Паутина

               Вожу чернильным кончиком пера по бумаге и медленно, потягивая дым дорогой сигареты, вслушиваюсь в мелодию, играющую где-то далеко в тумане воспоминаний.            
               Запах сандала и горящих свечей, наполнявший  комнату, создаёт странное ощущение, ощущение паутины - тонких ниточек-мыслей, загоняющих в угол и стискивающих крепче рыболовецких сетей. тонкая ловушка медленно прилипает к поверхности сознания, отвергнуть, отторгнуть, оттолкнуть, которую лучше не пытаться - она лишь крепче вонзится в твоё "я"  и с каждой пульсацией будет получать приток новых сил.
               Каждый шаг измеряется мерой весов с большими тяжёлыми чашами, при чём их показатель становится тем точнее, чем дольше в него всматриваешься.
               Фемида, страж честности и справедливости, может быть, ты закрыла глаза, чтобы не видеть живых, тёплых потоков солнца, готовых обрушить любую твердь холодной бесцветной правоты?
               Ну, а в принципе, что есть что? Честнее ли дарить радость каждому, кому можешь её дать или ненавидеть того единственного, которого, казалось, когда-то любила растворяться в кислоте ревности и унижения, но быть рядом, когда уже давно не нужно?
               Зачем называть душу Храмом, если в ней не царит Любовь? Что толку в идолах благодетели, если это только язычество, а не единство. Это половинка, кусочек "не до". Восхищают не мерившие, не делившие, а просто жившие. Но всегда мучает вопрос:"Той ли дорогой идёшь"? "Той ли дорогой идёшь?" - окликнет тебя чей-то голос. И уже давно не оборачиваешься, зная что это внутри.   
               Сигарета потухла. Веки стали слипаться и тянуться друг к другу, словно магниты, и вдруг на грани реальности и сна возникают две женщины из ниоткуда, похожие как две капли воды. Наверное, сёстры. Одна принимает гостей. Одета сдержанно, почти строго. А за столом много мужчин, которые говорят о делах. Её муж с важным видом поддерживает беседу. Женщине ничего не остаётся, как делать вид, что ей интересно. Единственная её функция - следить за порядком, чтобы всё было чинно и благородно. Вся сущность измучена жаждой, жаждой перемен. Но тсс... она сама боится этого внутреннего эха. Всё должно быть чинно и благородно...
               Её фигурка объята лапами большого чёрного паука, сосущего её кровь и целого роя маленьких паучков вокруг. Нет больше ни стола, ни дома, ни почтенных гостей. Только паутина...
               Но где же её сестра? В гранатово-красном платье она смеётся мальчику, который ей почти в сыновья годится. Она его упрекает - он молит глазами, не смеет её просить. Вспышка печали блестула в глазах, и тут же смех, безудержный, беспричинный. Она берёт его за руку и, кружась в танце, они падают в объятия друг друга. Так сладко вместе. А страхи пусть выметаются прочь, время их пиршества ещё не пришло. Она одна, всеми судма и упрекаема, но зато жива. Кровь в её жилах бежит не медленнее, чем двадцать лет назад, когда юной девочкой побежала к Нему, и ни разу не устыдившись своих побегов от здравого смысла, продолжает жить.
                Дверь тихонько скрипнула. И от мимолётного сквозняка по телу побежала слабая дрожь. Мягким пледом укрыли чьи-то руки, и от терпкого запаха любимых мужских духов непроизвольная улыбка коснулась губ. Он не любит моего пристрастия к чернилам и перьям. Но прежде чем вернуться в реальность, осталось одно важное дело: я собралась с силами и столкнула весы, разорвавшие паутину бездны.