Наследник талисмана Пушкина Владимир Даль

О, как бы жили мы без Даля? Владимир Николаевич КРУПИН  http://russdom.ru/node/4471

 Прекрасный русский поэт Алексей Решетов очень хорошо написал о Владимире Дале:

 Владимир Даль, Казак
          Луганский,
 В отставку выйдя, пишет
           сказки.
 И даже сам Виссарион
 Белинский
 Ими восхищён.
 Но в Академии имперской
 Его пословицам и песням
 Свободный вход
                не разрешён,
 Зане народу служит он.
 Увы, вошло в слепую моду
 Натурой называть природу
 И двести тысяч слов
                родных
 Менять на насколько
                ввозных
 Слов, супротивных,
                чужедальних.
 О, как бы жили мы без Даля?
 Кого бы Пушкин попросил
 Поднять его, лишаясь сил?

        Да, именно Пушкин благословил Даля на создание «Словаря русского языка», и именно Даль был около поэта в его последние земные часы.

        Однажды, заполняя анкету и отвечая на вопрос: «Какими языками владеете?», я ответил: «Русским со словарём Даля». Сочли за шутку. Но ведь это и в самом деле так. Считать, что ты владеешь русским, и не знать Даля — это значит говорить неправду. Словарь Даля — это не собрание слов по алфавиту, это самая национальная книга русских. Гнездовое размещение слов в его словаре, к которому всегда придирались, оказывается очень полезным для расширения не только знания слов, но и для постижения русской жизни.

        Интересно, что о Дале я впервые узнал из статьи Крупской. Статья, конечно, о Ленине. Крупская пишет: «Когда Ильич расстраивался, то брал словарь Даля и листал его. И вообще говорил, что кабинет интеллигента, это: стол, стул, Даль». Как было мне, комсомольцу пятидесятых, не учиться у вождя? Но ещё интереснее то, что сам-то Ленин читал Даля, а издавать его не давал, обзывал областническим, устаревшим. Так и не издавали. И нигде его было не достать. Хотя до революции словарь выходил трижды.

        Еле-еле в 1957-м Михаил Шолохов своим авторитетом добился его издания, но вначале не словаря, а книги «Пословицы русского народа». О, это было событие! Тираж в 75 тысяч исчез из магазинов за день-два. И стоил немало — 25 рублей. Но это была такая драгоценность, что не один я был готов лишить себя чего-то необходимого, лишь бы взять в руки этот жёлто-золотой 990-страничный том и потом многие дни и годы утешаться душеполезным его чтением. В нём была такая магнитность, что рука сама тянулась к книжной полке, а чаще всего книга и до полки не добиралась, жила на столе и часто согревалась теплом моих ладоней.

        Ложка дёгтя, увы, имела место быть в словаре. Не в самом тексте, а в предисловии. Уж так не хотелось атеистам давать дорогу, как они говорили, «пропаганде религии», что до смешного скрупулёзно выискивали примеры, по их мнению, безбожия русского народа.

        Русь оттого и непобедима, что выращена Православием. «Постоим за Русь, за веру Православную!» — это главный возглас наших предков во всех испытаниях.

        Свой труд Даль не мог издать десятилетие. Мытарили цензоры, академики Академии Российской словесности. Даль вспоминал тех, кто горячо поддержал его первые публикации в 1932 году: Пушкина, Гоголя, Киреевских, Погодина, Греча.

        Когда всё-таки сборник был издан, успех его был не сравним ни с одной книгой того времени. Некрасов не выпускал сборник из рук, лично послал один экземпляр в русскую колонию Ниццы. Толстой просил Страхова достать для него сборник, но это было и для Страхова нелегко. В рукописях романа «Война и мир» в характеристике Платона Каратаева есть выписки из словаря Даля. Все русские классики — Островский, Салтыков-Щедрин, Чехов, Достоевский, Лесков, Шмелёв, Бунин, Шолохов — все они, конечно, и без Даля обладали знанием народной жизни, примет, обычаев, но единодушно оценили подвиг собрата по русской словесности; это было равно, может быть, труду Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу». А в наше время рядом с ними, конечно, «Лад» Василия Белова. Но, несомненно, словарь Даля первый в этом ряду.

        Да, «как бы жили мы без Даля?». Владимир Даль — из русских русский. Собственно русскость может быть присуща и нерусскому. Уж как любят либералы талдычить, что Лермонтов шотландец, а Пушкин эфиоп. Что ж это в Шотландии нет Лермонтова, а в Эфиопии Пушкина? А немец Фасмер — автор «Этимологического словаря русского языка», — он русский? Дело же в любви к народу и языку. Да и есть ли хоть в каком народе такое золото народной мудрости, выстраданное столетиями, уходящее в народ, как учебник жизни. Любой ребёнок, вырастая в языковой среде, слыша ежедневно пословицы, поговорки, невольно проникался их учительной силой. Не бойся никого, только Бога одного. Свет в храме от свечи, в душе — от молитвы. Кто без крестов, тот не Христов. Менять веру — и совесть менять. Страшна могила без кадила. В ком есть стыд, в том и Бог. Небо — престол Бога, земля — подножие. Всем рекам река Иордан, всем городам Иерусалим град, всем деревам дерево кипарис, лев всем зверям зверь, всем птицам птица орёл.

        Да начни читать любой раздел из двух сотен разделов сборника, не оторвёшься. О жизни, о неизбежности её конца: Сегодня жив, завтра жил. Умрём — ничего с собой не возьмём. Только во сне сдалося, будто на свете жилося. Каково житьё, таково и на том свете вытьё. Кто как живёт, тот так и умирает. Собираемся жить с локоть, а живём с ноготь. И царь, и народ — всё в землю пойдёт. Родится человек на смерть, а умирает на живот (то есть рождается в жизнь вечную). Тяжёл крест, а надо несть.

        А сколько о любви, о семье, детях, о труде, о жадности и лености. Сколько о грехах: Церковь близко, да ходить склизко. Обрящешь кротость, найдёшь и мудрость. Тихая вода берега подмывает. Да любое место открываешь, любое, и везде не мука, а вперёд наука: лучше споткнуться ногою, нежели словом. Ждать да догонять — хуже нет. Не ищи царства земного, ищи небесного. Смирение побеждает гордыню, как Давид — Голиафа. Есть большие разделы житейских правил: с собакой ляжешь — с блохами встанешь. Вяжись лычко с лычком, ремешок с ремешком. Материнское сердце в детях, детское — в камне. Батька нажил горбом, а сынок прожил горлом. Коли внуков маю, так и сказку знаю. Спать долго — встать с долгом. Домашняя гривна крепче заезжего рубля. Излишние порядки доведут до безпорядков. Не потопаешь — не полопаешь. Не для Иисуса, а ради хлеба куса (что-то делается). И наоборот: для Иисуса, а не ради хлеба куса. И каждая пословица — это пища уму, повод к размышлению, к взрослению разума.

        Но как тороплива жизнь, как жестоки достижения науки и техники к народному говору. Стал исчезать крестьянский двор, труды в поле и лесу, и огромный пласт пословиц, поговорок, загадок ушёл в прошлое. И ушли из жизни девушек зимние вечера, подготовка приданого. Заменили спицы и коклюшки, иглы клавиатуры. Что это? Бычок кованый, хвост верёвочный. Сам железный, хвост портяной. Конь стальной, хвост льняной. Волк железный, хвост конопляный. Зверок с вершок, а хвост семь вёрст?.. Да это иголка с ниткой, это малая о них часть загадок. А это? На яме сто ямок. Или: бежит свинья из Питера, вся истыкана. Это уже не угадать, это напёрсток. Два борова дерутся, промеж их пена валит. И это не угадать, это мельничные жернова. Скоро ест и мелко жуёт, сама не глотает и другим не даёт. Что это? Пила. Кланяется, кланяется, придёт домой — растянется. А это что? Топор. И о топоре, и о любом инструменте десятки уже умерших и похороненных в памяти загадок. Ведь и работать было интересно. Весь мир окружающих человека вещей был жив.

        Невозможно оторваться. Вновь и вновь листаю словарь Даля. Он у меня весь в пометках, в подчёркиваниях. Даже много и дописывал в него. Это мой язык, мои правила жизни. Нет, писателям ещё расти да расти до народного языка. Может, уже и не вырасти — уходит язык. Уходит. Горе горькое. Давит, оглушает шаблонная трескотня политиков, засыпает серой пылью полчище уголовных жаргонов, забивает мозги интернетская англоязычная смесь и спесь. Да ведь, сам не видел, думаю, что и в интернет уже загнали словарь, приручая его к новым порядкам. Но это дело безполезное. Нет, словарь Даля, сборник пословиц надо держать в руках, надо листать, надо бродить в нём, как в золотом осеннем лесу. Такие тебя встречают поляны, такое небо над тобой, так легко дышится. Нет, сломает зубы интернет о Даля, сломает.

        В сборнике пословиц слово «Бог» везде напечатано с маленькой буквы. Это пигмеи замахивались на солнце. Но как от него ни заслоняйся, оно же есть. В конце восьмидесятых переиздали наконец и словарь Даля, но там были такие купюры, такие выдирки, чтоб лучше и не позорились.

        К 200-летию Владимира Ивановича Даля, в 2001 году, были всё-таки свершены издания его трудов, была даже отчеканена юбилейная медаль. Это заслуга нашей Государственной библиотеки. И всё-таки нет ещё такого, чтобы далевские словарь и сборник, его сказки были непременной настольной книгой в каждой русской семье и у тех, кто пытается постичь загадочную русскую душу.

        Владимир Даль был прекрасным военным хирургом. Особенно прославился тем, что возвращал зрение, искусно удаляя катаракту с глаз. Так и его словарь — возвращает нам национальное зрение.

        Наследник талисмана Пушкина Владимир Даль. Александр Александрович МОСКАЛЁВ http://russdom.ru/node/4471

        Владимир Даль родился в 1801 году 9/22 ноября в Лугани в семье датчанина-врача и матери — обрусевшей немки, учился в Петербурге на морского лекаря, служил в Николаеве. Но что дают эти сухие знания, если не постигнешь масштаб подвига Даля, его значение для русского языка? Это говорил сам Пушкин, который умер на руках у Владимира Ивановича…

        Незадолго до смерти Пушкин услыхал от Даля, что шкурка, которую ежегодно сбрасывают с себя змеи, называется по-русски «выползина». Ему очень понравилось это слово, и он тогда с грустью сказал: «Да, вот мы пишем, зовёмся тоже писателями, а половины русских слов не знаем!.. Какие мы писатели? Горе, а не писатели. Зато по-французски говорить — мастера». На другой день поэт пришёл к Далю в новом сюртуке и спросил: «Какова выползина? — и залился своим звонким смехом. — В этой выползине я такое напишу, что и ты не отыщешь ни одной французятины».

        Именно в этом сюртуке Пушкин был смертельно ранен. И когда он в предсмертных мучениях отдал Далю свой талисман — перстень с изумрудом, прерывающимся голосом промолвил: «Выползину тоже возьми себе». Это надо не только прочитать, но и пережить, постичь — кому Пушкин завещал перстень поэзии, свою последнюю выползину!

        Был ли Даль русским по духу, он — датчанин по племени? — вопрошает друг и биограф Владимира Даля Павел Мельников-Печерский. «Всегда, с ранней молодости. Лет пять тому назад в каком-то, не упомню, журнале напечатано было о славянах в Дании. Там было упомянуто о славянах Далях. Надо было видеть восторг Владимира Ивановича при этом известии». Но, конечно, не в преданиях и красивой родословной лежала глубинная суть его миросозерцания. «Дух, душа человека — вот где надо искать принадлежность его к тому или другому народу. Чем же можно определить принадлежность духа? Конечно, проявлением духа — мыслью. Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски».

        Павел Мельников-Печерский вспоминал, что, когда осенью 1871 года 70-летнего Владимира Ивановича, выпустившего в свет свой «Толковый словарь…», настиг первый удар, он тут же пригласил священника, отца Преображенского, для присоединения «к нашей Церкви и приобщению к Таинству Святого Причащения по православному обряду».
       
 Журнал "Русский дом" №11, 2011.