Юрочка

1

Село Краснопольское казалось вымирающим. Не было видно ни одного нового дома. Столетние срубы серые и чёрные, с маленькими треснутыми окошками, проваленными крышами, покосившимися сараями, и подпёртыми со всех сторон гнилыми заборами, стояли лишь по одной стороне улицы, да и то с большими прогалами. Другая сторона выгорела ещё в пятидесятых годах прошлого столетия. Этот страшный пожар крепко запечатлелся в народной памяти, так, что строиться там, на бывшем пепелище, никто не решался. По той стороне даже электрические провода не тянули.
Социальные перемены девяностых привели к тому, что колхоз распался, окрестные поля покрылись сосёнками и берёзками, коровники растащили, как стройматериал, сельхозтехнику расхитили: что на запчасти, что поздавали как лом. Здание сельсовета, почему-то именно в том месте, где располагался кабинет председателя и висел портрет Ленина, дало огромную трещину, которую заткнули старыми телогрейками… Избы топили, как в старь дровами, хотя вдоль села пролегала газовая магистраль. На частное подключение у людей не было денег, а государственную программу тотальной газификации местные власти трактовали по-своему.
Молодёжь, как повелось ещё при советах, едва окончив школу, бежала в город… Таким образом, численность населения стремительно сокращалась. Брошенные дома косились и заваливались, потом их распиливали на дрова – так вот и возникали эти прогалы, быстро зарастающие осинником, сосняком, березняком и мелким кустарником. Не оставалось сомнений, что жизнь селян, неуклонно движется к своему логическому завершению. И только церковь, Свято-Преображенская, построенная в 1815 году в честь победы над французами, стояла прямо, высоко вскинув кресты.
Бог миловал – даже в самые лихие годы гонений в этом храме не прекращали служить. Среди прихожан всегда находились смелые люди, которые отстаивали храм Божий от поругания. После революции новая власть сперва хотела устроить там склад зерновых, потом хранилище удобрений, а потом и клуб… но всё тщетно…
Когда чекисты привезли десять подвод пшеницы, староста Алфёрова Клавдия Васильевна закрыла храм, ключ положила за пазуху и, при появлении богохульников, мёртвой хваткой сжала руками замок. Два бойца пытались её оттащить – безуспешно. Подвижница громко голосила: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его…» Кто-то крикнул: «Да отрубите ей руки, и дело с концом!» Но из толпы вышли ещё подвижники и присоединились к старосте. Тогда чекисты ссыпали зерно к ней в амбар, и командир отряда зло прорычал:
- Не дай Бог, если хоть одно зёрнышко пропадёт!..
- А вы пересчитайте и составьте документ! – выкрикнули из толпы, и все расхохотались, даже красноармейцы. Но один человек не смеялся. Он выхватил маузер и три раза выстрелил в воздух.
- Кто это сказал! – свирепо проорал человек в кожаной куртке, и кожаной кепке.
- Я. – из народа выступил парень с ясными глазами и редкой рыжей порослью на подбородке.
- Кто таков? – дуло маузера упёрлось в грудь юноши.
- Псаломщик.
- Имя!
- Алексей Пронин.
- Значит так, Алексей Пронин, весёлый Божий человек, поедешь с нами! Советской власти такие люди нужны…
Других сведений об этом псаломщике нет.
И всегда здесь служили добрые пастыри, батюшки, к которым съезжались со всех окрестностей… и даже из Москвы.


2

У Круглова в этом селе был дом. Он купил его перед самым отъездом за границу – по контракту. Чтобы дом зря не простаивал, он передал ключи своему другу Валере Селивёрстову, а тот стал вывозить туда на лето жену Аннушку и сына Юрочку. Сам приезжал на выходные и в отпуск.
Первые два лета было очень хорошо, а последнее выдалось жаркое, засушливое, дымное – кругом горели леса…
Отец Игнатий служил молебны. Крестным ходом обходили село, люди сами молились, как могли… непрестанно. Селивёрстовы в том числе. Аня с Юрочкой не пропускала ни одной службы, ни одного молебна, ни одного крестного хода… Шестилетний ребёнок держался молодцом: не ныл, не канючил, не просил мороженого, но добросовестно крестился и клал поклоны.
- Молодец, Юрочка… - улыбался отец Игнатий, он сразу полюбил, этого ясноглазого, русоволосого мальчика. – Вырастешь, в монахи пойдёшь? – всякий раз спрашивал батюшка.
- Пойду. – всякий раз твёрдо отвечал мальчик, и эта твёрдость умиляла весь приход.

Объявили эвакуацию. Верховой огонь бушевал в пяти километрах от села. Стихия надвигалась со страшным гулом, небо было покрыто гаревым мраком, летели горящие ветки, хвоя… дышать было нечем… Эвакуация проходила силами жителей окрестных сёл и деревень. По улице вереницей шли легковушки. Аня позвонила мужу, сказала, где их искать, затем намочила два полотенца – одним повязала лицо сыну, другим себе… Они  вышли за калитку. Увидев надвигающееся зарево, мальчик упал на колени и, воздев руки к небу, стал слёзно кричать: «Господи помилуй нас грешных!.. Мама это я виноват, прости меня!..  Помилуй нас Господи!.. Богородица, спаси нас!..»
Остановился «джип», мать взяла сына на руки и подошла к машине…
- Мне некуда вас посадить, - сказал водитель, - за мной идёт пустая «жигули»…

Потом, на проповеди отец Игнатий сказал, что село выручил Юрочка, ибо молитва младенца чиста и искренна, и скорее прочих достигает Спасителя.


3

Юрочка – это я.
В тот день, я совершил преступление. Я убил воробья, которой жил у нас на подоконнике в коробке.
Мы нашли его в воскресенье, когда пришли из храма со службы. Он сидел на крыльце, на последней ступеньке. По всему было видно, что он не может летать, что он болен. Мама посадила его в коробку, насыпала туда пшена и поставила на подоконник. Я залезал на табуретку и наблюдал за ним. Он был слаб и не шевелился, только моргал… пшено оставалось нетронутым… Я выходил на улицу и ловил ему кузнечиков… а чтобы они не уползали, я отрывал им все лапки… но воробей не трогал их…
В тот день я мучился странными мыслями. Мне вдруг стало казаться, что я – Бог, что всё что я вижу – небо, земля, солнце, звёзды, луна, деревья, дома, люди, птицы, звери, машины, самолёты, города, сёла, фабрики, заводы… ну всё-всё – всё это во мне, у меня в животе, в груди, в голове… Я чувствовал это и, даже, каким-то странным образом видел это в себе… Я хотел поговорить с мамой, но она: то молилась, то разговаривала по телефону с папой, то собирала вещи, то шла на огород и занималась грядками…
Я ходил по избе и не знал как мне разрешить это внутреннее напряжение, которое нарастало… На подоконнике сидел воробей. Но он был в коробке и, чтобы видеть его мне нужно было залезть на табуретку… Вдруг я почувствовал, что и он во мне… Я залез на табуретку и стал смотреть на него, и думал: «Как же это возможно – вот я же ясно вижу, он сидит в коробке, и в тоже время, чувствую, что он во мне…»
После обеда мама положила меня спать, а сама пошла на огород… Я не мог спать… Я вдруг подумал, что и у всех, наверное, так же – весь мир внутри… и у этого воробья тоже… Я поднялся с постели, взял из коробки воробья… Стал искать – чем бы мне его вскрыть… почему-то я не догадался пойти на кухню и взять нож… возле печки лежал большой гвоздь… этим гвоздём я и расковырял птицу…
Мне стало страшно и жалко… я ничего в нём не нашёл, только его сердечко, лёгкие, пупочек и кишки… Я весь перепачкался кровью, и на полу была кровь… и перья… Я боялся – а вдруг мама войдёт, что я ей скажу… Я завернул трупик в газету и сунул в ведро с мусором… потом взял тряпку, тщательно вытер кровь с пола, вымыл с мылом руки…
Я сидел на кровати и осмыслял происшедшее… Я думал: «Вот мне казалось, что внутри воробья весь мир, так же, как и во мне, но там ничего не нашлось… и если меня разрезать, то и во мне может ничего такого не быть… Тогда как же я это чувствую и вижу?..» Потом слышу – шаги – мама идёт… я лёг и сделал вид, что сплю…
- Юра, вставай… - сказала мама. – Огонь приближается. Началась эвакуация. Поедем спасаться в Артамоново…
Когда мы вышли на улицу, и я увидел чёрное небо, летящие ветки… услышал этот страшный гул и увидел зарево – мне стало жутко… я отчаялся… я подумал, что это из-за меня Бог разгневался и насылает на нас возмездие… Я упал на колени и стал кричать: «Господи, прости меня, грешного!.. Мама, прости, меня!.. Господи, помилуй нас!.. Богородица, спаси нас!..» Я чувствовал себя таким виноватым, что мне не хотелось жить…
Потом, помню, мы уже в большом помещении, нас много… мама сказала, что это школьный спортзал… Потом приехал папа и сказал, что всё кончено – огонь прошёл стороной… мы сели в нашу машину и поехали домой…



01.03.12
21:36