Хоббитания

ХОББИТАНИЯ


Когда бы мы оказались в мире без идей, без целей наших, страданий, страхов, горестных раздумий, усталости и раскаяний, то Сердце и Душа узнали бы, наконец, что есть Жизнь.
Здесь, на Земле, мы приуготовляем себе Бытие Там, где окажемся после... Когда тяжести грехов опадут, как нам кажется, с наших ног, и легким станет полет. Но что будет Там не знает никто из нас. Да и все ли «там будем»?
Но, вдруг, вот сейчас, когда бы мы оказались в мире, где... Сердце и Душа, наконец, узнали, что есть Жизнь, что бы мы сделали?
Я вдруг повернул голову на Запад и увидел, как солнце играет с подсолнухами, словно открыл окна в сад, где «львиные зевы и настурции» придавали Закату лишь только нашей Земле присущий, уютный, домашний оттенок. Я повернул голову, и солнце стало играть в моих ресницах, оно вплывало в глаза, принося с собой Свет, проникший сюда сквозь Холод Пространств, пустых и неуютных. Солнце стало играть в моих ресницах, оно выплывало из глаз блестками, свечениями и искорками, в которые теперь был одет весь Зеленый Мир. Он словно бы весь был соткан невидимыми волшебниками, позволявшими, однако, мне думать, что и я в этом волшебстве тоже участник. Я открыл окна в сад и увидел, что он прекрасен. И я понял, что все это – Весь Мир, только для того и вертелся вокруг невидимого центра, что-бы я почувствовал так, глядя на мой сад, пламенеющий, благоухающий, живущий в скоплении миров, но и, вместе с тем, рядом со мной.
Я повернул голову на Восток и увидел в широко распахнутую дверь, что светила небесные, коим надлежало взойти в этот час,  уже там. Я воздал Элберэт то, что воздают надеждам, и открылись мне все Пути Небесные, все Карты и исчисления Путей Звезд. И я нанес их циркулем и тушью на бумагу. И увиделась мне ясная картина Мирозданий, которая в свете каминных отблесков и запаха мяты от чая казалась ветрами, играющими в волосах Венеры. Я подошел к глобусу Луны и назвал ласковыми именами три неизвестных моря, зажег свечи и налил вина...
Когда пьешь вино,  всегда думаешь о прошлом, о прошлом лете или осени, потому что вино, как никакой другой напиток, хранит в себе память прошлых дней. Что может рассказать так точно о солнечных днях, о дожде и ветре, как глоток хорошего вина. И ты вспоминаешь, как ты сажал эту лозу, и тебе помогал твой сын, как было утро сбора первого урожая, и ты не мог найти свою любимую корзину, как гроздья, переливались на солнце, и твой друг, бывший рядом с тобой, рассказывал тебе о своем отце, как вы пели, когда мяли его ногами, и как запах свежего сока стоял в доме еще очень долго. И как потом разливали молодое вино в бутыли и подписывали год, и ты просил, чтобы кто-нибудь нарисовал на этикетках портрет твоей жены. Как ты дарил ей эту бутылку на годовщину свадьбы, как вы пили это же вино, провожая в последний путь твоего отца...
Это и еще многое другое может рассказать один глоток вина. Меж тем пришла ночь, и где-то в саду пробудился сверчок. Он тебя знает, и ты его знаешь. Словно сон колыхнулись занавески, и новые бревна в камине охватило яркое пламя. И вся лишь забота – не забыть купить еще свечей...
Я повернул голову и посмотрел на Юг, где колыхались в огромных, мраморных чашах теплые моря. Мне показалось, что я вижу носовые огни далеких кораблей, которые, опустив паруса, бредут в гавань. Я  вдруг проникся радостью ожидания далеких вестей и рассказов.
Я всмотрелся и увидел теплое мерцание прибрежных городов, где улицы полны рыбных
лавок, и пряностей, и детей, бегущих за железными обручами вниз по улице. Там много му-зыкантов, странно и ярко одетых, поющих и пляшущих. Там глотатели огня и жонглеры, ко-торые роняют апельсины... И мы обязательно в воскресенье туда поедем.
Я смотрел на Юг и курил. Эту трубку подарили мне друзья. Они говорят, что она сделана из черного коралла – дорогая трубка, и курю из нее только я.  Я опустил голову и посмотрел на Север, словно увидел его где-то вдали, где-то глубоко в сознании. Мы встретились взглядами, и долго-долго разноцветное Семизвездье еще плыло у меня перед глазами.
Глаза Севера. В них непонятное Желание Пути, какая-то зовущая беспредельность, смутная радость от увиденного. Словно попадаешь в одинокий Приют Ветров, охватываемый всемирным движением воздуха. И ты понимаешь, что там и есть то место – место зарождения Всего, что рождает То, вокруг которого ВСЕ.
Я перестал смотреть и увлекся игрой воображения, где полусны вплетались в полуявь, и привычный облик Мира менялся и исчезал. Я думал, что  вот так День сменяет Ночь , Ночь приходит за Ночью. Что  именно так рождаются Миры, отрываются и летят к своим Центрам, на новые свои Орбиты. Как и мы. Несемся, увлекаемые всеобщим желанием найти границы рождений и узреть безграничье существований. Как и я, увлекаемый моим садом в микро-вселенные отдельных явлений и вещей.
Я вынимаю из камина горящую головню и размахиваю ей, призывая всех доныне бодрствующих. И они приходят, улыбаясь моему движению, моему короткому отрыву от орбиты, замедлению вращения, взгляду. Они улыбаются противоречивости моего «лёгкого человека», смотрящего во все стороны света, но, как бы сквозь Этот Мир, внутрь процессов движения. Они улыбаются, потому что чувствуют резонанс сердцебиений и колыханий цветов, и ночного ветра, чувствуют непреложную и вечную механику Света, который и озаряет, и оттеняет. Они улыбаются Гармонии. В глубине своих Улыбок они находят именно такую, которая не способна внести хаос непонимания и неприятия. Они согласны двигаться со мной от окна в сад, из сада к Закату, изменяясь и перевоплощаясь в Единое Существо,  зрящее Сквозь.
Так происходит вечное Движение «Внутрь из Вне». Так сливается мир с Миром, Существо с существованием, движения и паузы, То и Это. И Это , словно бы и никогда и не было Тем, но движется вместе с ним. И все это позволяет моему «лёгкому человеку» на миг сделаться настоящим, опустошенным и просто созерцающим. Замереть на миг, не двигаться и подождать, пока его Сердце не забьется в такт с сердцем Заката, реки или цветка в саду. Все это позволяет ему надеяться на Закат или Восход, а не знать наверняка об их будущем существовании.
Эта маленькая пауза,  возможность всмотреться, и делает его «к тому же человеком», со всеми его тяжестями, идеями, и прочими проявлениями знаний или незнания.
Эта тишина позволяет Мечте обрести форму, жизнь и дыхание, делает ее свободной от места рождения, свободной в своем Пути или Беспутии.