Бред плагиатора, на почве гиподинамии и авитаминоз

1.
Жили-были старик со старухой, у самого синего моря.
Старуха пряла свою пряжу, старик мечтал поймать неводом рыбу.
Но, мечты оставались мечтами. Стало мусорным синее море,
Не паслись караси на просторе. Только чайки устало плевались,
Принимая весь хлам за съестное.
Не смотря на отсутствие рыбы, каждый вечер старик со снастями
Выбирался в открытое море на своей захудалой лодченке.
Брал он в руки залатанный невод и с размаху кидал его в море,
Как безумный надеясь на чудо. Только чуда не прОисходИло.
Каждый раз он вытягивал сети то с травой, то с дырявой посудой.
И краснел горизонт, оглашаясь, мощным всплеском отборного мата.
Но однажды, точнее во вторник, вышел невод, неся в себе "нечто".
И от страха старик поперхнулся и закашлял, и воздух испортил.
Не касаясь руками улова, быстро веслами он заработал
И до самого берега, молча, греб без устали целую милю.
Только ноги коснулись прибоя стал он кликать на берег супругу.
Подошла к нему бабка, спросила:"Чего тебе надобно, старче?"
Ей, с испугом, старик отвечает:"Посмотри-ка, чего это в лодке?"
Спорить с дедом затея пустая, или матом пошлет или шлепнет,
Лучше сделать, как он пожелает, но зато организм без ущерба.
К лодке бабка подходит с опаской, чтоб распутать намокнувший, невод.
Смотрит, в неводе бъется собака, видно сразу- обычная жучка.
На песке животина встряхнулась, подтверждая "дворянские" корни.
И на бабку с надеждой взглянула, вдруг она ее чем-то покормит.
"Что мне делать, с такою находкой?!"- взвыл старик, позабыв об испуге.
"Ладно, если б корова поймалась! А с собаки-то много ли проку?!"
За собаку старуха вступилась:"Пусть живет, охраняет жилище..."
"Да на наше с тобою жилище не позарится даже и нищий!"-
Ей устало старик отвечает. А потом, помолчав безисходно,
Исполняет экспромтом частушку:"Мне вторую прихлебалку ни за что не прокормить!
                Я пожалуй ласты склею. Приготовься хоронить!"
Не успела старуха ответить, встала в позу пред ними собака.
И сказала на чистом английском, так что сник опозоренный Оксворд:
"Леди, джентльмен! Айм сори! Ноу прОблем! Вери вел!
Лайф энд бьютифол! Энд хеппи! Ду ю спик инглиш? Ан де стен?"
Онемели старик со старухой! Впали в ступор и офонарели!
Разве видано где-нибудь было, чтоб собака неясной породы
Без стыда по-людски говорила?!
Первым в разум старик воротился и сказал, прерывая молчанье,
Стиснув бороду, словно лоскут:"Хенден хокер вам! Гитлер, капут..."
А потом, осмелевши немного, видя бабкину бледность и немочь,
Грозно сдвинул мохнатые брови и скомандовал:"Лаять по-русски!",
В ярких красках рисуя собаке перспективу корейской закуски.
Псина ловко хвостом завиляла и сказала, словами играя:
"Можешь сделать со мною что хочешь, но корейцы-то тоже ведь люди.
Им не очень-то будет приятна говорящая сучка на блюде.
А уж я-то для них расстараюсь, на немецком иль может на хинди,
Расскажу им прикольную байку. Уж они-то феномен оценят...
Я мутантка, болтаю с рожденья, из меня не получится шапка.
Но, достать я могу все, что хочешь. А еще, принесу тебе тапки."
Сразу старому стала понятна необычная сущность дворняжки.
И, раскинув мозгами, решил он дать контрольное сучке заданье,
Накормить их с женой до отвала. Ну, а если заданье провалит
И съестного, чего, не добудет, он утопит собаку, как было
И проблемы с прокормом не будет.
Побежала собака вдоль моря, только хвостиком деду махнула.
Ожидал он ее не напрасно и она его не обманула.
Что там было, какими путями раздобыла ушастая харч...
Но, помимо закусок и фруктов, претендован был деду первач.
Раздобревший и сытый, и пьяный, закусивши десертной тянучкой,
Произнес он хвалебные речи и впервые назвал сучку, Жучкой.
И, пошла у них жизнь по-другому, бабка с прялкой своею возилась,
 Жучка сытно их с дедом кормила. Дед весь день забавлялся сетями.
Но, далеко однако не плавал, ожидая призывного гонга.
А дождавшись, спешил воротиться, чтоб нажраться и спать отвалиться.
А когда на прибрежье спускался вечер, легким туманом от моря,
Дед садился у печки, любуясь на горящие в топке поленья.
Кликал Жучку и вел с ней беседы, рассуждая о чем-то высоком.
Так и жили б они, не тужили, только в плавное жизни теченье,
Вновь судьба беспардонно вмешалась, расставляя свои коррективы.

2.
В неурочное позднее время, раз на промысел Жучка пустилась.
Долго ждали ее возвращенья, вот уж ночь на прибрежье спустилась.
Беспокоится синее море, сонных чаек на вОлнах, качая.
На крылечке старик со старухой Жучку крепким словцом поминают.
Лишь к утрУ воротилась собака и мешок опустила у печки.
Дед с лежанки своей кувыркнулся, бабка тихо подкралась, со свечкой.
СтрЕмно им распечатывать ношу! Все, что раньше собака носила,
Не вздыхало и не шевелилось. И собой стариков не бесило.
Самой смелой сказалась старуха. Потянулась дрожащей рукою,
Развязала затянутый узел, помогая себе же, зубами...
И отпрянула, стукнувшись задом об у стенки стоящую, прялку.
Из мешка, как из адовой бездны, с леденящим  протяжным шуршаньем,
Показались сначала два уха, а потом и усатая  морда, пятицветной, растрепанной кошки.
В пасти кошка за шкурку держала полудохлую белую мышку.
И взирала на всех домочадцев с непонятным и  смешанным чувством.
Не дождавшись от них и пол слова, кошка вышла из страшного плена
И на  пОл положив свою ношу, стала лапкой причесывать шерстку,
Чтоб услышать вердикт домочадцев в подобающем имиджу виде.
Дружный выдох старухи и деда разорвал тишину мезансцены.
И старик, как вожак общежитья, произнес, не считаясь с моралью:
"Это как же, весло тебе в брюхо, понимать этот наглый перформанс?!
Для того ли я спас твою шкуру, чтобы ты, позабыв уваженье,
Мне таскала бы всякую гадость и ввергала семейство в расходы?!"
Бабка, мужа пытаясь утешить, прошептала:"Уж сделано дело.
Успокойся, ложись себе с миром, ведь дурного она не хотела..."
Только старый не может уняться, страшно супится, топает ножкой.
К ним грозит применить утопленье, перво-наперво Жучке и кошке.
Но, откушав кубинского рому, пинту целую или чуть больше,
Плакал он над своею судьбою, трубно в бабкин передник сморкаясь.
А проплакавшись вспомнил, болезный, что намедни, без четверти восемь,
Семь десятков сравнялось супруге. Принесенная Жучкою кошка
 Показалась отменным  подарком и бесплатным, и глазу приятным,
Ничего, что чуть-чуть бсполезным.
Поздравляя родную супругу, до поры умолчав о сюрпризе,
Он налил ей кубинскго рому, позабыв осторожность однако.
Крепкий Алкоголь, в дозе приличной, храбрым сделать способен любого...
Выпив махом, до капли  последней (ведь тостуемый пьет без остатка),
Руки в бОки уперла старуха, как девица краснея щеками.
И сказала притихшему деду все, что раньше сказать не решалась:
"Домостроевец ты, толстобрюхий! Сколь ты будешь еще измываться?
Щас как врежу по лысине больно!И  узнаешь, кто в доме хозяин!
Ни куренка у нас, ни скотины! Еле-еле собаку приветил!
Пусть и кошка у нас остается! А не то я тебя, кочерыжка,
Упакую в мешок, да и в море! Лучше вдОвою быть, но свободной,
Чем всю жизнь провести на коленях и кормить разносолами трутня!"
Тут, собака в беседу вступила. Рассказала, что слышала где-то
Анекдотец про белую мышку. Как, однажды, услышав угрозы,
Мышка хвостиком, ловко, махнула и разбилися в дребезги яйца
Одного, нерадивого, деда...
Обмер, бедный старик от рассказа и от пламенной бабкиной речи.
И забегали, с бешенной силой, мысли вдруг зачесавшейся репы.
Но, достоинства всеж не теряя, он с поклоном ответствовал даме:
"Глупо с пьяною бабою спорить. Будет все, как ты хочешь, родная.
Оставляем и кошек и мышек. Даже если их целая стая.
Может нам, сообразно моменту, на печную забраться лежанку
И заняться с тобою любовью, если ты еще к драке готова?"
Бабка пьяно ему улыбнулась, крутобедрое сделав движенье
И на печку, кряхтя, взгромоздилась, заполняя собою пространство.
Разомлев от тепла и от рома, тут же разом заснув, захрапела,
Позабыв об обещанном дедом неуемном и лакомом сексе.
А на утро проснулася кроткой и послушной, как было до пьянки.

3.
Долго ль, коротко ль время бежало, жизнь вернулась в обычное русло.
Как-то раз в вечереющем небе показалась железная птица.
Быстро лопасти птицы вращались, в лоскуты облака разрывая
И из чрева шелкОвые петли аж до самой земли дотянулись.
А по пЕтлям, визжа и ругаясь, слезла, в розовых брючках, дивчИна.
Вслед за нею, похожий на панка выпал парень в прибрежные волны.
И остался лежать, не заботясь о намокнувшем модном прикиде.
По счастливой случайности, рядом, дед трудился над тюнингом лодки.
Он увидел железную птицу и ее испражнение в море.
Удивился явленью природы. И, с достоинством, скрылся под лодкой.
Но, как только все стихло в округе, любопытство его обуяло.
И, покинув убежище, быстро, он направился к месту паденья,
Незнакомого, вроде, объекта, захвативши багор для прикрытья.
Смотрит, скачет довольная бабка за бегущей по пляжу дивчИной,
Что несется, в песке утопая, к  распростертой, недвижной фигуре.
Старый первым до парня добрался. Пальцем левой ноги шевельнувши,
Осторожно потрогал находку. И, дождавшись реакции слабой,
Грозно крикнул:"А, что здесь за нахрен?! Ты чего развалился, как дома,
На чужой территории частной?
Это чем же, эскьюзми за наглость, я обязан такому визиту?
 Потрудитесь подняться, милейший и представиться по этикету!
А не то, как огрею багрищем, сразу в разум вернешься, Гагарин!"
Парень бедный, почувствовав влагу, поспешил на локтях приподняться.
Но, видать при падении с неба, он башкой приложился не слабо
И попытка его провалилась.
Подоспели девица и бабка. В первой дед узнает с удивленьем,
Запропавшую в городе внучку. В бабке видит веселую легкость
И зловредную суть симулянтки, что нытьем извела его нынче,
Заставляя массировать чресла, чтоб избавил ее он от боли,
Неизвестно какого хондроза.
Между тем, добежавшая внучка, стала парню оказывать помощь,
Обнимая за шею и плечи, рОтом в рот облегчая дыханье.
Вроде все по инструкции действа. Но, в привычную схему спасенья
Не ложаться они, как ни бейся! По причине видать неуменья.
Видя тщетность попыток девченки, с явной целью защиты от блуда,
Взял старик за грудки незнакомца, чтоб поднять, да...подальше закинуть.
Неудачною вышла попытка, не учел он весомости груза
И, хоть жилистый был старикашка, но гнилой оказалась рубашка.
Очевидно пошита в Китае.
И, сжимая в своих кулачищах элементы одежды страдальца,
Рухнул навзничь старик у прибоя, матеря на все корки китайцев.
Замутилося синее море. С криком чайки над жертвами вьются,
Словно дикая стая воронья, углядевшая падаль к обеду.
Оценивший размеры ущерба парень встал, прилагая усилье,
Поднял в миг  одуревшего деда и махнул отработаным жестом,
Прямо в челюсть заехав бедняге.
Подбежала тут верная Жучка и, не думая долго, не целясь,
Покусилась не на ногу парня, а на самое может святое,
Враз буянову прыть пресекая. Тот и  выпустил дедушку с миром.
Кошка, чУдное все же созданье, не смотря на природную робость
Перед всякою водной стихией, ловко прыгнула под ноги деда
И спасла его челюсть из моря. В общем, если б не Жучка и кошка,
Быть бы деду беззубым и мертвым.
Завершив процедуру приветствий, инцидент сам собой исчерпался.
И, принявшие в действе участье, потянулись усталые к дому.
Там они приоделись к обеду, поменявши намокшие шмотки
И уселись напротив друг друга, всяк свого визави изучая.
Бабка взглядом ласкает девченку, удивляясь, как выросла детка.
Дед на парня глядит исподлобья, кулаки то и дело сжимая.
"Разрешите представиться все же"-подал голос укушенный Жучкой-
"Репка. Феликс Эдмундович Репка. Извините, что двинул вам в челюсть,
Но и вы меня тоже поймите, из-за вас я теперь без сорочки."
Игнорируя Репкины речи, дед засыпал вопросами внучку,
Отвлекая ее от беседы с, разболтавшейся в корень собакой,
Возомнившей себя героиней, после схватки с ширинкою Репки.
"Что ж ты, внученька, нам не расскажешь, как гуляешь далёко от дома,
Без присмотра, в компании хлюста? И какими такими ветрами,
Занесло тебя в брюхо той птицы, что летела, на счастье, над нами
И надумала здесь испражниться?"
Внучка, зная про вспыльчивость деда и зловредную часто натуру,
Постаралась доходчивым слогом объяснить вертолета строенье,
Избегая научных словечек и руками себе помогая.
В этой части проблем не возникло, по киванию важному деда,
Было ясно, не понял ни черта. Но, как ворон алкающий крови,
Ожидает иных объяснений, копит злобу и силы на финиш.
Внучка, чувствуя близкую бурю, сообщила, что ей восемнадцать
И родительский гнев ей до фени. Расхвалила достоинства парня
И, смущаясь, присовокупИла:
"Дед, у нас обоюдное чувство. И мы, страсть как, хотим пожениться.
Мама с папой, конечно же, против. Феликс им не по нраву и точка!
Так орут, будто я им чужая, а не нежно любимая дочка.
Вот мы, с Феликсом, и порешили, поживем здесь до свадьбы недельку,
Вас проведаем, как вы живете... Чай скучали без лапочки-внучки?"
"Феликс, это который Эдмундыч?(Слава Богу, не к ночи помянут)"-
Дед с вопроса орательство начал, хищно скаля вставные жевала.
"Чем же этаким он тебя тронул, что готова  назваться ты Репкой,
На смех целой, прости, птицеферме?
Я не глупый, уж я-то допетрил, что тебе в этом овоще любо.
Враз ботву ему поотрываю и пущу без штанов до столицы!"
С крайним словом, старик изловчился и, рывком распахнувши подполье,
Он толкнул полуголого парня в темный, плесенью пахнущий, погреб!
Следом метко швырнул табуретку и захлопнул тяжелую крышку,
И устроился сверху на стуле, сам собой чрезвычайно довольный.
Бабка с внучкой молчали с минуту, только рты пораскрыли, пытаясь
Оценить все коварство и подлость, совершенного дедом поступка.
После внучка завыла со всхлипом. Горе ведь, овдовела до свадьбы.
Бабка с ней в унисон голосила, тщетно к совести мужа взывая:
"Дурачина же ты, простофиля! Душегубец и христопродавец!
Упекут тебя в снежные степи! Черта с два, я с тобою поеду!
Лучше буду одна кантоваться! Не желаю я быть декабристкой!"
Плюнул нА пол старик от досады:"Вот ведь подлая бабья натура!
Лишь бы мужа подальше спровадить. Шиш тебе! Не дождешься, паскуда!
Он живой там, я чувствую задом!"
И сказал, обращаясь ко внучке, с прямотой, по-мужицки и грубо:
"Не реви! Он тебе не потребный, НЕ МУЖИК, после Жучкиной пасти!
Слава Богу, сберег нас всевышний, от бесовской, приблудной напасти!"
Бедный Репка, упавши в подполье, в темноте и густой паутине,
Попытался раскинуть мозгами, чтоб понять, в чем его прегрешенье,
Объясняя себе, дедуктивно, пдоплеку такого паденья.
Но, когда, до его разуменья, смысл, последних, дошел измышлений,
Об его импотенции, мнимой, злоба дикая сразу вскипела!
Ну, а ростом Господь не обидел. Вышиб Репка узилища крышку
И, с "тюремщиком" вместе, откинул. Как пружиной подкинутый,
Кверху, к свету, выпрыгнул он из подполья! И с победным, ликующим воплем,
Сел на деда и в глотку вцепился. И кричал, на кадык нажимая:
"Задушу, сей момент, лихоимца! Пусть осудят меня и посадят,
Или в снежные степи сошлют! Все равно, не останусь в накладе,
Я слыхал, и на киче живут!"
Бабка первая к Репке метнулась, деда смело от смерти спасая.
Хоть дурак он, а свой ведь, привычный. Тянет-тянет! и снова потянет
Репку, словно диковинный овощ.
 Репка к деду, как клещ прицепился. Позвала бабка внучку на помощь.
Репка, стало быть, к деду прилипши, бабка крепко схватилась за Репку,
Внучка бабку с боков обхватила. Тяну! Тянут! А Репка ни с места!
Внучка Жучку зовет на подмогу, та хватает зубами штанину.
Тянут! Тянут! Никак не осилят! Тут и кошка ко всем подоспела,
Точит когти о репкину кепку.
Бабка, внучка, собака и кошка, вчетвером с одним гадом не сладят!
Дед, кончаясь, хрипеть притомился, руки сдерживать натиск устали.
И, казалось бы, баста! Финита! Нет спасенья! Спасители слабнут.
Ждет его, неоправданно ранний, как позор незаслуженный аут.
Тут, на дедово счастье шальное, мышь над ними по балке бежала.
Поскользнулась и не удержалась, и за пазуху бабке упала.
И упала-то, вроде бы, мягко, словно в тесто плашмя угодила.
Как в зыбучем песке, утопая, мышка лапками заколотила.
Еслиб раньше старуха решилась селиконом "удобрить долину",
Чтоб побаловать бюстом шикарным и себя, и свою половину...
Мышь тогда б в телесах не тонула, а упавши в упругие груди,
Подлетела бы раз 28, как спортсмен на пружинном батуте.
Но, поскольку для бабки и деда селиконовый тюнинг не ведом,
Мышь барахталась в месиве мягком, помогая спасению деда.
Бабка, будучи дамой брезгливой, заорала пожарной сиреной,
Оглушая, упорного Репку, неожиданно и не спортивно.
Защищаясь от дикого визга, по инерции бой прекращая,
Поднял руки к ушам удушитель, о последствиях не помышляя.
А старуха, не думая даже, что секретным владеет оружьем,
ОторвАла опасного зверя от, почти бездыханного, мужа!
И забыв о причине первичной неприличных и жарких объятий,
Заскакала по полу хибары, из-за пазухи мышь вытрясая.
Та со страху, а может от тряски иль, оглохнув от визга, сомлела.
И душа ее, перышком легким, к небесам уж почти отлетела...
Дед, лишившись опасной опеки, опираясь о внучку, поднялся.
И усилием воли, огромным, изловил вережащую бабку.
Покопавшись привычным движением в декольте голосящей супруги,
Он извлек очумевшую мышку из смертельного, душного плена,
Избавляя ее от кончины, к торжеству, так сказать, хеппи энда.

4.
А до энда уже недалече, дело движется к скорой развязке.
Хорошо, что все живы-здоровы, этож, как-нибудь, все-таки, сказка.
В общем, к ужину бабка и внучка наготовили всяческой снеди,
Стол накрыли, залезли на печку, чтоб мужской не мешаться беседе
И затихли, согласно моменту, как сидят осторожные мыши.
Не шептались и не шевелились, чтобы каждое слово услышать.
Представители сильного пола, сели дружно, напротив друг друга.
Дед, по праву хозяина, нАлил в чашки Жучкой добытого зелья.
Сразу выпил, не чокаясь, молча. Ухнул филином, выдохнул, крякнул.
И воззрился ехидно на Репку, ожидая ответного хода.
Репка, даром, что молод бесстыдно, уловив ключевые моменты,
Повторил все, как есть, без ошибки, не забыл также ухнуть и крякнуть.
После третьей, слегка захмелевший, дед сказал, потянувшись к закуске:
"Ты подумал, где чалиться будешь? В Соликамске, иль может в Прикумске?"
Парень сразу куском поперхнулся, испугавшись возмездья, без фальши.
Увлажнились бездонные очи, нервно губы его задрожали.
Замер он от такой перспективы, не скрывая глубокой печали.
А старик, ухмыльнулся довольно, громко радуясь Репкиной грусти:
"И получится ровно, как в сказке- посадил дед преступника-репку...
Ладно, брось, не печалуйся шибко,я сдавать тебя нынче не буду.
Может утром, на тарные склады, прямо вместе с пустою посудой.
Да шучу я, блесна тебе в жабры! Что ты нервный какой-то, ей Богу!
Отпущу, только сил наберуся.... Чтоб пинка тебе дать, на дорогу.
Ты пойми, черепушка пустая, я для внучки желаю другого.
Не студента, с блохою в кармане, а, даст Бог, олигарха крутого!
Пусть живет моя внучка в достатке, а не как наша дочка, Снегурка,
Что влюбилась, как глупая дура, в босоногого, нищего турка!
И уехала с ним, не прощаясь, лишь открытку, с дороги, прислала.
Да, еще, к Рождеству и на Пасху, каждый раз шлет то внучку, то сало."
Подала, с печки, голос,старуха:"Что ж  ты дочку-то нашу позоришь?"
"Глохни, старая,-дед отвечает,-если наши мытарства не помнишь!"
И продолжил:"А знаешь как трудно, нам Снегурочка, с бабкой, досталась?
Захотелось, моей ненормальной, скрасить нам, неминучую, старость.
Раньше, только мы с ней поженились, бабка долго рожать не хотела.
Потому что, пока молодая, размечталась построить карьеру.
Карьеристка, язви ее в душу! Сколько времени мозг выносила!
Как она надо мной изгалялась! Что, от дури своей, не просила!
То крастьянкою быть, то дворянкой. То, хотела стать вольной царицей.
Потащила меня за собою, даже думать противно, в столицу!
Только, кончилось все, в одночасье. Ля комедия, стал быть, финита!
И осталась, как прежде, старуха, у разбитого в дребезг, корыта."
Репка слушает, не прерывая, стариковские пьяные, речи.
А рассказчик, вещает о прошлом, прикуривши цигарку от свечки:
"Я, от нервов, ударился в пьянство.Рыбка, спонсор, что ей помогала,
Уплыла, себе в синее море... В общем, бабка карьеру просрАла!
Тут бы жить ей, как средства позволят, только бабка уняться не хочет.
И узнал я, из пошлых намеков, что она о ребенке хлопочет.
Бог свидетель, я мучился долго! Забеременеть бабка не может.
Только пилит меня, каждодневно. И, как совесть нечистая, гложет.
Я слепил ей девченку из снега. Прямо к женскому дню, на восьмое.
Получилась пригожая дочка, но пропала куда-то весною.
Стал тогда я забрасывать невод, но фортуна от нас отвернулась.
А старуха моя, от безделья, на курорты лечиться метнулась.
Подлечилась, приехала с пузом. В феврале опрасталась, к обеду.
Я как раз из-за моря вернулся, как всегда гостевал у соседа.
Что сказать? Постаралась старуха,  получилась дочурка на диво.
Килограммов пяти или больше и, к тому же, не очень криклива.
Кучерявая! В бабку, наверно. Но, зато остальное- в меня:
Глазки, бровки дугой, губки бантиком. Без анализа видно, родня.
Загорелая вся, прямо, черная! Думал сажа, сначала, ан нет!
После мыла и скраба, и веника, убедился, естественный цвет.
Мы назвали дочурку Снегурочкой, в память той, что пропала весной.
Сколько сил на ее воспитание положили на пару с женой!
А когда восемнадцать ей стукнуло, только-только еще оперилася,
Не подумавши, не посоветуясь, сразу в турка, как дура, влюбилася!
Мы-то, с бабкою, грешные, думали, дочку выдать за здешнего лекаря.
А она, вишь, как дело поставила! Втихаря собралась и уехала.
Вот и рОсти детей, после этого! Я ж ночами, бывало, не спал,
Все откладывал ей на приданое, думал в дело пустить капиталл..."
Рассиропился дед и разнюнился, дОпил то, что в бутылке осталося.
Бабка, к этой поре, встрепенулася, с печки слезла и к деду подкралася.
С уговорами и с прибаутками, старика уложили в светелочку
И, на утро ему, на похмелочку, квасу жбан водрузили на полочку.

5.
Ночь прошла. Вот и утро проклюнулось. Тихо морюшко О берег плещется...
Изменилися за ночь окресности или все это с пьяну, мерещится....
Вместо бедной, убогой, хоромины, чУдный терем с резными колоннами,
Улыбается стеклопакетами, простирается к морю балконами.
Под лучами светила встающего, белоснежные стены светятся.
И покрыты  росою, брильянтовой все ступени на мраморной лестнице.
Вышел старый, походкою шаткою и направил струю под акацию.
После давешней пьяной истерики пребывал он в глубокой прострации.
Сделал дело, направился к дому, поднял сонные очи и Обмер.
И подумал:"Веревки. Допился! Это "белка" пришла. Вот так номер!"
Сон ушел и старик пробудился, рассуждая логически точно.
У акации, чуть ли не в лужу, опустился на пятую точку.
"Если "белка" пришла, значит надо быть готовым к визиту "Кондрата".
Это все заграничное пойло! Это Жучка во всем виновата!"
Обессилевши, голосом слабым, стал он жалобно кликать старуху.
Долго клИкал, да все без ответа. Знать у старой проблемы со слухом.
Ладно бабка, ей семьдесят с гаком, не услышала слабого деда...
Где другие? Ведь, сколько он помнит, полный дом молодых дармоедов.
Дед подумал и громкость прибавил. Наконец-то, из двери подвальной,
Жмурясь сонно и нервно зевая, показался лишенец опальный.
Увидав распростертого деда, Репка сразу врубился:"Отходит!",
Потому, что лежит без движенья и глазами по терему водит.
"Что случилось? Что с вами такое?"- Парень быстро склонился над телом.
А у тела видуха такая, будто только душа отлетела.
Матерясь, через силу, невнятно, поднял старый дрожащую руку.
И, перстом указуя на терем, прошептал:"Удави, эту суку!"
Подчиняясь чутью, а не деду, Репка сбегал  тому за похмелкой.
И спасен был от близкой кончины дед, не к стати укушенный "белкой".
Сорок с лишним минут разбирались, что-откуда взялось-появилось.
И, из сбивчивой Репкиной речи, постепенно вся правда открылась.
Хоть в процессе дознанья пришлось им бабку с внучкой отпаивать тоже,
Но, к исходу наставшего утра все остались довольны, похоже.
Репка честно, без всякой утайки, рассказал о своем заточеньи.
Как упал, как потом озираясь, в груде хлама увидел свеченье.
Расшвырявши скопившийся мусор, поражен был невиданной лампой.
И, находку признав раритетной, спрятал оную вещь тихой сапой.
Сдать решил антикварную штучку и на этом слегка навариться.
Кто же знал, что от малого тренья извержение лампы случится?
Все уж спали, когда он надумал лампе блеску добавить песочком.
Джин явился и, видно спросонья, двинул бедного Репку по  почкам.
Но, потом извинился, конечно, объяснив, что когда его бУдят,
Он звереет. Но с этого часу обещал, больше драться не будет.
Очень быстро, они подружились. Джин ведь тоже сиделец, по сути.
Только Репка недолго, в подвале, джин же- век кантовался в посуде.
И явив благородство натуры, Репка тот час желанье озвучил,
Чтобы джин, до сих пор угнетенный, жил не в лампе, а где ему лучше.
Одурешший, в конец, от свободы, тот исчез,но сказал на прощанье,
Что спаситель получит награду. И, как видно, сдержал обещанье.
Кроме терема с евроремонтом, сад прекрасный, а в этом саду,
Под цветущим раскидистым манго, рыбки разные плещут в пруду.
В гараже, тоже новом, однако, заграничные тачки стоят.
Во дворе гордо ходят павлины. А павлинки на яйцах сидят.
Всюду роскошь, от крыши и ниже! В гардеробных полно барахла!
В погребах, кучи всяческой снеди. И бочонки, бочонки вина!
А на море, у самого пирса, словно звонкая скрипка легка,
Яхта, белой лебедушкой дремлет. Без названия правда пока.
Мудрый джин постарался на славу! Всем, что нужно с лихвой одарил.
Даже новую будку, для Жучки, во дворе, сотворить не забыл.
Озирая с восторгом владенья, обежали не малый кружок.
От объема нежданной халявы испытали оргазменый шок.
Чтобы справить свое новоселье, в бальной зале накрыли банкет.
ОторвАлись семьею по полной! Только деду спокойствия нет.
Вот, смакуя зеленый и хрусткий, прямо с градки своей, огурец,
Он, ехидно прищурясь, заметил:"Ты, Эдмундыч, большой молодец!"
Парень глянул вокруг, горделиво, от заслуженных честно похвал.
А старик, децибеллов прибавив, в раж входя, говорить продолжал:
"Ишь, как дело-то ловко обставил! Сам нашел, сам песочком потер!
Я б тебе ликвидировал руки, чтоб хозяйского сроду не пер!
Может сам я, надысь, собирался раритеты в порядок привесть!
Не тобою положена лампа, значит нечего было и лезть!
И скажу тебе, парень, по чести, все, что прислано джином, мое!
Ну а  ты, пока органы целы, собирайся на выход. АдьЕ!"
После, кинутой дедом, предъявы, Репка вытер манишкою рот
И сказал, что уедет отсюда, но богатство с собой увезет.
Потому, что ему, а не деду, джин подарок такой подогнал.
Если старый созрел на консенсус, он готов поделить капиталл.
Дед затих и задумался крепко. По-всему выходило, хоть плачь,
Прав, пройдоха законченный, Репка! Козырнул на последок, ловкач!
Снова очень возможная бедность помахала костлявой рукой.
То есть ясно, что альтернативы, может статься, не будет другой.
"Ладно, делим,-старик отвечает,- мы ж с тобою почти что родня.
Только доля моя все же больше, эту лампу-то выловил я!"
Бабка с внучкой, молчали до селе, все в делах, до базаров ли им.
Но, уж если дошло до такого, значит надо впрягаться самим.
Бабка, внучка и Жучка, и кошка. Мышка тоже, хоть рост маловат,
Порешили низвергнуть тирана и вернуть себе матриархат!
От приборов очистив застолье, чтобы бунт задушить на корню,
Бабка дедову клюшку изъяла. Приготовила к бою свою.
И, в зубу ковырнувши, манерно, игнорируя мужнин оскал,
Грациозно одернув передник, бабка смело вмешалась в скандал:
"Ша, креветки! Закончили пренья! Задолбала нас ваша грызня!
Власть меняется! Враз и отныне здесь парадом командую я!"
Стая взвыла:"Старуху на царство!" Кошка скачет, собака скулит.
Мышка деду хвостом угрожает, внучка рядом, с ухватом, стоит.
Бабка, пользуясь преоритетом, жестом просит вернуть тишину.
Оглашает пред всеми программу:"Первым делом, закончим войну!
Внучку, замуж. Эдмундыча, в бизнес. Деду, новый освоить баркас.
Будет он дальнобойщик круизный. Это первый хозяйский указ!
Кошка с Жучкой при мне, на хозяйстве. Ну, а мышке вести бухучет."
Все по полочкам, враз разложИла. Жучка крикнула:"Бабке - ПОЧЕТ!"
И вопила, восторженно, внучка:"Уважуха, бабуля, респект!"
Большинством голосов поддержали, своевременный, смелый проект.
Дед ушел бы в глухое подполье, партизанить, пока есть кураж...
Только, стремно ему, в одиночку, он же, все же, не злой персонаж.
Да и я этой сказкой наелась! Я ж по сказкам-то, в общем, не спец...
Посему, закругляюсь на этом. Значит, стало быть, сказке КОНЕЦ!