Живопись - 12

ПРОЛОГ


Отшумели выборы президента… Отплясали женский день… Улеглась буза в раздевалке по поводу низкой зарплаты…
Нет-нет, ничего серьёзного, до формирования стачкома дело не дошло – так, поорали друг на друга – кто в трусах, кто в кальсонах… Нету серьёзной мотивации к борьбе, нету… неделю на столе лежал надкусанный бутерброд с икрой… пока уборщица не выбросила… 
«Ну, - прицелился Ивушкин, - теперь можно и за культуру поговорить…»



1

Была пятница. Подумал: «После работы заводить разговор бесполезно – будут домой спешить… Самое время – обед…»
- Друзья, вы кушайте, а я буду вам рассказывать…
- Сказку што ль?..
- О рыбаке и рыбке, или про бабу-ягу?..
- Расскажи лучше про Иванушку-дурачка…
- Нет – хочу поговорить с вами о культуре… Культура – это… - задумался: «Что же такое культура?.. минуту назад знал… чувствовал… формулировал… а тут, как отрезало…»
- Чо, забыл?
- Ладно, ты пока вспоминай, а мы козелка погоняем…
Четверо сели за домино, остальные стали заинтересованно наблюдать… играли на вылет…
Он понял – момент упущен.

- Садыков, ты чо делаешь?! – орал Липатов. – Я тебе для чего голых подкладываю?! Чтобы ты рыбу делал! А ты чо делаешь?!
- Я думал ти на щистёрках играищь! – тоже высоко голосил Садыков.
- На шистёрках они играют!.. Думать надо, Садыков, думать!
- Слушайте, если вы так горячо играете на интерес, что будет, если деньги положить на кон?.. – улыбнулся Ивушкин.
- Хана будит… Симерть будит… Секир башка будит… - за всех ответил Садыков.

Время обеда вышло. Ивушкин раздал наряды на вторую половину дня, и решился всё-таки сделать объявление, которое сочинил, пока мужики резались в домино.
- Минуточку! Не расходимся. Значит так, друзья, руководство выделило деньги на культуру…
- По сколько в одни руки?..
- Сумма одна на всех… - Ивушкин с трудом сдерживал улыбку и фантазию, кипящую на языках иронического пламени.
- Как это понимать, командир?
- Очень просто… Всей бригадой, с жёнами, с детьми… будем посещать очаги культуры: музеи, выставочные залы, театры, консерваторию… будем организовывать поездки по стране… походы выходного дня по живописным местам Подмосковья…
- Это что-то новенькое… А если я не хочу, я могу свою долю деньгами взять?
- И я…
- И я не хочу – меня в детстве натаскали по этим очагам…
- Нет, так нельзя… это целевое финансирование… В субботу или в воскресенье, выбирайте, идём в музей изобразительных искусств имени Александра Сергеевича Пушкина…
- В субботу. - как отрезал, сказал Липатов. – В воскресенье у меня санитарный день…
- Решено: в субботу, в 10:00 жду всех в центре зала станции метро Крапоткинская… Всё, друзья, по коням… в смысле, за работу…


2

Никакого финансирования не было, Ивушкин решил из своего кармана начать приобщение людей к культуре, мол, главное раскрутить колесо, потом втянутся – сами пойдут…
«И с Двугривенным поговорю, - продолжал рассуждать новый бригадир, - глядишь, и администрация навстречу двинется… А нет, так пойду к Терещенко – мы с ним коньяк пили…»

В субботу, в 9:45 он вышел из вагона, в центре зала означенной станции метро, уточнил время, огляделся… Своих никого… Ладно, подумал, рано ещё… Стоит, волнуется, репетирует речи, поглядывает на часы: 9:50 – нету, 9:55 – нету, 10:00 – нету… 10:05 – нету… 10:15 – нету… Пошли мрачные мысли… С каждой минутой всё мрачнее… В 10:35 смотрит – идут… трое – Липатов, Сухоплюев и Садыков.
- Здорово.
- Здорово.
- Здорово.
- А где жёны, дети? Где остальные?.. Где филолог? Он что, не понимает о чём речь?..
- Всё, Бугорыч, больше никого не будет… У филолога брачный период… когда семя кипит, сам знаешь, не до музеев… - серьёзно сказал Липатов и Ивушкин почувствовал запах… какой-то приятный ягодный аромат… словно малиновым сиропом или морсом… и глаза у всех весело блестели.
- А наши жёны – продолжил сварщик, - пушки заряжёны… мы их в домашнем музее держим… в узде… или ты хочешь, чтобы они тут канонаду устроили…
Он не придал значения последним словам – шутят ребята.
- Ладно, слава Богу, и так… вижу настроение у всех хорошее… и правильно – культурой надо заниматься с радостью… культура – предмет интересный, впечатляющий… идёмте… Кто-нибудь из вас прежде бывал в Пушкинском?
- Давно… в детстве… - за всех ответил Липатов.
- Хорошо… значит, общее представление об экспозициях и залах у вас есть…
- Общее есть… - опять за всех ответил Липатов, остальные только счастливо улыбались. – Слева Египетский зал – мумии там разные, саркофаги… справа Давид…
- Хорошо… тогда сегодняшнее посещение будет конкретно тематическим… Тема такая – «Смысл жизни. Красота беспечной молодости и уродство безумной старости.»
- Умозрительно… но невероятно интересно… - опять отозвался Липатов, по-интеллигентски чуть присвистывая на «с», складывая губки трубочкой и оттопыривая прожжённый, мозолистый мизинец, словно держит кофейную чашечку саксонского фарфора...
«Хорошее начало… - подумал Ивушкин. – Всё-таки коллектив у нас замечательный… люди добрые, отзывчивые… на красоту имеют виды…»
Вышли на улицу.
- А это храм Христа Спасителя…
- Ну ты, Слава, даёшь… думаешь, мы уже совсем что ли…
- Нет, я к тому, что мы туда обязательно сходим… и не только как туристы… Вы, надеюсь, крещёные?
- Да… - ответили Сухоплюев с Липатовым. Садыков промолчал.


3

Вошли в музей. Купили билеты. Сдали куртки в гардероб. Ивушкин сразу повёл в те залы, которые требовались для раскрытия темы. К импрессионистам повёл людей… Думал: «Сначала позитивом их переполню, а потом негативом умерю...»
Вёл медленно, рассказывал:
- Слово импрессионизм происходит от французского impreession – впечатление… и это действительно очень хорошее впечатление… впечатление лёгкости, прозрачности, свежести – ощущение праздника жизни… Это совершенно иная манера письма, в отличии, скажем, от итальянцев семнадцатого-восемнадцатого веков, которых мы пойдём смотреть чуть позже… Здесь, у импрессионистов, мы не увидим чётких контуров, но увидим потрясающую модуляцию света и цвета, которая достигается небольшими отдельными мазками… Вот некоторые из имён, вы наверняка их слышали и знаете их работы – это: Базиль, Матисс, Дега, Ренуар, Моне… Но тут надо заметить: есть Моне, а есть Мане – один через «о», другой через «а»… одного зовут Клод, другого – Эдуард…
- Это тот, который себе ухо отрезал? – самонадеянно блеснул Липатов.
- Нет – того зовут Ван Гог… голландский художник Винсент Ван Гог… И не всё ухо, а только мочку… это следствие ссоры с Гогеном…
- Видать абсенту хорошо хватили…
- Браво, Николай! Абсолютно точное и глубокое замечание… в историческом смысле… Французская богема и часть элиты того времени весьма увлекалась этим, изумрудного цвета, напитком… Считается даже что они тем самым загубили печень всей нации… Дело в том, что абсент – это полынная водка, а полынь, как известно, оказывает пагубное влияние на печень… А Вы, Николай, откуда знаете такие подробности? – начиная разговор о культуре, он обращался к ним на «Вы», очевидно, стараясь подчеркнуть деликатность предмета.
- Пробовал… Не в таком, конечно, количестве… кусается полынка-то… мне милее наша «Столичная»… Скажем, в пятницу вечером начинаю с устатку, в субботу продолжаю для радости, в воскресенье лишь похмеляюсь, а в понедельник такая пруха – мама не горюй… сам удивляюсь откуда фантазия берётся… такие орнаменты варю на могильных оградках – клиент аж стонет от счастья…
- Хороший образ – «могильные оградки», в тему… Но с Ван Гогом не так просто, как может показаться на первый взгляд. Он вел нищенский образ существования, считая тщеславие абсурдным… Сын священника, он пытался учиться на богословском факультете университета, и даже в 1879 году получил должность проповедника, и преподавал Закон Божий… Любовь он ставил превыше всего. Ему принадлежит такая фраза: «Нет ничего более художественного, чем любить людей»… Но одно дело продекларировать свою концепцию, и совсем другое – следовать ей до конца… Любовь – это жертвенность… Именно жертвенность – отдание всего себя Богу и на пользу людям – открывает сознанию человека поистине вселенские горизонты… В этом смысле лучше изучать жития подвижников благочестия: Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Амвросий Оптинский… К сожалению, Винсент Ван Гог так и не смог примириться с Богом, иначе он не кончил бы жизнь самоубийством… Однако, мы пришли… Но где же Моне, где Ренуар?..
Обратился к старушке-смотрительнице.
- Добрый день… скажите, куда подевались импрессионисты?
- Вы москвич?
- В общем-то, да… - Ивушкин понял вопрос, краска хлынула в лицо.
- Странно… уже лет шесть как их перенесли…
- Куда?
- В соседнее здание… Галерея искусств стран Европы и Америки Х1Х – ХХ веков…


4

Задумался. План развалился – «Что делать?.. А может и хорошо, что начинать приходится с мрачного… а потом на свет… общее впечатление будет более сильным и устойчивым…»
- Может египетские мумии пока пойдём посмотрим? – осторожно предложил Липатов.
- Что? Мумии? Нет, ребята, египетские мумии – это произвольная программа, а мы ещё не выполнили обязательную… идём смотреть итальянцев…
Он уточнил у смотрительницы, где искать Бернардо Строцци, и ринулся, не останавливаясь ни перед чем…
Друзья следовали за ним.

- Вот… Картина называется «Старая кокетка»… Естественно – масло, соответственно – холст… Однако нас не интересуют, пока, технические тонкости исполнения – нас интересует сюжет… Ужас охватывает, когда смотришь на эту картину… Старая женщина в бальном платье с глубоким декольте, обнажающим увядшую, покрытую морщинами грудь, сидит перед зеркалом и прихорашивается… служанки помогают ей…
- Слушайте, это же один в один моя тёща… - напряжённо вглядываясь, заговорил Сухоплюев. – Вот так же сядет в воскресенье утром перед трюмо в коридоре, и сидит, смотрит на себя, мажется кремами, причёски наворачивает, сухие губы размалёвывает… а что там малевать, что воротить-то – вся уже, как печёное яблоко… Главное, полдня будет сидеть, ни в кухню не пройдёшь, ни в туалет, ни в ванну… Я ей говорю: «Мама, Вы пробку тут создаёте… дайте нам хоть нужду справить по-человечески…» А она мне: «Вот доживёшь до моих лет, узнаешь, что такое жизнь перед смертью…»
- Очень хороший пример, Гриша… Кому-то может показаться, что эта проблема где-то там, далеко, в семнадцатом веке, а сегодня у нас совершенно другая жизнь: автомобили, самолёты, компьютеры… Но нет – это всё здесь, рядом, в наших сердцах… Сколько пенсионеров, ветеранов войн и труда, маются на старости лет, не зная что происходит и чем себя занять… У них ничего нет, кроме воспоминаний молодости, канувшей в лету… Всё прошло: неутомимость, красота, интриги, трудовой и воинский энтузиазм, романтические развлечения… а что осталось?.. ничего… потому что ничего другого и не было… а это всё преходящее… Беда в том, что не сформировалась в сознании та религиозно-философская основа, которая при переживании переходных периодов, остаётся незыблемой и удерживает мировоззрение на высоте духовности бытия…
- Да-а-а… задумаешься, когда шестой десяток разменяешь… - вздохнул Липатов. – Одной ногой уже там… Здоровье тает, как мороженое в жаркий полдень…
- Очень красивое сравнение… Вы, случайно, стихи не пишете?..
- Некогда. Мы деньги зарабатываем – сЕмью содержим…
- Есть только один способ избежать такой уродливой старости...
- И что же это за способ?
- Воцерковление…
- Что, идти к Богу на поклон?
- Да. Посмотрите, в каком окружении находится эта картина… Вы скажете – случайность… А я скажу – нет… В жизни нет ничего случайного, бессмысленного… каждая мелочь, каждая, даже самая крохотная, деталька мироздания имеет свою причину и следствие… У Бога всё на месте, всё причём… Если мы спросим у музейного работника – по какому принципу размещаются картины, он наверняка скажет, по принципу визуально-эстетического соответствия, то есть цветовое и световое сочетание с другими полотнами… Но ведь есть ещё и смысловая нагрузка произведения, и тайный Промысел Бога о всех… Посмотрите, что мы имеем здесь: справа Алессандро Турки – «Крещение Христа», правее Джузеппе Креспи – «Святое Семейство»… а слева мы видим замечательную картину Джованни Ланджетти – «Святой Себастьян»… то есть «Старая кокетка» как бы зажата в тиски христианской тематики…
Он посмотрел на товарищей. Те переминались с ноги на ногу, глаза их утратили счастливый блеск. Подумал: «Хорошо… задумались, голубчики…»
Продолжил:
- Христос пришёл в мир для того чтобы показать нам иное мировоззрение, иной смысл жизни… Он показал что главное в этой жизни – любовь… А что, без Него не знали – спросите вы? Не знали. И тогда не знали, и теперь не очень-то знают. Но теперь узнать легче – есть Евангелие, есть Церковь Христова, есть писания и опыт святых отцов, есть люди, которые могут помочь во всём этом разобраться...
- Попы что ли? – скользко улыбнулся Липатов.
- Да священники… Только всё это надо исследовать самому, не полагаясь на чужие мнения и кривые толки… Понимаете?.. Человек сам должен найти Бога, Его любовь… Священник только помогает… Никого за уши не тянут к алтарю… Вот посмотрите – Господь крестится в Иордане… Иоанн Креститель говорит: мне ли Тебя крестить – я обуви Твоей недостоин? А Он отвечает: крести – всем надо креститься, а Мне в первую голову… Видите какое смирении являет Господь, не имеющий ни одного пятна, ни одного изъяна, не знающий никакого греха… Он не говорит, мол, у Меня льготы, или Мне положено нечто особенное, мол, Я выше всех вас, нет – Он делает то, что положено всем… причём, выполняет Своё же указание… Вот какая у Бога любовь… И те кто увидели эту любовь, поняли её, приняли её – шли ради неё на смерть… И таковым мы находим святого Себастьяна… Он принял мученическую кончину за Христа… Видите он пронзён стрелами – это стрелы нашего невежества и безволия… Так же и с Христом поступили, крича Пилату, дай нам Варавву, а Этого распни!.. Христос расширяет наше сознание до вселенских масштабов… Пожертвовать собой ради другого это всё равно что создать новый мир, новую вселенную, как это сделал некогда Творец-Вседержитель… А что можно создать, глядя на себя в зеркало, ублажая и украшая свои телеса – ничего, только смерть, болезненную, постыдную… Представляете, как эта старуха спит, как она засыпает… и вообще, что такое для неё ночь…
- А что тут представлять, реально знаем: не кирнёшь – не уснёшь…
- Совершенно верно… так не лучше ли пострадать за любовь и достойно умереть, как этот святой Себастьян, и в вечности быть принятым Христом, нежели так вот нелепо киснуть, мытариться и, в итоге, кануть в преисподнюю…
- Ладно, Слав, закругляйся, пойдём отсюда… меня тошнит уже от этой жабы… - брезгливо морщась, сказал Сухоплюев. Он отвернулся от «Старой кокетки» и искоса поглядывал на «Святое семейство».
- Да, конечно… я только хотел добавить: Варавва, которого принял иудейский народ отвергнув Христа – это прообраз вождя мирового пролетариата… Экономическое благополучие страны и материальный достаток граждан – далеко ещё не залог здоровой, счастливой жизни… Не может быть светлого будущего если настоящее и прошлое покрыты мраком, мраком безбожия – как ни украшай свою глупость, она всё равно остаётся глупостью… из мрака выходит только мрак, и во мрак… Чтобы выйти на свет, надо знать что есть свет… Начало ХХ1 века со всей ясностью убеждает нас в этом: кризисы, катаклизмы, неизлечимые болезни… Когда мы, каждый из нас в отдельности, а следовательно все вместе, плохо живём – пьянствуем, материмся, дерёмся, развратничаем, хамим в роскошестве, злобимся в нищете – мы ведь таким образом продолжаем распинать Христа, и мучить святых праведников, которые положили себя за лучшую жизнь… Но самое страшное то, что мы невежественны и циничны в своих суждениях об этом… и дети наши перенимают от нас наши пороки…


5

  Переводя людей из одного выставочного пространства в другое, он испытывал глубокое удовлетворение и невыразимый творческий подъём. Очевидно, так чувствует себя успешный просветитель перед внимательно затихшей аудиторией.

- Где тут у вас Ренуар? – резко, с ходу спросил бригадир.
- На втором этаже! – так же резко ответила билетёрша, и недоумённо пожала плечами. – Ураган… Кому сказать, не поверят…
Он стремительно поднялся на второй этаж, открыл белую дверь и решительно шагнул…
Товарищи следовали за ним…
- Вот они, красавцы!.. – в его голосе слышался восторг любви и торжество знания над невежеством. Его спутники переглядывались и по-своему улыбались.
- Ах, ах, ах!.. Фарен – «Бал в Парижской опере»… Дега – «Голубые танцовщицы»…  посмотрите, какая пластика, сколько нежности, и, в тоже время, какая смелость в утверждении цветовых амплитуд… голубой просто пылает… Моне, Клод – «Белые кувшинки», «Завтрак на траве»… Поль Эллё – «Дама в белом»… Ну где же, ну где?.. А, вот он… Признаться, Ренуара я люблю больше остальных… Вот где чистота и волнительность красок… вот где буйство цветущей молодости, обаяние и высота творческого достоинства… образы словно светятся изнутри… посмотрите какое очарование – «В саду (под деревьями Муллен де ла Галлет)»… «Девушки в чёрном»… ну как тут не влюбиться… и наконец, она… Прочтите, Николай, я без очков плохо вижу…
- Портрет актрисы Жанны Самри… - неловко, смущаясь, прочитал Липатов.
- Са-ма-ри, Коля… актриса театра «Камеди Франсез» Жанна Самари… она умерла в тридцать два года от брюшного тифа… кто знает, возможно, это спасло её от участи «Старой кокетки»… Здесь мы её видим в полном цвету… Какое лицо… Посмотрите, как он боготворит её переливами нежнейших полутонов… бледно-изумрудный туманно переходит в персиково-розовый, сквозь который едва уловимо проступают сиреневый, бирюзовый, фиолетовый… глаза синие-синие – а чуть отойдёшь –  чёрные, как Синайская ночь… Помните, у Бунина:

А посмотришь в сторону Синая…
Под луну, к востоку – там всегда
Даль пустыни точно золотая
На песках разлитая вода.

Впрочем, это, кажется, не к месту…

- Щто такое синай? – наконец-то озвучился Садыков.
- Это Синайский полуостров, Муса… Думаю, в жизни никто её такой не видел, хотя говорят она была настолько хороша, что он старался даже ухудшить её на портрете… Смею предположить обратное – он привнёс, привнёс нечто такое, чего, и не было в ней, о чём простому, недалёкому обывателю никогда не догадаться… Это искусство большого мастера… гения… полёт его фантазии… откровение его души… взгляд с высоты творческой одухотворённости… воплощение грёз… Всё в этом образе говорит о плавности внутреннего течения… Это женщина-мечта… Она словно спустилась с небес, и её тело не достигло ещё той плотности, которая нас удручает порой и суетит… Вы видите – она настолько легка, что, кажется, всё вокруг неё обретает свойства тонкого мира: и даже стены этого зала, и потолок, и пол, на котором мы стоим… Я тоже немножко художник и привношу своё видение, свои краски, свою фантазию… Думаю, Огюст простил бы мне это… Нет – отсюда невозможно уйти с кислым сердцем, без радости, без вдохновения… Ах, этот жизнелюб Ренуар!.. Она была в него влюблена, и, не без сожаления, заметила однажды: «Ренуар не создан для брака. Он сочетается со всеми женщинами, которых пишет, через прикосновение своей кисти.» Представляете, она была ещё и хорошей собеседницей… редкое качество... Очень важно здесь привести и его слова: «Мне жаль мужчин – покорителей женщин. Тяжкое у них ремесло! День и ночь на посту. Я знавал художников, не создавших ничего достойного внимания: вместо того чтобы писать женщин они их соблазняли.» Такая позиция делает ему честь. А если мы соединим эти две фразы, то наше представление об этом мастере расширится и гораздо усилит впечатление от его работ… Надо сказать, что Ренуар был человеком здоровой психики и, в отличие от того же Ван Гога, прожил долгую жизнь…
Ивушкин чувствовал вдохновение и простор… Он говорил легко, смело, широко, не претыкаясь на пошлости и не сомневаясь в своей правоте, не обращая внимания на других посетителей, которые останавливались и прислушивались… Он говорил, говорил… и вдруг замер, замолчал… Он смотрел на портрет и мучительно думал, кого же она ему напоминает: «Неужели склероз начался?.. Так часто вижу её, а сейчас не могу вспомнить – кто это…»
- Друзья, она вам никого не напоминает?
- Послушай, Слав, мы не завтракали… - оглядываясь, прошептал Липатов.
- Что?
- Ну, в смысле, там буфет есть… выдели нам на бутерброды…
- Да-да, конечно… питание входит в программу… сколько?
- Ну, я не знаю… дай рублей по двести что ли…
- Вот, у меня только тысяча…
- Давай тыщу, сдачу принесём…
- Я вас тут подожду…
«Ага, жди… сдачу ему… как будто это его деньги…» - смеялись удаляющиеся мужики. Но Ивушкин их не слышал – он опять вглядывался в милые сердцу черты и пытался прояснить для себя, кому же ещё из его близкого окружения они принадлежат...


6

Прошло минут сорок, он просмотрел все картины в этом зале, тщательно продумал и отрепетировал свою дальнейшую речь, а товарищи всё не возвращались. Заволновался. Спустился в кафе, там их не было.
- Скажите, вы горячительные напитки – водка, коньяк – подаёте?
- Нет.
- Всё ясно…
- Что Вам ясно? – буфетчица нахмурила брови.
- Простите, это я не Вам…
Прошёл в гардероб, стал расспрашивать гардеробщицу, та по описанию опознала их.
- Да – взяли свои куртки, и ушли… И знаете, они были нетрезвы…
- По какому признаку Вы это определили?
- Они гоготали… Да-да – не смеялись, а именно гоготали… как гуси… Так ведут себя только во хмелю… или с похмелья… И потом, простите, лексика…
- Как Вы думаете, отчего люди так много и безобразно пьют?
- Думаю, из любви к вольности… а её нет… холопство русскому человеку претит…
- Вы абсолютно правы, пьянство – это ущемлённой гордости уныние…
Ивушкину стало не по себе. Он понимал, что основной удар получит в понедельник, когда вся бригада будет над ним потешаться, мол, развели, как последнего лоха… замутил тут «культур-мультур», понимаешь ли…
- А скажите мне, Христа ради, что такое интеллигентность?.. – опять спросил гардеробщицу, и уже совсем потухшим голосом. – Молчите?.. Тогда я Вам скажу: интеллигентность – это светский уровень святости, только в отличие от церковного, он несколько мутноват… как абсент, разведённый водою…

Он взял своё пальто, не глядя в зеркало, надел, накинул шарф и медленно, обречённо вышел на улицу…
Было не по-весеннему снежно и ветрено. Снежинки, гонимые порывами ветра, колючими брызгами бились в лицо, в глаза… Не глядя под ноги, и вообще, ничего не видя вокруг, перешёл на другую сторону проезжей части. Машины останавливались, пропуская удручённого пешехода… Спустился в метро… Свободное место нашлось, сел, достал плейер, вставил в уши наушники, пустил Литургию в исполнении монахов Сретенского монастыря… закрыл глаза… смотреть на мир не хотелось…


7

Понедельник. Так оно и случилось. Нет – прямо ему никто ничего не сказал: ни Липатов, ни Садыков, ни Сухоплюев… никто… Он всё читал в смеющихся глазах… А эти трое даже не соизволили объясниться, как будто так и надо…
После обеда разразился скандал. Бульдозеристу Тимофееву не дали аванс.
- Нет, это што такое?!. Я щас пайду, и разнесу эту багадельню в пух и прах!!! Они гаварят: «Вы бальничный не вовремя здали…» - произнёс это, сатирически кривя губы и подражая женскому голосу. – Што значит «не вовремя»? Кагда мне иво закрыли, тагда я иво и здал! И патом, причём тут аванс?! Он никак не связан с больничным!.. Аванс это… Аванс это… - он морщил лоб и беспомощно разводил руками. – Слава, памаги, што такое аванс? Сафсем башка адряхла…
- Аванс – это часть зарплаты, которая выдается трудящемуся, чтобы он смог дотянуть до получки…
- Вот именно, да-ти-нуть… а мне нечим уже тинуть… мне уже кушать нечиво…
- Да ладно тебе, кушать ему нечего… - подзуживали мужики. – Скажи уж выпить не на что…
Все – га-га-га…
- Нет, рибята, тут вы ни правы… У миня есть на што выпить… У меня фсигда есть на што выпить… Я што, дурак фсе деньги снимать с картачки – у миня там заначка… Тут дело принципа – если паложен аванс – дай мне иво во время… а то фсем дали, а я, значит, мандарины салёные саси, да?
Коллектив поделился на два лагеря, и развязалась обычная холопская буза. Отматерили всех: бухгалтерию, мастера, который закрывает наряды, главного инженера, заместителя генерального директора, самого генерального директора, затем, как водится, президента страны, и коммунистов, и демократов, и олигархов, и врачей, и полицию, и, даже, святейшего патриарха всея Руси… хотя, казалось бы, он-то тут причём…
Ивушкин не участвовал, он смотрел со стороны и думал: «Боже мой! Какие несчастные, странные люди, больные, уставшие, угнетённые своей бесцветной, однообразной безысходностью… как жаль… но что поделаешь… что поделаешь…»


8

Наконец, время присутствия истекло. Это странное, тягостное для Ивушкина, время. Он помылся, переоделся, вышел на улицу и быстро направился к дому.
Стоял ясный мартовский полудень-полувечер, капало с крыш, под ногами хлюпали талые течи... Но он не чувствовал весны, не слышал щебечущих в скверике птиц, его ноздри не обоняли запах весенних фантазий и грёз…
- Вячеслав Андреевич! – услышал он вдруг. Обернулся, вгляделся... Господи, да это же она – Жанна Самари…
«Ах, эти чёрные глаза…» - зазвучало в груди.

- Вы к метро? – чуть запыхавшись, спросила Сима Либенгольц.
- Да… - с радостью, с готовностью на всё доброе откликнулся он и подал ей руку, согнутую в локте.
- Позвольте, я слева пойду? – она была такая лёгкая, такая нежная, такая изысканная…
- Ах, Жанночка, если б Вы только знали…
- Я не Жанна… я Сима…
- Ой, простите, Сима… простите… если б Вы только знали, Сима, насколько я неприхотлив…




ЭПИЛОГ


Проснувшись, он увидел, как сквозь шторы пробивается синий рассвет… шли минуты, синева бледнела, в комнате становилось светлее… Почувствовал и увидел на себе её руку… колечко с изумрудиком, розовые ноготки… Осторожно поднялся… посмотрел на часы – будильник ещё не звенел… стал разглядывать её… она спала… она была прекрасна… но краски уже сгустились и вещество уплотнилось, заставляя его думать не так как вчера, когда всё было растворено в весеннем воздухе, в омуте её очаровательных глаз, в звуках её молодой, наивной словесности…
Теперь он думал: можно ли соединить жизнелюбие художника Ренуара и боголюбие святого мученика Севастиана?.. Пока он только нарушил их правила – правило одного: «Любить женщин, любоваться ими, рисовать их очарование, но в греховную связь не вступать», и правило другого: «Отречься от мира, поститься, молиться и умереть за Любовь – за Христа»…
«Господи, где я теперь? – думал он. – Я старше её на четверть века… Чего ради это произошло?.. Что скажет она, когда проснётся?.. Что скажет, если услышит, что я не намерен жениться?.. Что скажу я, если через пару недель обнаружится, что она оплодотворена?.. Что скажут люди на всё это?.. Впрочем, ясно – они скажут: ну вот, ещё один филолог нашёлся, у которого семя кипит и брызжет во все стороны… а нам тут баки заливал… о благочестии, о чистоте, о духовности…»
И вместе с тем, он видел, как с нарастанием света усиливается её обаяние, меняются краски, появляются оттенки, скрывавшиеся в полумраке… он чувствовал, как влияние молодой женской красоты начинает волновать и горячить его кровь, и неодолимое влечение овладевает всем его существом… ещё чуть и он разбудил бы её… но он резко отвернулся и выдернул себя из этого плена…

До звонка будильника оставалось двенадцать минут. Облился холодной водой, оделся, прошёл на кухню, затеплил лампадку и стал молиться… он молился молитвой Ефрема Сирина… как и положено Великим постом…
Совершив определённое количество земных поклонов, вдруг замер, стоя на коленях, как бы прислушиваясь… он то открывал глаза и смотрел на лампаду, на образ Спасителя, то опять закрывал, видимо, уходя в глубину внутренних переживаний…

Зазвенел будильник… он вздрогнул, перекрестился, и прошептал: «… С радостью… если Тебе это угодно…» 



28.03.12
6:20


*Некоторое описание Симы Либенгольц находится в «Живопись – 9»…