Сингапурская жара
Жарко, но у воды даже не потеешь. Тень от пальм весьма эфимерна, под зонтиком приходится постоянно перемещаться, чтобы укрыться от солнца. Поэтому лучше всего спасаться в бунгало, где в каждой комнате есть кондиционер, хотя со стороны эта постройка выглядит шалашом первобытных аборигенов. Что и делают окружающие. Поэтому пляж пуст. Только я бреду, шлёпая по шуршащему песку. Мелкие пёстрые рыбки проносятся стайкой; пытаюсь разглядеть их поближе, и вижу на дне что-то большое, серо-зелёное, похожее на камень. Наклоняюсь и достаю из воды огромную раковину. Она совсем не похожа на те, из сувенирной лавки. На не переливает перламутром, а вся покрыта налётом и усеяна мелким ракушняком. Она довольно тяжела и неприятно пахнет. И постоянно пытается выскользнуть из рук. С трудом доношу её до бара. Кладу на столик и подхожу к стойке, за которой дремлет разморенный сиестой бармен.
- Что вам? – один глаз всё ещё не желает просыпаться и бармен проводит ладонью по лицу, словно снимая с него сон.
- Будьте добры, апельсиновый фреш.
Он удивлённо смотрит на меня.
- Жарко. Не хочется спиртного, - оправдываюсь я.
- Что-то раньше вас жара не останавливала. Может, коктейль? Я вас поддержу.
- Клод, вы и мёртвого уговорите. «Сингапурскую жару», двойной.
Пока бармен колдует с шейкером, закуриваю сигарету. В таком аду я могу курить только ментоловые. Но и то, освежают только первые пара затяжек. Обычно меня хватает меньше, чем на полсигареты. Окурки из моей пепельницы можно смело упаковывать в пачки и снова продавать.
- Клод, уберите к чертям эти декорации. На меня они не производят впечатления.
Бармен достаёт из бокала зонтик и соломинку, шпажку с оливкой кладёт на блюдце.
- Давай, брат. За всё путём, - говорю по-русски и протягиваю бокал.
Клод цокается со мной и мы выпиваем залпом то, что положено цедить минут двадцать, наслаждаясь вкусовым контрастом многослойного напитка. Я научил уже половину пляжа правильно пить.
- Надеюсь, мы выпили не за то, чтобы у меня выскочил прыщ на заднице? – на всякий случай уточняет бармен.
Предпочитаю загадочно промолчать. У парня есть чувство юмора, поэтому можно не отвечать на этот вопрос.
- Что это за гадость вы притащили? – Клод показывает пальцем на ракушку.
- Дары Посейдона.
- Напрасно вы положили это на стол. Запах я слышу даже здесь. Крупная. Что собираетесь с ней сделать?
- Подарю жене.
- Думаете, она оценит этот амбре?
Мне нечего ответить. Я уверен, что раковина прекрасна, но как это увидеть?
- Оставьте мне её, - говорит Клод, - и пару монет. Я отнесу её моему племяннику, он сделает из неё настоящую красавицу. Дня через три заберёте. Тащите её сюда. Вон туда, в ведро, да.
Мне жаль расставаться с находкой, я даже не смогу похвастаться, но так будет несомненно лучше. Прощаюсь с Клодом и иду к домику, где меня ждёт любимая.
Оля читает, лёжа на кровати. На ней лёгкий халатик, под которым, я уверен, ничего нет.
- Где ты был? – она сразу надула губки, демонстрируя обиду. – Я так скучала. А тебя всё нет и нет. Достать, пожалуйста из холодильника грейпфрут. Спасибо. Можешь порезать? Да, ты самый лучший.
Пока она ест, я совершаю попытки забраться под халат, но она хихикает, уворачивается и мило ворчит:
- Дай мне спокойно поесть. И вообще, что за манеры? Мужчина, что вам нужно? Мы знакомы? Сначала сводили бы даму в ресторан, а потом можно и подумать. Какая наглость! Прекрати, я сейчас весь халат соком забрызгаю.
Глажу её по спине, пытаясь запустить руку в пройму рукава.
- Уйди, не мешай. Кстати, ты не особо тут раскатывай, к нам должны зайти сейчас Валера с Инной. Мы вечером будем делать шашлык на берегу. Мангал им уже принесли. Дело за мясом. Ну, ладно, давай, один поцелуй. Без рук. Без рук, я сказала.
Наши губы сливаются в грейпфрутово-коктейльном поцелуе, сладком и нежном, как тропический вечер.
- Опа, тут что, порносъёмки? А меня почему не пригласили?
Валера стоит в дверях, держа в одной руке шампура, а в другой пластмассовое ведёрко.
- Стучаться надо, - говорю я.
- Закрываться надо. К шашлыку готов. Вот – свежайшая баранина. Час назад ещё блеяла. Так что, вечером будем вспоминать родину, Пасху, первомайские праздники. Осточетрели эти морепродукты и чужие фрукты. Здесь даже у дыни совсем другой вкус. За тобой водка. Ты же там с барменом нашёл общий язык.
- Общий язык у нас французский. Надо было учить.
- А английского ему мало?
- Как ты не поймёшь, французский – его родной. Вот как бы ты отнёсся, если бы на чужбине услышал русскую речь?
- Сделал бы вид, что меня это не касается, и быстренько схилял.
- Ну, собственно, ты прав. Ладно, узнаю.
- Идёмте к нам, - предложил Валера, - Инночка должна уже проснуться. Будем играть в карты и пить мохито, пока не спадёт эта жара. Или я вам помешал?
- Нет-нет, - Оля встаёт с кровати и поправляет причёску. – Мы согласны. Дорогой, ты иди, а я приведу себя в порядок и подойду.
- К утру?
- Нет, я быстро.
Выходим с Валерой и идём по горячему песку. До их домика каких-то пятьдесят метров, но пятки уже начинают поджариваться даже в сандалиях.
- Слушай, тебе здесь не надоело? - спрашиваю я.
- До чертиков, но что мы можем? Пока не появится мишень, нам придётся вариться тут.
- А если он вообще не появится?
- Он будет обязательно, у него контракт с каким-то местным дельцом.
- Чёрт, почему он не заключил контракт где-нибудь в Альпах.
- Говорят, там тоже сейчас жара. Интересно, сколько у него будет охраны? Когда мы упустили его в Цюрихе, с ним было человек восемь.
- Пыль для моряка.
- Согласен.
Вдруг где-то заиграла музыка, громко и необычно. Источник звука, казалось, был везде. Всё пространство излучало странные для этих мест акустические вибрации.
«Отпусти, отпусти – небо плачет, я теперь ухожу, это значит…» - пел мужской голос где-то на затерянном в океане островке. Пел по-русски, как у себя дома, не боясь быть непонятым.
«А на сердце опять злая вьюга, не смогли уберечь мы друг друга…»
Мне становится страшно, но это не панический страх, это адреналин впрыскивается в каждую клетку, требуя действия. Это хороший приятный страх, который сохранит тебе жизнь, который сдержит безрассудный кураж. Валеры нет рядом, но меня это не волнует. Я справлюсь и один. Ну, где? Кто?
Грохот сваливается на меня сверху карающей грозой.
И я просыпаюсь.
Радио на кухне продолжает сон.
«И из замкнутого круга нам не убежать. И из замкнутого круга нам не убежать!» - поёт долбанный Стас Михайлов.
И гремят крышками кастрюли.
В ужасе закрываю глаза. Я хочу обратно. Я не хочу сюда. Ещё не до конца проснувшийся мозг протестует, но в конце концов осознаёт, что обратного пути нет. За окном ещё серое утро: то ли солнце ещё не встало, то ли опять тучи и мрячка. Лежу, закрыв глаза, и вспоминаю сон, пытаясь оставить в памяти каждую деталь. Пусть останется, пусть сон, но хоть что-то. Хоть что-то разбавит…
Реальность возвращается кусками. Чёрт, нужно идти на работу. На грёбанную работу грёбанным строителем, мазать грёбанные стены грёбанным раствором. Изо дня в день, до конца своих дней.
Оля на кухне. Чёрт, мы вчера поругались. Мы ругаемся ужа чаще, чем не ругаемся. Мы занимаемся любовью, мягко говоря, не так часто, как хотелось бы. Да и не так, как хотелось бы. А когда мы целовались? Та Оля, из сна, не ты ли сейчас на кухне? Ха… А я вчера сам виноват – пришел кривой. Ну, после работы, как полагается, с коллегами по пивку, ну и перебрал. Но это же не повод неделю со мной не разговаривать.
Встаю, и иду на кухню, заранее состроив виноватое выражение лица. Она мет посуду и даже не поворачивается ко мне. Ну, понятно… Но на столе стоит мой завтрак – макароны и сарделька. И на том спасибо, хоть не голодный на работу пойду. А то бывало…
Почистив зубы и умывшись, жую сардельку, а во рту ещё привкус коктейля – оранж кюрасао, миндальный сироп, три вида рома, немного мяты и ещё парочка ингредиентов, которые уже стёрлись из моей памяти. Нужно запомнить вкус, хотя я совсем не уверен, что это вкус коктейля. Может, это смесь перегара и зубной пасты?
Свидетельство о публикации №112032601249