Сны Поэта. Новелла. Чёртово молоко

ЧЁРТОВО МОЛОКО


    Самый первый сон, который я помню, был страшный: меня проглотил чёрт. Он явился ко мне в образе чёрном тигрицы с отвислым животом и острыми сосцами кормящем матери. У сосцов был только один ряд, и все они были похожи на шпингалет нашего рукомойника. Из них капало белое молоко...

     Зимой мы, ребятишки, спали с матерью на полатях: к утру старый дом выстуживался, а там, у потолка, всю ночь держалось тепло.

     Каким-то чудом я, маленький, очутился в риге, где в бревенчатой пристройке — овине — сушили снопы, а потом молотили их на плотно прибитом току. В  углу лежали уже обмолоченные снопы и высилась горка мякины. Пахло тишиной и одиночеством, соломой и мякиной. Да, у тишины и одиночества есть свой запах.

     Помню, сидел я на снопах, в самом уголке, и, замирая сердцем, ЧТО-ТО ждал. И оно явилось. Всё моё тело пронзило чувство: на меня кто-то смотрит. Но вокруг никого не было. Тогда я посмотрел вверх, под соломенную крышу, — и увидел чёрта, глядевшего на меня бледно-фосфорическими глазами. Чёрный, он по-кошачьи шёл по нависшей жерди в мою сторону. Жердь покачивалась, и покачивался отвисший живот, покачивались острые сосцы, разбрызгивая молоко. Одна из  капель упала мне на лоб и повергла меня в холодное оцепенение. Ни двинуться, ни закричать. А чёрт шёл и шёл, не отрывая от меня своих чертячьих глаз. Покачавшись на конце жерди, он упал на снопы, отскочил от них почти под крышу, снова упал и снова отскочил...

     Долго-долго колотился чёрт о снопы, о мякину, должно быть, нагонял себе аппетит, потом, весь распаренный, лоснящийся, подошёл ко мне и... проглотил меня. Он меня не кусал, не жевал, а просто взял и проглотил. Всё моё тело сразу же обдало какой-то тесно облегающей теплотой. Видимо, я застонал, а то и закричал от страха, потому что встревоженная мама растолкала меня.

      — Что с тобой?!

     Тут я проснулся, быстро сообразил, что к чему, и, не отвечая,   притворился снова спящим.  От радости  уже  не мог заснуть. Долго лежал в темноте с открытыми глазами —
Всё  хотел и не мог вспомнить, были у чёрта рожки или нет?

     Утром мать опять спросила, почему это я ночью кочевряжился и не давал никому спать. Братишки и сестрёнки ехидно улыбались. Они с нетерпением ждали моих объяснений, но не дождались. Таился я вовсе не от них, а от матери. Она была великой разгадчицей снов, а из её прежних толкований я уже знал, что если приснится чёрт — это плохо, а тут не только приснился, но даже проглотил меня. Опять же мама говорила соседке, что увидеть во сне молоко — это к хорошему. Всё будущее моё держалось теперь на этом молоке. Молоко хоть и чёртово, а всё же настоящее белое молоко. К тому же у чёрта не было рожек.

     Одним словом, своим собственным толкованием сна я пытался ослабить, если не предотвратить, нечто роковое. Видимо, это мне, как я ни изощрялся, не удалось. Вскоре на тех же полатях, укрывшись той же дерюгой, я сочинил своё первое стихотворение.


ВАСИЛИЙ ФЁДОРОВ