И я платила жалкой суетою...

И я платила жалкой суетою,
слезами горькими, отсутствием улыбок,
осенними тревожными ночами
и днями, не дающими покоя,

бездарно попадающими в плен
чужих поступков, взглядов, мыслей, стен,
Но даже этой платы было мало.
Материальная реальность подступала.

И в незадачливом кошмарном старом сне
я всё-таки молила о весне,
вновь сбившись на тирады о расплате.
Неуловимость сновидений даже кстати,

когда вдыхаешь сердцем горький дым,
а выдуманный ясный серафим
сжигает все попытки скрыть и скрыться
от света серого и стать прекрасной птицей.

Минуты укорачивали ели.
Шары прозрачные ещё сильней бледнели.
А горечь становилась ещё горше.
И слово каждое, как будто бы нарочно,

стиралось новогодней мишурою
и отделяло мир и нас с тобою,
чтоб в час печали помнить времена
почти забытых радостных мгновений.

Мне не хватало красок, полутеней,
чтоб вывести знак равенства для счастья,
чтоб наконец-то титры „счёт оплачен“
со мной смирили целый белый свет.

А металлический пустой почтовый ящик
две тыщи дней и столько ж долгих лет
висит пустым без самых важных слов.