восковой слепок печатью ляжет на могилу с таким же, как у меня именем…
Как же так? Господи! Неужели она не ведает, что творит? Я сильна, мне есть что противопоставить насланным бесам, а Миша? Ведь он не справится?
Вместо того, что б похоронить его любовь ко мне, старуха запечатывает наши отношения, замыкает их, и теперь – вместе нам не быть, но и отпустить меня он не сможет!
«Чего же ты ждешь? Отбей посыл, ты же можешь?» - приходит мысль.
Могу, но не стану…сила обратного удара отразится на ее детях, внуках, правнуках… Это претит тем законам, по которым живу я.
Я приношу себя в жертву – моя жизнь и так расписана…
Самое главное – не допустить бесов к Мише…
А они уже здесь…
-Я не хочу, что б ты это видела, я не хочу ничего знать! Как можно изменить, ведь ты говорила, что можно! – Кричит он.
-Прокляни мой дар… - это единственная возможность переключить разрушительные силы на себя…
-Нет, я не могу…
-Прокляни! – повторяю я.
Если он не сделает того, о чем прошу, бесы изберут для вселения его душу… Я открываюсь им – убираю защиту.
-Ну же!
-Проклинаю… - шепчет он плача.
-В душе! – прошу я.
-Проклинаю! – кричит он.
Бесы, воспользовавшись его проклятием бросаются на меня и я восстанавливаю защиту… Теперь они во мне и им не вырваться наружу, в мир… Они призваны на двенадцать лет и эти годы мне предстоит борьба с самой собой. Я отказываюсь от дара, что б не видеть их копошения, не зреть разрушительной силы, которую они привнесли в мой внутренний мир.
Одновременно с его проклятием я получаю освобождение, рывком возвращаюсь в тело, которое теперь просто оболочка…На ближайшие двенадцать лет…И мне не важно, как я буду жить дальше, он – моя жизнь! И я даю себе приказ – забыть обо всем, что случилось, и вытащить воспоминания об этом из его памяти…
Я слишком устала, я хочу спать… Прижимаюсь головой к его груди так, что б слышать, как бьется сердце…Засыпаю.


Мозаика сложилась. До деталей. Насколько все-таки безграничны возможности нашего сознания: приказал себе забыть – и забыл. Это называется – отказаться от себя… теперь я могу разложить события  по времени и сейчас мне понятно, почему она написала письмо… Господи, она хотела просто быть! И теперь мне ясна причина, по которой письмо попало ко мне – я тоже отказалась от своей сути… В настоящее время я знаю, что она обладает даром… Знает ли она об этом? Нам необходимо встретиться.
А с кухни, между прочим, запах блинчиков с мясом!
Я говорила, что всегда ощущаю максимальный голод после затрат энергии? Пойдем, пополним, даже побежим!
Врываюсь на кухню – так и есть! Маринка зависла над сковородкой как коршун, только и мелькает лопатка, переворачивая блинчики с румяной корочкой. Самым первым делом выхватываю наиболее приглянувшийся, за что и получаю лопаткой по руке.
-Эй, чего дерешься?
-Садись, я сейчас принесу, а то привыкла, понимаешь, как папуас какой-то. Цивилизованные люди вилки придумали специально для этого дела, а она  - руками…
Понуро опускаюсь на стул, радует одно: раз Маринка сказала, что накормит, то так и будет!
Передо мной шваркается тарелка с целыми пятью! блинчиками! М-м-м… да, что называется, ешьте люди добрые пока мы не жадные. Маринка перехватывает мой взгляд.
-Чего тушуешься? Это съешь, а за добавкой дело не станет.
А блинчики такие ма-а-ленькие и очень уж быстро исчезают.
-Вот смотрю на тебя и думаю – говорит Маринка, выкладывая передо мной целую горку и подвигая сметану. – Это ты два дня не ела, а что будет, если ты в своей медитации протусуешься ну хотя бы месяц? Мамонта придется забивать?
Давлюсь тем, что жую:
-Сколько?
-Месяц.
-Нет, сколько я отсутствовала?
-Ну, сегодня вторник, а последний раз мы с тобой общались в субботу вечером… Ты хоть бы табличку на дверь вешала: «жива, здорова, не кантовать и не переживать!». А то я, как дура, хотела вновь «скорую» вызвать, да вовремя передумала. Поднесла к носу зеркальце – пар есть, значит дышишь!
-Ушла в себя, вернусь не скоро…
-Во-во, хотя б и так.
Получите – распишитесь… Даже страшно…
- Марин, не обижайся, а?
-Да ладно тебе: не бери в голову, бери в плечи – шире будешь. – Вздохнула подруга. – Я понимаю, магия и все такое…
-Слушай, я тут вопрос хочу задать…
-Валяй! – разрешила она.
-Как бы мне увидеть твоего парикмахера?
-Никак решила постриг совершить и в монастырь?
-Типа того – уклонилась я от ответа.
-А мы ей позвоним, вот прямо сейчас и позвоним!
Маринка притащила телефон, набрала номер и елейным голосом произнесла в трубку:
-Алло, добрый день! А, будьте любезны, Лену…
Если бы меня так попросили, я смоталась бы на край света, чисто из вежливости. Но, видать Маринкино изречение оставило собеседника равнодушным.
-Ага – кивнула она. – Я перезвоню тогда. Спасибо!
Подруга положила трубку:
-Ничего не выйдет, обрастай пока. Она уехала, приедет через две недели. Так что, обождет твой монастырь…
Две недели! А мне так нужно увериться, что я права!



***

Говорят, что родителей не выбирают. Достаточно однобокая позиция…
Если следовать Библии, а так же многим учениям – душа проходит земные воплощения раз за разом, усваивая уроки, делая выводы, нарабатывая опыт. Так что вполне способна выбрать и рождение и место и общество, в котором будет развиваться на земле. Кто-то более открыт для вселенской памяти и имеет возможность посмотреть свои предыдущие воплощения, кто-то зажат – его урок в этой жизни – прожить в неведении, в неверии. Каждый имеет право на свою позицию, на свои взгляды.
Мне многое дано, но каждый раз, возвращаясь для того, что б научиться не вмешиваться в события, я не принимаю урока. Я использую право своего выбора.
Очень сложно было разобраться сразу: почему небо синее, трава зеленая и солнце желтое…
Но нам дано великое преимущество перед животным миром – память, не рефлекс, а именно память. И способность переживая, учиться на своих ошибках. И еще – властвовать над своей судьбой, принимать решение  как жить.
Я приняла такое решение и мне не о чем жалеть. Ни об одной минуте, ни о бедах, ни о радостях. Единственное, с чем не могу смириться – с позицией невмешательства, не действия.
Придется вернуться еще раз, и вновь попробовать пройти этот урок. Не сейчас, нет, - потом, когда душа будет готова покинуть этот мир. К чему торопить события?
Я вернулась в Москву после встречи с матерью. Но я не останусь здесь. Мне рады собаки, мне улыбается мужчина, вместе с которым прожито много лет, но – всему свое время.
И может, в этот раз у меня получится? Может мне удастся отойти в сторону, уехать и не вмешиваться в происходящее? В этой жизни? Я попробую…
Есть дом, в глухой курской деревеньке. Дом, который ждет моего приезда – я сделала все, что могла, пора предоставить другим право выбора…
Я уезжаю. Как только отдам последний долг, вмешаюсь последний раз, не руководством – информацией…
А Дима… знает, как меня найти и найдет… если захочет.



***

В Москве сложно понять, когда заканчивается осень и приходит зима. Неожиданно, - только вчера дворник разметал листья, а сегодня с утра уже шкрябает совковой лопатой, собирая в кучки первый выпавший снег. Не холодно, нет, но увидев падающие снежинки, почему-то стряхиваешь внутреннюю дрожь и вперед, на антресоль, за теплой зимней курткой, подбитой мехом. А ведь середина октября! И с каждым годом зима наступает все раньше и раньше… Что-то происходит с этим миром.
Лежу, понимаешь, сплю!  Приоткрыла один глаз – светло, но Маринка еще не возникала с воплями на пороге комнаты, делаем вывод – наконец-то она проспала! Как всегда, вывод неправильный. Только я решила закрыть глаза и насладиться негой, пользуясь Маринкиной ошибкой – по ковру шаги тихой поступью. Зажмуриваюсь, стараясь дышать ровно и спокойно, может, пожалеет, даст еще поспать?
Ага, как же! Жалости в ней на стадо бешеных слонов.
Кстати, а почему это она крадется? Жаждали ответа? Получите!
Маринка рывком сдергивает с меня одеяло и тут же на мое разнеженное теплом тело сыпется целая кучка снега.
-С первым снегом! – Орет она, опередив мое желание издать вопль.
Что там под рукой? Подушка? Великолепно! Сейчас как наподушкаю ей по башке на всю оставшуюся жизнь! Но, увы, промахиваюсь, хотя пора бы уже и натренироваться!
-Да ты что, сдурела? – справедливо возмущаюсь я.
-Да глянь в окно, соня! Хорошо-то как! Снежок, белый, чистый! Все белым-бело!
Подлетаю к окну – и впрямь – красота! Решаю уже простить ее, но вдруг понимаю, что улицы еще не мели…
-А сколько времени? – спрашиваю грозно, оборачиваясь.
-Да что тебе время сдалось? Какое великолепие!
Грозно свожу брови…
-Ладно… половина шестого…
Боже! Я же не жаворонок, чтоб трепыхать крылышками в такую рань! Я между прочим, ложусь поздно, и встаю не раньше девяти… обычно. Ну и чего, спрашивается, ей не спиться?
Правильно оценив угрозу, Маринка с визгом закрывается в ванной и уже оттуда кричит:
-Ленка! Прости, я больше не буду!
-Нет! – Категорична я. – Выходи, будем производить экзекуцию!
-А если я тебе пирожное дам, простишь?
Думаю, вполне справедливое соглашение – ради колечек с творогом можно хоть ведро снега на голову…
-Еще не знаю, сначала нужно съесть, а там, глядишь, может и подобрею. – Отвечаю я.
-Ну, так какого стоишь? Иди, ешь, я пока тут посижу, подожду…
Открываю холодильник, выкладываю пирожное, ставлю чайник – у меня есть десять минут, что б набрать на балконе снега, побольше… Сухие крупинки ссыпаются в подставленную миску, соскребаю даже с соседских перил, насколько дотягиваюсь…
-Маринка! – стою под дверью тихой сапой. – Я тебя прощаю!
-Да? – Сомневается она. - Что-то не вериться. Сколько колечек съела?
-Четыре! – Вру, конечно.
-Четыре? – пока она будет размышлять, снег растает. Но вот щелкает замочек и дверь приоткрывается. – Отойди!
Отхожу. Подруга высовывает голову, окидывает меня подозрительным взглядом и тут же прячется обратно. А я, между прочим, уже замахнулась миской! Миска, полная снега, с успехом шваркается о дверь, громыхая, падает на пол и укатывается в комнату, а целый хоровод снежинок осыпает меня с головы до пят, прячась за шиворот.
-А-а-а! – ору я, пытаясь стряхнуть с себя первый привет зимы. Но снег, увы, тает, самое неприятное, что в соприкосновении с моим телом. – А-а-а!
Маринка, смеясь, выскакивает из ванной, тыча в меня пальцем:
-Так тебе и надо! Будешь знать, как замышлять недоброе! Я ее сладеньким кормлю, понимаешь, а она хотела снегом! Меня!
А на кухне обсвистелся, требуя внимания, кипящий чайник.
Сегодня в два у меня клиент. А до двух, времени, как до китайской стены. В полном согласии решаем пошастать по магазинам – холодильник требует пополнения, да и к зиме мы не особо готовы… Благо, наш район насыщен всякими универсамами, универмагами, бутиками, рынками… Боюсь нам придется бежать, что б не томить клиента ожиданием под дверью.
Конечная остановка – наш универсам, метрах в трехстах от дома. Наведаемся? А как же!
Подруга гуляет по мясному отделу, а я застряла в цветочном, любуясь красивым растением, со странно поэтичным названием: «Мединилла». Цена далека от поэзии, но… Темно изумрудные, с пильчатым краем широкие листья, как бархат. А соцветие похоже на гроздь винограда, длинной сантиметров двадцать, нежно-розового цвета. По наитию глубже вдыхаю носом, пытаясь определить запах…
-Она не пахнет… - раздается голос сзади меня.
Оборачиваюсь и вижу перед собой внимательные серо-голубые глаза. Девушка улыбается, а я не знаю, как сказать, что нам необходимо поговорить. Но мне почему-то кажется, что она понимает…
-Ленка, привет! Где тебя и можно встретить, так это в искусственных джунглях! Давно приехала? – Маринка смотрит на меня, пытаясь всучить пакет с мясом.
-Вчера. – Отвечает девушка.
-А я тут тебе клиентку нашла! – подруга представляет меня. – Подстрижешь ее?
Девушка окидывает меня более пристальным взглядом и я съеживаюсь. Впечатление такое, как будто моя универсальная защита лопается, словно мыльный пузырь. Машинально проверяю – нет, все на месте, только чувство, словно меня насквозь прошили рентгеновским лучом. Бросаю взгляд на нее, и пакет с мясом валится на пол.
Так не бывает! Но, тем не менее – ее защита многоуровневая, сферическая, да еще и сохраняющая движение вокруг своей оси! Такую защиту нужно не только уметь поставить, ее еще нужно удержать! Это подкрепляет мое мнение на счет ее способностей. Такое по незнанию не поставишь!
Ее зрачки на мгновение расширяются – я знаю, что это значит – переход от визуального восприятия к магическому… Если мой взгляд похож на тонких два луча, то с ее стороны вспыхивают прожектора…
Она способна остановить биение моего сердца одним усилием воли… Мне страшно…
Но ее взгляд не несет угрозы, он обволакивает теплом, успокаивая… утешая… возвращая уверенность и контроль над собственным телом.
Возвращаюсь на грешную землю, поднимаю упавший пакет…
Все занимает лишь мгновение, Марина не успевает ничего понять, ждет ответа.
-Когда? – Спрашивает девушка.
-Завтра, часиков в одиннадцать, да, Лен? – согласовывает со мной подруга. Киваю.
-Хорошо.
Почему мне так грустно? Мы идем домой молча, даже Маринкина жизнерадостность не проявляется. Защита девушки – это не защита себя от мира… Это защита мира от себя… Два плюс два… Я знаю ответ. Завтра…

ЭПИЛОГ

Маринка ушла на кухню молча, повинуясь невысказанной нами просьбе.
Девушка смотрит на меня, в ее глазах - море грусти, вселенная.
-Кто ты? – Я дрожу, как в ознобе. Эти глаза…
-Никто…
Она берет меня за руку, сжимает в своих ладонях:
-Смотри! – шепчут ее губы.
-Смотри! – кричат ее глаза.
На меня буйством красок обрушивается зелень лугов, песчаная пустошь пустынь, осеннее убранство лесов, призрачная толща вод океанов…
Страх отпускает меня, уходит…
Сквозь прозрачную воду я вижу песчаное дно, поросшее кораллами. Они рассыпаются миллиардами искр, вырастают звездами, планетами, вселенными…
Я – первый крик младенца!
Я – последний шепот на губах умирающего!
Я – Жизнь!
Я – смерть!
Она отпускает мою руку. Теперь ее глаза улыбаются.
-Боже, кто же ты? – повторяю я, но… ответ уже знаю.
Она поворачивается и уходит, а я…
Я знаю, что теперь Он выполнит свое обещание и приедет к ней с женой и своим ребенком. Со мной…и с нашим ребенком…
Я впитала ее прошлое и оно стало моим.
Она отдала мне все, кроме своей боли и так и не воплотившегося желания – просто быть…
Мне – право любить. Ему – право быть любимым. Себе…
Я собираю сумку и сажусь в поезд. Маринка крутит пальцем у виска, но отговорить не пытается…
Я найду его, я его узнаю, а он узнает меня.
Я буду любить его так сильно, как любила она.
Я уже Его люблю!
И я знаю, что подойду к калитке и он выйдет мне на встречу.
И я, набрав полные легкие морозного воздуха, крикну ему… звездам… небу:
-Я люблю тебя!!!

Это – моя судьба. Это – возврат в прошлое и рождение. Это – бесконечность…
И из пепла возродится…

Р.S.

В деревне ночи темны – вырви глаз. И тихие – тихие. А утро будит криком петуха и мычание коров, которых сгоняют в стадо.
-Лена! – зовут со двора.
Выглядываю – почтальонша. Собаки опережают меня, добегают первыми до калитки.
-Это тебе! – говорит Ольга, протягивая маленький прямоугольный листочек.
Я отгоняю собак…
Я держу в руках телеграмму:
Встречай. Едем. Миша, Лена, Божена.


22.08. 94.