Серёжки

  Ну, и что тут поделаешь... Вот начинают мои приятельницы обсуждать свои украшения: цепочки, колечки, браслетики разные, и пока доходят они до серёжек, я теряю всякий интерес, и мои мысли уносятся в далёкое-далёкое школьное детство, когда мой дед настаивал на том, чтобы я, как настоящая паненка, проколола уши и носила серьги.

Я тогда сильно сопротивлялась и упорно настаивала на своём: «Не хочу быть, как все, не буду носить серёжки».

«Ну будь, ну будь, корзя!» - смеялся дед, оставляя меня в покое, до следующего удобного случая.

Потом, вдруг, вспоминаю двух мальчишек, одноклассников. Я их так и называла - «Серёжки». Они были дружны, садились порой за одну парту, пока раздражённые учителя не разгоняли их со словами: «Так толку будет больше!»
Какой такой толк они от них ожидали, точно не знаю. По-моему, они были очень умные, начитанные, воспитанные мальчики.
С одним из Сергеев мы даже фотографировались в начальной школе для стенда «Наши отличники».
Второй учился похуже, не всегда хотел общаться с учителями. Но в его глазах я уже тогда замечала какой-то ироничный лучик мудрости, «не по годам».
Иногда, мы втроём ходили в библиотеку менять книжки, или просто сидели на скамеечке в тени старых акаций и болтали о жизни, о прочитанных книжках и увиденных фильмах.
Я тогда ещё не знала, что нравилась им обоим. А вот они точно мне нравились оба, просто как хорошие мальчишки, друзья.
Одного из них я ещё очень сильно жалела, в глубине душе, стараясь никогда это не показывать. Но всегда какое-то щемящее «чувство» жалости комком подкатывало к горлу, когда я видела его серые грустные глаза.
Он рассказывал содержание прочитанной книги, а я рисовала перед глазами ту страшную картину, когда какой-то соседский мальчик, играя с ним в войну, убил у него на глазах его маленькую сестричку Леночку, четырёх лет от роду, выбежавшую навстречу, чтобы радостно поприветствовать братика. Соседский мальчик был сыном милиционера, почему он стрелял из табельного оружия отца, уже не узнать никогда. Но эта трагедия в жизни Серёжки стала роковой.

Второй Сергей был немного «себе на уме», не открывался всем и сразу. Его побаивались трогать и одноклассники и учителя. Он мог просто встать и уйти. Независимый такой нрав был у него. Но мне он улыбался открыто, чуть сощурив свои «лукавые» глаза.
Мне нравилось общаться с Серёжками. Я тогда ничего ещё не ведала про любовь. Нет,конечно, читала в книжках и всё такое… Но сама ещё не испытывала такого чувства.
Всё ждала и верила, что со мной это чудо обязательно произойдёт, но не так скоро.

В ту пору после восьмого класса многие мальчики уходили учиться в техникумы, получали и образование и профессию. Особенно это рекомендовали тем, кто не особо тепло относился к школе, к процессу учения.
Второй Серёжка, оказывается, уже всё для себя решил: «Пойду в техникум, надоело всё…».

Что ему надоело? Почему он уходит?

Потом как-то из разговоров взрослых узнала, что его отец музыкант. Играл он, правда, в духовом оркестре, чаще всего на похоронах, а домой приходил «на бровях». И это была, наверное, главная причина такого Серёжкиного решения.
Именно потому, что Серёжка собирался уходить из школы, он и решился признаться мне в своих чувствах. Это, кажется, так называется: «застигнуть человека врасплох»! Просто подойти средь бела дня, взять за руку, сказать, что любит, поцеловать руку и уйти, не дожидаясь ответа...
Знаете, не всякий зрелый мужчина способен на такое! А мальчишка…  Просто восторг! Браво! Кому? Его маме, книгам, а, может и папе, горькому пьянице, чью судьбу тогда он совсем не желал повторить…

Я, конечно, была сильно обескуражена и даже как-то подавлена этим признанием. А как же друг Сергей? Мне было нестерпимо обидно за него и ещё больше жаль, что не он первый признался мне в чувствах. Потом представлялась сцена, как они оба признаются мне в любви, а я прошу их остаться моими друзьями потому, что моё сердце принадлежит другому, то есть третьему...
Никому оно тогда не принадлежало, это точно, но всё-таки было какое-то особенное предчувствие моей предстоящей первой любви, которая полностью изменила мою душу и сердце, сделав меня настоящей, искренней и честной в отношениях с людьми.
Знаете, мы так и остались хорошими друзьями. Сергей тогда не поступил в техникум. Я о его признании никому никогда не рассказывала, так что никто о нём так никогда и не узнал. Серёжки теперь всё реже садились за одну парту. Мы уже не ходили «менять книжки» в «библу»  и совсем не сидели втроём на скамеечке просто так. Мы выросли...

Однажды, после очередных летних каникул, я вернулась домой на крыльях Любви. Я была тогда самой счастливой девочкой на свете! Я впервые в жизни влюбилась!
Наверное, Серёжки это заметили. Они почему-то улыбались мне в ответ одними губами, а глаза их были такими грустными, мечтательными… А, может быть, это была только моя фантазия, моё воображение...

Прошло много лет с тех пор. Жизнь, не церемонясь, направила каждого из нас строго по своему маршруту.
Но однажды я вернулась к своим истокам, чтобы найти на старом кладбище могилу моего деда. Я шла по заросшим травой тропкам, между бугорками заброшенных могил, надеясь отыскать именно ту, где много лет назад был похоронен мой дед.

Старая тётушка была единственной, кто мог мне тогда помочь. Но она никак не могла вспомнить, как и куда нужно идти, где поворачивать. Мы уже прошли большую половину площади заброшенного кладбища, когда я наткнулась на памятник со знакомой фамилией и выцветшей на солнце фотографией, на которой старший братик обнимал свою маленькую, ещё живую сестричку. Их похоронили рядом, практически в одной могиле. Спустя десятилетия…

Тётушка присела немного отдохнуть, она и рассказала мне, что парень этот «сильно тужил» по сестричке, стал «попивать», заболел он от этого и умер…

- А вот тут друг его, недалечко, Сергей тоже звали… Пьянка всё проклятая…

Я уже не слышала остальных её слов, когда подбежала к старой могиле и присела на выжженную нещадным солнцем траву. С фотографии смотрели на меня, чуть с прищуром, лучистые Серёжкины глаза…

- Вставай, милая! Поздно уже, тут недалеко и дед твой... Пошли. Пора.

Голос тёти не сразу вернул меня в сознание.

- Да-да, сейчас, идите, я догоню...

Я достала из сумочки потёртый кожаный футлярчик, осторожно вытряхнула из него на ладонь две маленькие позолоченные серёжки с бирюзовыми, как само небо, камушками.
Потом, на ощупь нашла уже давным-давно заросшие дырочки на мочках ушей и, крепко сцепив зубы, вдела серёжки...

- Здравствуй, деда! Это я! Смотри, у меня же серёжки! Твои серёжки, деда...

Я стояла перед могилой своего деда и совсем не чувствовала физической боли, слёзы тихо катились по моим щекам, прохладный ветер обдувал лицо и, подхватив мои слова, уносил их куда-то далеко-далеко, в безоблачную прошлую жизнь...